Шкатулка с секретом

Теперь Вэй Усянь, добравшийся до Облачных Глубин без особых приключений, понимал, что торопился зря. Вокруг корпуса и внутри него были учителя, и на этот раз они все до единого бодрствовали, а значит даже незаметно нести шкатулку, не то, что забраться в комнату Лань Ванцзи, было невозможно. За долгие часы он успел сфотографировать все страницы и теперь, пока ещё была возможность читать с оригинала, он ею пользовался. Конечно, теперь всем им овладела тревога, и он не мог ничего делать без беспокойства: что если Лань Чжань вернётся раньше? Заподозрит его, и тогда всем его попыткам наладить со вторым нефритом отношения придет конец. Или ещё хуже, расскажет дяде, и Вэй Ина с позором выпнут из Облачных Глубин. Даже дядя Цзян, отличавшийся терпением к выходкам Вэй Усяня, будет, как минимум, недоволен, что уж говорить о Мадам Юй. На самом деле он не мог установить для себя окончательно, что расстроит его сильней: невозможность больше подразнить Ванцзи и заговорить с ним, или же покрыть свое имя и имя семьи Цзян позором и заиметь себе репутацию вора. Она у Вэй Усяня и так была невысока, да и он никогда не старался выглядеть в чьих-то глазах лучше и благопристойнее, чем он был на самом деле, но сейчас ему хотелось бы попытаться оправдаться. Хоть никто и слушать бы не стал, что эта вся авантюра совершена из наидобрейшего побуждения – желания подружиться Лань Ванцзи, ему не хотелось бы, чтобы он считал его, Вэй Ина недостойным даже в одной комнате с ним находиться. Я ничего не могу с собой поделать, когда вижу его с другими. Боюсь когда-нибудь сорваться и совершить то, о чем буду ещё долго жалеть. Не сорвался ли сам Вэй Ин, когда решил сделать то, отчего ему должно быть стыдно? Очевидно, да. О Лань Чжане нельзя было узнать ничего, совершенно ничего, выходящего за рамки идеального образа, сколько раз Вэй Усянь не старался развести Лань Ванцзи хотя бы на короткий разговор, столько же раз и терпел поражение. Вэй Ин мог бы даже поверить в то, что Лань Ванцзи и сам ничего не знает о себе, если отвечает на вопросы только молчанием и своим фирменным «Мгм». Но в то, что Лань Чжань никогда не нуждался в том, чтобы поделиться мыслью, излить душу, он поверить не мог, хоть и пытался с этим смириться. Если всё-таки Лань Ванцзи когда-то явно проявлял эмоции или говорил новое слово, удовольствие лицезреть это досталось одному Лань Сичэню. — Я ведь даже ему немного завидую, – подумал Вэй Усянь. – Уверен, я хотел бы их видеть не меньше, чем он. Но, так или иначе, Лань Сичэнь был старшим братом, крепким и надёжным плечом, тем, кто всю жизнь Лань Чжаня шел с ним рука об руку. А он был просто Вэй Ином, непослушным нарушителем порядка, несерьёзным человеком. Конечно, если и быть Лань Чжаню откровенным, так уж точно не с ним. Вэй Ин снова начал вглядываться в ровные иероглифы в тетради. Если бы он только узнал, что творится со мной, больше не взглянул бы в мою сторону. Или же бы забавлялся, разговаривая с другими, обнимая их, заигрывая с ними на моих глазах. Ему это наверняка показалось бы забавным. — Бред! – возмутился Вэй Усянь, сжав кулаки. – Лань Чжань никогда бы так не поступил! Этот влюбленный дурак или дура совсем не знают, насколько Лань Чжань хороший! Посмеяться над чужими чувствами даже Вэй Усяню казалось делом настолько гадким и отвратительным, что ему пришлось несколько раз умыться ледяной водой, чтобы успокоиться. Пусть Лань Чжань и далек от возможности испытывать романтические чувства (как думал Вэй Ин), он ни за что бы их не высмеял. Отказал бы – да, но не поглумился, не поглумился. Даже Вэй Усянь не был способен на такое, не то, что благонравный и чистый Лань Чжань. — Как можно быть влюбленным в Лань Чжаня и не знать, что он не способен на такую подлость. Хотя, быть может, по сравнению с ним этот дурак или дура чувствует себя каким-то неполноценным, раз думает, что Лань Чжань вот так прямо откажет и высмеет. Нет, конечно, идеальных людей не бывает, но единственные недостатки Лань Чжаня – излишние молчаливость и занудство, не более. По правде говоря, Вэй Ину это недостатками не казалось, скорее, особенностями Лань Чжаня. Не так уж плохо, быть молчаливым и правильным, есть изъяны характера и пострашнее. Пусть идеальных людей и не существовало, но все равно Вэй Ин сам с собой соглашался, что человека, лучше и чище Лань Чжаня он ещё не встречал, да и вряд ли встретит. — Этот дурак или дура плохо знает Лань Чжаня, очень плохо, – пробормотал Вэй Усянь, убирая тетрадь обратно в шкатулку. Больше