Бог и господин

Сэм рассматривал его несколько секунд и приходил в ужас. Дин вздрагивал под его взглядом — очевидно было, что ничего доброго он не ждал. Новое наказание? Неважно. Ему и так всегда больно. А Сэм никак не мог поверить, что довел его до такого. Сколько прошло? Ведь совсем немного? Когда он потерял контроль над происходящим? Он подманил Дина поближе — тот подполз, не разгибаясь, но дотронуться до себя не дал, прошептал: "Не надо, сэр, запачкаетесь, я так могу", — и потянулся к нему ртом, пальцами цепляясь за ремень его штанов совсем привычно. Сэм дернулся и вздрогнул от этого прикосновения. — Нет-нет, не стоит. Постой. Ты что трясешься? Замерз? Дин понял только то, что его снова отталкивают, и испуганно подобрался — думал, что будут бить. Картина складывалась невеселая. Старые тёмные тряпки. Та же рубашка, в которой он был на суде. Те же брюки, точнее всё, что от них осталось. Глаза были опухшими и казались узкими. Веки покраснели. Губы его дрожали, из носа лились сопли. Это было отвратительно, но не ужасало. Другое зрелище вызвало порыв дурноты. На лбу несчастного чернела нанесённая маркером надпись «СУКА», на правой щеке была ещё одна «СОСУ», на левой же щеке довольно примитивно было сделано изображение кончающего полового члена. Дин едва держался в сознании. Губы несчастного были разбиты и по уголкам надорваны, кровь спеклась в них, бурые потёки были и на подбородке и на горле, а взгляд был пустой, бессмысленный, и ясно было, что последние дни он держится на автомате, иначе давно рыдал бы и выл в голос. — Как же так вышло, малыш? Почему я сразу тебе не поверил? — вопрос повис в воздухе, заданный Сэмом скорее самому себе. Вспоминался сейчас и растерянный его вид, и наивные вопросы, и искренняя обида в ответ на дурное отношение, и теперь, спустя время, становилось ясно — нет, не мог быть этот парнишка испорченным насквозь, как Сэм успел себе вообразить. А теперь он сам похоронил его, того, прежнего Дина. Раба было теперь не дозваться, несмотря на все попытки. Дин и не понял его, сочтя за благо отодвинуться — наигранно добрые голоса тоже его пугали, как и любые другие голоса. Он привык всего бояться — так по-доброму его подзывали, когда хотели причинить особенно сильную боль. И он не слышал смысла слов Сэма. Тот уже не злился. Он понимал: что ж, этого и следовало ожидать. Ни на один заданный вопрос он не ответил. Не было смысла начинать разговор, сначала нужно было вернуть парня в более адекватное состояние. Как человек решительный, Сэм резко встал и Дин сжался, ожидая удара, но его просто подхватили под локоть и усадили на диван. Против воли он взвизгнул от боли, совершенно противно, не по-мужски, а затем потерял сознание — у него был вывихнут локоть одним из охранников, но Сэм этого не знал и нечаянно схватился за то самое больное место. Старая ссадина разошлась, тонкая пересохшая кожа треснула. Обнаружились и кое-какие другие раны. Между ног у безвольно упавшего Дина на светлой обивке дивана медленно расплывалось пятно крови. — Вот чёрт! — выругался Сэм, приходя в отчаяние. Нужно было что-то делать сейчас же, но Сэм не мог себя заставить действовать. Пить, злиться и калечить было проще, а сейчас, когда не было багровой пелены ярости перед глазами, он видел Дина так же, как и любого другого парня в таком состоянии. Как же его коснуться, чтобы не причинить боли? Единственной здравой идеей стало только вызвать начальника охраны внешнего периметра закрытой территории, где располагалась их ферма среди еще нескольких таких же, островок уюта в пригороде. Бобби Сингер, отставной военный, суровый и решительный мужчина, никогда не появлялся на ферме. В зверствах он не участвовал, да и не знал про них, иначе Джеку бы не поздоровилось. Дину, впрочем тоже, но Бобби просто организовал бы несчастный случай. Человек этот, пожалуй, мог называться другом Сэма. Первым делом он содрал с