***
В следующий раз он пришёл в сознание уже на земле. Осколком корабля его выбросило на берег, на пустую бескрайнюю плоскость. Он осмотрелся, но ничего не уловил взглядом. Он шагнул, а после шагнул ещё раз, а потом просто продолжил идти, не зная и мало заботясь, изменится ли что-то от этого.***
Фойе больницы имени святого Мунго от Выкрутасов Волшебства гудело, как пчелиный рой. Восторженные журналисты пытались поймать суровых на вид работников министерства, уставших заморенных целителей или хотя бы растерянных пациентов, чтобы расспросить их по поводу фантастической, невероятной новости: бывший убийца-безумец Сириус Блэк, недавно оправданный и, вероятно, сбежавший и/или похищенный, по последним сведениям, спаливший особняк члена Визенгамота чёрной магией, лежит в больнице с неизвестными травмами. Новость о том, что найден Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил, едва попала на первую страницу, но и об этом неугомонные слухи ходили адским пламенем. Когда здесь появился Альбус Дамблдор и провёл шокированную рыжеволосую чету через толпу, гул голосов, вспышки камер и царапание прытко-пишущих перьев только усилились, но директор Хогвартса прошёл по коридору, не уделив этому и толики внимания, и исчез за толстыми дубовыми дверями, которые всегда были проницаемы лишь для работников Мунго и одобренных (возможно, самим Дамблдором) посетителей. Точных фактов было до ужаса мало. Все знали, что Сириуса Блэка привезли в Мунго вчера ранним вечером, предположительно, в тяжёлом состоянии, но никто не был в курсе, какие травмы получил мужчина и каким образом. Также все знали, что Гарри Поттер был с ним и до сих пор оставался в одном из отдалённых отделений больницы, которое вследствие возникших обстоятельств освободили от всех остальных пациентов. По слухам, мальчик физически не пострадал, только очень устал и пережил сильное потрясение, причины которого, опять-таки, никто достоверно не знал. Всё это взбудоражило общественность и быстро подсказало ей альтернативный вариант: если точно ничего не известно, можно распускать сплетни. За непроницаемыми двойными дверями звуки превращались в тихий шёпот, осторожные шаги и молчаливые взгляды. После беспорядка снаружи это также могло шокировать, но Молли Уизли была слишком напряжена, чтобы обратить на это внимание. Её взгляд был прикован к длинным белоснежным волосам, спадавшим на ровную спину внушительного мага перед ней. Она пыталась перестать волноваться, глядя на его спокойствие, пыталась напустить на себя хоть лёгкое подобие его уверенности. У неё в голове не укладывалось, что со дня суда и похищения Гарри прошло немногим больше двух дней. Они казались ей вечностью ледяного страха, выдавленных улыбок, ужасных кошмаров, поразивших её материнский разум. Даже более обескураживающим был тот факт, что рядом с её невозможным страхом за Гарри стояла тяжёлая и раздражающая тревога за человека, который ей никогда даже в мыслях не нравился, которого она последние несколько лет ненавидела со злобой, что теперь казалась ей постыдной. Как ни странно, там, где более чем логичные аргументы Альбуса и её мужа оказались бессильны, где даже непоколебимая верность Гарри не покорила её, всё изменил один лишь взгляд в душу Сириуса Блэка. Молли увидела его своим сердцем, которое плакало, пока она смотрела на юношу в моменты тоскливого отчаяния и невероятной радости. Этот юноша давно уже стал мужчиной, но новое желание его защитить не покидало её. Альбус сообщил им с Артуром, что Гарри в целом в порядке, просто очень устал. Но он также рассказал им, что причина этому — Сириус, который спас его, защитил его, закрыл собой физически и магически, едва не погибнув при этом. Гарри был в порядке, хотя ей нужно было убедиться в этом собственными глазами, но Сириус точно не был. И Молли, к своему немалому удивлению, осознала, что камень с её плеч отнюдь не упал.***
