***
Начался пожар — жадный, яркий, орущий. Ослепительно тёмный, озверело голодный. Огонь принимал различные формы, изменяясь и разгораясь слишком быстро, чтобы можно было его рассмотреть, и несколько драгоценных секунд Люциус Малфой топтался у кровати, расширив глаза от неверия и шока, потеряв своё обычное хладнокровие и забыв о выдержке. Его математический ум попытался сопоставить то, что он знал, с увиденным. Том каким-то образом завладел волшебной палочкой и применил к Блэку Убивающее заклятие… мальчишка вырвался, и… Обжигающие языки пламени ринулись к нему, и Люциус еле успел наклониться, увернуться от рычащего зверя, пока тот его не спалил. Едва осознавая, что он делает, Люциус побежал. Уголком глаза он видел, как огромная кровать с балдахином, на которой он сидел всего несколько минут назад, развалилась и обратилась в пепел, как ковры взрывались облаками огненной пыли и искр, как пламя и едкий дым поднимались к потолку. Он понятия не имел, куда делся Блэк и что стало с мальчишкой. В тот момент у него осталась одна мысль: убраться отсюда поскорее. Пламя уничтожало всё на своём пути и росло, словно пожирая всё уничтоженное; Люциус сделал последний рывок, кинулся за дверь и закрыл её за собой, прежде чем огненный дракон успел поглотить его заживо. На мгновение шум прекратился, суматоха затихла, и Люциус стал бешено опечатывать комнату всеми известными ему чарами, но в глубине души он понимал, что ни его магия, ни массивная дверь не остановят это чудище. Вероятно, это было вовсе невозможно. Как только ему в голову пришла эта мысль, дверь задрожала, словно по ней ударили чем-то большим и тяжёлым. Трясясь, Люциус отошёл назад. Его дрожащие пальцы коснулись опаленных кончиков волос, пока его мозг в спешке искал объяснение происходящему, а лучше — выход из положения. Заклятие, темномагический артефакт — что поможет ему в борьбе с монстром, выпущенном в самом центре его дома? Как… откуда он взялся? Дверь снова пошатнулась от удара, и Люциус, ужаснувшись, заметил на её закалённой высокоустойчивой поверхности трещину. Он неосознанно отошёл ещё на пару шагов назад. Тогда-то рядом с ним и возникло бледное видение Тома Реддла. Глаза Тома округлились и горели сумасшествием. — Неси дневник! — прошипел он приказным тоном. На его красивом лице появилось уродливое выражение. Секунду Люциус не мог вспомнить, о чём он вообще говорит. — Быстрее! — истерично провизжал призрак. — Чего ты, во имя Салазара, ждёшь? Возможно, дело было в явной утрате привидением его бывшего господина своего хладнокровия, возможно, помог новый удар в дверь, после которого в коридор посыпались горящие щепки, но ждать Люциус, действительно, не стал. Он побежал вперёд по коридору, бешено думая, что и как спасать. И вдруг дверь взорвалась, и коридор загорелся, а к нему ринулась голова рычащего огнегривого льва с глазами из сверкающего янтаря. Люциус уже ощущал шеей его жар, чувствовал запах опаленной одежды и жжёных волос, когда наконец достиг своей цели — ещё одной двери, которой он мог отгородиться. К несчастью, на сей раз он оказался в комнате, в ловушке без выхода. Люциус слишком паниковал, чтобы чувствовать страх, был слишком шокирован, чтобы проанализировать ситуацию, но какой-то природный инстинкт, шестое чувство, повёл его в сторону этой спальни, заставив пожертвовать всем остальным. Он уже спешил к кровати с тёмно-зелёным покрывалом у противоположной стены, когда бледное видение Тёмного Лорда снова встало у него на пути. Оно больше не напоминало