него остатки присохшей кое-где к повреждениям ткани, и стало ясно, что Дин ужасно истощен — Сэма передернуло от отвращения. Как он вообще мог ходить и двигаться? Промежность, половые органы, низ живота — все было сине-багрового цвета от кровоподтеков, кое-где синяки перецветали в зеленый. У Бобби на лице и мускул не дрогнул, за все время он изрек разве что "Мда-а", но отношения своего к увиденному никак не выразил ни жестом, ни мимикой. Его, в отличие от Сэма, мало что трогало: на спецоперациях он видел полностью развороченные трупы. Дин отличался от них мало и требовал снисхождения лишь потому, что был жив — впрочем, Бобби, смотря на бледневшего от тошноты Сэма, не был уверен, что тому это надо. Сэм явно ждал от него решения. Поэтому сейчас он рассматривал лежащий перед ним окровавленный кусок мяса, но никак ни парня на диване. —Твой раб, ага? — Да. Убил моего племянника, врезавшись пьяным, а потом свернул ему шею, чтоб избавиться от свидетеля: я, по крайней мере, так думал. А потом... Потом я понял, что ошибся. Пришло новое решение суда, и стало ясно, что за рулем был другой. Но уже было поздно. — Ясно. Кто это его так? — Джек с остальными. Я, во всяком случае, так думаю. — А ты где был? — А я… — Понятно, позволил это сделать. И как? Легче стало? — Не стало, — понурился Сэм, — делать-то что? — Вызывай врача. Ты своего, я — своего. Хоть с одним да повезёт. Пока Сэм набирал номер доктора и старался рассказать в чём дело, Бобби положил несчастному Дину ладонь на лоб. Тот широко распахнул глаза. Бобби видел, что там пустота, но человечность в нём требовала успокоить парня. Он безо всяких церемоний разрезал его тряпки, удивился припухшему, будто выпирающему животу у такого тощего создания, и вздохнул. — Похоже, ему отбили печень. Мне не нравится цвет его синяков, там застой крови, если не вызвать доктора, отрезать придется все, что пониже пояса. Если так, то он долго не протянет. Дай-ка мне простынь и нож. Дин инстинктивно дергался, но в сознание не приходил. Сэму казалось, он должен выть, орать в голос от такой боли, а он молчал, и поминутно хотелось проверить, жив ли он. С треском разъезжалась ткань, раздираемая на широкие бинты. Бобби перебинтовал спину и грудь, отдельно перебинтовал колени, покрытые отвратительными гноящимися ранами. «А я его ползать на них заставлял», — с ужасом подумал Сэм ужасаясь и догадываясь какую боль он испытал. Покачал головой, глядя на опухший член и мошонку, прикрыл их куском чистой ткани. — Всё, что мог, я сделал. Ждём врача. Сэм вызвал доктора, лечившего его с самого детства, а Бобби отправил сообщение своему знакомому, подозревая, что приличный врач рабом без документов и страховки заниматься не станет. Так в итоге и вышло. Доктор, выслушав, в чём дело, наотрез отказался. Деньги его не прельстили, он был разозлён, что его выдернули по такому поводу, а Сэм впервые не знал, что делать. — Не отчаивайся и не рычи, Сэм. Оботри ему лицо для начала, сейчас сюда мой приятель приедет. Дин снова пришёл в себя и увидел хозяина над собой. Тот как раз доставал салфетки, наверняка пропитанные чем-то жгучим. Как же всё надоело! Он в ужасе замотал головой, напрягшись, боясь этих обжигающих касаний, и хотел попросить о смерти, но вырвался только скулёж, который был истолкован совсем иначе. — Тише, маленький, — и верно, исхудавший парень был ниже его ростом, а сейчас казался и вовсе тростиночкой, — у тебя… — он так и не решился сказать про надписи. Только удивился, что охрана зачем-то выбрила его, — … жар. Я оботру тебя и всё. Он осторожно стирал маркер и, видя слёзы на щеках, пытался рассказать, что всё кончилось, что он поможет, только его не слушали. В глазах Дина читался животный страх, сердце его колотилось где-то в горле, но лицо так и не зажгло. Наоборот, возникло давно забытое ощущение чистой кожи, что вызывало ещё больше паники. Доктор, вызванный Бобби, приехал