Бог и господин

После первого изнасилования и ужасного стула Дин три дня лежал пластом в клетке и даже не шевелился. Он трясся в ознобе и только послушно открывал рот, когда к нему приставала охрана. Кто-то даже поил его кофе с молоком, чтобы пленник не окочурился раньше времени. Но через пять дней стало ясно, что жертва впадает в каталепсию и вывести её из этого состояния крайне трудно. — Джеки, я в возмущении, — заявил один из охранников, который не смог поднять Дина с пола даже после череды пинков в живот. — Как его поднять? Мой член жаждет оказаться в этом красивом рту. Оба, охранник и управляющий, зашли в сарай. — Ну и вонь, — брезгливо скривился Джек. — Ты еще и нассал под себя, падаль? Очередной пинок разбудил Дина и вывел его из черного забытья. Сердце резко забилось. Хотел бы он исчезнуть отсюда, но кто бы ему позволил? Боль не позволяла даже подняться — только бессильно замереть под нависшей рукой или отползти в сторону. Меж ног так болело, что вся нижняя часть тела отказывалась подчиняться. Его подняли зашиворот, и он запрокинул голову, смотря в суровое недоброе лицо охранника. Тот ткнул его лицом в область паха. хотел заставить сосать, но Дин и на коленях стоять не мог. Охранник отшвырнул его, и, желая проучить, наградил еще парой крепких пинков, но не услышал в ответ даже крика. — Птичка, ты что не поешь? Дин стиснул рот крепче и заполз подальше в угол — это ничуть не помогло, лишь раззадорило Джека, которому пришлось вытаскивать его оттуда с ругательствами. — Да он на ногах не стоит. — Шлюха может обслуживать только лежа? — фыркнул охранник. — Да он и рот отказывается открыть, — и Джек извлек ножик из штанов, просовывая лезвие между губами, пытаясь раздвинуть зубы. Проблема была в том, что в прошлый раз его так грубо трахали в рот, что углы рта порвались и воспалились. Вдобавок, потом, лежа в одиночестве, он так хотел пить, что они пересохли, потрескались и теперь почти намертво слиплись. Лезвие разрывало их, снова раскровавливая. У Дина текли слезы, но кричать не было сил. Он пытался отвернуться, но Джек крепко удерживал его: с ослабевшим телом это не составляло никакого труда. Зубы покорно раздвинулись, как только была порвана кровавая корка запекшейся крови на губах: ведь Дин помнил обещание Джека. Тот говорил, что выбьет их до последнего, и теперь не было никаких причин сомневаться в его словах. Его мучитель и впрямь выдумал что похуже. — Погоди, есть у меня одна штука, которая поможет этому красивому рту не закрываться, — и Джек вышел, но скоро вернулся. Металлические полукольца в руках с парой винтов походили на приспособление для пыток. То был расширитель рта, доставшийся им при покупке фургона у бывшего стоматолога, и теперь пришла пора использовать штуку по назначению. — Вот так, — и он был закреплен. — Теперь тебе ничто не помешает трахать его рот, сколько угодно. И зубы не помешают. Охранник сгреб его тут же, испробовать их новое изобретение, и скоро Дин отчаянно кашлял, поскольку еще не умел хорошо расслаблять горло. Головка члена стирала заднюю стенку трахеи в кровь, он кашлял, умывался слезами и бессильно пытался охранника оттолкнуть. Что могло быть хуже этого позора? Вдобавок ко всему он увидел, что у этого действа есть зрители: в дверях сарая нерешительно встала молоденькая горничная, глядевшая на него с широко раскрытыми глазами. на лице ее отражался откровенный ужас и жалость. Никакого презрения, хотя Дину было, в общем, все равно. Еще одним унижением больше — какая разница? Скоро его снова швырнули на пол, посоветовав вытереться: теперь и уснуть больше не получалось: углы рта так и сочились кровью. Он тихонько подвывал, а потом опять затих. Все происходящее казалось ему черной изнанкой мира, оборотной стороной того, что он видел до сих пор. Ему уже не верилось, что где-то там, за дверями фермы, есть мирная жизнь, любовь. забота и помощь. Он уже смирился с тем, что скоро погибнет здесь, и просил лишь, чтобы смерть пришла побыстрей, раз уж некому ему