красавца-подростка. Его глаза светились красным, его волосы и одежда растрепались, а его губы были искривлены в жестокой, злобной насмешке. — Думаешь, от меня можно сбежать? Думаешь, меня можно предать? — выплюнул он. — Если ты думаешь, что спасёшь этим своего мальчишку, ты ошибаешься. Я им завладел, и я не отпущу его. Я заберу его с собой, умирая! Взгляд Люциуса метнулся к бледному лицу маленького мальчика, мраморной статуей лежавшего в постели. И вдруг глаза ребёнка открылись, и Люциус еле подавил в себе стон отчаяния, увидев в глазах сына ту же красноту. Драко сел — нет, село тело Драко — улыбаясь отцу улыбкой падшего ангела. — Принеси. Мне. Дневник, — ужасным голосом прошептал он. Его сын выглядел тряпичной куклой. Тело медленно встало с кровати и подошло ближе. — Мордред, да чего ты от меня хочешь? — вскричал Люциус, теперь не только встревоженный, но и перепуганный. — Ты не заметил, что дом горит?! — Тогда побыстрее! — прошипели уста Драко. Тогда комната снова содрогнулась: снаружи воцарился ад. Дверь затрещала, по стенам паутиной расползались копчёные пятна. — Ты спятил! — зашептал Люциус. — Это самоубийство. Тетрадь лежала в соседней комнате… я её не найду! — Мне плевать, как ты это сделаешь. Используй камин! Или, может, ты хочешь, чтобы милый малыш Драко сам принёс её мне? — Нет! — Люциус шагнул вперёд, становясь между Драко и камином. Взгляд мальчика пылал безумием. — Это тело моё, и я могу делать с ним всё, что захочу, пока ты не… И вдруг Драко закричал. В жилах Люциуса застыла кровь. Маленькие бледные ручонки сына потянулись к нему, пытаясь впиться в него ногтями, а глаза уставились на Люциуса, умоляя его. Он не мог пошевелиться, мог лишь смотреть с неприкрытым ужасом, как тело его сына упало и забилось в конвульсиях, словно что-то пыталось из него вылезти. А после Драко замер. Рядом с ним стояло полупрозрачное видение Тома Реддла и с шокированным неверием переводило взгляд от Люциуса к лежащему телу. И вдруг оно посмотрело на собственные руки. Белую кожу рук покрывали полупрозрачные ожоги. Когда подросток вновь поднял голову, Люциус увидел их и на его лице. То было ужасное зрелище: плоть начала отваливаться от костей заживо, пока видение не превратилось в кучку пепла на полу, а та не начала рассеиваться дымом. Люциус моргнул. И тогда, когда дверь взорвалась и вспыхнула огнём, он взял своего сына на руки и выпрыгнул из окна с поспешно брошенным Смягчающим заклятием на устах.***
Джеймс смотрел на него с любящей улыбкой на лице, подняв брови. — Что ты делаешь, Бродяга? Они лежали в поле в нескольких милях от Годриковой Впадины, и солнце последних дней сентября согревало их уставшие после гонки на мётлах конечности. Трава под ними отчётливо пахла сеном и окончанием лета. Сириус на секунду перестал крутиться вокруг маленького существа, которое они взяли с собой, поправлять ему пелёнки и одеяльце и поднял взгляд на друга. — Я защищаю своего крестника от опасных жуков и злых лучей солнца. Ты же в курсе, что младенцам вредно много солнца, верно? — Конечно, — расплылась широкая улыбка по загорелому лицу Джеймса. — Но я не заметил, когда ты успел так прокачаться в заботе о детях. — Я ответственный крёстный, Сохатый, — ответил Сириус, подняв тонкую чёрную бровь. — За кого ты меня принимаешь? — Близок к тому, чтобы принять тебя за Мэри Поппинс, — хохотнул Джеймс, вытягиваясь рядом с другом в траве. — И вовсе я не похож на Мэри! — проворчал Сириус. — Летать на зонтике? Смешно! Право, маггловские сказки так нелепы… — Она хотя бы кости себе не ломает. Я за тебя волнуюсь, Бродяга. — Почему? — нахмурился Сириус. — Ты бываешь очень беспечным. И никогда не беспокоишься о собственной безопасности. — Неправда. Я очень люблю все свои конечности и внутренние органы. Просто некоторые вещи для меня важнее. — Может быть, — кивнул Джеймс, лениво жуя травинку. — И всё-таки пообещай мне, что будешь осторожен. У него есть только ты. — Ты о чём? — спросил Сириус с лёгким недоумением. Но Джеймс не ответил.***