Он шёл несколько эпох или несколько минут, пока не увидел горизонт. Чуть позже он осознал, что на горизонте виднелась стена. С каждым его шагом стена становилась всё выше и выше, пока он наконец не различил ворота, перед которыми стоял силуэт в капюшоне, чего-то ожидая и наблюдая за ним.***
— Где я? — сорвался с его уст удивительный звук, и он впервые что-то услышал. — А где, по-твоему, ты находишься? — раздалось из-под капюшона человека, не показавшего своё лицо. — Если бы я знал, я бы не спрашивал, — ответил он раздражённо. Это чувство поразительно подняло ему настроение. — Помнишь, что произошло? — продолжила фигура, не обращая внимания. — Когда? — Перед тем, как ты оказался здесь. — Я шёл, — помедлил он с ответом. — А до этого? — Я… Я не знаю. — Ты должен вспомнить, что ты здесь делаешь, — объяснила фигура, — как ты сюда попал и кто ты такой. Иначе ты не сможешь вернуться. — Куда вернуться? — спросил он беспомощно. — Туда, где ты нужен, — загадочно ответила та. Он хотел закатить глаза, отвесить саркастичный комментарий, высказать своё нелестное мнение, но фигура, при всей своей нелепой загадочности, казалась знакомой, её голос успокаивал его, а её слова… были правдивы. — Пойдём со мной, — протянулась к нему рука в пригласительном жесте. Заколебавшись в последний раз, он послушно пошёл следом. — Куда мы идём? — спросил он. Человек в капюшоне обернулся и поднял руки. — Я хочу тебе кое-что показать. Тяжёлые ворота в стене перед ними со скрипом застонали, но наконец открылись будто по собственному велению. Бледная рука снова протянулась к нему, человек прошёл в ворота, и ему ничего не оставалось, как пойти за ним. Створки закрылись за ними, и он встревоженно осмотрелся. Зрелище, представшее перед ним, повергло его в боль и отчаяние, которое осталось под кожей, заполнило его, душило его. Пейзаж вокруг был… мёртв. Серо-коричневая земля пустыни под ногами шла трещинами. Голые деревья тянулись почерневшими ветвями к туманному серому небу. Здесь стояло озеро, почти высохшее, вода на дне которого превратилась в грязную лужу. А хуже всего было то, что он видел и чувствовал: когда-то здесь было очень красиво, когда-то это место было полно жизни и света. — Что это? — спросил он. Его грудь сдавило что-то очень холодное. — Твоя жизненная энергия. Твоя магия. Твоя душа. Это шокировало его не так, как должно было. Он уже это откуда-то знал. Он начал рассматривать окрестности, пытаясь оценить их вид. — Тогда… получается, я умер? — Это пока не определено. Зависит от тебя. — Что именно? — Позволишь ли ты себе не только быть нужным, но и нуждаться в ком-то. Поймёшь ли ты, что твоя ценность не измеряется твоим самопожертвованием. — Ты умеешь говорить не загадками? Человек вздохнул, но вздох этот показался… любящим. — Ты истощил свою магию. Ты отдал всю свою энергию. Ты принёс себя в жертву. Твоя жизнь пока цепляется за какую-то ниточку, но времени осталось мало. С этими словами человек снял капюшон, и он увидел встрёпанные чёрные волосы и добрые карие глаза за круглыми очками. — Помнишь меня? И Сириус вспомнил. Он вспомнил усмешку на этих губах, ветер в этих чёрных волосах, радость жизни в этих глазах. Он вспомнил, как они смотрели на него, пустые, бессмысленные, мёртвые. — Да, помню, — прошептал Сириус, отходя назад, прячась от боли, которая, как всегда, нагнала его вновь. — Помню, как подвёл тебя. — Ничего подобного, — отрезал Джеймс. — Я не смог тебя спасти. — Да, не смог. Ты не для этого создан. — А это что значит? — снова беспомощно спросил Сириус. — Это значит, что я не за это люблю тебя. Позднее он сидел на берегу почти пустого озера, жонглируя несколькими белыми и серыми камушками, которые лежали на берегу. Он был уверен, что раньше их здесь не было. Не было и сорной травы на склоне холма, склонявшейся от ветра — слабого признака жизни в его душе-пустыне. — Так что ты имел в виду? — спросил он, когда молчание слишком затянулось. — Не стоило мне и пытаться? Все усилия были обречены на провал, и я только зря старался? — поднял он взгляд на покойного друга, не скрывая обиды в голосе. — Нет, придурок, — ответил