***
Сейчас кажется, что самое ужасное чувство — скорбь. Скорбь по ушедшим и по тем людям, которых ты не удержал рядом с собой. Мысленно молишься, отчетливо вспоминая лица возлюбленных, пусть недолго, пусть не по-настоящему любящих, чтобы они были живы. Чтобы были где угодно, лишь не в землю мордой опущены. Зверь недовольно смотрит изнутри, с укором, но все же позволяя эмоциям хоть на минуту взять верх над обстоятельствами.***
Небо усыпано звёздами, невольно засматриваюсь на них и вспоминаю гренки, которые мне готовил брат, когда я болел. Гренки как гренки, но с сахаром сверху рассыпанным , прямой как сейчас звезды на небосклоне. Достаю из кармана замызганных черных штанов пачку сигарет и облокачиваюсь спиной, ноющей от усталости, о башню танка. Несколько дней назад наше подразделение захватило парламент. А сейчас разворачивает лагерь здесь же, на парковке перед полуразрушенным от бомбёжки, но все еще величавым зданием. С трудом зажимаю губами сигарету и прикуриваю ее спичками. Рана на щеке напоминает о себе ноюще-режущей болью, отдавая волнами за ухо и вниз, по шее. Когда мы шли на это дело, с выбором или нет, никто не думал о том, что будут смерти. Много смертей. Очень много бесполезных смертей. Даже сейчас до конца не осознаю, насколько близок я был к неизвестности в этот раз. Насколько отчетливо я почувствовал смерть: ее запах от сгоревшего топлива и резины, вперемешку с запахом крови, ее вкус на своих губах: металлический, дурманяще сладкий, липкий к рукам. Тем утром, смотря на себя в зеркало, стоя в туалете разрушенного торгового центра в соседнем районе, я думал что увидел самого дьявола. Скалился себе же, пробуждая зверя, дразня рычанием, подтверждая свое уготовленное место в аду, бок о бок с владыкой. Я никогда не был верующим, а тем более мой отец, что покоится теперь на дне Тихого Океана. Однако, чувствуя на губах вкус смерти, обилие собственной крови и каждый разорванный нерв, я хочу верить, что после смерти есть продолжение этого бесконечного цикла эмоций и воспоминаний. Я хочу верить в свою б е с с м е р т н о с т ь , как и каждый грешных человек на этой земле. Хочу отчаянно, до последнего вздоха верить, что это не конец. Возможно религия породила это бездонное чувство в моей душе и убиваемом в конце-концов теле. Возможно надежда на это «после», произошла от любви. Любви к человеку, который пропал, и единственное что оставалось - поверить в то, что продолжение его жизни существует.***
Клаус никогда не мог с точностью сказать, надеется ли он, что где-то наверху есть высший, сверхчеловек. Но лежа на холодной земле и смотря на небо через густое облако коптящего дыма, совсем небольшое чувство, соизмеримое с далекой и самой яркой Полярной звездой, прокралось в сознание. Больше нет моего одиночества.Говоря о смерти, не меняюсь в лице я. Признак поэтской бездарности Дудка и вписки, как панацея. От неизбежной старости. Я устал. И мне просто хочется Милый двор на краю одинокого мая. Я больше не боюсь одиночества. Мне его не хватает.
***
Прошло много времени с тех пор, как началась эта революция. Моими руками убиты сотни невинных, но тысячи израненных знают мое лицо. Шрамы на теле не видно, но на лице — это отличительная черта моего внутреннего «Истребителя». Зверь рычит, зверь доволен, зверь любит вкус крови на губах. Ни своей, ни крови омег, сколько бы не приказывал мой Командор. Деньги и продукты сейчас решают все, ведь даже за пачку сигарет можно переложить на чужие плечи очередную смерть. Сколько бы не было в моей жизни отношений, сколько бы людей не прошло через мое сознание, оставив о себе только смутные, размытые временем воспоминания, я все же не нашел иного смысла к существованию, кроме насилия и кормления зверя очередной порцией насилия и подчинения. Они сказали что нам надо верить во Всевышнего и следовать его заветам. Что заблудший, погрязший во грехах мир, теперь терпит свое возмездие. Тотальное бесплодие, ядерное загрязнение, Содом на каждом углу. Они так отчаянно верили в свои истины, что своротили горы. И возвели к небесам свои, на крови и костях «порочных». Им было плевать на деньги, но это средство достижения их цели. Которая отныне и навсегда стала их законным местом под солнцем. Я не мог поверить в то, что могу ценить что-то эфемерное. И в принципе я не рассчитывал, что во мне, человеке агнце Гелада, который является одним из самых жестоких и затемненных прошлым и кровью "мятежников" по шею. Охватывает животный страх, когда смотришь на себя в зеркало. Внутри все полыхает огнём, а желание сломать себе пару костей или сильно ударить в бедро, перерастает в реальное действие. Но пока все не заходило дальше сине-фиолетовых синяков. Синяки на ребрах, рядом со шрамами от рулевых. Ночные кошмары. Нервные срывы, когда наедине с собой в своей маленькой квартирке над гаражом. Молишься Богу, чтобы твои бесполезные дни были сочтены. Молишься отчаянно, самозабвенно. Но только до того момента, когда больше половины сознания заполнено тьмой, которую ты сам несешь в этот мир и жизни неугодных твоим господам. Все изменилось ровно в тот момент, когда в дом к Командору Ярцеву был доставлен новый омега. Обидно, когда слышишь будто они обязаны лишь богу своими детородными свойствами, но никак не случайности и суеверной в нынешнем Геладе, биологии. Издалека казался таким стойким и непоколебимым в своей судьбе, оглашенной кем-то свыше в священном писании. Его глаза,замеченные мной всего на секунду из-под белоснежных шор, казались самым большим наказанием. Доказательством моей беспомощности и результатом и х революции. И видя тот же пронзительный взгляд в полумраке,готов поклясться, что моя жизнь не стоит окончания в самозабвении или самоистязании . Ведь чему я поспособствовал, стал агнцем тех жестоких, что последовали "Божьему замыслу" против здравого смысла, и утянули за собой в ад больше половины населения ныне существующей республики Гелад, тому теперь я должен сопротивляться. Хотя бы ради этих пронзительных глаз, от которых вся жестокость моего существа сменяется на чувство вины. Возможно это не вина, но иначе, более рационально, эти чувства я не в силах описать. Возможно это последний шанс, оставить кого-то в памяти и в сердце. Если у Охотника оно вообще все ещё бьется