довольно быстро, но всё же Дин успел провалиться в глубокое забытьё. Кровь под ним больше не растекалась, но он вздрагивал всем телом так, что Сэм не выдержал. Присел на диван и пристроил голову Дина у себя на коленях, удерживая парня от метаний. — Тише, ну тише же. Дин… Ну ведь хуже будет, — и даже сквозь забытьё Дин замер и задрожал. — Я не обижу тебя, просто слишком много ран..... И тут раздался насмешливый голос. — Тааак, а зачем меня сюда звали? — второй врач был больше похож на бродягу, ограбившего соседскую помойку. Кудрявые русые волосы его явно не знали, что такое расчёска. Бежевый плащ, моды годов так пятидесятых, радовал парой пятен и отсутствием трёх пуговиц. В руках он держал огромный чемодан. Даже не докторский. — Это кто? — Сэм с сомнением поглядел на Бобби. — Он что, спёр чемодан на вокзале? — А, это… Это приятель (Антона Семёновича Шпака) мой. Джимми Новак. Он врач, но сейчас у него временные трудности и он готов лечить пациента. Пусть даже и раба. — Угу, готов, — мрачно кивнул «коновал» и закурил, кидая взгляды на будущего своего пациента. Выпустил колечко сизого дыма и, видя как морщится потенциальный наниматель, распахнул окно. — Наглец, — прошипел сквозь зубы Сэм приходя в ярость, — закрой. Не то..... — Что? Он простудится? — Джимми указал на едва живое тело. — Так я и так скажу. Ему пизда. Он наконец поставил свой чемодан. Огляделся в помещении, принюхался и заявил. — Его надо вымыть. Ну, если вы хотите, чтобы я осматривал его. А если речь идет не об этом, а о том. как попроще отделаться от этой проблемы, то поступим так: у меня есть немного опиума. Могу уколоть, а через сутки вызовите врача. Тот поставит диагноз «кровопотеря» и всё. — Нет, я не могу… — Да, умоляю, сэр, не изображайте вы такое глубокое горе и раскаяние. Все я понимаю, — рассмеялся доктор, — это же просто раб. И это вы довели его до такого состояния. Значит, была причина. Так что… — Хватит болтать! — резко прервал Сэм. — Помоги ему. И что-то было в этом виноватом взгляде, в покаянной позе, на дне погасших глаз, в требовательном тоне, что циничный доктор сдался. — Хорошо, я готовлю всё для осмотра, а ты моешь его. — Как же можно его в воду? У него всё тело в кровавые лоскуты. Будет заражение. Да и боль… — Да ёбни в воду марганцовки. Вон у техников возьми. Или в твоём особняке обслуги не водится? А я пока всё приготовлю. С этими словами он водрузил свой чемодан на стол и распахнул его. Вопреки подозрениям хозяина оттуда не выпорхнул рой мух, не выпали вонючие носки, и даже гремлина там не нашлось. Зато был явно набор врача-подпольщика. Рядами лежал перевязочный материал, жгуты, шовные наборы. В двух металлических коробках наверняка был хирургический инструмент. В белом пластиковом футляре обнаружилось с десяток различных ампул. Он даже выглядел сравнительно аккуратно, и видно было, что это единственное, о чем Джимми Новак по-настоящему заботился. Сэм подхватил Дина под коленки и под шею, легко поднял, направившись в ванную комнату, и уложил свою ношу так осторожно, как мать свое дитя. Марганцовка нашлась в аптечке, и он, бегом вернувшись, бросился набирать воды, поминутно трогая ее рукой и думая, не слишком ли та горяча или холодна; потом решил для себя, что теплая будет лучше, и закрыл помещение, чтобы то тоже нагрелось от воды. Скоро ванна исходила горячим паром. Красноватая вода зловеще плескалась. Если остаток рубашки Сэм удалил ещё в кабинете, то те лохмотья, которые нельзя было назвать брюками, решил снять только сейчас. Лучше он бы не делал этого в одиночку. Его снова чуть не выворотило: даже не от запаха, от вида застарелых разъезженных ран. По худым ляжкам Дина тянулись рваные раны, но они были не так страшны. По ногам ползли дорожки крови и спермы, которой было слишком много. Он исхитрился положить мужчину к себе на колени и раздвинул ему ягодицы. Стало тошно. Вход в тело был не то что