Бог и господин

Джон на огромной скорости мчался в поместье, в котором отбывал наказание его сын. Импала мягко скользила по дороге, несмотря на то что педаль газа была нажата до упора, а заветные документы, призванные вызволить сына и объяснить, что Дин не виноват, покоились на пассажирском сидении. Все его мысли были заняты предстоящей встречей. Как она пройдёт? Возмужал ли сын от того, что наконец-то поработал руками? Он втайне надеялся, что с сыном все хорошо и физический труд его только закалил. О чем они будут говорить по пути домой и как он будет извиняться за тот скандал, который привёл к роковой ночи в клубе? Он боялся признаться самому себе, что очень скучал по своему ребёнку, тысячи раз прокручивал в голове то, как он начнёт разговор, но все-таки нервничал, как мальчишка. Остановив машину возле ворот, он прошёл к будке охраны и поинтересовался, где может найти хозяина данного поместья. Сэм тем временем прождал бессонную ночь над постелью раба: Дин после болеутоляющих спал крепко, и разве что остаточные особо сильные спазмы мешали иногда. Глухие вскрики быстро прерывались, оставалось разве что поправить одеяло или проверить памперс: менять его надо было с осторожностью, и он чаще напитывался остатками потемневшей крови и не то гноем, не то остатками спермы и смазки. Сильнее всего измотала Сэма именно неопределенность. В подвешенном состоянии находились жизнь и здоровье Дина, он поминутно трогал лоб, думал, не слишком ли высока температура, не слишком мучительны его боли, стоит ли снова позвонить доктору? Потом он вспоминал Новака, который вряд ли обрадовался, подними он его посреди ночи из одной мнительности, и решался подождать еще немного. Забрезжил рассвет, и Сэм сам не заметил, как отключился на пару часов. Одеяло сбилось в сторону, немного сбились повязки на коленях, и Дин тяжело дышал. Губы у него казались пересохшими, и Сэм хотел напоить его, но и будить боялся: сон для больного был сейчас единственным способом пережить кошмар и не видеть снова пугающей его обстановки и людей. Глаза у него открылись сами часу в девятом, он сделал попытку привстать, но был остановлен Сэмом. Дернулся нервно, стоило хозяину дотронуться; просьбы полежать не успокоили его, но подчинился он беспрекословно. Вода вызвала кашель, но вернула голос: теперь слова вырывались у него без мучительного першенья в горле, и он заговорил, пусть и хрипло. Просил отпустить машинально, без особой надежды, уверял, что будет работать ("Какая тебе работа", — подумал машинально Сэм, но возражать не стал, мягко удерживал). Кровать воспринималась им однозначно как место для близости — он только не понимал, почему хозяин никак не воспользуется им и зачем перебинтовал всего, но смирился. Даже согласился поесть немного перетертого детского пюре и отпить чая, но ел медленно — зубы и разбитые в кровь кулаками охраны десны еще болели. Сэм хотел унести остатки завтрака, но ему помешал звонок. — Доброе утро, сэр. Охрана внешнего периметра. К вам направляется автомобиль: люди говорят, они родители какого-то вашего раба. С ними пара прокурорских и из центра по надзору за... — Знаю, — оборвал Сэм. — Пусть едут. Он еле успел переодеть что поприличней и умыться: вид был как с похмелья, хоть он и не пил этой ночью. Под глазами залегли тени, и после новости о визите родителей руки тряслись, как у бывалого алкоголика. Он на негнущихся ногах спустился вниз и дал приказ своей охране отпереть ворота и впустить гостей. Первым из машины вышел седой подтянутый мужчина — черты лица его так резко напоминали раба, что нужды спрашивать, кто он, не было. С ним вышла пара человек в серой форме с ордером в руках. — Джон Винчестер, сэр. Я за сыном. Сказали, он должен был отрабатывать у вас. — Да, он у меня. Я его верну, — не стал возражать Сэм. Внутри все сжалось, но старик пока не обращал внимания. — Так где он? Идемте! Я хочу его обнять, не видел целый год, нет, больше. И как он, бедный? — Джон Винчестер был само нетерпение. Он пока был вежлив — хотел спросить, не перегружали ли мальчика работой, но подумал, что поставит этого и без того нервничающего человека в неловкое положение, и промолчал, быстро следуя за ним. — Простите меня, — прошептал Сэм. — Ваш сын, сэр... Он тяжело болен. По моей вине. — Что? — тот пока так и не понял тяжести ситуации и обернулся к нему. — Что случилось? Покажите вы мне его или нет? — Я бы предпочел, чтобы он остался... К нему приезжает доктор. — Какой доктор? Откуда? Вы сами платите? Нет нужды, Дину вернули страховку, да и у нас есть семейный врач. Он его помнит с детства, — оборвал его Джон. Поднимаясь по лестнице, он уже слышал сверху обрывки плача: "не надо...