***
Тогда всех студентов ещё за две недели предупредили о том, что на большой лекции по этикету должны будут присутствовать абсолютно все, и проходить она будет после самих занятий. Это всколыхнуло недовольство среди студентов, но резко высказаться против и навлечь на себя гнев ректора никто не решился. Вэй Ин планировал прогулять это мероприятие, на худой конец отсидеть лекцию где-нибудь на задних рядах, но когда оказалось, что в Облачные Глубины в этот день приедут несколько студентов из Ланьлин Цзинь, а в частности Цзинь Цзысюань, он понял, что равнодушным к этой лекции он не сможет остаться. Мадам Юй и мать Цзинь Цзысюаня были дружны в детстве и ещё тогда договорились между собой сохранять вечную дружбу. Они были уверены, что если у них родятся дочери, то они станут назваными сестрами, если родятся сыновья – названными братьями, а уж если у одной из них родится сын, а у другой дочь, дети должны будут непременно пожениться. И если Цзинь Цзысюань отличался красотой, то Цзян Яньли не имела никаких выдающихся талантов и была попросту мила. При любом удобном случае Цзинь Цзысюань упоминал о том, что невеста его слишком скучна, чем очень обижал Цзян Яньли, даже того не замечая. Но больше всех таким раскладом был возмущен Вэй Усянь: как можно так относиться к его шицзе – самой милой и доброй девушке на всем свете? И каждая стычка Вэй Усяня и Цзинь Цзысюаня заканчивалась дракой, потому нарочно их старались не сталкивать друг с другом. Увещевания не помогали, угрозы наказаний тоже пугали Вэй Усяня не сильно, а потому продолжение борьбы было для него делом чести. Итак, в самом начале лекции, стоило только Цзинь Цзысюаню сесть, как он вскочил со своего места, крепко прижимая руку к месту ниже поясницы, громко вскрикнул, чем и привлек всеобщее внимание. В ответ на немой вопрос он наклонился, поднял с пола откатившуюся в сторону большую канцелярскую кнопку и продемонстрировал ее всем на него смотрящим, после обернулся и, прожигая Вэй Усяня взглядом, зашипел, не в силах связать двух слов: «Ты… т-ты…» Конечно, их вражда была очевидна и первое место в списке обвиняемых логично занимал Вэй Усянь. К тому же, кому, как не ему, устраивать всякие проделки и пакости? Цзинь Цзысюаню завидовали многие и, скорее всего, были люди, которые точили на него зуб, но сейчас открыто обвинить кого-то, кроме Вэй Усяня, означало навлечь на себя гнев. Вэй Усянь не выглядел удивленным. Он встал с места и с улыбкой проговорил: «Твой дурной характер даёт плоды, как я погляжу». Подобное Цзинь Цзысюаня возмутило: мало того, что Вэй Ин не признавал своей причастности к этому делу, как это было раньше, но и делал вид, словно не знает виновника. В высшей степени наглость. Поверить, что кто-то ещё мог сделать подобное, Цзинь Цзысюань не мог и так бы и остался без возможности наказать обидчика, если бы вдруг на них не обратил внимание Лань Цижэнь. Лекция была уже готова сорваться. — Вэй Усянь! В ответ на обращение Вэй Ин лишь повернул голову: «Вы что-то хотели спросить, учитель?» Произнесено это было так невинно, что Лань Цижэнь разглядел насмешку там, где ее и не было. — Это был ты? — Нет, что вы, учитель, – запротестовал Вэй Усянь, приняв вид глубоко оскорбленного. – И в мыслях не было испортить вашу чудесную лекцию. Возможно, ему не стоило говорить последние несколько слов, Лань Цижэнь вдруг задумался, поглаживая свою бородку, а потом закричал так, что даже Цзинь Цзысюань пожалел, что не смолчал и после лекции не вызвал Вэй Ина подраться и решить вопрос, как настоящие мужчины: «Вот значит как?! Решил двух зайцев одним выстрелом убить: загубить мою лекцию и оскорбить молодого господина Цзинь?! Чаша моего терпения и так была переполнена твоими выходками, но это, – Лань Цижэнь глубоко вздохнул и сжал кулаки, – это была последняя капля.» Лань Цижэнь вышел из-за стола и тут же почти все позабыли о Цзинь Цзысюане и его пострадавшей части тела, тихие смешки прекратились вовсе: все многочисленные второкурсники опустили головы, бросая то и дело косые взгляды на Вэй Усяня. Он тоже встал с места, затем, чтобы быть с Лань Цижэнем примерно