помочь. Но по крайней мере один человек попытался его спасти. То была та самая девушка. Прекрасно понимая, что ей будет не под силу вытащить Дина в одиночку или выкупить его у Сэма, она решила сперва хоть ненадолго облегчить страдания парня. Происходящее на ферме в отсутствие Сэма пугало и ее, и она не решилась бы просто так просто противостоять нескольким мужчинам. Уговорить их не трогать бедного парнишку казалось нереальным, а попытки воззвать к их совести вызвали бы хохот. Но она, будучи девушкой сообразительной, все же не отказалась от своей идеи и придумала напоить их, делая вид, что расположена к ним больше обычного. Вечером возвратившихся с улицы мужчин ждал накрытый стол и несколько ящиков пива из запасов кладовой Сэма; был нюанс: все оно было крепче того, что охрана привыкла пить обычно, и гарантированно срубило бы их ближе к ночи. Однако те оказались устойчивее к алкоголю, чем горничная могла вообразить, и через пару часов разве что быстрее опьянели. Но по крайней мере выпивка привела их в веселое состояние. "Трахать падаль" им не хотелось, но они были не прочь выдумать новое зрелище с Дином, может, даже заснять его... Подремать хотелось сильнее. Кое-как Дина приволокли в гостиную. — Зачем, Джек? Он снова нассыт на пол. От него несет кровью и гнильем. — И что? Не нам же убирать здесь! — парировал тот, оглянувшись на смущенно стоявшую в дверях девушку и захохотал. Остальные заржали вслед. — Иди к нам, цыпа. Ты чего-то хотела, но не решалась попросить? Она замерла. — Да. Не могли бы вы отдать его мне на ночь? Предложение и впрямь было встречено общим ржанием. — Вот как? А нам показать не хочешь, что ты там собралась с ним делать? Девушка покачала головой, но ее не слушали, а затащили, почти насильно усадив на диван. — Думаю, этот щенок и сам устал сосать у одних мужиков. Эй, ты! Для тебя нашлась киска, не хочешь ей отлизать? Дин в ужасе посмотрел на девушку, еще не зная, что та хочет лишь помочь. Он несмело подобрался ближе, ведь ему обещали, что если он удовлетворит ее, его отпустят. Целая ночь спокойного сна в тепле! Ради такого он решился. С губ сняли успевший намертво врезаться в рот расширитель. Горничная и сама смотрела на него, будто прося прощения. Он верно угадал, что девушка сама напугана не меньше, и решился, неуверенно оперевшись ей на бедра и коснувшись языком узкой щели. Долгие движения языком давались легче; по крайней мере сейчас его никто не терзал, разрывая в кровь задний проход или рот. Он вылизывал внутренние губы, раздвинул их, проникая внутрь. Она зажмурилась, краснея от стыда; что касается Дина, тот настолько привык к насилию любого рода, что исполнял все механически, хоть и услужливо, и его старания были выученным рефлексом из-за страха, что иначе принесут еще больше страданий. Стало видно, что ему удалось достичь успеха. — Да ты дамский угодник, малыш, — зрелище вполне удовлетворило охранников, став аналогом порнофильма на ночь. Многие зевали. Самый крепкий подхватил раба на руки и оттащил Дина к девушке в спальню, швырнув на пол так, что вызвал громкий вскрик страха и у раба, и у горничной. — Да что этой твари будет! Они остались наедине. Дин затравленно посмотрел на нее, никак не понимая, чем мог заинтересовать горничную. — Не бойся, — тихо прошептала она. — Я хочу помочь. Я не буду мучить. Она протянула к нему руку, погладив, и он сжался от ее касаний, отодвигаясь. — Сейчас будет немного больно, но потом я дам тебе обезболивающего, и ты сможешь хоть немного поспать в удобной постели. Дин слабо понимал, чего от него хотят. Он вообще разучился слышать обычные слова: в последнее время на его долю выпадали одни окрики и угрозы. Но его приучили быть смирным, и он безропотно терпел и снятие расширителя, который вновь вставили ему в рот, и извлечение пробки, вслед за которой вытекло немного крови. Девушка, как умела, помогла ему, извлекла все и промыла раны чистой водой из таза и перекисью водорода. Дин то стонал, то в кровь искусывал губы, не зная. чего