Если до этого у Ремуса и были сомнения, что в поместье Малфоев происходит что-то ужасное, их развеял тот факт, что двери поддались лёгкому нажатию его руки — даже свои стаканы волшебники защищали лучше. То, что случилось здесь, серьёзно повредило защитные чары или в целом магический фон поблизости. Ремус не был уверен, что хочет попытаться представить себе, какой силы колдовство на это способно, но распахнул двери, не задерживаясь, и проскользнул внутрь с колотящимся сердцем. Помпезный и великолепный при обычных обстоятельствах вестибюль был мрачный и зловещий. Особняк словно опустел, но совсем недавно. Ремус ступал аккуратно, почти не издавая звуков, но любой шум в огромном коридоре отражался от стен эхом и многократно увеличивался, лишь укрепляя ощущение, что кто-то за его спиной за ним наблюдает. Минуты казались часами, и Ремус не выдержал. — Извините? Здесь кто-нибудь есть? — раздался его вопрос в темноте. — Дверь была не заперта, — между прочим, не так уж и далеко от правды. Секунду ничего не происходило, и, как только Ремус решил, что ощущение чужого взгляда на нём ему показалось, откуда-то из-за его левого локтя прозвучал голос. — Вам не стоит здесь находиться, — пропищал он. Ремус резко обернулся; его сердце чуть не выпрыгнуло из груди, пытаясь убежать, чего не могли или не хотели сделать его ноги. Его взгляд бешено заметался по темноте вокруг. Но никого рядом не было. — К-кто вы? — неуверенно прошептал он. — Где… — Я есть никто, сэр, — пискнул голос. — И всё же вы здесь и говорите со мной… — Добби нельзя, — очень неуверенно, ещё более издалека произнёс голос. — Но Добби не хочет, чтобы пострадал ещё кто-то. — Ещё кто-то? — сглотнул Ремус. — Кто-то… уже пострадал? Пожалуйста… — он заколебался, а после решил, что терять ему нечего. — Я ищу своих друзей… — Добби нельзя говорить. Это запрещено. — Вы знаете, где они? Мои друзья… колдун и маленький мальчик. Его зовут Гарри. — Добби нельзя, — снова пропищал голос встревоженно и неуверенно. — Тогда мне придётся найти их самому, — решительно объявил Ремус. — Нет! Сэру нельзя. Сэру надо уходить. Здесь опасно, смертельно опасно. Сэру нельзя наверх! — Значит, они там? — резко спросил Ремус. — В этом доме есть подземелье, — ответил голос, немного помолчав. — Там есть узник. Но сэру и туда нельзя ходить. Это слишком опасно. Оно скоро будет повсюду. Добби не хочет… — Чего? Чего ты не хочешь?.. Добби?.. Но на этот раз ему не ответили. Всю жизнь Ремус был очень осторожен. Он не был из тех, кто не обращает внимания на предупреждения. Но здесь и сейчас он чувствовал, что наконец почти добрался до цели, и знал, что больше не сможет оставить своих родных. Впервые в жизни он, наверное, понял, почему Сириус всегда без колебаний рвётся в пекло, готовый пожертвовать жизнью ради любимых людей. Потому что уйти невозможно. Он зашёл в клетку с тиграми, и его до сих пор покалывала бесконтрольная магия в воздухе. Все его инстинкты, как звериные, так и человеческие, кричали об опасности. Но какое бы зло ни поджидало его в этом доме, Ремуса