растянут, это было самое мягкое слово, которое он употребил бы. Он был разодран в хлам, расшаперен, куски кишки опухшими складками выпирали, как при геморрое, будто большой нарыв. Анус не закрывался, но цвет его был вовсе не цветом ткани. Сэм пригляделся и ахнул. Бильярдный шар. Чёрный восьмой номер растягивал порванный сфинктер на почти семь сантиметров. Сэм скривился, так возненавидев себя, точно сам был его палачом — да и правда, не из-за его ли попустительства это случилось? Он мысленно пообещал себе узнать, кому в голову пришла подобная идея, и открутить голову, или, по крайней мере, ободрать в судах как липку за истязания. Или нанять пару других парней, чтоб тоже ходил под себя и ссался пару месяцев... А потом Сэм снова осознал, что может винить одного себя, и помочь Дину тоже. Он осторожно положил руку над лобком Дина, нажимая, чтобы вытолкнуть, и тот очнулся. Затравленно посмотрел на хозяина и попытался заорать — из-за осипшего голоса ничего не вышло, но испуг его был таким откровенным, он так ждал очередной боли, того, что хозяин замахнется, что продолжать у Сэма не хватило духу. — Я… Ты… Я узнал… Помогу… — он ощупал живот и понял, что чёртов шар был не один. Вся толстая кишка была туго набита шарами, причинявшими боль. Сэм сглотнул, ну, а что он хотел, сам же отдал его своим бандюганам из личной охраны. Большинство там предпочитало женщин, вот и компенсировали отсутствие стояка собственной жестокостью. Сэм вдруг понял, что начал паниковать. Дыхание участилось, он не знал, что делать, а человек перед ним просто замер, как кролик перед удавом. Наконец, подавляя тошноту, он сипло позвал: — Доктор Новак, идите сюда, пожалуйста. Дверь резко распахнулась, просунулась кудрявая голова: — Чё надо? — У него тут бильярдный шар, — простонал Сэм. Врач присвистнул, когда увидел то, что сотворили с мужчиной. Он не церемонился, но вот ухитрялся делать всё так, чтобы почти не причинить боли. — Так, разрывов, по крайней мере, глубоких, там точно нет, а то бы помер уже. А так я предлагаю ходить. — Не понял. — Сами выпадут, — пожал плечами доктор. — Берём его под руки и водим как беременную, как всё выпадет и будем смотреть. Вдвоём они заставили это полубессознательное тело стоять на ногах. Дин повисал на плечах, прикусывал до крови губу. Он хотел вырваться, но не мог — его держали двое крепких мужчин, и вдобавок держал страх перед ними. Чувствуя внутри себя чертовы шары и понимая, что они выпадут сейчас, он отчаянно сжался, представляя, как взбесится хозяин, если те сейчас выпадут, окровавленным следом пачкая все. Опозориться не хотелось, он зажимался, но мышцы его не слушались. В глазах его застыли слёзы, а сам взгляд стал остановившимся и мутным. Как только они сделали первый шаг, он глухо застонал и попытался сложиться пополам, улегшись на полу. Ничего не вышло, отпуститься ему не дали, доктор не позволил. — Терпи, хороший. Нужно ходить. Второй шаг был хуже первого, всё, что было в кишке, разом тряхнуло, накатил спазм, и Дин попытался присесть, широко расставив ноги. Вот этому доктор не препятствовал, наоборот, прижал руку над лобком страдальца и надавил, как показалось Дину, со всей дури. Тот вскрикнул. Сэм не выдержал: — Что ты творишь?! — И от кого же я это слышу? Так и быть, объясню. Нужно дождаться спазмов и толкать. Благо это шары, а не семейство морских ежей. Если я полезу рукой, то рискую покалечить его и порвать кишку. Тебе-то всё равно… — Нет, — тихо прервал Сэм, — мне не всё равно. Дай ему обезболивающее. — Не дам. Пока не осмотрю, не дам. Сэм вздохнул. Через десять минут Дин выл не переставая. Шар опустился ниже, раскрыв его зад, и застрял. Инстинктивно жертва приняла позу орла. Терпеть Дин уже не мог, но всё же услышал, как чужой голос уговаривал его расслабиться. Сил терпеть и правда не было, и он послушался. Сэм с ужасом смотрел, как тяжёлый шар с грохотом упал на пол. Дин