Профессиональный риск

Чуя выждал некоторое количество времени, прежде чем отправиться вслед за Соно в уборную. Если она такая недалёкая, то он доходчиво объяснит, что её присутствие здесь совершенно неприемлемо. Встретилась со своим дружком, отыграла роль в клоунском шоу — и возвращайся к своей работе, к проблемному мальчишке, к своим извечным сложностям. Только подальше от него. Когда её общество начало так сильно тяготить? Раздражать, скользить холодной змеёй между лопаток? Он и сам уже не помнил. Иногда это чувство становилось всеобъемлющим, невыносимым, удушающим. Оно мешало. Чуя приоткрыл дверь с уверенностью, что прямо сейчас Соно кинется слёзно просить у него прощения за свою неосмотрительность. Она должна чувствовать неловкость, ведь действительно выглядела, как полная идиотка. Подозрительно хладнокровная идиотка. Шаг внутрь и тело замерло, не выпустив металлическую ручку из ладони. Она опёрлась руками о края раковины и пристально смотрела на своё отражение в покрытом брызгами зеркале. Вода стекала по керамической поверхности, и мёртвую тишину рассекал пронзительный звук удара капель о мраморный пол. Бледное лицо скрылось за завесой тёмных волос, когда сгорбленная фигура наклонилась над открытым краном. Тяжелая куртка висела на одной из дверей, а девчонка осталась в одном лишь топе, больше напоминающем какой-то убогий лоскут ткани. Её спина и руки превратились в одну большую гематому. Синие, фиолетовые, желтые — синяки и ушибы причудливым узором расцветали на коже рядом с тонкими полосками шрамов. Она хлестнула водой в лицо с такой силой, словно дала себе пощечину. Затем снова. И снова. Интересно, её кожа действительно такая холодная сейчас, какой кажется? Блять, ты серьёзно? Какая чушь только не лезет в голову. Видимо, херовое вино подают в этой богадельне. Горло на секунду сжал болезненный спазм, но раздражение не исчезло. Сила Арахабаки прокатилась волной по телу и обожгла ладони, заставив наконец отпустить дверь. Слова вырвались сами собой — лишь бы разорвать эту липкую и слабую нить, еле видимо натянувшуюся между ними. — Эй, Соно. Долго собираешься прохлаждаться? Что за цирк ты там устроила? Задушенный хриплый голос, отразившийся от стен, прозвучал незнакомо даже для него самого. Она медленно выпрямила спину и протянула руку к лежащему рядом полотенцу. — Я уже ухожу, господин Накахара. Ситуация застала меня врасплох. Виновата, что не сориентировалась заранее, — спешно вытерев лицо и руки, она надела куртку. Быстро, без лишних слов и движений. Ого, это что за тон такой сейчас был? Что-то новенькое. Нельзя не признать, что, как только разноцветная россыпь ран скрылась из виду, её присутствие стало ощутимо меньше раздражать. Потому что мысль о том, что её избили, казалась мерзкой? Херня. Потому что вид травм на этой коже был таким знакомым и постоянно отзывался в голове тупой болью? Херня. Чуя, прекрати плавить себе мозги. Не на то время тратишь. — Ты знала об Арисиме? Как давно вы поддерживаете связь? — не поэтому ли чертов сопляк сейчас так активизировался? Появился из ниоткуда, поддерживаемый Камакурой и целой компанией её припевал, начал диктовать правила, перечить мафии. Не поступает ли ему информация изнутри? — Я догадывалась, что он связан с кланом. Но нет, мы не контактировали до этого вечера ни разу. — Почему Тачихара привёз тебя сюда? Кто отдал приказ? — Я не знаю. — Почему Арисима публично заявил о вашей связи? — Я не знаю. — Да что ты, блять, вообще знаешь, а?! Вечно суёшь свой нос в то, что тебя не касается, а потом строишь из