Джеймс, опустившись на землю рядом с ним. — Я напоминаю тебе, что мы братья. А братья должны защищать друг друга. Но твоё самопожертвование раздулось до небес, — он на мгновение замолк. — Однажды тебе пришлось бы решить, останешься ты лишь жертвой или искренне позволишь кому-то помочь тебе. Время пришло, Бродяга. — Ты о чём? Джеймс взмахнул рукой, и в мутной воде перед ними начали появляться изображения, сливаясь друг с другом. Сириус, объясняющий свой план: обмануть всех, сказав, что он Хранитель Тайны Поттеров. Сириус, пытающийся выбежать за дверь, чтобы вернуться в Азкабан до полнолуния. Сириус, пробравшийся на слёт Пожирателей Смерти, чтобы узнать участь брата. Сириус, подписывающий «чистосердечное признание». Горящий Сириус. Когда изображения кончились, Сириус упрямо поднял взгляд на погибшего друга. — Я всё ещё не понимаю, что плохого в том, чтобы пытаться защитить любимых людей любой ценой. Разве не так и должно быть? — А кто защитит тебя, Сириус? Сириус молча уставился на камушки в своих ладонях. — Знаешь, они ведь очень этого хотят. Бесконечно желают. В воде появились новые изображения. Маленький черноволосый мальчик против отряда авроров. Мужчина, отчаянно врывающийся в пылающий дом. — Ты всё ещё не понял, не так ли? — мягко спросил Джеймс. — Насколько ты любим. Как ты заслуживаешь этой любви. Но она нужна тебе, Сириус, как и каждому, а сейчас — особенно. Джеймс встал с земли и обвёл взглядом иссохший пейзаж. — Ты отдал всё, что имел, Сириус. Теперь твоя очередь что-то принять у других, — улыбнулся он сидящему другу. — Начни с Гарри. Он уже так близко к этому, и теперь он весь твой. — Затем он отвернулся, и Сириус еле услышал, как он пробормотал: — И, возможно, однажды ты дашь шанс и Ремусу.***
Альбус Дамблдор опустил взгляд на молодого человека, который сегодня выглядел куда старше своих лет; глубокие морщины на его лице подчёркивали седину в его волосах. То, что маг заметил перед собой старшего волшебника нескоро после того, как Альбус начал за ним наблюдать, выдавало, как невозможно Ремус Люпин устал. — Подозреваю, тщетно отправлять тебя домой поспать? — с доброй улыбкой полюбопытствовал Альбус, когда сонные покрасневшие карие глаза наконец нашли его взглядом. Единственным ответом ему была улыбка, говорившая о пренебрежении к себе. — Наберись терпения, — продолжил Альбус. — Сириус вычерпал из своей магии больше, чем у многих вообще есть, зашёл дальше, чем многие считают нормальным. Притом он был очень напряжён ещё до того, как стал проводником этих чар. Не просто так абсолютное большинство волшебников предпочитает использовать палочку как средство извлечения магии. Тем более подобной магии. — Вы сказали, что это он вызвал пламя, но… Я не представляю, как он мог… Я имею в виду, что оно казалось таким… тёмным, — беспомощно пробормотал Ремус. — В каждом из нас есть зло, Ремус, — мягко, почти печально ответил Альбус. — Но он никогда… — младший маг резко поднял взгляд, который вновь загорелся упрямством. — Сириус ненавидит тёмную магию! — воскликнул он с уверенностью, которой Альбус мог только позавидовать. Поэтому его тон был очень мягок, когда он спросил: — Даже перед лицом смерти? Может, не собственной, но смерти Гарри? Ремусу даже раздумывать над ответом не пришлось. Всем давно уже было очевидно, что под угрозой жизни Гарри Сириус пойдёт на всё, что угодно. — Как вы думаете, что с ним случилось? — немного помолчав, спросил оборотень устало. — Не знаю. Вызов столь сильной тёмной магии, естественно, способен отравить душу. Но это не значит, что её нельзя исцелить. — Но как? — Сильнейшей магией на свете, Ремус. Которой у тебя в избытке. — У меня? — Да, у тебя, Ремус. И, наверное, пришло время тебе это понять. Сириусу сейчас это очень нужно. Альбус ничего больше не сказал, когда Ремус нахмурился с явной растерянностью на лице. Молодой оборотень всегда сомневался в собственной нужности и ценности, но когда-то дружба с Сириусом это уже изменила. Теперь Альбус очень надеялся, что эти двое наконец исцелят друг друга.***