не хочу...конечно, не хотите, кому нужна шлюха". Слух уловил голос, очень похожий на голос его сына, только очень напуганный и наполненный какой-то осязаемой безысходностью. Тревога камнем сгустилась в груди, тянула предчувствием опасности и беды. Он оттолкнул Сэма. Противиться его напору не было смысла. Они и так стояли на пороге его спальни, где Дин спал сейчас. Тело ослабевало от неизвестности и чувства страха, он решительно открыл дверь, без стука и увидел Дина и кинувшегося к нему человека, что отговаривал его входить, очевидно, хозяина поместья. Даже имя его забыл. Сэм, кажется. От его сына осталась лишь тень, а ведь раньше он был хорош собой: ладная фигура, имеющая крепость мышц и природную красоту, кошачья дикая грация, открытая красивая и чистая улыбка, большие зелёные глаза и россыпь веснушек, которая стала почти незаметной с годами. Сейчас же на него обезумевшими и ввалившимися глазами смотрел другой человек: блеск в глазах пропал, щеки запали и их больше не было видно, а под глазами были огромные чёрные дыры (на самом деле, это были мешки, но на бледной коже выглядели, как бездна), нос был в кровь разбит и губы тоже. — Прошу вас. — Дин! Мальчик! Дин, успевший задремать, вздрогнул: он увидел хозяина в окружении нескольких человек. Один из них громко звал его, но какой-то туман в глазах мешал рассмотреть ему все поближе. Хозяина-то он узнал сразу по чуть косой походке. а вот остальные... Они вызывали у него страх и шок. Его затрясло. Раздался тихий скулеж, будто звуки эти издавал побитый зверек, а не взрослый парень. — Что с тобой!? — Джон кинулся к сыну и обнял — тот вырвался, сбивая одеяло и прячась в угол постели, обнажая бинты на коленях и в низу живота. — Что? Что вы с ним сделали!? Последнее относилось к Сэму. Мучительно не находилось, что сказать: страхом сковало горло, так что он ощутил себя на месте Дина. Он хотел сказать, что охрана своевольничала без него, потом вспомнил, что решил взять ответственность на себя — да на нем, как на хозяине, она и была, говоря откровенно, и замер. — Ничего, ничего. Я тебя заберу с собой. Ты поправишься. Ну же, Дин! Это я, я, твой отец, ну, чего ты... — Джон делал попытки дотянуться до сына и обнять, а тот не давался, вырываясь снова и снова. Его била дрожь, как от холода. Сэм тоже кинулся к ним, объясняя, что тревожить больного опасно — он не должен садиться, ему нужно лишь лежать, — но Джон явно не был намерен выслушивать советы того, кто довел его сына до подобного состояния. — Сэр, вы ему только навредите. Дайте время, и... — Ты уже достаточно навредил! Нет, Дин, ты едешь со мной. Собирайся! Последний приказ был лишним. Дин взмахнул рукой, сбивая на пол блюдце и чашку, те громко звякнули, разбившись о плитку на полу, чем напугали парня еще сильнее: еще бы, теперь он попортил хозяйское имущество. Но страшней всего ему казался человек, который оттаскивал его от хозяина. Он слышал только его угрозы. Забрать к себе? Нет, ничего хорошего ждать не приходилось. Дин протянул руки к Сэму, прося не отдавать себя никому на забаву. Не узнавши отца, он кинулся в ноги к своему хозяину. Хотел было вскрикнуть от боли, да нельзя было. Сэм не любит, когда он скулит и просит к себе хоть капли милости, это он уяснил ещё там, летним утром на террасе. "Вдохнуть, задержать дыхание, выдохнуть, дышать животом, через рот", — упрямо твердил разум в голове, чтобы как можно меньше причинить себе боли в сломанных ребрах, пока он склоняется к ногам, дабы поцеловать и вылизать ботинки своего господина. Он раньше так никогда не делал, но уверен, что попытаться стоит, может, Сэм сжалится и не отдаст его назад в распределительный центр. — Хозяин, простите! — Голос его был такой тихий, что