не заботили шансы на победу, если в его дьявольских лапах были Гарри с Сириусом. Ремус был готов бороться до конца. Теперь здесь появился шум: зловещий скрип, стоны — словно разваливался сам дом, и волоски на шее Ремуса встали дыбом. Внизу не было ни следа огня или дыма, и на мгновение он задумался, не выдумал ли он того огненного зверя, но рациональное мышление подсказывало ему, что тот был реальным. Он осмотрелся, не зная, откуда начинать поиски. Добби сказал, что ему не следует ходить наверх и что в подземелье узник. Оба утверждения могли вести в ловушку, но что-то подсказывало ему, что предупреждения были искренни. По крайней мере, чем не точка отправления — подземелье? Ремус ускорил шаг, переходя от одной тени к другой, проходя мимо холодных опустевших комнат с палочкой наготове, но нашёл лишь одну лестницу в винный погреб. Всё-таки Люциус Малфой был осторожным волшебником и хорошо прятал всё, что нужно было скрыть. Тогда Ремус прижался к деревянным панелям на стенах, выискивая какую-нибудь потайную дверь, но вскоре посчитал это занятие бесплодным и прекратил. Интуиция подсказывала ему, что время на исходе, поэтому он вернулся обратно в вестибюль и взглянул на огромную мраморную лестницу. Она же подсказывала, что опасность именно там, и, вероятно, это значило, что туда ему и следует направиться. На лестнице спрятаться было негде, поэтому Ремус быстро взбежал по ступенькам и обнаружил длинный коридор с поворотом налево в конце. Сделав глубокий вдох, Ремус проследовал по нему, вскоре осознав, что чем ближе он к повороту, тем отчётливее пахнет дымом. Дойдя до него, он заколебался, но лишь на мгновение. Затем, направив волшебную палочку вперёд, он повернул голову и осмотрелся. Его нервы напряглись до предела. Коридор горел. Не успел он и обернуться, как что-то похожее на горящую голову вдруг обратилось к нему. Сверкающие пламенем глаза нашли его взглядом, и огонь взревел. Огненный шар полетел к нему по коридору. Ремус отшатнулся и лишь через несколько секунд осознал, что это кто-то схватил его за руку и потащил назад, туда, откуда он пришёл.***
— Чёрт, почему так жарко? Сентябрь на дворе. Давно должно было похолодать. — Потому что ты на солнце. Иди в тенёк, — ответил Джеймс и улыбнулся Сириусу, что, впрочем, не скрыло тревоги в его глазах. — Я не могу, — закатил глаза Сириус. Разве не очевидно? — Там лежит Гарри. — Он по-прежнему был свёрнут калачиком вокруг малыша, укрывая того от солнца. Джеймс только грустно кивнул ему, и Сириус нахмурился. Он достал палочку и помахал ей, пробормотав Охлаждающее заклятие. На них повеял лёгкий освежающий ветерок. — Знаешь, лучше не перенапрягай её, — пробормотал Джеймс, не глядя на него. — В смысле? Кого? — Свою магию. — Да чего ты! — хохотнул Сириус и вдруг закашлялся. — Чувствуешь? — спросил он, оглядываясь. — Палёным пахнет… Джеймс кивнул и указал пальцем на клубы дыма, которые поднимались из-за полосы деревьев неподалёку. — Может, фермер какой-нибудь листья сжигает, — неуверенно предположил Сириус. — Ещё слишком рано. — Какие ещё могут быть варианты? — чуть насмешливо спросил Сириус. — Даже у Пожирателей сегодня выходной. Они бы под своими чёрными мантиями да в масках потом провоняли, — ухмыльнулся он. — Зло и опасность всегда начеку, а иногда они прячутся внутри нас самих, — зловеще произнёс Джеймс. — Да что ты несёшь, во имя Годрика? — с раздражённым смешком вопросил Сириус. — Остановись. Тебе пора обратно. Сириус нахмурился ещё сильнее, но неуверенно поднял взгляд на клубы дыма и