себя тупую овцу! — вспышка злости, возникшая из ниоткуда и скатившаяся внутрь горячими углями, стала трещиной в едва сдерживаемом самообладании. Её губы сжались в кривую линию, а взгляд раскалёнными спицами впился в его лицо. Она обхватила ладонями край раковины, стараясь отстраниться, вжаться в зеркало спиной и слиться со стеклом. Не боится, не трепещет, не бежит — принимает вызов на дуэль, но не торопится поднимать оружие. Раздувает ноздри, с шумом тянет воздух, молчит. Молчит и смотрит, словно загнанный зверёныш. Когда он оказался к ней так близко? Чуя сделал еле заметный шаг назад, когда его рука замерла в паре сантиметров от её. Пальцы дрогнули от напряжения, ухватив воздух и сжавшись в кулак. Тело двигалось само, почти по машинальной привычке готовясь схватить чужое запястье и заставить слушать. Заставить подчиняться. Неужели ему действительно нужно применять физический контакт, чтобы утвердить своё доминирование? С каких это пор вообще? Её запах ударил под дых, возвращая к ненавистным воспоминаниям, разжигая проклятую силу изнутри. Арахабаки, словно обезумевший, ревел внутри, тянулся к источнику яда, жаждал поглотить, сжечь дотла. «Больше». Чуя застыл, силясь успокоить разбушевавшуюся силу. Впервые желание зверя звучало так отчётливо и понятно, что, кажется, можно было различить тон его голоса. Не разгадывать, не искать причину, не прощупывать собственные эмоции, а слышать так, словно ему вывесили огромный баннер перед глазами. Кончики пальцев похолодели от шока. Нет. Нет. Нет. Она здесь ни при чём. Она не может быть при чём. Никогда. Пустое место, недостойное внимания. Лишь ещё одна из числа таких же. Никто. Чуя окинул Соно быстрым взглядом — натянутая, как струна, наполненная до краёв чем-то настолько хаотичным, что, кажется, это вот-вот взорвётся и разорвёт её на части. Одновременно всё и ничего. Пустая и трещащая по швам. Изорванная в клочья и наспех собранная воедино. Та, чья жизнь оказалась не слишком радужной. Такая же, как и все члены мафии. — Исчезни. И займись своими прямыми обязанностями. Если через три дня недомерок не восполнит ущерб — отвечать будешь вместе с ним. Уходи. Прекрати вечно маячить перед глазами. Ты всё портишь, мараешь своими грязными руками, ломаешь идеально сложенный пазл. Сидишь в голове, словно чёртов паразит. Да кто ты вообще такая? — О, так вы тут! Отчитываешь подчинённую, Чуя? Смазливая морда Арисимы показалась в дверном проёме. Он широко улыбался, но глаза оставались холодными и смотрели с открытой угрозой. Бесишься, что старая кукла не играет свою роль? — Босс, я ухожу. Такэо, давай потом поговорим, — Соно поклонилась и, скользнув мимо него, скрылась в дверях. В ответ её дружок с понимающим видом пожал плечами и двинулся следом. Блять. Как же раздражает весь этот фарс. Каждый раз, как её каким-то неведомым образом заносит куда-то поблизости, происходит что-то мутное. Сраный магнит для проблем. Ладони привычно опустились в карманы пиджака, словно этот ритуал и сейчас сможет удержать зверя внутри. Но и Арахабаки, и он сам прекрасно понимали, что убеждение о полном контроле происходящего теперь всего лишь упрямая самонадеянность. Чуя плохо спал. И никакие травяные отвары сестры или мягкий звук, льющийся вечерами из патефона, не помогали. Хотелось забыться, нырнуть в чарующую своим умиротворением пустоту и не думать ни о чём. Дать измученному нутру хоть немного времени для зализывания ран. Нарастающая угроза со стороны наркобаронов нервировала куда сильнее, чем ожидалось. Вслед за ними показать свои гнилые зубы решили