едва различимый к восприятию. — Я сделаю все, что вы хотите, только не отдавайте меня. Я тупой скот и ваша шлюха, которая сейчас приносит только убытки и никакой пользы. Я правда уже здоров, я могу прямо сейчас пойти работать, лучше отдайте меня обратно охране и пусть Джек воплотит все свои угрозы в жизнь, я все вытерплю и не буду вырываться. Вы можете вернуть меня жить в гараж, не марайте мной постель. — Тело сводило болью, а сердце заходилось в груди от страха, готовое выпрыгнуть или остановиться в любую секунду, дабы наконец остановить череду этих пыток. — Только умоляю, позвольте взять хотя бы простынь, там очень холодно. — Что ты, Дин, успокойся, не надо... — Нет! Не отдавайте меня! Я отработаю все, честно, — голос сорвался в рёв. Сэм хотел лишь слегка успокоить, протянул руку — и Дин вцепился в нее мертвой хваткой. Даже отец не решился противостоять ему и отпустил, давая Дину наконец приникнуть к хозяину. Сэм ощущал неловкость и делал попытки утешить, пока Дин умолял его: — Нет, сэр, не отдавайте. Я что угодно сделаю, только позвольте остаться, я буду хорошо сосать, как вы в тот раз мне говорили... — Что-о? — раздался гневный возглас Джона. Он отшвырнул Сэма и замахнулся, но Дин бросился к хозяину куда резвее, отводя тем самым руку отца. Он сел возле него на колени и с воем отчаяния не давал приблизиться никому. — Честно, хозяин, я все буду делать, что скажете, — слабые руки поглаживали Сэма, оттягивая ремень привычным жестом. Дин склонился к его обнаженному паху, приоткрывая рот в полном доверия и ожидания жесте. Этого нервы Джона Винчестера не перенесли. Он оттащил сына за плечи. В его глазах было желание убить, но решаться на мордобой в присутствии нескольких прокурорских, а главное — на глазах и без того измученного и перепуганного сына он не решался. Чудом ему удавалось пока подавить вспышку гнева, и она отзывалась нехорошим покалыванием в сердце. — Я, кажется, понял, что тут происходит. Идем со мной, ты! — он указал на Сэма. Тот кивнул коротко, поднимаясь с пола и бережно отводя руки Дина. Разум Сэма помутнел от чудовищного предчувствия неизвестной опасности и злой ненависти к себе, которую он увидел в глазах напротив. Они вышли. За дверью он покорно склонил голову, принимая на себя один за другим удары от разъяренного отца. Кровь растеклась по лицу из разбитого носа и рассеченной щеки (на пальце у Джона было кольцо-печатка с зазубренными краями). — Но послушайте… — удар крепкого кулака впечатался ему в скулу. Сэм не устоял на ногах, рухнул и рассёк бровь о тумбочку. — Это тебе пока задаток. Умирать будешь долго. Гарантирую. Сэм позволил себе только утереть кровь; а отец Дина, к его удивлению, отступил, хватаясь за сердце. — Довел ты меня, — прохрипел Джон, отталкивая с отвращением его руку. — И ты мне заплатишь потом. За все. Сполна. А теперь идем, не хочу пугать сына. Но истерику Дина было уже не остановить. Он выл, звал Сэма, выпрашивал у него позволить остаться — но понял только, как хозяин кивнул тому страшному человеку, который хотел увезти его обратно в распределительный центр, наверное, и потому сделал худший вывод для себя: что хозяин со всем согласен и сейчас его отдаст. Тем более, что тот человек вернулся уже без него. Он не знал, что Сэм вышел всего лишь до ванной, умыть лицо, и понял, что все кончено. Теперь у него другой хозяин. Вот этот, зло кричащий на всех. Дин помнил, помнил все "уроки" на отлично. В голове мгновенно что-то переключилось. Возможно, если он покажет, как усвоил ещё один из них, то будет более убедителен. Он, превозмогая боль, пополз на четвереньках к неизвестному для себя человеку, обагряя белый ковёр своей кровью, чтобы показать, как он умеет обслуживать ртом любого, не помогая себе руками. Касания его были незнакомы и неприятны, но задобрить его следовало, чтобы показать, что он хоть на что-то годен — и тогда Дин несмело подобрался к нему в ответ на подманивающий жест. Встал на колени возле него — и тоже доверчиво ткнулся носом в ширинку, расстегивая молнию и пытаясь высвободить член. — Дин... Мальчик, что ты, не надо... — Джон ошеломленно отводил руки сына — а тот только перепугался еще сильнее. Его касания противны новому