закусил губу. — Да, наверное, пора возвращаться в Годрикову Впадину… — Ты думаешь, что там находишься? Сириус удивлённо обернулся, услышав, что голос Джеймса отдалился. Он увидел друга посреди поля. Деревья за его спиной пылали, а небо было окрашено в неестественно-оранжевый цвет, словно горел весь мир. Сириус резко потерял уверенность, что Годрикова Впадина лежит за этим холмом. Он потянулся к мётлам, но те исчезли. В траве остался лишь лежащий на одеяле Гарри. Малыш заплакал. — Остановись, Сириус. Оно приближается. Оно бесконтрольно. — Тогда пошли домой! — крикнул Сириус. Теперь он серьёзно запаниковал. — Дальше тебе нельзя, — помотал головой Джеймс. — Ты уже едва не зашёл слишком далеко. Но ещё можно остановиться. Позволь им помочь тебе, Сириус. — Я должен заботиться о Гарри! — Сириус взял на руки маленького мальчика, прижал его к груди. — Ты не справишься со всем в одиночку, Сириус. Некоторые явления слишком сильны даже для тебя. Пытаясь их одолеть, ты можешь однажды не вернуться. Что тогда будет с Гарри? — Я обязан его защищать… — прошептал Сириус. — Ты защитишь его. Ты всегда это делаешь. Я никогда не сомневался в тебе. Но ты будешь нужен миру, когда всё наконец закончится. Пора остановиться. — Я не знаю, как. — Просто расслабься и дай им закончить. — Не могу. Что, если он там? — Его там нет. Доверься мне, Бродяга. Ты ведь доверяешь мне, правда? — Всегда доверял, — печально улыбнулся Сириус, подняв взгляд на лучшего друга. — И никогда не перестану. Джеймс улыбнулся ему в ответ с той же грустью в глазах. И Сириус остановился.***
— Что ты… Ремус упирался, пытаясь выбраться из на удивление сильного захвата волшебника, который тянул его по коридору к лестнице. — Не стоит благодарности, Люпин. Лично мне плевать на степень прожаренности твоей задницы. Но старикан к тебе отчего-то привязан и попросил меня спасти твою блохастую шкуру. Буду очень рад, если ты не станешь сейчас мутить воду ещё больше. — Что ты несёшь? — прорычал Ремус. — Мы должны найти Сириуса и Гарри! Взгляд чёрных как уголь глаз пронзил его, и на бледном лице Северуса Снейпа проступило знакомое высокомерное выражение — насмешка. — Если ты не заметил, Люпин, то в этом доме пожар. Если точнее — Адское пламя, и Альбус пока от него не избавился. Если здесь была твоя драгоценная шавка, — кивнул он грязной головой в направлении, откуда они пришли, — вернёшься потом за его костями. Эти слова, брошенные на ветер, и навеянные ими мысли сломили его. Что-то внутри Ремуса взвыло; если изумлённое выражение лица Снейпа о чём-то говорило, то его отчаянный стон таки вырвался из горла и отразился эхом от стен. Смесь страха и брезгливости проявилась в чертах второго мага, но его хватка лишь усилилась. Он толкнул Ремуса вперёд себя, и тот налетел на стену. Но чаша терпения Ремуса переполнилась. Инстинкты взяли своё, и в его голове осталась лишь одна мысль: «Найди и защити свою стаю». Ни один из них не понял, как это случилось, но правый кулак Ремуса с громким хрустом врезался в большой нос профессора зельеварения. Снейп отшатнулся назад, сжимая свой несчастный нос. Колдун достал свою палочку всего через мгновение и направил её на дрожавшего мага. Тотчас же Ремус почувствовал, как что-то на его лице остро закололо. Из пореза на его левой щеке полилась кровь. — Собираешься сгореть заживо — добро пожаловать! — прошипел Снейп. — Но если ты ещё хоть раз нападёшь на меня, тварь, я вскрою тебе брюхо! Ремус, как всегда, проникся к себе ненавистью и отвращением, но в этот раз не обратил