У меня глаза змеи. У тебя глаза мои, как две капли воды… И тебе улыбается Мой рубец в пол-лица
В голове бардак. Невозможно так просто протереть пыль с полочек, хранящих воспоминания и детали, и аккуратно расставить все на свои места. Можно долго перебирать вещи, эмоции, словно это предметы в коробках с пломбами на крышах. Смотри через прозрачные стенки, но не открывай. Играйся, кидай в стену, но ни в коем случае не открывай. Но кто так поступает? Нельзя понять вещь просто смотря на неё. Так и с эмоциями. Нельзя понять плохая она или хорошая, оправданная или нет, пока не почувствуешь её на своей шкуре. У Ивушкина шкурка тоненькая. Будь он зверем, была бы черная, мягкая. Не видно шрамов, все глубоко покоятся. Подшерсток толстый, но у самой шеи прокусить — расплюнуть. Так и живёт, словно зверь, но с биркой на ухе, да шрамами, которым зажить не дано. Авось заживет однажды, стоит порядок навести. Клаус же белоснежный, исполосован весь, глубокие шрамы на половину морды, а оскалится — беги прочь. Страшен, но не безрассуден. Сидит на цепи, но в праве сам клыками перекусить, если хозяин решит усыпить. Хозяева на руку нечисты. Перепачканы пальцы в крови, а чужими руками и по локоть. В нас, как в людях всегда живут монстры. Не верь первому впечатлению — непоколебимая правда жизни.Клаус покорный зверь до момента, когда его решат усыпить.
***
Сказать, что Госпожа Анна была в ярости — ничего не сказать. Стоило супружеской паре вернуться домой и прочитать результаты исследований из медцентра, увидеть в графе «статус беременности» лишь одну фразу «отрицательно», Ярцева со всей силы кинула папку в стену, от чего из нее во все стороны разлетелись всяческие бумажки. -Скажи мне только одно, Демьянов.- Женщина быстро подходит и хватает другого омегу за волосы. Больно. Каждый нерв натянут, словно тетива у лука -Разве мы с командором плохо с тобой обращаемся? В её глазах не горит гнев. В них выражен непонятный сгусток чувств, но они явно нехорошие. Если бы этот взгляд можно было бы описать цветом, тогда в её глазах белый с ядовито-зеленым, вперемежку с темно-красным. Госпожа Анна обвиняет, что я не беременный. Теперь красные бирки виноваты во всех грехах человечества. Очередной политик посажен за взятку? Виновата его омега — слишком много требовала денег. Упала рождаемость? Виноваты омеги. Несдержанные, ведут развратный образ жизни. Изнасиловали в темном переулке? Слишком много свободы в выборе. Слишком много воли для слабого пола. Слишком много слишком. В определенный момент альфы почувствовали себя настолько незначимыми, что решили взять все в свои руки силой. Как итог, обвинения никуда не пропали. Как никуда не пропала поистине необоснованная и животная ненависть. Еще десять лет назад, общество боготворило гармонию между альфами, омегами и такими редкими на тот момент бетами. Ученые пытались найти альтернативные способы получения энергии для полного отказа от нефти, газа и угля. А страны были готовы переступить многовековую историю и защиту своего менталитета, ради общего светлого будущего. Мы всё ещё животные. Дикие, отвратительные. Живем по правилам природы, гадим где придется. Мы всё ещё кровожадные существа. Сколько насильственных смертей, сколько террористических актов и революций было за последние двести лет. И в этом виноваты ли только омеги? Остальным плевать. В этом мире глубоко всем на тебя плевать. Сдохнешь ты в яме, наложишь ли на себя руки — плевать. Вспомнят лишь несколько человек, которым искренне будет тебя нехватать. Важен лишь для единиц, а может важен как персонаж для сотен тысяч таких же персонажей комиксов. Оглядываясь назад, невольно задумываешься о своей значимости в этом мире как личности. Разве какому-то***
Бей сильнее, Бей точнее. Будь страшнее для них, борись за право на жизнь. Революция никого не щадит так же, как и война. Считай это та же резня. Не важно ментальная или физическая — кому-то все-равно придется умереть. Клаусу пришлось отрастить большие клыки, чтобы дышать полной грудью. Кусаться, вгрызаться в шею неугодных новому правлению, даже если это против принципов мужчины. Такова жертва человеческая. Такова судьба человека действующего инстинктивно. Инстинкты — одна из немногих вещей, что ненавидел в себе Ягер. С начала пубертатного периода, мальчик откровенно не понимал, почему в один момент может держать себя в руках, а в другой — не в силах держать себя в руках и не кричать на уроке, что единственное важное для человечества — оставаться гуманными. Куда делся этот светлый мальчишка с небесно-голубыми глазами. Канул в неизвестность, сменив небеса на холодную сталь во взгляде и руке, поблескивая лезвием. Все животные приспосабливаются к жизни. Только человек делает это самым непристойным способом — идя по головам себе подобных. Альфа искренне ненавидел себя за свои же грехи. Но держал все в себе, понимая наедине с собой, что рано или поздно лезвие промелькнет и у его горла. Клаус принимал свою греховность и готов расплатиться за все свои деяния, а стоило увидеть мальчишку, лежащего на ковре без сознания, ненависть окончательно переросла в разочарование в себе. — Надо же так. — Анна оставила омегу под ответственность водителя, а сама уехала под конвоем на встречу с командорами из соседних секторов. Так просто оставить, словно бесхозный предмет, который уже в печенках сидит. Альфа осторожно вытер пальцами кровь под носом -Такой теплый. Дышит и на том спасибо. Еще один раз.