на одном уровне. — Я позабочусь о том, чтобы документы о твоём отчислении подготовили как можно скорее, – холодно сказал Лань Цижэнь, но Вэй Ину казалось, что сейчас тот злорадно ухмыляется. Дело принимало невероятно серьезный оборот. Сейчас все взгляды устремились на Вэй Усяня, который от неожиданности и не пойми откуда взявшейся робости, приоткрыл рот и теперь смотрел куда-то в пол, не в силах поднять голову. Что скажут дядя Цзян, мадам Юй, шицзе? Вэй Ин скосил глаза на сидящего рядом Цзян Чэна, но так и не увидел его реакции – он даже не смотрел на Вэй Ина сейчас. Что он чувствовал, о чем думал, можно было только догадываться, но Вэй Ин уж мог сказать наверняка, в этом деле ни сводный брат, ни даже чудо не смогут его спасти. Впервые все зашло так далеко и все прежние шалости окупились ему с лихвой и последней стала та, которой он действительно не совершал. Мало того, что его выгонят взашей из университета, так ещё и репутация его невероятно пострадает. А вдруг Цзинь Цзысюань и вовсе откажется знаться с шицзе? Мысленно он проклинал себя и прежние свои проступки, вспоминал прежние наказания, когда с Лань Ванцзи он сидел в библиотеке и переписывал книги, сейчас он был бы готов переписать хоть десяток, лишь бы он остаться, лишь бы сейчас настоящий виновник, у которого, наверняка, жива ещё совесть и жалость к безвинно страдающему, признался потом Лань Цижэню, и тот бы согласился потерпеть Вэй Ина ещё. Мертвую тишину разрезал противный скрип: где-то в середине аудитории отодвинулся стул. Вэй Усянь поднял голову и увидел фигуру в белом, которая еле-еле поднималась, словно что-то неустанно пригибало ее к земле. Наконец человек выпрямился, и даже несмотря на то, что его чуть ли не пригибало каким-то тяжёлым грузом вниз, вид его был гордым и даже торжественным. — Ванцзи? – тихо позвал его дядя, но тот не удостоил его вниманием: вместо того он развернулся и встал боком, даже не взглянув на обомлевшего Вэй Ина. — Я.., – прохрипел он, словно в горле его пересохло. – Я… — Что случилось, Ванцзи? – Лань Цижэнь вдруг насторожился. Вдруг Лань Ванцзи вскинул голову, окинул аудиторию взглядом, словно преступник, последний раз смотрящий на собравшихся поглазеть на его казнь людей. Он сказал достаточно громко, чтобы его могли услышать в каждом уголке аудитории, отчётливо проговаривая каждое слово: «Это сделал я.» В немом шоке все второкурсники подняли головы, Лань Цижэнь опёрся о стол, потому что не мог ровно стоять на ногах. Все они не сводили взгляда с Лань Ванцзи, а тому словно было такое внимание и не в тягость. Тишина затянулась, из торжественного вид Лань Ванцзи превратился в виноватый. Он встал с места, подошёл к Цзинь Цзысюаню, который никак не мог отойти от шока, кивнул в знак извинений и, сказав: «Я приму наказание.» вышел вон из аудитории. До конца дня его так никто и не видел. Лекция так и не состоялась, как не состоялось и отчисление Вэй Усяня. Когда Лань Ванцзи, примерный студент, уделяющий учебе все время, не появился на занятиях утром, Вэй Ин забеспокоился: что-то точно подсказывало ему, что вчерашнее происшествие тесно связано с его отсутствием сейчас. Когда Лань Ванцзи не появился и на обеде вместе со всеми, Вэй Ину стало тревожно: он чувствовал себя так, словно действительно кнопку тогда подложил он и сейчас заставляет Лань Чжаня получать наказание. Он несколько раз проходил мимо его окон, шторы были плотно задернуты, дважды за день стучался в дверь, и хоть никто не открыл ему, Вэй Усянь почему-то был уверен, что Лань Чжань сидит за дверью. Когда и на ужин Лань Чжань не спустился, Вэй Ин уже почти не находил себе места и постоянно поглядывал на Лань Сичэня. Обычно он сидел за столом вместе с братом, но теперь, когда остался один, словно часть характера Лань Ванцзи передалась ему; и ни перед ужином, ни после него, на его лице не промелькнула даже тень улыбки. Тогда Лань Сичэнь даже не хотел говорить с Вэй Ином, как позже Вэй Усянь понял, тот был убежден, что этот неудачный розыгрыш – дело рук Вэй Усяня. Лань Сичэнь упрекнул его в трусости, в том, что он честно не признался, воспользовался