на них внимания, зарубил на корню стыд и унижение. Он никому не даст стыдить себя за то, кем он является и что чувствует. И он обязан был защитить свою стаю. Он повернулся обратно к тому аду, куда вело его шестое чувство. Снейп уставился на него со смесью неверия, презрения и чего-то ещё, что Ремус не мог назвать — мог лишь сказать, что это нелепо напоминает зависть. И вдруг из-за угла вырвались огненные звери, возможно, привлечённые всплеском магии неподалёку. Краем глаза он заметил, как поспешно спускался по лестнице, удаляясь, зельевар в чёрной мантии. Дорогой ковёр за убегающими ногами пожирало пламя. Горящие глаза остановились на нём. Ремус был хорош в защите от тёмных искусств. В Хогвартсе это был его любимый предмет, в котором он нередко даже превосходил Джеймса и Сириуса. После этого он сражался на войне и зарабатывал себе на жизнь тем, что писал советы по самозащите для волшебного общества. Практику Ремус любил не меньше теории, поэтому Щитовые чары, которые он наложил, были невероятно сильны, но столкновение всё равно отбросило его на пол. Лёжа на спине и подняв перед собой палочку, он смотрел в глаза пламени через защитный слой. Вокруг него превращались в пепел гобелены, шторы и картины. Даже пол под ним, казалось, плавился. А его щит всё держался. Пламя выглядело так, словно замерло от любопытства. Оно желало его поглотить, но не убивало. Ремус покрылся потом и чувствовал себя так, словно вечность валяется на этом полу, окружённый невозможной яростью, ненавистью, злобой. И вдруг огонь заревел, закружился; языки пламени помчались друг за другом, кидаясь на самих себя, и с яростным воплем взорвались дождём искр. А после они исчезли. Долгие мгновения Ремус неподвижно лежал, не смея опускать дрожащую руку с палочкой. Воцарившаяся тишина оглушала. Пепел снегом сыпался вокруг. Стены, всего несколько минут назад отражавшие богатство и роскошь, обуглились. Так, должно быть, выглядел ад, когда у чертей случался выходной. Ремус пытался не вспоминать маггловские выражения о дохлых номерах*. На состояние цифр ему было всё равно, но кое-что — живые люди — вряд ли бы осталось прежним в этой огненной буре. …за его костями. Жестокие слова Снейпа эхом отзывались у него в уме. Ноги Ремуса тряслись, словно не могли вспомнить своё предназначение, и всё же он поднялся через боль и дрожь. Выхода не было. Времени тоже. Он осознавал, думал, мог сделать лишь одно — пойти и найти, найти всё, что уцелело.***
Он моргнул, но мир вокруг был чёрным и проясняться отказывался. Ему казалось, что он летит, но тело было таким тяжёлым, словно его целиком отлили из свинца. Он не помнил, что произошло. Были лишь смутные осколки воспоминаний о невозможном страхе и невозможной решимости. Вроде бы с ним был Джеймс. Куда он делся? Что-то маленькое и тёплое прижималось к нему. Оно его успокаивало. Оно было живое и защищённое. Сириус обрадовался. Он не знал, почему, но был уверен, что только это имеет значение. Можно было наконец уснуть.***