застонал ещё громче. Следующий шар уже давил на выход… — Док, так же нельзя. Хоть что-нибудь сделай. Я..... И доктор сделал. Он схватил Сэма за горло, сжал его и заглянул в глаза. И хоть был ниже ростом, такая сталь сияла там, что Сэму стало не по себе. — Твои скоты изувечили парня. Если я хоть что-то предприму, его жопа срастется неправильно, и никто мне за это спасибо не скажет. Усёк?! Поэтому надеемся на естественное разрешение этого процесса. Хотя, тебе же всё равно. Просто не нравится сам результат. Чистеньким остаться хочешь! Слова были жестокие, и от части правдивые. Во всём доктор был прав, кроме одного. Сэм хотел помочь. С грохотом упал ещё один шар, вызвав уже не крик, а животный вой. Дин содрогался всем телом, хныкал. По щекам лились слёзы. Шары падали с противным стуком, парень содрогался, доктор давил на живот, а Сэм стоял, не в силах что-либо сделать. Последний шар покинул тело и Дин ненадолго потерял сознание, но разум его страдал. Это была новая унизительная пытка. Эти двое что-то говорили, а низ его живота корёжило в спазмах. Он был голый, опустошённый. Иногда ему позволяли остановиться и сильно надавливали на живот, от чего сфинктер болел ещё сильнее. Боль отдавалась в мочевой пузырь и шла выше. А потом он понял, что его тело не справляется с нагрузкой, он не может выполнить собственный приказ держать всё в себе. Первый шар со стуком выпал на пол, и в течении пятнадцати минут его измученное тело покинули и остальные шары. Облегчения не было. Боль превратилась из саднящей в обжигающую, по ногам потекли свежие струйки крови. Тут уже его подхватили и отнесли в комнату хозяина. Опасаясь тревожить спину, опёрли грудью на стол, согнув пополам и развели руками ягодицы. Сэма снова затрясло. Вокруг широченной, даже не пульсирующей дыры чёрными линиями складывались ещё два слова: ДЫРКА и ПИССУАР. Сэм уже прекрасно догадался, что делали с парнем, но теперь получил этому нагляднейшее подтверждение. Вход в тело представлял собой адский увядший цветок с окровавленными лепестками живой плоти. Кусок развороченной кишки выпал, наружу, пугая его особенно сильно. — Так, парень, не напрягаться, — доктор надевал перчатки. — Что это? — спросил Сэм, подавляя дурноту. — Выпадение. Без стационара не вылечить, но заправить, чтобы не было ущемления, я могу. — Пока у него нет прав, в больницу его не возьмут. Сколько? — Что сколько? — Денег тебе надо сколько? Чтобы ты ему помог. — Спятил? Там каждые два часа надо смотреть. И если вылезло, убирать. Если тебе делать нечего, то я могу научить тебя. — Хорошо. — Вообще-то, оно всё само подтянется, но только медленно, и в том случае, если ты не будешь пихать в него всё подряд. Или у тебя бильярдного стола нет? — Он еще и шутить ухитрялся! — Прекрати, — зарычал Сэм, а Дин вздрогнул. Заскулил как зверёк и Сэм попытался его уговорить. — Доктор поможет. Никто тебя больше не обидит… Но Дин не слышал, просто трясся и пытался умоляюще тянуть руки, прося пощады. Джимми, глядя на всё это, фыркнул и цинично заявил. — Ничего у тебя не выйдет. Он же не человек. По крайней мере, не сейчас. Смотри, как надо. Он присел на корточки, протянул руку и начал гладить парня за ухом. Ни дать ни взять, собаку чешет. — Хороший, хороший. Молодец. Хороший мальчик. Усталый раб попытался ткнуться носом в промежность врача. — Фу! — не зло, но резко прервал его доктор. Дин остановился. — Молодец! — Ты что творишь?! Он же человек! — А ты об этом думал?! А?! — Я исправлю… Я правда всё исправлю. Доктор даже не слушал жалкий лепет оправданий, он смотрел на Дина. Тот стекленеющим взглядом смотрел в потолок. Дыхание было поверхностным, казалось, что несчастный просто не осознаёт происходящее. — Так, парень, до конца не выключаемся, — доктор готовил шприц. — Что это? — Адреналин. Его надо немного взбодрить. Спать ему нельзя. Раны воспалены, я введу антибиотики, нужно чтобы они циркулировали