добросердечием его брата, и сколько Вэй Усянь не клялся в своей непричастности к этому делу, кажется, Лань Сичэнь все равно не поверил ему до конца. Однако, когда Вэй Усянь в очередной раз спросил, что случилось с Лань Чжанем, Лань Сичэнь оттаял. — Вы ведь знаете на собственном опыте, какое наказание следует за подобные проступки? — Конечно знаю, – хмыкнул Вэй Ин. – Но сколько бы ему там не задали всего переписать, ни за что не поверю, что Лань Чжань согласился пропустить занятия! Лань Сичэнь опустил голову и сказал: «Переписывание древних книг, несомненно, включено в его наказание, однако, не думаете ли вы, что это все? Лань Цижэнь дал ему эту работу, только от лица учителя и наставника, а от лица родного дяди он ужесточил наказание. Ванцзи четыре дня, считая этот и предыдущий, не может покидать комнату на первом этаже и говорить с кем-то, более того, раз ему запрещено выйти, он не может как следует поесть.» Вэй Усянь опёрся о ближайшую стенку, отчего-то ему понадобилась дополнительная опора. — Можете ли вы представить себе, молодой господин Вэй, – продолжал Лань Сичэнь, испытующе глядя на Вэй Ина. – Провести четыре дня в одной комнате, без устали переписывая трактаты, без возможности переброситься с кем-то парой фраз, и даже принять пищу. Каково сейчас Ванцзи?» Однако тут Вэй Ин придумал кое-что, и уголки губ его непроизвольно приподнялись. Лань Сичэнь не выглядел сильно удивленным, хотя, если рассуждать логически, должен был: всё-таки он рассказывал душещипательную историю, после которой улыбка – признак чёрствости сердца, он только кивнул, словно знал, что задумал Вэй Ин и уже заранее это одобрял.***
— Лань Чжань! – послышалось с улицы. Кто-то постучал в окно, но Лань Ванцзи, давно лежащий в постели, не сдвинулся с места. – К тебе гости, открой же! Стучали ещё долго и настойчиво, и Лань Ванцзи пришлось уступить, он открыл окно и выглянул наружу, стараясь в темноте разглядеть нежданного гостя. Он не заметил, как на подоконник опустились две руки, но в следующую секунду что-то промелькнуло перед глазами, и он, не успев отстраниться, столкнулся лоб в лоб с пытающимся подтянуться на подоконнике и залезть внутрь Вэй Усянем. — Ты не ждал гостей, а я все равно пришел, – с улыбкой проговорил Вэй Ин, продвигаясь вглубь совсем маленькой комнатки. В душе он удивился: Лань Ванцзи рукой закрывал свой лоб, словно у него был жар, и пятился назад, с толикой недоумения смотрел на него, прищуривая глаза спросонок. – Не обижайся, если лоб болит, я ведь приложил столько усилий, чтобы найти тебя. Вэй Ин сел на пол в центр комнаты и продемонстрировал сумку, перекинутую через плечо. — Я уж думал, ты никогда даже не помыслишь о таком, но тебе удалось провернуть потрясающее дельце. Как же я рад, что ты не безнадежен в этом плане! А ещё я рад, что ты во всем признался прежде, чем твой дядя выгнал меня отсюда взашей, иначе сейчас ты бы продолжал сидеть голодным. Вэй Усянь достал телефон и, включив фонарик, положил его перед собой. Была ли это игра теней, или же действительно под глазами Лань Ванцзи синели мешки, Вэй Ин не знал, но, определенно, вид у Лань Ванцзи был неважным. Он оглянулся, на столе ровными стопками возвышались книги, а на углу стола лежала стопка бумаги толщиной в палец. Если Лань Ванцзи исписал все это за полтора дня, как же, должно быть, сейчас у него болят руки? Лань Ванцзи приподнял бровь, и Вэй Усянь торопливо достал из сумки небольшую коробочку. Он протянул ее со словами: «Я знаю, что тебя хотят здесь голодом заморить, так ничего у них не выйдет!» Вэй Ину пришлось прождать достаточно долго, прежде, чем Лань Ванцзи взял коробочку у него из рук. — Ну же, Лань Чжань, я знаю, ты голоден, так открой и поешь. Я ведь ради тебя старался! Лань Ванцзи продолжал в упор смотреть на коробочку, словно потерял способность двигаться. Его руки мелко подрагивали, и он опустил коробочку на пол, чтобы ненароком не уронить. Вэй Ину это не понравилось – он решил, что Лань Чжань совсем невовремя решил включить свой режим порядочности и отказаться от еды даже после его пламенной речи, чуть нахмурился и придвинул