Комната, если её по-прежнему можно было назвать таковой, выглядела так, словно посреди неё взорвалась атомная бомба. Никакая мебель не сохранилась. Вместо окна была обугленная дыра. Даже стены, казалось, согнулись от жара и колдовства. Древние камни, насквозь пропитанные чарами, растрескались и оплавились. А посреди этого… Нет, не кости. Тело осталось целым. Не обуглилось, как всё вокруг, лишь покраснело. Раздался всхлип умирающего, и Ремус не сразу понял, что его издал он сам. Сириус… Труп Сириуса лежал в позе эмбриона посреди чёрной пыли, некогда бывшей частью пола, как раз в том месте, которое казалось почти нетронутым. Он был повёрнут к Ремусу спиной, и его ноги покрывало что-то грязно-серое — Ремус не видел, остатки одежды это или пепел. Но верхняя половина его тела была обнажена, и кожа на его спине, на руках, на босых ногах была… красная и в волдырях. Ремус проковылял вперёд, ничего не видя сквозь жгучую пелену слёз. Ком в горле мешал ему вдохнуть. Сириус… Его колени встретились с полом. Он невесомо и неуверенно протянул к трупу руки, боясь, что тело обратится в пыль, если он до него дотронется. Но оно было горячим. Неужели?.. Ремус не стал тешить себя ложной надеждой и зарубил её на корню. Чёрные волосы Сириуса частично сгорели, но остались достаточно длинными, чтобы закрыть ему лицо, закрыть… Ремус наклонился вперёд — и из его уст снова вырвался крик. Там, у Сириуса в объятиях, близко-близко к нему и наполовину под ним, лежало другое, более маленькое тело. Гарри. Горькие дрожащие всхлипы заполнили тишину в аду. Он не смог. Он снова не справился и потерял всё, что у него оставалось. Горе было бесконечное и всепоглощающее. Мир внезапно стал слишком огромным и пустым, чтобы быть совместимым с жизнью, и слишком маленьким даже для единого вдоха. Он дотронулся кончиками пальцев до опаленных чёрных волос человека, чьё место в своём сердце он так и не успел определить. Человека, которого он потерял, так и не узнав, насколько они могли быть близки. И правда, всегда бывшая на периферии его сознания, внезапно стала очевидна. Кончики пальцев замерли: он боялся убрать волосы с лица мужчины, боялся того, что мог увидеть. Он перевёл пальцы на растрёпанные волосы Гарри. Мальчика, которого он так желал защитить. Который завоевал сердце Ремуса так быстро и так легко, что даже напугал его. Он должен был уберечь этого ребёнка от всего произошедшего, ребёнка, который никогда не должен был увидеть столько зла и… Тельце пошевелилось. Ремус замер и потрясённо смотрел, как маленькая голова повернулась к нему. И тогда Гарри моргнул своими невозможно зелёными глазами, немного сонными, но полными прежней жизненной энергии, и что-то горячее взорвалось в груди Ремуса, причинив ему боль. — Гарри, — не дыхание — короткие урывки. — Гарри. О, Гарри… Гарри, Гарри, Гарри… Руки потянулись, вцепились в нежное тёплое тельце, схватили, прижали, обняли, и Ремус почувствовал его запах… Маленькие ручонки на его плечах. Тёплое дыхание на его шее. И робкий шёпот, вопрос, полный жажды и страха: — Сириус?.. И Ремус прижал Гарри к себе покрепче, дрожа от мучительных всхлипов, цепляясь за маленького ребёнка, пока сам он раскачивался в извечной манере потерянных и отчаявшихся. Гарри напрягся, впился ногтями в Ремуса, словно когти отрастив, но тот был почти рад боли. Цепляясь за мальчика, он раскачивался всё сильнее. — Прости, прости, прости, — бормотал он, словно эта мантра могла как-то изменить свершившееся. Обнимая одной рукой мальчика, он протянул вторую к обожжённому плечу, всё такому же горячему. И тогда у него снесло крышу, и он бросился на труп друга, плача, приподнимая и сжимая его в объятиях, одной рукой притягивая к себе Гарри, второй — неподвижное тело Сириуса. Он не знал, сколько времени уже прошло, когда сквозь его непрестанные рыдания и шум в ушах пробился голос: — Ремус. Ремус, отпусти его. Ремус несогласно помотал головой. Он не хотел. Не мог. Когда он его отпустит, это станет правдой, и Сириус будет мёртв, а он… — Ему нужно в больницу. Морг, и саван, и