assorted

Чон Чонгук сидит в рюмочной, слабо делая вид, что не прислушивается к разговорам сидящей рядом с ним шайке таких же вако, как и он. Хотя, уточнение было лишним, так как последние месяцы в Бланко Ислит причалить не рисковал ни один мирный корабль, особенно грузовой. Глазами гипнотизируя заветный кусок пергамена на соседнем столике, он, опрокинув бутылку с крепким ромом, вытирает оставшиеся капли горячительного вокруг рта воротом грязной хлопковой туники, что некогда была белоснежной - до того как члены его экипажа устроили бунт и выкинули тут. Что вполне великодушно, Чонгук вообще думал, что застрелят. Он был бы благодарен. Между тем пьяная трель за чужим столом продолжался, раскрывая еще больше деталей. -Проклятье на мою душу, Джо! Я не безумен! – на этих словах упомянутый Джо разряжается пьяным смехом, чем выразил свое сомнение на столь громкое заявление. – Якорь вам в глотку, а не клад! Набивайте себе трюм и дальше, самодовольные бочки с ромом! – чем грознее выражался пират, тем сильнее смеялись его сомнительные спутники. – В пасть морского дьявола, я один отправлюсь, а вы и дальше меряйтесь кладами, – выплевывает пьяно и презрено, решительно переворачивая стол. Чонгук, удачно воспользовавшись суетой и назревшей дракой, медленно встает и по возможности незаметно подбирает улетевший с чужого стола карту на выцветшей телячьей коже, да поспешно покидает кабак, привычно уворачиваясь от летящих со всех сторон рюмок и бутылок, оставляя за спиной изрыгающий грязным ругательством заведение. -Ах, ты коробка вонючих костей, - на Чонгука неожиданно наваливается пьяная туша уже на приличном расстоянии от питейного, заставляя испуганно дернуться. В его лицо настырно вглядываются и, вероятно, признав, стискивают уже в дружеских, но не менее болезненных объятиях. – Старый пройдоха, Чон Чонгук! Ты какого черта ты тут?! -Хобс? – не доверяя своим глазам из-за темноты, уточняет Чонгук, смутно узнавая в ужасающе лохматой пьяни своего старого знакомого. Знакомого из приличной жизни, не пиратской. – Ты-то каким ветром тут? Хобс отчего-то смущается, беспомощно разводя руки и пытаясь не завалиться на бок. -Я был в команде Джо, но он прогорел, бушприт его в компас! – Чон Чонгук морщится от потока брани – за год успешного пиратства он так и не привык к грязным ртам. Может, поэтому его выперла собственная команда? Кто знает. – Ну, вижу: кто-то стаскивает карту старого Квока и… тоже захотел испытать удачу. -Я подобрал, – невозмутимо исправляет Чон Чонгук, затем сомнительным взглядом осматривает Хобса: у того не было ничего из оружия, и скорее бы нашел свою смерть в этой подворотне, чем удачу, если бы на месте Чонгука оказался кто другой. И раз сама морская владычица велела им встретиться, то кто Чонгук такой, чтоб сопротивляться? -Ну, так…ты на корабле? – с полупьяной лукавой улыбкой спрашивает он, кладя свою тяжелую руку на чужое плечо, и поспешно хватает потерявшего связь с миром Хобса. Они в пути тринадцатые сутки, и, согласно карте, должны были еще пять восходов назад найти заветный остров в океане да сокровища на нем. -Мы не переживем очередной шторм. – Мрачнеет Чон, хмурым взглядом сверля тускнеющий горизонт. -Да мой корабль все кораблям корабль! Все переживет, моя ласточка! -Хобс, это баркас. – Хобс на это усталое замечание высокомерно фыркает, вызывая ответное фырканье у своего спутника – они продолжают спорить об этом недо-корабле с момента отплытия, и до сих пор не пришли к согласию. Вдалеке у самого горизонта быстро темнеющее небо разрывает вспышка молнии, и Чонгук заранее морально подготавливается умереть молодым и бедным. Хотя, акулам все равно на приятную тяжесть в карманах. Хобс же начинает нервирующее завывать не менее раздражающую песню о морской владычице и бросившем ее возлюбленном. Чонгука - вот честное пиратское слово – капитально достало уже. Океан как-то слишком быстро начинает раскачивать хлипкий баркас, крупными волнами подгоняя и опасно подбрасывая на водной глади. -Хобс, мы не переживем этот шторм, – чуть ли не истерически вопит Чонгук, всем телом наваливаясь на деревянный штурвал. Грот-мачта, совсем не предназначенная для баркаса, угрожающе поскрипывает под сильным потоком ветра, а парусина - оглушающе хлопает. -Надо убрать парус! – пытается перекричать какофонию шторма Хобс, дергая на себя снасти – штопаная черти знает из скольких лоскутов плотной ткани, парусина упрямо не желала поддаваться. -В пасть к морскому дьяволу. – Выстанывает непроизвольно Чонгук, когда штурвал под его весом трескается на мелкие сухие дощечки. Одна острая с пугающей легкостью входит в его мягкую плоть живота, когда, потеряв равновесие, наваливается на осколки, но из-за участившегося сердцебиения даже не чувствует боли. Маленького баркаса начинает беспощадно швырять