Сириус проследовал вверх по холму за озером вслед за покойным другом. С каждым шагом тревога в нём всё нарастала. Он по-прежнему не понимал, как очутился здесь. Что имел в виду Джеймс, когда сказал, что он истощил свою магию? Такое вообще возможно? Джеймс говорил что-то о Гарри и Ремусе, и эти имена тронули его сердце, зажгли в нём некую смесь боли и чистого счастья. Как бы заманчиво это ни звучало, Сириус не был уверен, что хочет туда вернуться. Но Джеймс не оставил ему выбора. — Ты помнишь Гарри, Бродяга? — спросил он, когда Сириус сел рядом с ним на небольшой валун. Перед глазами Сириуса промелькнуло маленькое лицо. Зелёные глаза, полные надежды. Такие же непослушные чёрные волосы, как и у его мёртвого товарища. Застенчивая улыбка. Сердце Сириуса пропустило удар, а потом забухало в груди, пуская по его венам свежую горячую кровь. — Гарри, — почти сдавленно шепнул он. Гарри. И вдруг он вспомнил произошедшее. Отрывками, но очень чётко. Роскошная комната, огромная кровать с балдахином. Маленький черноволосый мальчик, самый любимый ребёнок в мире, в лучах яркого солнца. Люциус Малфой. И призрачное видение, сделавшее реальностью самый страшный кошмар Сириуса. Зелёный свет. Яростный страх, заморозивший его, загоревшийся в нём, взорвавшийся… а после… Что было потом? Джеймс смотрел на него тёплым взглядом. — Ты защитил его. Ты спас его. Гарри цел и невредим. На мгновение Сириус застыл столбом, перегруженный распиравшими его противоречивыми чувствами. А затем что-то нежное, тёплое, почти робкое расплылось по его телу, словно летнее солнце обняло его своими лучами. Сириус не сразу понял, что плачет.***
Уже не впервые Ремус пожалел, что Альбус Дамблдор столь неравнодушен к загадочным и обтекаемым формулировкам и так не любит называть вещи своими именами и объяснять, что, во имя Годрика, он несёт. Пожилой волшебник, видимо, получал какое-то извращённое удовольствие в сокрытии бесценной информации от других. Вероятно, считал нечестным поступать иначе. Теоретически Ремус видел смысл в подобных действиях, но не на практике и не применительно к себе. Он потёр свои уставшие глаза и дал взгляду переместиться к настенным часам, висевшим в коридоре чуть дальше. Те вполне ожидаемо настаивали, что было «время ложиться в постель», как и несколько часов до этого. Ремус даже более ожидаемо не соглашался. Логически он понимал, что этот день был адски тяжёлый, а предыдущие — даже хуже, что его истощённый организм пребывал в полуобморочном состоянии. Но что-то другое в нём — сердце или, по крайней мере, то, что у людей ассоциировалось с этим мышечным органом — знало, что он не вынесет возвращения в свой умолкший домишко, неведения, прекратится ли эта мёртвая тишина когда-то. Сириус обязан был проснуться в хорошем самочувствии. Он не знал, выдержит ли очередной почти-инфаркт в связи с лучшим другом. В тишине ночной больницы Ремус встал и пошёл по коридору в направлении белой деревянной двери, на которую долгое время пытался не пялиться. Его рука потянулась к ней практически неосознанно. Он беззвучно открыл дверь и вошёл в тёмную палату. В тусклом свете иллюзорных огней Лондона, исходивших со стороны большого окна, Ремус видел очертания длинных ног Сириуса на кровати под одеялом. А рядом с другом, прижавшись к нему сбоку, в изгибе его руки лежал маленький холмик. Лицо Ремуса расплылось в тихой улыбке, когда он увидел, что не один не вынес разлуки с Сириусом. На мгновение заколебавшись, он замешкался на пороге, не желая вторгаться в семейную идиллию, мешать отцу и сыну проявлять взаимную любовь. Но заставить себя уйти от также не мог. Его взгляд пал на стул в противоположном углу комнаты, где лежал аккуратно свёрнутый мягкий плед. Ещё раз посмотрев на спящего маленького мальчика, Ремус сходил за ним, вернулся к постели и аккуратно накрыл крошку Гарри вторым одеялом*. Готовясь к очередной бессонной ночи, он вернулся к стулу и молча сел. Он был достаточно близко, чтобы наблюдать за всем. Достаточно близко, чтобы бодрствовать, пока Сириус не откроет глаза.***