изнеженные правительственные крысы. Слетелись, как стервятники, хищно облизываясь на выступившую кровь. Жалкие насекомые. Передавить бы всех за один раз, упиваясь ужасом на их розовощёких рожах. Неприятные мысли отозвались в голове пронзительной вспышкой боли. Чуя поморщился, вышел из комнаты и сделал шаг в сторону заполненного до краёв танцпола. Всё, о чём он мог думать, — как выйти на улицу и вытащить из лёгких омерзительный сладковатый осадок от дури, которую курили сейчас все детки криминальных авторитетов. Новая мода. Как кокаин или «весёлые таблетки». И эти ничтожества собираются в дальнейшем заправлять всем наркотрафиком в мире? Смешно. Как только в лицо ударил прохладный вечерний воздух стало на самую малость легче. Было тихо, безлюдно и, наконец-то, по-настоящему. Яркая картинка сменилась мутными очертаниями разноглазых домов и потухших рекламных вывесок. Улица напитывала изнутри, мягко обнимая за плечи, будто мать. Чуя воспринимал её именно так — самое родное, понятное, комфортное место. Узкие тропинки в трущобах Сурибачи, накренившиеся ветхие домишки и подвешенная на верёвки обувь над головой. Если задуматься, то тогда он действительно чувствовал себя счастливым. Как больше никогда. Вдох встал поперёк горла из-за раскатившейся по груди вибрации. Во внутреннем кармане пиджака разрывался от звонков телефон, о существовании которого периодически приходилось вспоминать. Как же, к чёрту, вовремя. Лишь один человек мог посчитать себя настолько оскорблённым его долгим отсутствием, чтобы начать истерично названивать. — Я устал. И мне надоел этот пустой трёп, — резко прервал он только начавшуюся обвинительную речь Саюми. От такой беспардонности она запнулась и даже несколько секунд просто молчала, напоминая о своём присутствии лишь полными недовольства шумными выдохами. — Да что за хуйня, Накахара. Мне это начинает действовать на нервы… Чуя слушал её вполуха, но телефон работал и по-прежнему пропускал через себя гневные возгласы. Несмотря на поганое настроение и ещё более поганое состояние, он не должен открыто игнорировать свою пассию. Всё же она была его страховкой перед кланами Камакура и Арисима. С подземной парковки плавно выехал белоснежный спортивный автомобиль. Он на некоторое время остановился за углом, а потом с громогласным рёвом сорвался с места. Он прекрасно знал эту машину. Прекрасно видел, кого, чуть ли не светясь от радости, провожает до неё ублюдок Арисима. Смотрел, как она по-идиотски кивает и на прощание приобнимает широкие плечи. Её взгляд стал таким же, как и два года назад — влажным, открытым и до мерзости наивным. Чуя ухмыльнулся сам себе — он выиграл. Раскрыл их, поймал с поличным, не прилагая никаких усилий. В который раз убедился, что такая жалкая девка достойна испытываемого к ней раздражения. Зверь внутри затих, скалясь и истекая дымящейся слюной. Он ждёт. Ждёт, когда Чуя даст слабину, выпустит его наружу, прекратит держать на стальном поводке. Позволит вырвать ненавистному чужаку все внутренности, погрузить пылающие ладони в ещё тёплую кровь и с наслаждением смотреть, как гаснет жизнь в светлых глазах. Провести окровавленными пальцами по сомкнутым губам, спускаясь к ложбинке между грудей, вырисовывая алые полосы вдоль бледной кожи. Впитывая в себя смесь ужаса и желания, бушующую в ядовито-синих глазах. Сомкнуть клыки у бьющейся жилки на шее — жадно, яростно, остервенело. Позволить ядовитым цветам раскрываться на её теле, окутывать сознание мягким дурманом, ощущать это вновь. Наслаждение. Эйфорию. Забвение. «Я убью его».

