— Я надеюсь, что ты не на диете. Хотя даже если на диете, мне плевать, — закатывает глаза Леша и разваливается на водительском кресле, протягивая девушке пакет из МакДональдса. — А еще я совершенно не знаю, веганка ты или нет, прости, там есть мясо.
— Ты такой заботливый, Миранчук, я не могу перестать восхищаться, — смеется Ксюша и, кажется, впервые за все это время наслаждается тем, что сидит в одной машине с футболистом и даже не хочет его придушить. — Прости, если нарушила твои планы на ночь.
— Ой, не парься, переспать с какой-то моделью я всегда успею. Завтра, сегодня, какая разница, — пожимает плечами Алексей, а самому тошно от этой маски крутого парня, коим он на самом деле не является. Но что-то внутри не дает ему быть открытой с Колесниковой. Внутри проскакивает мысль о том, что ей можно довериться, однако, что-то слишком сильно тормозит парня. Не может. В его представлении Ксюша — это избалованный ребенок, которого нужно опекать. А сил на опеку у Миранчука точно не было. И каким бы огромным не было его желание сблизиться с Ксенией, Леша понимал, что это плохая идея. Она не его вариант, далеко не то, что ему нужно.
В его видении, девушка слишком сломлена. Парень не представляет ничего о ее жизни, потому что и она, и Влад об этом молчат. Знает лишь, что их мама умерла, а отец бросил их, при чем мерзотным способом. Знает, что Ксюша поступила в Норвегию и уехала туда учиться, но в какой-то момент все бросила из-за проблем с парнем. Вот тут Леша не удивляется. Если послушать ее брата и то, какие требования выдвигает Колесникова, неудивительно, что она попадает именно на мудаков.
— Меня сейчас стошнит, — отвлеченно говорит девушка и откусывает бургер. И именно в этот момент, именно в машине Миранчука решает дать о себе знать ее неловкость. Несколько капель соуса отпечатываются на ее щеке, а кусочек салата падает на идеальное кожаное сидение. Ксения обводит взглядом салон, прикусывает губу и понимает, что с большой долей вероятности ее либо высадят сейчас и заставят идти пешком, либо просто убьют. И тут даже сложно представить, что хуже. — Прости, я не хотела.
Алексей шумно выдыхает, смотря на эту картину. Действительно ребенок, как он и ранее считал. Девушка в очередной раз это доказывает. И от этого даже немного смешно. Миранчук берет салфетку и протирает кресло, складывая их в небольшой пакетик, расположенный на панели приборов. А потом осторожно стирает остатки соуса с ее щеки. Сам не осознает для чего именно это творит. И какого черта кожа именно в этот момент решает пропустить электрический заряд, а сердце ёкнуть там в груди. Но Алексей задвигает это как можно дальше. Показалось. Дурацкая реакция организма на то, что у него давно не было девушки. Почудилось. Ведь это Колесникова, а она не может его привлекать.
— Если ты надеешься, что сейчас заиграет романтическая песня, зачирикают птички, то ошибаешься, мы не в мелодраме, — Ксения опускает глаза и прикусывает губу. — И если ты надеешься, что я тебя поцелую за бургер, картошку и то, что ты вытер мою щеку, то вы никогда так не ошибались, сударь. Я не одна из тех, кто раздвигает ноги перед тобой после слов «известный футболист».
— Ты меня не привлекаешь, как девушка, не переживай, — смеется, а потом осмысливает всю ситуацию. — Значит, ты все еще обо мне такого мнения. Думал, что поменял его, но нет. Ладно, Ксюша, поехали домой, — он сжимает пальцами руль и отворачивается от девушку, совершенно не делая продолжать разговор.
Футболиста задевают эти слова. Ему становится тошно, что в глазах Колесниковой он все еще выглядит тем, кто занимается сексом со всем, что движется и кажется хоть немного привлекательным. Хотя сам виноват. Из-за этой маски он сам не заметил, как сросся с этим образом. Они стали неразлучные. Единое целое, которое теперь не разрубить на части. И Миранчука это бесит. Парень понимает, что в этом только его вина, но не может ничего поделать с собой. От этого уровень ненависти растет до невероятных уровней. Ему противно от самого себя. Леша усмехается с этой мысли и переводит взгляд на девушку, которая сидит сейчас на соседнем сидении.