Словно его слёзы были столь долгожданным дождём, а теплые чувства внутри спроецировались на небо, пейзаж вокруг начал изменяться. Сперва это было незаметно. Молодая зелень вылезла в щелях высушенной земли, озёрная муть рассеялась, и даже свинцово-серое небо немного посветлело, намекая на то, что за тяжёлыми облаками скрывалось солнце. — Что происходит? — нахмурившись, спросил Сириус. — Твоя душа исцеляется. Медленно, но верно. — Но… как? — С помощью древнейшей, сильнейшей магии на свете, — ответил Джеймс с ухмылкой, но тёплый взгляд выдавал его с головой. — От любви, Сириус. Кто-то любит тебя так сильно, что даже ты не в силах сопротивляться.***
Тусклый свет зари медленно брал своё, в очередной раз возвещая наступление нового неповторимого дня. Очевидно, время никого не ждало, даже Сириуса Блэка. В этом сером утреннем свете, увиденном с точки зрения проведшего бессонную ночь человека, усталость Ремуса конкурировала лишь с его отчаянием. Он зачастую называл лучшего друга упрямым, но, на самом деле, Ремус был подвержен этому пороку в той же степени. Поэтому он попросту отказался признавать, что быстро приближается к моменту, когда его тело победит разум и потеряет сознание, не заботясь о своём местонахождении. Ремус знал, что состояние Сириуса улучшается, по крайней мере, это знал его мозг. Он снова и снова прокручивал у себя в голове слова целителей. Он должен был набраться терпения. Но неестественная неподвижность тела Сириуса, всегда такого энергичного и неугомонного, была тяжким зрелищем. Лицо Сириуса не казалось лицом спящего. Он не выглядел мирно. Он был чужд и бледен. И, хотя чары целителей сообщали, что он жив, а сердце его бьётся, Ремус не собирался давать себе отдохнуть, пока Сириус не откроет миру своих глаз, смотрящих, разумных, воистину живых. Затерянный в этих чувствах, балансирующий на грани между сном и бодрствованием, Ремус моргнул и обнаружил себя у постели друга, рядом с по-прежнему мирно дремлющим Гарри. Если это и было предупреждением его организма (всё-таки маг не мог сказать, подошёл он к кровати или аппарировал), он не обратил внимания на него. Он уставился на бледный лоб, сомкнутые чёрные ресницы, впалые скулы и вялый рот, и его рука сама собой потянулась вперёд, схватилась за лежавшую на белом одеяле ладонь, словно он действительно мог удержать Сириуса по эту сторону, вернуть его в мир живых окончательно. — Вернись, — прохрипел он чуть слышно. — Вернись ко мне.***
Это продолжалось. Холмы вокруг Сириуса покрылись свежей травой, которую колыхал прохладный ветерок, посылая рябь по блестящей серебром под всё ещё пасмурным небом поверхности озера. Пейзаж больше не выглядел мёртвым. Лишь слегка неухоженным: дикой природе не всегда приходится легко. А на берегу озера несколько едва заметных маленьких цветков, согнувшись, бросали ветру вызов. — И что теперь? — Теперь ты вернёшься домой. Сириус осмотрелся, окинул взглядом холмы, волнуемые ветром. До сих пор он этого не замечал, но массивные ворота, через которые они сюда вошли, пропали из виду. Он снова повернулся к другу, который наблюдал за ним в молчаливом ожидании. — Каким образом? — спросил Сириус, когда пояснения не последовало. — Слушай зов своего сердца. — Это типа направление, или ты просто пытаешься умничать? — разинул глаза Сириус. — Это всё, что я могу тебе посоветовать, — пожал плечами Джеймс, извиняясь. — Возможно, если ты попробуешь меня послушаться, то поймёшь, что делать дальше? Сириус закатил глаза, но на мгновение приложил к этому усилия. Закрыв глаза и сконцентрировавшись на своих надоедливых чувствах, он попытался найти эту несчастную мышцу, измотанную, изголодавшуюся, израненную после долгих лет насилия. Но новые ощущения пришли, откуда их не ждали. Сириус в жизни не подумал бы обратить своё внимание туда. Его рука затрепетала. Это было так неожиданно, что на мгновение он застыл, уставившись на