***
Огонь сжигает все на своем пути, подступая к горлу. Но никак не сознание, которое медленно, но верно склоняется к тому, чтобы покинуть мою бедную голову и, надеюсь, больше никогда не возвращаться. Вслед за огнем приходит осознание всей нелепости и трагичности этой ситуации. Страх растекается по венам электрическими разрядами. Идет от головы, как от сердца разносится по организму кровь, так разряды бегут по телу от щек. Голубые глаза смотрят прямо в мои. Такие жестокие, готовые сдать Оку и выпотрошить всех кто мог видеть меня без красной одежи. Но чувство сменяется иным, более глубоким. Заставляет прикусить язык, подавиться застрявшими в голове словами. Тону в переживаниях, в своих заветных мечтах, сомнениях и сожалею. Сожалею снова и снова о том, что существую в этом отвратительном мире. Но взгляд все так же холоден, как лезвие приставленное к горлу. Кровь все еще бежит по моему организму, а сердце, все так же часто бьется, разнося кровь по организму. А голубые глаза, все так же смотрят в мои, но на этот раз иначе. Если бы сейчас я стоял, то скорее всего упал бы, на подкосившихся ногах от страха вперемешку с чувством полной беззащитности перед этим взглядом. Всего минуту назад был готов раскрошить свои пальцы камнем из сада хозяйки дома, а теперь вся решительность испарилась. Как пепел по ветру развеяна ветром перемен. -Тебя не должны здесь видеть. Это может плохо кончиться- Голос глубокий, бархатный. Мурашками бы по коже разносился, будь мы не на улице, а в ночном клубе. Как было бы это до войны. В ушах звучит не как светские разговоры вперемешку с религиозными наставлениями, иначе, как теплый разговор после долгой разлуки. Такой ожидаемый и греющий продрогшие кости, не давая тебе окончательно свалиться замертво на мокрую от ливня землю. Если бы в жизни можно было бы загадать желание, которое точно исполнится, я бы пожелал слышать этот голос. Коротко кивают в ответ, не в силах сказать что-то внятно, на человеческом языке. Голубоглазый осторожно поднимает меня на ноги и ведет к крыльцу дома госпожи. Память вещь странная, потому что она откладывает на невидимые полочки только ту информацию, которая вызывает какие-либо чувства. И, кажется, голубые глаза никогда больше не посмотрят на меня так, как это было всего несколько минут назад. Это отложилось бы на одну из самых красивых палочек.***
На следующий день ничего не изменилось. Все та же комната, белые стены, наспех покрытые побелкой, шкаф с красными тряпками и запрятанной в сапогах таблеткой, грязное кресло в углу, которое притащила не так давно в мою комнату Сильвия. Сижу на небольшой подушке на подоконнике, смотрю прямо перед собой, будто сосредоточенно рассматриваю что-то не существующее на стене напротив. В голове перебираю такие же несуществующие вещи, послания, воспоминания, чувства. Таков мой досуг теперь, в отличие от сверстников в других странах, смотрящих сериалы в свободное время и довольствующихся сериалами, я снова и снова перебираю свою память по кусочкам, как самое большое сокровище на планете. Перебираю раны на своем сердце, вожу пальцами по шрамам — корешкам книг, хранящих все, что видели мои глаза. Иногда увлекаюсь настолько, что слышу голос мамы из соседней комнаты, зовущий выпить вместе чай или позвонить бабушке. Сейчас я бы ни за что не упустил шанс оказаться в её доме, хотя бы на несколько минут.Война принесла в наши сердца не только дозу боли, но и большее сожаление о том, что мы не успели сделать
Не хочу больше чувствовать своего тела и отдаться памяти без остатка. Но кто позволит мне сделать это в нынешнем мире, где я вынужден существовать. Скорее всего никто, ведь теперь каждый дорожит лишь своей шкурой. А тратить единственную жизнь на красную бирку никто не собирается. Кажется мы ничтожество, а не божий дар, как изливала нам своим поганым ртом тетка Лидия в Красном Центре. Омеги должны быть кроткими, дорогуша. Думаю, что имела ввиду эта старуха совсем другое, а именно: своих сук стоит держать на коротком поводке, отдельно от стаи. В противном случае их сила будет неудержима. Может быть создавая революцию, эти глупые люди, это поистине отвратительные, бездушные альфы забыли о том, кого они собираются подмять под себя. Миллионы омег, отправленных на эшафот, столько же на ядерных рудниках и здесь, в тылу врага, давятся их вонючим членом, потом желая покончить с собой. Эти говнюки забыли о том, почему альфы никогда не смотрят в глаза омеге. Эти говнюки забыли о том, что стоит нам собраться вместе, способны горы свернуть и не единожды.Они забыли наш звериный оскал
Сижу и скалюсь, смотря в стену. На задворках моего разума разворачиваются острова насилия. Выстрел, звуки разрывающейся боли, подымающиеся в воздух куски земли от подрывающихся мин и летящих на толпу гранат. Мы вышли на протест, показали свои клыки и нам дали по носу прикладом. Разогнав нас по вольерам, раздавив гордость, вскрыв самым отважным глотки, они забыли о том, что придут новые лидеры. Отвлекаюсь на зов Анны с первого этажа, кажется она все же собралась везти меня ко врачу. Надеваю свои белые шоры на голову и поднимаюсь на ноги. Слишком многое изменилось за считанные дни. Отныне и навсегда клянусь не забывать свое имя, гордо вытягиваю шею вперед, проходя мимо Анны и Командора к машине. Отныне и навсегда мое имя неизменно, незабываемо. Видимо только достигнув дна, мы осознаем на что поистине способны, что в наших силах даже горы своротить. Натянуто улыбаюсь, краем глаза замечая едва заметный прищур Командора и сажусь в машину. Едем только мы, втроем. Я, госпожа Анна и голубоглазый водитель. Внутри разгорается пламя, сжигает невидимые веревки на моей шее. Пока едем в полной тишине, рассматриваю водителя. Бесстыдно. Позволив мне разобрать себя по частям и собрать вновь, они не учли тот факт, что мой голос громче, чем голос толпы. Оскала одного, достаточно, чтобы собрать стаю. Голубоглазый спокоен, собран. Видимо не рассказал об инциденте той ночью. Большинство водителей служат «Око», но если такой не раскололся, значит ему можно доверять, хоть немного. Скалюсь, смотря в окно и вспоминая голубые глаза с стальным отливом. Возможно мне стоит заговорить с ним, если появится возможность.Пусть судьба ведет меня кругами Треснул пополам философский камень Но отчаянно к огню стремится Хрупкий мотылёк самоубийца