в крови. Дин почти не мог стоять, дубовая столешница врезалась в грудь. Дышать было так тяжело, так ещё и в теле у него копался мужчина. Мешочек выпавшей кишки остро ощущался между ягодиц, прикосновения к нему заставляли дрожать. Он помнил угрозы Джека прижечь её сигаретой, или сделать из его попы пепельницу. Изо рта вырвался стон отчаяния, но вместо окрика и удара, хозяин положил ладонь на его руку. — Потерпи чуть-чуть, сейчас пойдёшь отдыхать. Стало мокро, это врач промывал красные складки, выпавшие на десять сантиметров, антисептическим раствором. Потом палец в латексе погрузился в середину, там где была щель и начал поднимать кишку под истошные завывания Дина. Наконец все поднялось, но так и не сомкнулось. — Идите сюда, — проворчал врач. — Смотрите. Мера временная, ему нужна операция. Делаете так. Вот тампон с обеззараживающим гелем. Ставите внутрь, прижимаете вот здесь, ближе к простате. Хорошо бы воздухом прижать, но стому я не могу наложить. Теперь бинтуете вот так. Он быстро ухитрился сделать повязку, прижимающую тампон, сделав несколько оборотов вокруг пояса Дина, а затем пропустив бинты между ног. Осмотрел израненный член, отёкшую мошонку, уже не закованную в кольцо — он снял его сразу, при осмотре. Сталь была затянута так, чтобы полностью не прекращать кровоток, но доставлять дискомфорт. Потом покачал головой. Мошонка имела неприятно красный цвет и на ощупь была горячей. Доктор осторожно ощупал пострадавший орган, вызывая новый стон. — Странно, впечатление, будто бы они периодически сдавливались. Или их тянули. Связки повреждены, но не очень. Понять бы, чем ещё так сделали? — Может, холод приложить, — засомневался Сэм. — Да не поздно уже. Думаю, здесь уролог лучше посмотрит. Отчаянно захотелось прикрыть истерзанный пах парня, а ещё лучше согреть ладонью, говорят, что живое тепло помогает. Прогнав от себя отчаянные мысли, Сэм задумался о другом. Сейчас нужно было прикрыть себя от гнева отца Дина. Неприятностей по закону он не боялся. Вся вина за ситуацию лежала на прокуратуре. Компенсацию тоже выплачивать будет казна штата. Ненадлежащее содержание раба ему не могли вменить. Да и вообще вся эта затея с рабством изначальна была придумана для тех, кто по дурости попадал на тяжёлую статью. Фермеры охотно забирали рабов, те и не жаловались. Контроля нет. Их «эксплуатировали» как помощников по хозяйству, пастухов, шофёров и мелких грузчиков. Но любая идея может испортиться, и постепенно система вырождалась во что-то уродливое. Не везде и не всегда. Дину просто не повезло. — Я закончил, — сказал Джимми, стаскивая перчатки. Сэм вздохнул и достал из своего комода длинную футболку и трусы. — Трусы убери, — раздражённо бросил доктор. — У меня там памперс есть. — Всё так плохо? — Нет, бля. Всё заебись! Диаметр шаров семь сантиметров. Как думаешь, его зад сразу сомкнётся? — Нет, — прошептал Сэм. — И я о том же. Неси памперс. Он присел на кровать и осторожно согнул ногу, ту самую, что ошпарил кипятком. Сейчас повязка скрывала мокнущую рану. Будет ли он когда-нибудь снова нормально ходить, или останется на всю жизнь хромым? — Ты снова станешь прежним, Дин, я обещаю тебе. — Не-а, не станет, — снова влез наглый доктор. — Он сейчас хуже запуганной собаки. Ну, и обращение соответственное. Попробуй его приучить. Тогда он не будет на тебя кидаться, тогда подберёшь ему интернат подходящий… — Нет! Он будет полноценным членом общества! Он станет счастливым и… — Пустые слова. — Я обращусь к его прошлому! И… — Ага, давай. Я останусь и посмотрю, как у тебя это выйдет. Но оставаться с ним Джимми Новак, конечно же, не собирался. Получив причитающиеся деньги, он ушел, дав Сэму последние напутствия и пообещал заглянуть завтра. А тот, отпустив его и Бобби, остался размышлять над тем, что он скажет родителям парня, если те, получив приказ об освобождении, вместе с прокурорскими явятся к нему забрать Дина.