***

Старые шрамы ныли. Было ли тому виной испепеляющее солнце за окном или же сознание, вновь и вновь возвращающее к пугающим воспоминаниям, Аяко не знала. Третья кружка кофе клубилась густыми кружевами ароматного белёсого пара, оставляя под собой идеально ровный коричневый круг. Он, будто рамка, очерчивал фото на личном деле полицейского Химуро. «Ты должна знать, что для тебя я сделаю всё, что пожелаешь. Просто скажи, и до утра проблема исчезнет. Без лишних вопросов, без посторонних ушей и глаз. Меня не будут интересовать мотивы и причины твоих действий — только результат. Стану твоим безотказным ангелом смерти». Слова, слетающие с когда-то настолько желанных губ, оседали горьким привкусом во рту. Она смотрела на него во все глаза и пыталась найти любую деталь, указывающую на ложь. На предательство. Они не общались столько лет. Крепкий жгут, удерживающий их вместе так долго, давно канул в небытие, громко хлопнув последней дрожащей нитью. А теперь Такэо врывается в и без того сложную жизнь, хитрит, недоговаривает, манипулирует. Сталкивает её лбами с руководством. Тянет за ниточки, чтобы гарантированно получить желаемое. «Госпожа Коё была так великодушна и согласилась помочь с организацией нашей встречи. Я и не думал, что она состоится так скоро», — с улыбкой говорил он, касаясь её ладони и поглаживая тыльную сторону большим пальцем. Его большие руки были тёплыми и такими живыми — в противовес её собственным, холодным и покрытым голубоватыми венами. Зачем ему всё это? По ушам резанул возникший из ниоткуда опасный низкий голос Накахары: «Кто отдал приказ?» Вот так и нашёлся ответ. Госпожа Озаки, видимо, имела свои виды на Арисиму младшего и его отца. Хотя, разве кто-то может хотя бы близко подойти к разгадке планов, строящихся в «Доме с хризантемами»? Какой-то причудливой фигурой там сворачивался клубок из лжи, хитрости, желания владеть и контролировать. Танец с саблями среди главарей преступного мира. Бумага с шелестом потянулась за кружкой, но Аяко придержала её и задумчиво провела пальцем по последнему указанному месту работы полицейского. Губы обжёг кофе, но ничто не могло заставить её даже поморщиться. От напряжения лицо стало похоже на каменную маску — мышцы задеревенели, на глазные яблоки будто натянули мутную плёнку, а кровь отхлынула от щёк. Этому ублюдку точно что-то нужно. Чего может хотеть никчёмный легавый, вылезший из ниоткуда? Мести? Вряд ли. Тогда убил бы у трущоб и там же зарыл тело. Денег? Возможно. Тогда становится понятнее, почему он тянет время. Но он знал про Катаяму. Знал, что она его куратор. Следил? Как давно? Долгий тяжёлый выдох не помог избавиться от кома в горле. До чего же страшно делать шаг в неизвестность. Вдруг она ошибётся и последствия будут фатальными? Неужели всё может стать ещё хуже, чем сейчас? Прикосновение босых ног к холодной паркетной доске отдалось дрожью в теле. Аяко приоткрыла жалюзи, щурясь от яркого солнца за окном. Оно обжигало, было ослепляющим и недостижимым. Как и Накахара в каждый из дней, когда ей посчастливилось находиться рядом. Даже раздражённый и холодный, как вчера в клубе, он оставался неприкосновенным произведением искусства, к которому грязные предатели не смели и на шаг приблизиться. Хотелось рухнуть миллионами осколков к его ногам, вскрыть грудь и вынуть оттуда горячее и кровоточащее сердце. Чтобы он увидел, чтобы узнал, чтобы перестал кромсать изорванную душу своими острыми взглядами-лезвиями. Его присутствие сбивало с толку и путало мысли. Она не смогла осознать весь размах информации, которую ей выдал Тачихара. Не успела ответить ему, когда перед уходом он шепнул ей на ухо «Хочешь спастись — вырви Накахару из своей головы». Как можно было что-то внятное сказать в момент, когда внутри всё плавится от мысли, что он совсем рядом? Пристально смотрит, подперев ладонью подбородок и отставив бокал вина. Его