лицевую сторону собственной ладони. Ощущения не были неприятны, лишь немного обескураживали, пока тепло неизвестного происхождения разливалось от его длинных пальцев до запястья. Он поднял вопросительный взгляд на Джеймса, но друг лишь бесхитростно ему улыбнулся. Тепло становилось всё более настойчивым, пошло вдоль по руке в грудь, разлилось в животе. Внутреннее желание тянуло его к себе, зазывало неслышной песнью, в равной степени искушало, молило и требовало. А после земля вздрогнула. Так сильно, что Сириус споткнулся и оторвался от неё ногами; затем она пропала. Голова Сириуса закружилась, и он больше не знал, где верх, где низ, и, когда головокружение утихло, первым, что он услышал, стали тихие ритмичные сигналы. Было темно, хотя его закрытые глаза вполне могли быть тому причиной. И кто-то держал его за руку.***
Сперва Ремус подумал, что ему кажется, но это произошло ещё раз, и сомневаться уже не приходилось. Длинные пальцы, которые он стискивал в своей ладони, слабо сжали её в ответ. Ремус уставился на свою руку, переплетённую с рукой друга. Он не смел пошевелиться и едва осмеливался дышать. Просто смотрел. — Не пойми меня превратно, я знаю, что моя рука безмерно восхитительна, как и, по факту, любая часть моего тела, — раздался вдруг у изголовья сдавленный голос, — потому что да… Я просто прекрасен… Ремус резко вдохнул и едва не сломал своей хваткой ладонь, которую держал. Его взгляд метнулся вверх и встретился с глазами Сириуса, увидел уставшую улыбку, расплывшуюся по бледному лицу друга. Ему понадобились пара секунд и слабое недовольство на лице Сириуса, прежде чем он понял, что сжимает в тисках его руку, и выронил её, словно обжёгшись. Почувствовав, как его щёки медленно пунцовеют, он прочистил горло и почесал щетину на лице, чувствуя себя странно неловко. Сириус задумчиво оглядел собственные пальцы, согнул и разогнул их. — Или ты занялся прорицанием? Увидел что-то интересное? Я буду красив? Я буду богат? Когда Сириус поднял глаза, которые сверкали предательским весельем, на него, Ремус издал сдавленный звук, который посчитал скорее смешком, чем всхлипом, и ответил: — Ты кусок драконьего дерьма, Сириус Блэк, — потому что Сириус был… и Ремус не мог даже… потому что не знал. Да, он не знал, проснётся ли друг, но, гораздо хуже, он не знал, будет ли его Сириус прежним, или же адское пламя изжарило его мозг точно так же, как и всё поместье. — Но ты любишь меня таким, — усмехнулся Сириус, но где-то в этом также прозвучал вопрос, и Ремусу оставалось лишь ответить: — Да. Он не знал, что и думать, как такое вообще возможно. Как Сириус ухитрился израсходовать всю свою магию, проспать два дня напролёт полумёртвым и проснуться всё той же болью в заднице с ненавистью к больницам, потому что следующим, что он сказал, осмотрев обстановку вокруг с плохо скрытым презрением, было: — Так… когда нам можно отсюда сваливать? Ремус был почти наполовину уверен, что уснул и видит всё это во сне. Ещё несколько секунд он беззвучно пялился на друга, а после заметил напряжение в его взгляде, нарочно поджатые губы и мелкую дрожь в руке. Ремус понял, что хорошо знаком с этим Сириусом, который скрывает свои слабости шумным, взбалмошным и упрямым поведением. Он уже открыл рот, чтобы сообщить ему это, а потом увидел, как крепко Сириус обнимает левой рукой спящего маленького крестника, и безмолвно его закрыл. Выдавив из себя лёгкую усмешку, он помотал головой. — Ты не можешь так взять, встать и уйти, идиот, — с любовью ответил он. — Если ты не в курсе, ты был в коме. Уверен, медикам понадобится провести ещё пару осмотров и оставить тебя ненадолго под своим наблюдением, — улыбнулся он другу, извиняясь. — Мне позвать медсестру, сказать им, что ты очнулся? Сириус медленно кивнул, на его лице проступило сомнение. — Конечно, — заверил он небрежно, — только погоди минутку, — перевёл он взгляд на чёрную копну волос, чей обладатель уткнулся ему в бок. — Только дай нам побалдеть, ладно? Это Ремус с радостью и сделал.