Алексей совершенно не понимает ее. При чем от слова «совсем». Для него Ксения остается книгой на непонятном языке, которую, как не старайся, он не может прочитать. Конечно, проще всего считать ее избалованной девчонкой, которая ничего не смыслит и готова смотреть на мир не сквозь призму розовых очков, старательно скрывающих реальность от прозрачно синих глаз. Из прически по очереди вываливались длинные пряди и стекали по плечам, прикрытым кофтой. Под глазами синяки, и Леша не понимает, они от туши, что размазалась по щекам, или от недосыпа. За время, пока он жил у Колесниковых, парень уже привык слышать, как ей ночью не спится. Как Ксюша может бродить по квартире или просто сидеть на кухне в полной темноте.
Что за загадку она скрывает? И что таит у себя там внутри? И почему не дает никакого шанса узнать, что творится там, в душе, в самой глубине? Что Леша делает не так?
Ксюша чувствует просто бешеную усталость, стоит только переступить порог квартиры. Свет горит только в гостиной, а крики и споры, доносящиеся оттуда, свидетельствуют лишь об одном. Влад и Баринов переместились из кухни в гостиную и устроили соревнование по игре в приставку. Колесникова отдает кофту Леше, который только кивает в ответ и уходит. Кажется, будто вся теплота, что была между ними в машине, испарилась, словно ничего и не происходило. Они все так же раздражительны, все так же ощущают эту взаимную неприязнь.
— Привет смертным, — улыбается Ксюша и опирается на косяк, рассматривая двух взрослых парней, которые сейчас больше смахивают на детей. — На что играете? На конфетку? Давайте я куплю вам по шоколадке, раз так надо.
— Привет, Сеня, — увлеченно говорит Баринов и даже не смотрит на подругу. Но стоит только ему отвлечься от картинки на экране и повернуться к Колесниковой, как испуг поражает сердце, заставляя его биться чаще. — Твою мать, Сеня. Это что такое? Тебя били? Насиловали? Сатане отдали? Где? Что это, черт возьми, такое?
— И я рада тебя видеть, Бара, очень скучала. Ты тоже очень красив, — Ксюша садится на диван и устало потягивается, прикусывая губу. — Ну покорилась разочек Сатане, с кем не бывает. Мы, кстати, победили. Очень умно, братец, отправить вместо себя Миранчука.
— Ну, вы не убили друг друга, уже хорошо. Прости, пришлось. Я правда хотел приехать. Леша обещал все снять мне. Да, Леша? — кричит парень, надеясь услышать положительный ответ, но сталкивается лишь с недовольным взглядом Миранчука, только вошедшего в комнату, протирая полотенцем волосы.
— Влад, слушай, вали к чертям собачьим, я устал, — отмазывается Алексей и разваливается на кресле, избегая какого-либо контакта с Ксюшей. Почему вдруг стало так страшно и сложно с ней общаться? Что щелкнуло и поменялось внутри? — Не забудь, я переезжаю в твою комнату. Мне надо поспать на нормальной кровати, иначе моим мышцам придет аут.
— Какие мы злые, — закатывает глаза Колесников.
Ксюша слушает все это и не понимает, почему она сейчас здесь. Как докатилась до того, что сидит с тремя парнями и слушает, как они перекидываются дурацкими репликами? Колесникова усмехается от мысли, что еще немного и эта тройка начнет обсуждать девушек, грудь, задницы и дорогие навороченные машины, в которых Ксения не смыслит ровным счетом ничего. Девушка стягивает последнюю резинку и волосы осторожными локонами рассыпаются по плечам. Она выпрямляла их утром, но к вечеру, из-за количества шпилек и резинок, все пошло черту под хвост и ее старания стали бесполезными.
— Эй, приматы. Пока вы не начали перемывать кости девушкам и осуждать, какой размер груди лучше помещается в ладошку, я сваливаю спать, — она резко встает и направляется к двери.
— Второй и третий, — говорит Владислав, поправляя волосы.
— Что? — непонимающе смотрит на него девушка, развернувшись к брату.
— Второй и третий размер груди. Ответ на твой вопрос.
— Придурок. Мозг в нашей семье достался только мне. Ты точно не приемный? — смеется Ксения и направляется в ванную, желая смыть с себя весь этот грим и просто остаться наедине с собой.