спутница бросала на них, столкнувшихся в немом поединке, недоумевающие взгляды. И что-то, совсем невидимое, почти неощутимое, в тот момент связывало её с ним. Всё пропало. Полицейский, Мичизу, страх, боль, Катаяма, грядущая катастрофа. Был лишь он. И безумный жар, заставляющий кровь кипеть. Сможет ли она провернуть всё, что запланировала, если случайное столкновение с Накахарой в штабе или на улице уничтожит в ней последние крупицы самообладания? Конечно нет. Поэтому следовало разобраться с этим в первую очередь. Аяко разделась перед напольным зеркалом, оставшись в одном белье. Шрамы, шрамы, шрамы. Как же много их стало. Как же много тщательно скрываемых тайн выходило наружу. Метнулась к кухонному шкафу и вынула оттуда громоздкие ножницы для разделки птичьих туш. Застыла над раковиной, схватившись за длинные волосы и сжав их с такой силой, что на глазах выступили слёзы. Уродливая снаружи и внутри. Жалкая, трусливая, слабая. Поддавшаяся чувствам и угробившая свою жизнь. Дура. Звонкий шелестящий звук дал волю первым горячим дорожкам, скользнувшим по щекам. Ещё, ещё, ещё. Подальше от себя прежней, от мыслей о спасении, от всеобъемлющего ужаса. Ножницы с треском отлетели в раковину, ноги подкосились, и Аяко сползла на пол. Уткнувшись лбом в дверцу шкафа, она наконец позволила себе отпустить всё. Рыдания сменялись криками, а покрасневшие ладони наотмашь бились о деревянную поверхность. Руки опустились, и ногти впились в острые колени. Кровь заструилась, переплетаясь в причудливом узоре с появившейся «Синевой небес». Как жаль, что яды были бессильны и не могли сломать пропитанный отравой организм. Стебли мягко накрыли ноги и коснулись ладоней. Нетронутые силой порезы покрылись тонким слоем кожи, перестав кровоточить. Собственная сила стремилась спасти её больше, чем сама Аяко того хотела. Что ж, пора прощаться. Ты хорошо держалась всё это время. «Нашему миру безразличны чувства. Он перемалывает людей миллионами каждый день. Не стань одной из них». Тачихара, почему твои слова звучали, как смертный приговор? Почему ты исчез, когда был так нужен? Спустя бесконечное количество времени где-то у дивана зазвонил мобильный. Сухой и холодный голос ответил Катаяме «Я подъеду к базе. Собери всех». До хруста выпрямив плечи, влив в каждую мышцу ещё дымящийся свинец и сжав челюсти, тело двинулось к шкафу. Чёрные брюки, чёрная водолазка, чёрные ботинки. Скрыть каждый штрих на коже, похоронить внутри, вместе с чувствами. Пальцы прошлись по корешкам книг и рамкам с фотографиями. Маленькое кладбище прошлой жизни. Поставить их вот так было непозволительной роскошью — разве она имела право пачкать светлые воспоминания своим взглядом? Рвано обрубленные волосы упали на грудь, но тут же были собраны в тугой хвост. Шаг к двери, ещё один. Открытое бледное лицо смотрело из отражения со смиренной отрешённостью. Потухшие глаза и впалые щёки стали ещё более явными, когда крошащимся чёрным карандашом она провела по векам. Пусть пугает окружающий мир так же, как и он пугает её саму. Голова медленно повернулась в сторону глубокой темноты спальни. Провалившимися глазницами на неё таращилась госпожа Химуро, выглядывая из-за угла. Она беззвучно смеялась, содрогаясь огромным телом. Послышался скрежет — и рядом с ней выросла фигура Юкио Оно, держащегося за грудь и медленно проводящего пальцем по тонкой шее, разрезая её. Бурая кровь катилась густыми каплями по его рукам, с громогласным стуком падала на пол. Призрак усмехался, протягивал в её сторону посиневшую руку. Они ждут. Ждут, чтобы поквитаться. Водолазка пропиталась липким потом, облепив тело и стянув его удушающей хваткой. Она смотрела на воплощения своего безграничного ужаса — и стягивала хрупкие нити нервов в канаты. Если и не стальные, то хотя бы временно прочные. Чтобы выдержали последний рывок. Нужно идти. Тебе нельзя оборачиваться, Аяко. Больше нельзя.