она хочет от него. Но он привык терпеть, и потому не вырывался. — Ну, вот и все. Сейчас помогу тебе устроиться. — Что ты, — прошелестел Дин. — Тебя накажут. И меня... Они... — Не бойся, — убедила его она. — Я шприцом добавила немного снотворного в каждую банку. Будут спать крепко. Так что ты плачь, не бойся. Сейчас ляжешь удобнее. а я принесу тебе поесть. Кровать была узкой, вдвоем там было не лечь, так что девушка уступила ее Дину. Она не успела укрыть его одеялом, как он закрыл глаза и уснул. Боль была сильна, но резкие приступы ее отступали, превращаясь в редкие и тупые толчки, а когда лекарство подействовало, то провалился в очень крепкий сон. Девушка вздохнула. Она хотела еще и накормить бедного чем-нибудь жидким и теплым, но не успела, решив оставить еду на завтрак. Сама она осталась сидеть на полу и сторожить его сон, и завела будильник на случай, если уснет сама. В семь она встала. Дина было не растолкать, и она сумела его растолкать, только когда под утро ему привиделся очередной кошмар. Он открыл глаза, снова увидев девушку, и успокоился. Но тревога тут же вернулась: — Что с нами будет? Они узнают! — Они пока не проснулись. Думаю, час или два у нас есть. Погоди, согрею тебе поесть. Теплый чай и жидкое пюре привели Дина в чувство. Пить было больно из-за ранок на губах и во рту, но удовольствие от вкусной пищи пересиливало это жжение. Он благодарно взял девушку за руку. Она вздохнула. — Ты прости, но мне придется вернуть все назад. Я про расширитель. И пробку. Он сжался. Дрожь снова била его. Уговорами горничной удалось вставить оба приспособления обратно. Она утерла Дину слезы и погладила: это казалось насмешкой над недавними действиями, но ей нужно было защитить и себя. Он обнял ее, не отпуская, цепляясь, как за последний островок надежды. С трудом она уложила его на ковер (перенести в одиночку Дина назад в гараж маленькой девушке не удалось бы) и легла на постель сама, чтобы охрана ни в коем случае не подумала, что вчерашний случай был прикрытием для того, чтобы облегчить жизнь этого раба. Скоро оба задремали: Дин был сыт и почти что счастлив. Их мучители обнаружили обоих через час. Дверь приотворилась. — Ха, ты погляди, что за сладкая пара. У обоих такой счастливый вид, точно всю ночь лизались, — охранник был мрачен. От снотворного у всех болела голова. — Ничего себе. То есть, с этой девкой он может, а нам сосать отказывается? Джек, скажи, куда это годится? Я думаю, нашу птичку следует проучить. — И рассказать хозяину о выходках девки, которую он нанял, — кивнул Джек. — Слышишь, цыпочка? Ты отсюда вылетишь, так и знай. Знаешь, что я нашел в мусорном ведре? — и он покрутил в руках пачку димедрола. — Конец тебе. Девушка побледнела. Дин выл в голос. Его затащили обратно в гараж и жестоко избили. Скоро он лежал под ногами Джека и друзей, похожий на труп, не отзываясь на удары, безвольно, как мешок с опилками. — Что нам с тобой делать, птенчик? Снова пустить по кругу? А ты всем тщательно отсосешь. А если нет, я по одному и без наркоза выдеру все твои зубы, чтоб не кусался и сосал нежно. Ясно? Ответа не было. Угрозы потеряли смысл. Дин был без сознания. — Тебя это не спасет! — он попытался поднять его и поставить в привычную позу. но ноги Дина разъезжались. Он не стоял. — Да ну его! — возмутился один из охранников. — Лучше резиновую куклу трахать, чем это полено. — Есть у меня одна идея, — нахмурился Джек, — сейчас эта птичка нам громко споёт и даже спляшет. — Что ты хочешь устроить? — Танцы на углях, — бросил он. — Да? — оба усмехнулись. Он обоссытся как всегда, и потушит пламя. Вставь в него затычку! В уретру ему вставили толстый стержень, чуть не порвав: вытащить ему самому было нельзя. Дину казалось, что сейчас его член просто лопнет, так сильно круглый стрежень распирал мочеточник изнутри. А потом в подвале появился лист железа, а потом на него насыпали красные раскаленные в барбекю древесные угли, дали им чуть-чуть остыть и кто-то поставил несчастного Дина на