сил и нервов для дальнейшего чтения у него не осталось, редко вообще его хватало дольше, чем на несколько строк: внутри все начинало клокотать и сжиматься. Вэй Усяню приходилось тотчас же зарываться лицом в холодную подушку или умываться холодной водой, ведь лицо начинало гореть. От злости на излишнюю слащавость? Нет, стиль письма не включал в себя почти ни одной ванильно-сопливой фразочки, что крутились у девушек в голове и на языках. От смущения? Да, возможно, некоторые строки доводили Вэй Ина до весьма необычного состояния. — А неплохо было бы, если бы меня тоже кто-нибудь так... Этот дурак или дура в своих чувствах не преувеличивал, но и не приуменьшал: писал только то, что думает. Но даже так строчки были пронизаны такой силой, что Вэй Ин готов был и сам ненадолго принять монашеский образ жизни, как Лань Ванцзи, и целых две недели, а то и чуть больше, не пить Улыбку Императора, чтобы кто-то, похожий на влюбленного в Лань Чжаня дурака или дуру, так же вздыхал по нему. Вэй Усяню было обидно, что Лань Ванцзи не обращает на него внимания и не развлекает его просто так выражением своих эмоций, но, что поделать? Все таки этот дурак или дура достоин Лань Чжаня больше, чем он сам, хотя бы потому, что до ужаса сильно любит Лань Чжаня, а Вэй Ин – нет. Ведь то, что Вэй Ин хочет провести с Лань Ванцзи время, раздразнить его, привлечь к себе его внимание, а также не дать этому дураку или дуре быть с Лань Чжанем, совсем не означает, что Вэй Ин влюблен. Он же не пишет подобное и в мыслях подобного не имеет. Но то, что он открыто завидовал Лань Чжаню из-за того, что у того был этот дурак или дура, который горы свернуть готов и моря переплыть ради Лань Чжаня, а у Вэй Ина – нет, он не мог не признать. Уже стемнело, хоть до отбоя оставалось ещё достаточно времени. Скоро Лань Сичэнь должен был привести Лань Ванцзи в Облачные Глубины, а он до сих пор не вернул шкатулку в сейф. Теперь же люди начали медленно расходиться, а учителя стали запираться в комнатах, а потому шансов прокрасться незаметно становилось больше. До отбоя оставалось чуть больше часа, скорее всего, Лань Сичэнь прибыл бы за пятнадцать минут до него, согласно обещанию. Но ожидание уже стало невыносимым, а потому Вэй Ин завернул шкатулку в другой комплект одежды, сжал в руке фонарик и быстро, но осторожно стал пробираться к учительскому корпусу. Хвала Небесам, он остался незамеченным. Комнату окутывал полумрак и он был рад, что догадался взять фонарик: без него было бы достаточно сложно ввести код. Он впихнул шкатулку в сейф и захлопнул дверцу. И ещё быстрее, чем по пути к комнате Лань Ванцзи, он схватил одежду, в которую заворачивал шкатулку, выскочил в окно и побежал к себе. Теперь можно было не опасаться быть замеченным: как никак от Вэй Усяня можно было ожидать ещё чего похуже, чем простая беготня с какими-то тряпками в руках. Он заперся у себя в комнате, чувствуя себя чуть ли не преступником и только тогда смог облегчённо выдохнуть. Все закончилось. Он достал телефон и, на всякий случай, поставил на фотографии страниц в тетради дополнительную защиту от удаления, даже одежду, в которой нес шкатулку, на радостях свернул и убрал в освободившуюся тумбочку, а не бросил неприглядным комком в угол комнаты. Совсем скоро он снова заполнит тумбочку заветными сосудами с Улыбкой Императора. Он выпил сегодня гораздо меньше, чем планировал – подорвался и помчался в Облачные Глубины из-за шкатулки Лань Чжаня. Но и это не единственная сегодняшняя странность: из головы не лезло выражение лица Лань Ванцзи, которым он одарил Вэй Усяня и официанток. Если это выражение лица и значило, что Лань Ванцзи злится, то, получается, он никогда не злился на Вэй Ина всерьез, раз сегодня он увидел его таким впервые. Конечно, он имел право злиться сегодня на Вэй Усяня: тот явился в город, чтобы выпить и поесть, да и вообще, мало ли у него других причин? О том, что было бы с Лань Ванцзи, узнай он о том, чем занимался Вэй Усянь в его отсутствие, Вэй Ин предпочитал не думать. Ещё раз, хвала Небесам, что все вышло так удачно, и Лань Ванцзи ни о чем не узнает. Подумаешь, должен Лань Сичэню, что он может загадать такого, чтобы Вэй Ину не под силу выполнить его желание? Да и вряд ли это желание будет каким-нибудь из ряда вон выходящим. Его же загадывать будет Лань Сичэнь, ещё один образец благочинства. В любом случае, это малая цена за успешное сохранение его тайны. Вдруг Вэй Усянь словно вспомнил о чем-то важном. Спустя несколько минут после оцепенения, он подлетел