ледяная-ледяная тишина смерти, нет, нет, он не отдаст им Сириуса, он не позволит ему… Рука на его плече. Мягко трясёт. Сквозь пелену слёз он медленно сфокусировался на чужом лице. — Ремус, он не погиб. Не погиб. Не погиб. Не погиб? Что?.. Как?.. Сухие руки на его собственных. Осторожные пальцы разжимают его хватку. Но Ремус не поддаётся. Не погиб. Слова ударили его и вызвали чувство даже более ошеломляющее, чем эта тоска. Надежду. Надежду столь огромную и всеобъемлющую, что его сердце едва не взрывалось. Болезненную, пугающую, великолепную. — Он… — совсем как мёртвый. — Он все свои силы бросил на защиту Гарри. Он вызвал Адское пламя, хотя я пока не знаю, зачем. Его магия пострадала. Его телу пока не хватает энергии на то, чтобы очнуться. — Но он… — жив… — Да. Но мы должны доставить его в Мунго. И юного Гарри тоже следует. Ремус нашёл взглядом мальчика, что встал рядом с ним на колени и глядел на своего крёстного. Пальцы одной из маленьких ручонок робко гладили грудь Сириуса, белоснежная кожа которой резко контрастировала с агрессивной краснотой на его спине и руках. Зелёные глаза обливались слезами и сверкали эмоциями, все из которых Ремус мог назвать по имени, поскольку они совпадали с его собственными. Надежда. Страх. Желание. Любовь. Он протянул руку и погладил Гарри по голове. — Он… он будет в порядке, Гарри, — тихо выдавил из себя он, глядя на Альбуса в ожидании поддержки. — Обязательно, — подтвердил тот. А кто он такой, чтобы сомневаться в Альбусе Дамблдоре, правда?***
В такое позднее время длинный белый коридор был совсем пуст, но маленький мальчик в носочках всё равно осторожно крался по углам, пытаясь шуметь как можно меньше. Всё же осторожность никогда не помешает. Гарри знал, что ему надо спать в своей палате, а не ходить ночью, тем более по этому коридору. Но он весь день не видел Сириуса и не смог не ослушаться. Наконец он подошёл к двери в самом конце коридора, тихо дёрнул за ручку и проскользнул внутрь. Зрелище, увиденное Гарри, принесло ему головокружительное облегчение. Его крёстный лежал в единственной постели в палате под мягким одеялом, волосы были убраны с его лица, а грудь медленно вздымалась и опускалась во сне. Медсёстры сказали Гарри, что крёстного нельзя беспокоить: ему нужен отдых. Но Гарри никого не собирался беспокоить. Он только хотел его увидеть. Хотел побыть с ним. Он медленно подкрался к кровати. Сириус не шевелился, но на щеках его играл румянец, и, хотя всё его туловище было в повязках, на руках крёстного кожа не пострадала, лишь покраснела. Мгновение Гарри просто неуверенно мялся у постели. До утра ещё было далеко, а он очень устал. Ему и так пришлось приложить огромные усилия, чтобы дождаться, пока в больнице станет достаточно тихо, и выбраться из палаты, не заснув. Но заставить себя уйти он тоже не мог. Заметив на прикроватном стуле запасное пушистое голубое одеяло, Гарри схватил его и залез в постель крёстного. Кровать была немного узкой, но ему хватило места, чтобы удобно устроиться между Сириусом и его левой рукой, которая лежала на одеяле. Уткнувшись лицом в грудь Сириуса, Гарри натянул на себя голубое одеяло и обнял волшебника. Мальчик глубоко вдохнул аромат лекарственных трав, мыла и чего-то ещё — так пах только его крёстный. Уже задремав, он почувствовал, как передвинулась чужая рука, легла ему на спину и плечо и крепче прижала его к надёжной, хорошо знакомой теплоте тела Сириуса. Едва слышно выдохнув, Гарри впервые за целую вечность расслабился. Наконец он был там, где ему самое место.