Время медленно переваливает за полночь, а Ксюша не может сомкнуть глаз. Сон просто не идет. Все путается. И кажется настолько хрупким и не важным, что не стоит даже пытаться и стараться. Нет смысла. Это гложет изнутри, не дает даже вздохнуть.
— Прости, мама, что я так и не стала той дочерью, о которой ты мечтала, — она вздыхает и смотрит в окно.
На стене отливается одинокая полоса лунного света. А темнота. Всепоглощающая. Пустота, которую нечем заполнить. От которой никуда не спрятаться. Она заполняет все вокруг. Но в тоже время она нигде. Она занимает каждый сантиметр этого небольшого, душного пространства. Но из-за полнейшего одиночества — эта пустота растягивается на миллиарды километров.
Девушка подлетает с кровати, натягивает теплые тапки, хватает плюшевую игрушку и заходит на кухню. В квартире стоит тишина. Все спят. И только Ксюша в этой тишине и пустоте единственный живой предмет. Живой ли?.. Ей самой смешно от подобной мысли. Ведь тогда, в тот день, когда гроб с матерью опустился в землю, умерла и Ксения. Погибла.
Ей душно. Горячая кружка чая, стоящая рядом будто наполнена разгоряченной лавой. Будто каждый сантиметр ее тела обдает этим жаром. Колесникова открывает нараспашку окно. И плевать, что на улице холодно, а ветер пронизывает каждую клеточку ее тела. Все для нее перестает иметь значение. Лишь полнейшая потерянность и разочарованность.
Избалованный ребенок. Слова, произнесенные Миранчуком, раз за разом прокручиваются в голове, будто кто-то поставил их проигрываться на повторе. Ей больно. Ведь он прав. Она сломленный избалованный ребенок. Ничтожество. Никому не нужная обуза, от которой стоило бы избавиться, да только сил ни у кого не хватает. Ненависть к себе пробирается в каждую клеточку и занимает слишком много места, туманит мысли, отравляя самым паршивым ядом. Она задыхается от этого. Слезы сами начинают стекать по щекам. Не спасла маму. Росла без отца. Без родителей. Брат сам всего добился. А она? Лишь закончила норвежский университет и бросила парня, который пользовался ее любовью. Ксюша так часто прикрывала любое свое действие поисками истины. Вот только Колесникова скорее бежала от этой истины. Не хотела посмотреть в глаза ситуации и осознать, насколько все дерьмово. Потому страшно. Слишком страшно. Это разъедает ее изнутри. Съедает и разрушает на миллионы маленьких осколков.
Девушка не сразу замечает Миранчука, зашедшего на кухню. Парень несколько минут смотрит на нее, пытаясь оценить всю плачевность ситуации. И лишь качает головой. Губы сжимаются в тонкую полоску, а в глазах читается разочарование и… страх за нее? Он закрывает окно и подходит к Колесниковой, опускаясь перед девушкой на колени. Своими руками накрывает ее ладони и начинает поглаживать кожу, пытаясь хоть что-то понять. Но абсолютно пустой взгляд и слезы, сбегающие по щекам.
— Ты чего тут Арктику устроила, Ксюша? Заболеть решила или жить надело? — усмехается и поправляет пар локонов, которые упали ей на лицо и прилипли к коже из-за слез.
— Надоело, — шепчет, надеясь, что он ее не услышит. Но Миранчук все слышит, к сожалению. Ему бы не хотелось этого слышать. Парень бы все отдал, лишь бы забыть слова, которые слетели с ее губ.
— Так, Джейн Эйр, пошли отсюда. Давай, вставай, ну же. Не заставляй меня нести тебя на руках до твоей комнаты, — Леша касается ее плеч руками, но Ксения не обращает внимания. Смотрит в одну точку и не реагирует ни на какие раздражители окружающей среды. В том числе и на него. — Видит бог, я предупреждал тебя.
Он подхватывает ее на руки и понимает, что сердце в очередной раз пропускает электрический разряд. Ему хочется послать себя к черту, выбросить Колесникову изо окна. Лишь бы не чувствовать это снова и снова. Она не нравится ему. Она не может ему нравиться. Никогда бы не понравилась.
Миранчук осторожно опускает ее на кровать и понимает, что ему страшно оставить девушку одну в таком состоянии. Вдруг что-то сделает с собой. Это же навсегда останется на его совести. Вся ответственность ляжет на плечи парня, который вовсе не готов к подобному развитию событий.