***

Инструкции Катаяме и его команде не пришлось раздавать долго. Взвинченные от нервов парни слушали внимательно и не задавали лишних вопросов. Они определили позиции, продумали план захвата и схему отхода. «Горящие головы» всегда выставляли хорошую охрану. Но среди членов банды прошёл слух, что в день вывоза выручки главаря на месте не будет, а значит десяток парней точно останутся вместе с ним. — Нужно точное количество. Тип их оружия, наличие эсперов, стиль боя. Иначе нас размажут, как говно по стене, — Рю резко сплюнул в сторону и рывком встал с продавленного дивана, который они притащили утром из соседнего гаража, — Только, блять, где такую инфу достать? Хер нам кто даст это просто так, а отвалить им нечего. Аяко оторвалась от схематичного изображения плана, который уверенными движениями вырисовывался чёрным маркером на покосившейся двери пожелтевшего старого холодильника. База для «команды спасения задницы Рю» идеально отражала положение дел — что-то наспех склеенное с чем-то, задуманное для непонятно чего. Такой же бардак, как и в голове у всех вокруг. — Это не ваша проблема. У меня есть источник. Вам сейчас нужно максимально отработать связку и научиться считывать мысли друг друга. Учтите, там времени на раскачку не будет. Одно промедление — и можете сразу валить. Высокий парень с кудрявыми волосами, скрывающими его глаза, подошёл к ящикам с оружием. Кажется, они звали его Шекспиром. За любовь к смертям в конце каждой истории. Он был высококлассным стрелком и когда-то даже работал на мафию. Его задача — прикрыть их в момент отхода. — А если промедлишь ты и фургон не появится вовремя? Мне сразу тебе башку снести? Мы сейчас все рискуем своей жизнью ради этой сумасшедшей затеи. Все присутствующие подняли на неё глаза, негласно поддерживая вопрос своего друга. Они не доверяли ей, не уважали и не признавали. Продолжали играть в бунтующих подростков. Только у Аяко сил на какое-то противостояние не было совершенно, поэтому оставалось лишь монотонно произнести: — Я тоже поставила на кон всё. Иду на огромный риск, раскрывая свою личность и напрямую вмешиваясь в разборки банд. Нашла вам фургон и человека, который даст весь расклад. Поэтому, пожалуйста, засуньте в задницу свои подозрения и займитесь наконец делом. Она медленно окинула всех взглядом, заметив отвернувшиеся к своим занятиям лица, закрыла маркер и шагнула прочь из гаража. Некогда ей заботиться об их состоянии. Если она правильно догадывалась о мотивах ублюдка-полицейского, то счёт шёл на часы. Неделя — вот и всё время, чтобы подготовиться к самой опасной авантюре в её жизни. Катаяма подошёл бесшумно и остановился рядом с ней, закуривая очередную сигарету. — Пацаны, конечно, отбитые совсем, но хорошие. Мы с ними из разного дерьма выбирались, но это самое серьёзное. Поэтому не злись на их выпады. Сердце сжалось в болезненном спазме. Они все могли погибнуть на этой вылазке. Молодые, смелые, безбашенные. Совсем ещё дети. Погибнуть, потому что она предложила им этот план. — Я не злюсь. Всё понимаю. Но не хочу, чтобы вы видели во мне доброго друга или хорошего человека. Я того не стою, — она натянула на руки перчатки, подставляя лицо моросящему дождю. Тучи наплыли незаметно, скрыв до безобразия жизнерадостное солнце. Оно словно издевалось над ними, стоящими на краю обрыва. — Честно, для меня всё, что творится в твоей голове — какая-то дикая гремучая хуйня. Ты пиздец странная, — Рю глубоко затянулся и медленно выпустил из приоткрытых губ струйку дыма, — Но я тебе очень благодарен. Что вступилась за нас с Наоко. Это впервые, когда нас не бросают на произвол судьбы, как какой-то скот на забой. Аяко поправила длинное пальто и, не произнеся ни слова в ответ, двинулась к служебной машине. Прокушенные изнутри щёки оставляли сладковатый металлический привкус на языке. Ответственность, как привязанный к шее камень, тянула на дно. Она должна держаться. Ради себя и ради них. Губить жизни всегда проще, чем пытаться их сохранить. Поэтому нужно начать чем-то жертвовать. Машина рассекала дождевую завесу, со слишком высокой для города скоростью огибая все преграды. Кто-то пытался посигналить, но любой звук утопал в стуке капель по металлическому корпусу. До штаба оставались считанные километры. Путь, который следовало проделать ещё год назад. Задушить эту дрянь в зародыше. По салону прокатился звук гудка. Абонент почти сразу ответил: — Здравствуй, Аяко. Я даже не ожидал, что ты позвонишь