к тумбочке, распахнул ее, едва не сломав дверцу, обшарил сложенную относительно аккуратно одежду, превратив ее снова в неряшливый комок, метнулся в один угол комнаты, потом в другой, впиваясь во все вещи вокруг взглядом, старательно выискивая. — Фонарик! Черт! – шипел от досады и злости Вэй Ин, перерывая очередную кучу вещей. – Только не говорите, что я оставил его у Лань Чжаня! Но безрезультатные поиски только подтвердили его догадку. Увидев в своей комнате непонятно откуда взявшийся фонарик, Лань Ванцзи сначала бы недоумевал, но даже если бы и догадался потом где-то на уровне интуиции, что вещь принадлежит лазутчику Вэй Ину (ведь только Вэй Усянь способен на такие безумства), никак не смог бы это доказать, а Вэй Ин бы отмалчивался и все решительно опровергал, посмеиваясь над Лань Чжанем. Но этого бы никогда не случилось по двум причинам. Первой было то, что фонарик был дорог Вэй Ину, как подарок дяди Цзяна и он не мог так просто расстаться с вещью, ассоциировавшейся с тем днём, когда его жизнь на улице сменилась жизнью в семье Цзян. Второй же причиной было то, что на задней стороне фонарика были вырезаны его инициалы и вот это уже могло бы быть весомым и даже решающим аргументом против него. В общем, попади фонарик в руки к Лань Ванцзи, скандала будет не избежать. Поэтому Вэй Усянь, несмотря на то, что в Облачные Глубины с минуты на минуту должны были вернуться два нефрита и Цзян Ваньинь, сорвался с места и снова побежал к учительскому корпусу. На этот раз он бежал через кусты и увидел, оставшись незамеченным, как по дорожке шли два нефрита. Ему было некогда думать, почему они шли не рядом, а на довольно приличном расстоянии друг от друга, но он не мог не отметить, что оба они были по-своему задумчивы и даже печальны. — Неужели братья Лань повздорили? – думал Вэй Ин, быстро и неаккуратно вскарабкиваясь по дереву в комнату Лань Ванцзи. От спешки он не сразу ставил руки и ноги на правильные ветки и один раз чуть не упал, но, должно быть, Лань Чжань ещё находился вне комнаты. – Они ведь всегда были так дружны. Как только он забрался внутрь и схватил фонарик, дверь медленно открылась, и на пороге показался Лань Ванцзи. Он неспешно вошёл в комнату, прикрыл дверь и чинно сел на кровать – Вэй Усянь мог бы поклясться, что спина его была идеально прямой. И хоть видеть что-то, кроме сапог Лань Ванцзи он не мог, все равно был рад, что догадался быстро спрятаться под кроватью, и никто его не заметил. Под кроватью Лань Ванцзи было чисто и даже уютно, хоть и наверняка не так удобно, как на ней, но что поделать? Зато никто не найдет теперь фонарик: Вэй Ин крепко прижимал его к груди. Сейчас Лань Ванцзи быстренько уснет в свои девять часов, а Вэй Усянь незаметно выберется. Вряд ли до отбоя осталось больше пятнадцати минут, ждать придётся недолго. — Брат, – позвали тихим голосом Лань Сичэнь за дверью. – Я могу войти? Лань Чжань не ответил, и Вэй Усянь увидел, как открывается дверь и в комнату, переступая с ноги на ногу, видимо от волнения, вошёл Лань Хуань и, прикрыв дверь, тот так и остался стоять на месте. — А-Чжань, я сам не понял, как это произошло, клянусь, между мной и.., – Лань Сичэнь осекся, проглотив последнее слово. Лань Ванцзи повернулся в его сторону и прижал покрепче ноги друг к другу. – Это же просто случайность, я сам того не ожидал. — Как много сегодня я пропустил? – мысленно удивился Вэй Ин. Лань Ванцзи продолжал молчать еще какое-то время, затем тихо прошептал, Вэй Ин еле смог различить его слова: «Почему ты не…» Лань Сичэнь опустился рядом с братом на кровать. — Это ведь просто детский порыв, не более. Что же мне по-твоему, вовсе даже не говорить с ним? Неужели Лань Чжань о нем столь дурного мнения, что хочет оградить от него даже старшего брата, у которого, кстати, своя голова на плечах есть? — Нельзя так на это реагировать, А-Чжань. Уверен, ты скучал не один. Не нужно выпускать недовольство наружу. Ты сегодня наверняка изрядно напугал ещё Цзян Ваньиня и Цзян Яньли… Ну что ты, что ты, А-Чжань, не грусти, думаю, на тебя не держат зла. Конечно, никто не держит на Лань Чжаня зла. И не может, просто не имеет права. — Скажи, что не злишься на меня, А-Чжань. Обещаю больше не давать тебе поводов расстраиваться. — Мгм, – ответил Лань Ванцзи, а это могло значить лишь то, что недопонимание полностью улажено. — Очень рад. В таком случае я пойду. Завтра нам ещё на занятия, отдыхай, у тебя был непростой день. С этими словами Лань Сичэнь вышел из комнаты, оставив Вэй Ина наедине с Лань Ванцзи.