колени. Огонь проплавлял кожу, заставляя ее лопаться до кровавых пузырей. Потянуло паленой кожей, и раб конвульсивно задёргался. Глаза его прояснились, и он застонал, а потом и завыл. В рот ему сразу упёрся немытый хер. — Соси, певчая птичка. И он сосал, подскакивал на углях, стараясь охладить прилипающую к раскаленному железу кожу, и сосал, а потом, когда всё закончилось, хрипло попросил снять заглушку и дать ему помочиться, и слушал злые и постыдные комментарии, заливаясь слезами и понимая, что выхода нет. Сразу после углей Джек решил наказать «строптивца» заодно и проверить, насколько сомкнулась его задница. В этот раз он не позволил себе отсасывать, а просто принёс гель. Особый жгучий гель, которым смазал свой презерватив. Он лёг на стол, остальные «помогли» насадить Дина на член, кто-то пристроился сзади. Член никак не хотел пролезать и его рванули пальцами. В итоге пошла кровь, а через несколько минут его уже сношали вдвоём. Дин даже кричать не мог, только делал частые короткие вдохи носом и выдыхал ртом, пытаясь расслабить живот. Иногда он срывался и молил: — Скорее. Скорее. Скорее. — Не проси. Виагра хорошая штука. Его отпустили только через три часа. Он стоял, раскорячившись. — Повертись, девочка, покажись дядям. Бедная твоя дырочка. Ладно, из неё ничего не протечёт. Грубым движением пузатая анальная пробка с хвостом заткнула его проход. Кто-то повернул крепления и она расширилась. Снять её сам Дин точно не смог бы. Так и пошло. Каждый день он должен был заслужить право сходить в туалет. Он ползал от одного к другому, предлагая свои услуги. Охрана и ремонтники менялись, к огромному облегчению Дина многие орали, чтобы пидор проваливал, и просто били его. Некоторые брезгливо снимали катетер и позволяли мочиться. А потом надо было работать, а как таскать тяжести, если в зад вставлен елдак, шипастый, отвратительный и вибрирующий так, что пах пронзает дикая боль, будто бы Джек и его дружок снова берут его разом? Уже была середина зимы когда в поместье прибыли подарки от деловых партнеров. В числе них был огромный вороной жеребец. Красивое животное устало с дороги, вставало на дыбы и не давалось в руки конюхов. Никто ничего не мог поделать. Джек ухмыльнулся, посмотрел на Дина, стоящего на коленях перед ним и подошёл к нему. Тот вздрогнул и распахнул рот. — Да кому ты нужен, растраханная блядь. Хотя... Думаю, коня ты успокоить точно сможешь. Дин в ужасе дёрнулся, но его потащили в загон. Осторожно, чтобы не попасть под копыта, его пихнули к жеребцу. — Отсоси у него, шлюха, глядишь он и успокоится. — Я… Я не могу. Берейтор, который частенько насиловал Дина и порол его по внутренней стороне бедёр стеком, подошёл к жеребцу и ухитрился положить руку на его мешочек, ощупывая. Потом, когда конь дался, обнажил головку из-под крайней плоти и принялся ему дрочить. Конь замер и потянул воздух носом, но охочей кобылкой тут и не пахло. Мужчина схватил Дина за волосы и подтащил к скотине. — Давай. Конь, понимая что ситуация странная, взбрыкнул последний раз, успокоился и отошёл от людей. Послышался гогот. — Даже конь не хочет эту суку. — Она не владеет даже одной лошадиной силой. Понятно, почему погиб брат хозяина. И в этот миг несчастный Дин понял, почему его ненавидят. Он хотел рассказать всё, но кто его слушал? В итоге сел на землю и зарыдал. — Да не реви ты. Ну, не захотел тебя конь, так мы тебя выебем. Не беда. Раньше Дин верил, что боль не может быть бесконечной, но здесь, на ферме, все оказалось не так. Вдобавок, он не ждал, что окажется таким живучим, и часто хотел покончить с собой, и ненавидел себя за то, что боится боли и не может перерезать себе вены или хотя бы украсть ружье у одного из охранников и пустить пулю себе в лоб. Собственно, это все проплывало на заднем плане, мысли были общим фоном к тем страданиям, что он испытывал. Должны же они были кончиться? Теперь Дин и этого не ждал. Все слилось в круговорот боли, и мысли стали самые короткие, и желания тоже, и он ничего не ждал.