уже сегодня. Голос Такэо был мягким и сонным, словно он только что поднялся с кровати. Слишком… нормальный. Будто её пустили одним глазом взглянуть на что-то естественное, обыденное, человеческое. — Ты сказал, что я могу просить что угодно и ни одна живая душа не узнает об этом. — Всё верно, — твёрдо и уверенно. Признаться честно, глубоко внутри она рассчитывала на небольшое замешательство с его стороны, чтобы запретить себе втягивать старого друга в этот кошмар. Но своим ответом он перекрыл даже самый ничтожный путь для отступления. — Тогда я хочу воспользоваться этим предложением. Мне нужна информация. — Жду тебя завтра утром у нашего фонтана. Обсудим детали. Наш фонтан. Хитрый гад ты, Арисима. Давишь на светлые воспоминания, взываешь к зарытым внутри чувствам. Чего ты пытаешься этим добиться? Парковка, чёрный вход через склады, лифт, рельсы длинных коридоров. Шаги звучали слишком громко, отбивали в голове счёт. Десять, тридцать, сто. У случайно встреченной возле кабинета Хигучи расширились глаза, когда она столкнулась с ней взглядом. Пальцы, до этого крепко сжимавшие папку с бумагами, потянулись к её лицу. — Что ты… что ты с собой сделала? — её голос прозвучал совсем тихо, но тут же был прерван резким вопросом. — Накахара на месте? Ичиё коснулась её плеча, порываясь схватить и утащить за собой. Спасти от сумасшедшего шага. Она была очень умной девушкой с невероятной интуицией, так что, наверняка, догадывалась, что случится дальше. — Да, но… Ты спятила? Давай всё обсудим, — и впервые стальная маска спала, обнажив под собой взволнованное лицо с мягкими чертами и блестящими глазами. Излучающая свет, словно ангел. Скрытая от зловонного грешного мира за десятью замками. Аяко сжала тонкие тёплые пальцы в знак благодарности. Если всё пойдёт крахом, они больше не смогут вот так увидеться. Поэтому стоило оставить в памяти совсем немного хороших воспоминаний об их встрече. — Спасибо. Я пошла. Дверь в его кабинет была легче, чем казалось раньше. Было ли это всесилием самоубийцы или простым отчаяниям, узнать не вышло. Ведь его склонившееся над бумагами лицо вонзило железное копьё в подёргивающееся от напряжения тело. Накахара даже не поднял глаз, когда она приблизилась к его столу. Невозмутим и сдержан, как всегда. Может, слегка раздражён, но совершенно безразличен к её обществу. Идеально. — Соно, какого чёрта ты здесь делаешь? Пришла признать, что провалила задание? Он отложил чёрную чернильную ручку в сторону, сцепив пальцы в замок и опустив на них подбородок. Так, как всегда делал господин Мори. Вот он — будущий босс. Пропитывающий всё вокруг своей ужасающей аурой силы и опасности. Огненноволосый дьявол. Бог разрушения Арахабаки. От низкого поклона к горлу подкатила дурнота. В голове всё пульсировало, угрожая в любой момент вспыхнуть миллиардами лопнувших сосудов. — Я пришла просить перевод. Стоило догадаться, что этим всё и закончится. Ты ведь всегда знала правду. Готовилась к этому моменту. Представляла его бесконечное количество раз. — Что за херь ты несёшь? Опять эти твои идиотские игры? Последний шаг. Ты не одна. Их жизни зависят от тебя. Жизни твоих родных зависят от тебя. Если выродка Химуро не остановить — все попадут под удар. Ты готова поставить это на одну чашу весов со своей неадекватной тягой к этому человеку? Вряд ли. Ведь это лишь иллюзия выбора. Ты ведь знала, что лишена шанса с самого начала. — Я больше не могу нести службу под Вашим руководством. Я прошу перевод. Накахара медленно поднялся с кресла, вцепившись в неё уничтожающим взглядом. Стол скрипел под тяжестью ладоней в перчатках. В кабинет кто-то заглянул, но он с рыком «Вон!» захлопнул дверь силой способности. — С какого вдруг хера, а? Ты кем себя возомнила, ничтожество? — звук его низкого голоса отозвался громовым раскатом во всём теле. Аяко чувствовала, что дрожит. Нет. Её тело трясло и подкидывало на месте, словно при лихорадке. Во рту было сухо и вязко, челюсти подрагивали и шею сводило в колючей судороге. Просто скажи это. Ты для него никто, ничто. Это никогда не изменится. Он не изменится. Ты не изменишься. Отойди как можно дальше, избавься от этой зависимости, разорви цепь, приковавшую тебя к нему. Прекрати вести себя как полная дура. Повзрослей уже, Аяко. «Он птица не твоего полёта». — Неуставные чувства, господин Накахара. У меня к вам неуставные чувства. Я больше не могу игнорировать тот факт, что они мешают моей работе с Вами. Поэтому я прошу перевод.