Приплыли тапочки...

Выступающих деталей биографии у девочки было две, она ими гордилась, стирала, штопала, а они уж радостно выпячивали выступающие части – и нам даже нет нужды уточнять, о ком идет речь. А вот стыдилась девочка, так как жила скучно, всего одного факта: того, что бросила учебу сразу, как только появилась возможность гордо заявлять: «Я не черт-те что, у меня сбоку лавр!» Лавр сбоку вполне устраивал работодателя, а заказчиков вполне устраивало фото тапочек в резюме и внушительные тестику... тестовые задания, разумеется. Сама же девочка, не без давления родственников и более упертых однокурсников, нет-нет да и думала проторенной тропой: вот познакомилась бы с тапочками еще в бакалавриате – так и статьи бы научные живенько писались, и эксперименты бы подгонялись под ответ, и открытие бы, может, какое-нибудь уже сделала... Тут впервые за долгую тоскливую речь тапочки вскидывались: открытие – это же примерно как отверстие, это по нашей части, а остальное убери. Но все на свете имеет конец, а терпение тапочек имело целых два конца, и однажды они устроили хозяйке разборки на тему повышения самооценки («Которая настолько хуевая, что позорит наше доброе имя»). Суть их долгой прочувствованной речи сводилась к следующему: девочка – единственный и лучший в мире специалист по тапочкам с хуями, а значит, если уж ее так штырит наука, пусть основывает НИИ Хуя, а там уже думает, класть на это жизнь или всего лишь болт. Девочка задумалась. Потом написала в затонувшую на дне самооценки беседу однокурсников: научите, как НИИ открываются? Однокурсники – те, кто отвечал в глубокий ночной час, – НИИ открывать пока не умели, но точно знали, что без публикаций об этом даже думать рано, а уж публикации – это к ним. Увидев простыню текста, в которую ее закутали, девочка удивленно моргнула, потом, не открывая глаз, разулась и пошла мыть посуду. Знала: у нее есть охуенные цензоры, которые точно скажут, что надо читать, а что на хуй. Тапочки неустанно занимались самообразованием и, увидев слово «Scopus», повели себя как истинные филологи, начинающие и возбужденные: – Это по-басурмански «скопец», что ли? – спросил левый. – Похоже, – кивнул головкой правый. Вердикт их был, как всегда, единогласен: – На хуй. Девочка подсознательно не очень хотела лазать в мутные дебри и с облегчением послушалась. Несколько позднее, когда тех самых однокурсников наконец прибила первая волна профессионального выгорания, уже они пошли к ней с предложением делать новую науку, но это совсем другая история.