между гигантскими волнами. Вокруг было темно - хоть глаз выколи – сгустившиеся абсолютно черные тучи плотно скрывают только недавно вышедшее солнце. -Я же говорил, что второй шторм не переживем. – Кричит в ухо напарника Чон, помогая ему со снастями. -Ты просто накаркал, типун тебе на язык! – и смеется громко. - Хо-хо, старику Джонсу сегодня не получить мою грешную душу, – и Чонгук не знает – врезать тому или поддаться соблазну, и начать, наконец, надеяться на чудо. Чудо не случается. Баркас ломается на мелкие кусочки спустя еще четверть часа, как только они, наконец, убирают парусину и запираются в единственной узкой каюте. -Якорь в глотку, ты ранен! – успевает прокричать Хобс, увидев торчащую из чужого бока разломленную доску. И каркас идет ко дну, вопреки всем неунывающим заверениям Хобса. -Чонгук…. Эй….Чонгук…. – парня кто-то настойчиво хлестко бьет по щекам, заставляя болезненно морщиться. Он хочет накричать, обругать и еще что, но во рту словно пустыня – язык даже не поворачивается. – Чонгук…ты должен позволить им…Они помогут, Чонгук… Просто скажи «да», это обязательно…. Чонгук качает головой, пытаясь отвернуться от ударов, но глаза так и не может открыть: они будто слипшиеся. Тело же лихорадит, мозг, поплывший после жуткой горячки, а проткнутый бок напоминает о себе острыми поступательными болями. -Нет-нет-нет, не качай, кивни…. Они избавят от боли. – Чонгук, выхватив из взволнованной речи Хобса только необходимое ему сейчас «избавят от боли», послушно кивает. Даже несколько раз. И чувствует, как кряхтя, Хобс поднимает за руки, и тащит по песку. В его груди клокочет стон боли, сил на полноценные слова не хватает: ощущение, будто ему влили раскаленное железо. – Потерпи…. Ну и кабан ты…. -Дальше мы сами, – слышится Чонгуку высокий мелодичный голос, и тот настолько дивный, что желание открыть глаза увеличилось в сто крат. До него дотрагиваются мокрыми, прохладными руками, вызывая толпы мурашек на разгоряченном теле. Вдруг он осознает, что его медленно опускают в соленую воду – рана болезненно жжется, хотя тело принимает прохладу с благодарностью. И вот он уже с головой под водой, а воздух из легких исчезает непозволительно быстро. Парень пытается выдернуться из мягких полу объятий, но ему - да кто позволил бы - не разрешают. И теряется, перестав трепыхаться, когда к губам что-то прижимается. Он не уверен, что или кто именнно, но вот в том, что в его рот ворвался чужой горячий язык – уверен абсолютно. Глаза резко широко раскрываются, когда начинает полной грудью дышать. Это. Невозможно. Чонгука целует (громко сказано) незнакомый парень с ярко изумрудными, цвета спелой травы, глазами, со всей серьезностью считывая реакцию. И когда к Чону прижимаются еще со спины, с силой вырывая обломок руля, его л о м а е т. Чужие тела исчезают незаметно, а его не прекращает выворачивать. Парень машет руками, желая вцепиться всеми пальцами в любую твердость, но беспомощно хватается за одну воду. Вода. Он под водой. Все еще. И свободно дышит. Дышал бы, если бы тело не горело, особенно низ живота. Он умирает? Так выглядят объятия Джонса? Истерика подкатывает к горлу, и он с выпученными глазами хватается за горло, расцарапывая вниз по груди. -Дыши, – властно велит высокий голос, и Чонгук рад бы посмотреть, кто это тут самый умный, как вдруг осознает, что тело само слушается – начинает дышать вновь. – Закрой глаза и расслабься,… и отпусти свой хвост. Чонгук слушается, хотя понятия не имеет, что за хвост. Он дрейфует спокойно, радуясь одному – боль отошла под влиянием чужого голоса. Кто-то мягко проводит по его спине пальцами рук. -Можешь открыть глаза. Перед Чонгуком трое бесконечно красивых, бледнолицых существ, вниз от пояса покрытые яркими переливающимися драгоценными камнями чешуями, а на кистях - гребни. И вместо ног – рыбьи хвосты. «Вы….» – Чонгук почему-то знает, кто они. Он вдруг остро осознает, что знает о них почти все – то ли поцелуй был чудодейственным. Тот, который его поцеловал, коротко кивает на не заданный вопрос. Без слов понимая. «Пора возвращаться, мы ради тебя покинули пост», - все трое были с тонкими, но угрожающими трезубцами, и до Чонгука доходит осознание – никто из них рта не раскрыл, он слышит их в своей голове. И это тоже кажется ему в порядке вещей. Замешкавшись, будто чувствуя, как в глубину кто-то всматривается в ожидании, Чонгук выныривает на поверхность. Там, на клочке голой суши стоял Хобс, тревожно сжимающий пальцы рук, да в напряжении следящий за горизонтом. А когда темная макушка его спутника выныривает вдалеке, он испускает до неприличия громкий облегченный выдох. Они смотрят в глаза друг друга короткое время: Хобс с облегчением, Чонгук – с обещанием. С обещанием, что спасет, как спас его самого. Непонятно как, но совсем скоро узнает.