коробочку чуть ближе к Лань Ванцзи. Он сказал: «Если не возьмёшь, я обижусь и не приду больше в гости. А ведь завтра должны давать за ужином булочки, разве ты не хочешь, чтобы я принес тебе половинку своей?» — Палочки. — Что? — Палочки. Мне нечем есть. — Точно, – Вэй Усянь широко улыбнулся и, хлопнув себя по лбу, полез в сумку, достал палочки и передал их Лань Ванцзи. – Совсем забыл, а ведь ты наверняка оттого и не набросился на еду, что у тебя их не было! Теперь Лань Ванцзи открыл коробочку и, несмотря на то, что полтора дня он не брал в рот ни крошки, принялся есть неторопливо, в своей обычной манере. Вэй Ин тоже умолк, и какое-то время они сидели в тишине, пока Лань Ванцзи ел. — Знаешь что, Лань Чжань, – вдруг мечтательно сказал Вэй Усянь, поворачиваясь в сторону Лань Ванцзи и придвигаясь ближе. – Ты всё-таки, и правда, очень хороший. Лань Ванцзи так и не донес палочки до рта и ослабил хватку. Рис высыпался обратно в коробочку. Вэй Ин продолжал: «Посуди сам, не каждый бы смог признаться в содеянном, да и к тому же, не сделай ты этого, меня бы выгнали из Облачных Глубин. Так что, хоть из-за тебя меня и обвинили в том, что я не совершал, я должен сказать тебе спасибо. Спасибо, Лань Чжань, правда, я рад, что все так обошлось». Лань Ванцзи чуть пошире распахнул глаза и уставился куда-то в пустоту. Потом он повернулся в сторону Вэй Усяня и спросил: «Постой, разве не…» Вдруг он осекся и, не договорив фразу, вернулся в свое прежнее положение, продолжив поздний ужин. Вэй Усянь однако, не удовлетворился обрывком фразы и спросил: «Разве не что? Лань Чжань, начав говорить, ты должен довести мысль до конца, иначе теперь я не усну, думая, что ты не сказал». — Уже поздно, – прервал его Лань Ванцзи, возвращая Вэй Ину коробочку. — Что? Ванцзи-сюн, почему ты гонишь меня прочь? – возмутился Вэй Усянь, и тут же в его глазах заблестели искорки озорства. Сделав доброе дело, разве он не заслужил немного повеселиться? — Может быть я так устал, что не смогу и шагу теперь ступить? В благодарность ты должен позволить мне остаться. Кстати, на полу я спать не привык, так что придется нам разделить постель. Лань Ванцзи смотрел на него нечитаемым взглядом, и спустя какое-то время Вэй Ин понял, как двусмысленно звучала эта его фраза. Он поспешил оправдаться, чтобы Лань Ванцзи слишком сильно не обиделся: «Лань Чжань, Лань Чжань, я вовсе не это имел в виду. Я же пошутил, ну, почему же ты совсем не понимаешь шуток?» Лань Ванцзи вдруг отвернулся от него, прикрыл нижние части ушей руками, подошёл к кровати и лег на спину, показывая всем своим видом, что больше не скажет ни слова. Вэй Усянь поднял уже пустую коробочку и убрал ее в сумку. Перед тем, как выйти обратно через окно, он, не глядя на Лань Ванцзи, сказал: «Лань Чжань, раз уж ты тоже решил тогда поозорничать, то я подумал, ты мог бы понять и шутку. Увидимся завтра, и не забудь заранее открыть окно, чтобы нам снова не пришлось столкнуться лбами.»***
Веселое было время! Тогда Вэй Ин ещё дважды навещал Лань Чжаня и оба раза делал вид, что ничего не было. Благо, кажется, Лань Ванцзи и сам не запомнил ничего или же не обратил особого внимания. Что же, чувство такта у него было отменное. Он перечитал запись. Быть может, этот дурак или дура радуется, потому что Лань Чжаня просто заперли на четыре дня в пустой комнате наедине с книгами, а не выгнали из университета? Но ведь это и так ясно, что его бы не отчислили – его дядя слишком дорожит им, чтобы отпускать в другое заведение, пусть и слишком суров, чтобы назначить лёгкое наказание. Так или иначе, эта запись показалась Вэй Усяню странной: как можно испытывать любовь к человеку и злорадствовать в то же время над его неудачами? Ему казалось, что он упускает какую-то важную деталь в понимании общей картины. Теперь ему ещё больше хотелось вычислить этого дурака или дуру. — Неужели осталась последняя страница? – охнул Вэй Ин, смахнув на следующую, последнюю картинку в галерее. Но даже приглядевшись получше, он не смог различить ни слова. Картинка оказалась жутко смазанной. — Неужели снова придется наведаться в гости к Лань Чжаню?