— Избалованный ребенок, — говорит Колесникова, смотря в одну точку. — Избалованный ребенок. Ты действительно так считаешь?
Да.
— Нет, я сказал это на эмоциях. Ксюша, я же придурок, ты сама это знаешь. Говорю всякую чушь, не думаю о том, что могу задеть человека. Ты сильная девушка, которая может восхищать. Ты не избалованный ребенок. Ты не такая.
Такая.
Леша оборачивает ее одеялом и старается уложить, всучив мягкую игрушку. Но девушка прикусывает губу и вытирает слезинки. Кажется, к ней возвращается образ сильной и независимой девушки. Или хотя бы подобия этого образа. Миранчук улыбается и встает с края кровати. Вот только Ксюша перехватывает его руку и на еще несколько секунд задерживает Алексея в своей комнате.
— Спасибо, что не дал превратиться в лед, — шепотом произносит Ксения и укрывается одеялом с головой.
Стоит только двери захлопнуться, как Колесникова в очередной раз падает в океан слабости и ненависти. Плечи содрогаются, а слезы пропитывают подушку. Ей не хочется больше ни за что бороться. Ей хочется к маме. И все-таки Леша был прав. Она тот еще ребенок.
***
Тина уже несколько минут рассматривает столики в поисках развлечения на вечер. Вот только ни единого мужчины ее типажа. Кто-то пытается заигрывать с ним, но блондинка закатывает глаза и выдает очередную порцию едких высказываний, которые режут парней по самому сердцу. Ей нравится эта гонка. Абрамова в очередной раз доказывает себе всю значимость своей персоны. Свою истинную, как она считала, красоту. Признание людей.
— Прости, немного опоздала, — Ксюша опускается на стул, рядом с ней, вешая пальто на стул, рядом с собой. — Отвлекись от перестрелки глазами с барменом и посмотри на свою подругу. Ты все равно не согласишься с ним встретиться, аргументируя это маленькой зарплатой, я тебя знаю, Тина.
Блондинка в очередной раз закатывает глаза и притворно смеется, делая вид, будто происходящее вокруг ее хоть как-то беспокоит. Блондинистые волосы едва касаются плеч, помада на губах добавляет яркости, а платье, иссиня-черное платье обтягивает идеальную фигуру, на которую Абрамова тратит кучу часов в зале. Тину слишком беспокоит ее внешний вид. И иногда Ксюшу это пугает и раздражает.
— Как у тебя успехи с тиндером? Нашла жертву? — усмехается девушка и опирается на мягкий диван, закидывая ногу на ногу.
— Пара свиданий. Мне не понравилось. Какие-то идиоты попадаются. Завяжу с этим, — морщится Колесникова и делает глоток сладкого кофе.
— Ну да, у тебя после Норвегии такой вид, мало кому понравится. Займись собой, хочешь, я помогу.
— Обойдусь без советов и помощи, Тина. Не переживай, я взрослая девочка.
Избалованный ребенок.
Телефон вибрирует, извещая о поступившем сообщении. Колесникова тянется за ним, открывая переписку с уже таким знакомым человеком.
«Патриция, как насчет того, чтобы перевести наше общение из виртуального в реальное? Встретишься со своим Робби? Удостоишь меня такой чести?»
«Когда?»
«Прямо сейчас, Патриция. Прямо сейчас»
Девушка несколько минут смотрит на адрес, игнорируя речи подруги. Она знает, что Тина рассказывает об очередном похождении в клуб, а там истории все до боли одинаковые. Ксюша и так знает, что там произошло и чем все закончилось. Колесникова старается прикинуть, насколько далеко от места встречи сейчас находится. А потом бросает Абрамовой быстрое прощание, хватает пальто и старается как можно быстрее добраться до нужного места.
Она нервно теребит шарф и поправляет длинные русые волосы. От нервов и тревоги все внутри переворачивается, а сердце так и жаждет выпрыгнуть из груди. Ксения чувствует себя подростком, которого впервые пригласили на свидание. Разум так и кричит о том, что она не знает этого человека, и он может оказаться маньяком. Но любопытство куда сильнее. Ей так интересно, кто скрывается за этим книжным образом. Кто стал ей настолько близким. К кому она успела привязаться.
— Ну здравствуй, Патриция, — слышится сзади.
Ксюша резко разворачивается и замирает, пытаясь скрыть свое удивление. Вот только выходит максимально плохо.
— Ты?..