- Рассуждение прервала вошедшая в комнату Сильвия с вопросом, нужно ли вызывать врача, на что Клаус отрицательно мотнул головой. У этого тоже есть последствия, ведь красную бирку могут перенаправить в другой дом после такого происшествия. В другой ситуации, ему было бы плевать на лежащего рядом человека, но что-то внутри продолжало заставлять действовать иррационально. Чувствовать непонятное и неизвестное, ничтожно мелкими взрывами вспыхивая перед глазами. Мужчина осторожно поднял омегу с пола на руки, придерживая голову локтем. Идет в комнату, стараясь сильно не тревожить, не делать резких движений. В любой другой ситуации, его мог бы увезти в неизвестном направлении черный фургон. Но только он сам этот черный фургон некогда водил, наводя ужас на всех, кто видел его исподтишка. Укладывая красную бирку на постель, вытирая под носом свернувшуюся кровь и обрабатывая синяки на теле мальчишки, Клаус отчетливо выражает себя как личность в одном слове — сожаление. Если бы не маленький вклад в большую революцию, все было бы иначе. Раньше такие мысли старательно отгонялись, дабы не мешать работать. Теперь же нету никаких причин, чтобы прятать себя от самосуда, пусть и словесного. Он действительно виноват в произошедшем. В чужой крови больше чем «по локоть «, можно сказать по шею. Внутри ломаются кости от тяжести осознания в доли секунды. Что все было бы иначе, если бы не его маленький вклад. Да, может революция все равно бы свершилась. Но эта вероятность никогда не сможет быть проверена на опыте, а Ягер навсегда останется со штампом «истребитель» на внутренней стороне нижней губы.Разорвать бы себя в клочья, сука. Пустить на корм дворовым собакам, дабы маленькую пользу в этот мир принести.
Для вселенной мы меньше, чем ничто. Маленькие комочки энергии. Все люди, цивилизации когда-либо существовавшие на Земле бесконечно малы по сравнению с бесконечно беспощадным космосом и вселенной. Может Бог есть, а может его никогда и не существовало, как никогда не будет существовать нас по сравнению с возрастом вселенной. Все воины, конфликты, ликование, эмоции, чувства, победы и проигрыши не имеют абсолютно никакого значения для жестокого и по-своему прекрасного космоса. Смерть не будет определять нас, как и рождение, потому что длина жизни всех когда-либо существовавших людей ещё более ничтожна по сравнению с возрастом бесконечности. Ничтожны. Без возможности покаяться перед неким высшим существом. Пропадем в неизвестности после своей смерти, ни оставив абсолютно ничего.***
Впервые за долгие годы из глаз капают горячие и по ощущениям едкие, словно кислота слёзы. На чистую постель, на которой лежит красная бирка. И все это так абсурдно, что хочется кричать. Безнадежно. Кричать в пустоту. Кричать надрывая глотку. Его трясёт от осознания всего, что он когда-нибудь делал. Ведь все, к чему привели действия мужчины, находится прямо перед ним. Тощий мальчишка с сине-фиолетовыми синяками на ребрах, словно частички космических созвездий рассыпанными по бледной коже. И среди белых пятен, проблески жестокости. Красная одежда, красная кровь из носа, у виска, разбитые губы. Словно составляешь пазлы из разбитого человека. Здесь всё было хорошо — яркие цвета, улыбки, прогулки с друзьями. На другой же — чистой воды насилие и смерть. Клаус знает, что не выдерживает. Трясется, но не оставляет попыток выглядеть собранным. Тщетно. Вся его жизнь по идее своей тщетность.***
Ивушкин приходит в себя, смотрит на сидящего рядом водителя. Молчит. Только руку осторожно поднимает и касается волос. Если какой-то барьер был сломан, то стоит ли обманывать себя и сдерживать в сотый раз? В любом случае его не сдадут за такое действие, ведь само «Око» сидит рядом с полураздетой Красной биркой, да ещё и со следами побоев. Пряди жёсткие, но приятные на ощупь. Проводит кончиками пальцев, осторожно перебирая их. Альфа сидит рядом и не смеет посмотреть. Головой не дёргает, не отстраняется — нравится. Он похож на уличного пса. Ластится, чтобы погладили, но в глаза не смотрит. Боится когда идешь за ним по пятам. Только водитель Госпожи Анны не понимая собака, а самый настоящий волк с острыми, наточенными в бою клыками. Но он ластится. Продолжает сидеть на том же месте, не произносит ни слова. В происходящем сейчас в комнате есть некое таинство. Что-то сокровенное, скрытое навсегда от посторонних глаз. Словно перешептывание ночью, пока все вокруг спят.***
-Тебе лучше? — взгляд направлен прямо в глаза Ивушкина. Но не решительный, как когда рядом есть кто-то кроме Коли. Мягкий, безмерно сочувствующий -Будет лучше когда-нибудь. Только не уходи. — Слова основанные на взаимной тайне действий, но такие пророческие для двух людей, заложников ситуации.