***

Но, как ни странно, именно теперь жернова правосудия вновь пришли в движение. Один из тех давних "друзей", что подставил его, в пьяном виде проболтался знакомому, что убил человека; тот оказался воспитанным иначе и донес в полицию. Начали разбираться. История с аварией и сбитым подростком открылась с иной стороны. Провели эксгумацию, на теле нашли частички волокон одежды и сухой кожи другого человека; нашли обломки машины и подвергли повторной экспертизе и их. И семья Дина, наняв нового адвоката, добилась пересмотра решения. Вместе с судебной повесткой эта новость дошла и до Сэма. Вначале он явился в распределительный центр, ничего не понимая. Он долго не хотел верить, считая, что богатые родственники просто-напросто наскребли наконец денег на то, чтобы подкупить всех вплоть до прокурора штата, чтобы вызволить парня, и запросил материалы дела. Ему отказывали, кое-как согласились выдать, и он погрузился в свое расследование. Результаты двух экспертиз могли убедить любого, но Сэм, расположившись на диване в гостиной и прогнав всех, кто мешал, долго не мог смириться с тем, что узнал. Может, этот парень просто был за рулем не один? Они управляли оба, перехватывали руль друг у друга, потом оба решились придушить его племянника... Но и эта версия сдала позиции после признания на суде второго сообщника. И тогда Сэм осознал, что все это время измывался над невиновным. Ему вспомнилось все: и своя слепая ненависть, и жалкие оправдания бедного мальчишки, и своя недоверчивость... — Что я натворил, — тихо прошептал Сэм, — что же я натворил. Он сел на диван и сжал виски ладонями. Ему казалось, что голову сейчас разорвёт. В этой круговерти проплывали сцены его обращения с этим парнем. Дином. Он поднял трубку внутреннего телефона и приказал, потому что по-другому не умел: — Приведите ко мне Дина. Быстро. — Кого? — Сэм прорычал сквозь зубы. — Моего раба. Мрачный охранник с печатью жестокости на лице привёл трясущегося мужчину и поставил на колени. — Свободен, — коротко бросил Сэм и подошёл к несчастному. Больше не было непонимания в ореховых глазах, не было и упрямства. Не было даже страха. Сейчас было понятно, что мужчина будет выполнять любой, даже самый извращённый каприз. Потому что это был уже не человек, а животное, наделенное простыми инстинктами: будь послушен, подставляйся, и тебя не порвут на части, будь покорен — и тебя не станут избивать и насиловать ночь напролет. Все его желания были теперь самые простые, и действия тоже, а мыслей не осталось. Теперь он смотрел на своего господина доверчиво, подошел к нему, положив несмело ладонь на колено, боясь что отпихнут, и тут же сам убрал, не дожидаясь пинка под ребра; ладонь была обычной, разве что слишком бледно-синеватого цвета, с парой мелких царапин оттого, что постоянно приходилось ползать по полу, но запястье, показавшееся из-под широкого порванного рукава, было тонким, как у девушки. Сэм поманил его, испугавшегося, к себе, и крепко взял в свои ладони эту тонкую руку, не давая вырваться. Раб не сопротивлялся, но, увы, не потому, что с Сэмом было тепло или спокойно. Он просто боялся. И не помнил никаких слов. — Чего ты хочешь? Замерз? — Сэм посмотрел на то, как он дрожал: дрожь проходила волнами по телу, и сам Дин весь сжался, подобравшись. Ответа не последовало. — Хочешь покушать? Или пить? Все эти вопросы, похоже, приводили Дина в настоящий ступор — ведь у раба не может быть своих желаний. Он даже и не помнил, когда последний раз просил есть или пить, потому что после этого ему глумливо предлагали накормить, спуская семя ему в рот или прямо в горло, заставляя вылизывать все до капли. — Ну, ну. Не бойся, — Сэму пришлось подтащить его к себе. Не понимая, что с Дином, он вгляделся внимательно.