хозяину — он его не хочет, а значит, будет больно избивать. — Хозяин, я и по-другому могу, только я там грязный, — прошептал он, разворачиваясь спиной и показывая на свой зад. Джона самого затрясло. Он медленно сел в кресло. — Нет, нет, сына я забираю отсюда, — объявил он, невзирая на предложения и на клятвы Сэма. — Мне не нужны твои оправдания. Готовься к искам. Ты это сделал с ним? Нет? Тогда найди тех, кто сделал. Они мне заплатят, не сомневайся. Сэм кивнул. Дин рвался к нему и просил не отдавать — его уносили на руках двое или трое, насильно, и то только потому, что весил он совсем ничего, иначе бы усмирить парня не было возможности: ногами он не шел. Сэм бежал за ним тоже — просил нести аккуратней, объяснял, как нужно ухаживать, чтобы вправилась кишка и прошли гнойники на коленях, но его никто уже не слушал. Он последний раз поймал на себе полный слез и отчаяния взгляд Дина и закрыл ворота. Что дают деньги? Деньги дают всё, ну или почти всё. После той драки с Джоном возле постели и угроз жестоким убийством, Сэм сейчас не знал, что делать. Отец Дина потребовал вернуть сына домой немедленно. Как ни пытался Сэм возразить, его никто не слушал. Кричащего Дина перевезли в больницу, куда-то далеко, куда Сэму хода не было. Он остался за дверью и медленно осел на пол. Казалось бы, проблема с рук сбыта, да и отец Дина хоть и был богат, но не так как Сэм. Вряд ли он смог бы выполнить свою угрозу. Джон тем временем трясущимися руками набирал номер знакомого главного врача: у него была частная клиника, куда он планировал отвезти сына. — Доули? Приготовь палату, пожалуйста. Одну. Закрытую. Тихо у тебя? Мой парень сильно болен. Ты должен вытащить его. Дина вынесли из машины на руках: он успел сорвать голос снова и ненадолго забыться, но, обнаружив незнакомую обстановку, взвыл еще сильнее. Множество незнакомых людей вызывало у него теперь только панику, и он вырывался втрое сильнее. С этим можно было смириться одним уколом снотворного или успокаивающего, но держать на препаратах все время? Тем более, что это ухудшало заживление и затягивало время. Пока его не оформили и не уложили, до двух инъекций, он выл не переставая, умоляя вернуть к хозяину назад и повторяя одно и тоже по сотне раз, как заведенный. Джону происходящее казалось каким-то адом. Он был полон решимости не отходить от сына в начале. но теперь просто не знал, что делать и как его усмирить. А врач разводил руками и говорил, что тяжелая и непрекращающаяся истерика все усугубляет, что это психиатрия, что с ней справляться — не его профиль. Спрашивал, как он вел себя до этого и кто перевязывал его раньше. — Видно, что материалы не больничные, но делал-то их профессионал. Сэр, за ним был уход? Дин никак не успокаивался, пока медбрат не вколол ему лошадиную дозу успокоительного. Теперь он не пытался уползти на пол, а тихо лежал в кровати. Он всё равно вздрагивал, а врач объяснял, что лучше всего будет поместить пациента в психиатрический интернат. Справедливости ради, Джон признал себе, что Дин лежал спокойно в поместье у Сэма, но везти его туда обратно? Ни за что. А потом оказалось, что интернатов нужного профиля, которые подлечили заодно бы и страшные разрывы с выпадением кишки, рядом просто нет. И Джону пришлось дрожащими руками набрать ненавистный номер. — Это ты, козел? Кто его лечил? Я поеду с сыном обратно к тебе и оставлю его, но если... Вот почему спустя сутки Сэм просматривал материалы дела в который раз и вновь с ненавистью к себе, не могущему помочь, с грустью смотрел на бредящего Дина. Прелесть и ужас нашей жизни одновременно состоит в том, что человек не может исчезнуть навсегда. Это Сэм только сейчас понял. На кровати, за его спиной лежал несчастный, затравленный Дин. — Сделай хоть что-нибудь, вправь ему кишку, наконец! Он мучается! — Ты снова хочешь его пытать? — Нет. Я помочь хочу. — Это уже невозможно. Он не видит реальности и сошёл с ума. Сэм передёрнул плечами, но отрицать было бессмысленно. Дин попытался сделать ему минет, чтобы просто задобрить, пока доктор обрабатывал ему спину и порванный зад. А сейчас он лежал на его кровати, под капельницей и тихо стонал. Сэм не знал, что ему до сих пор было холодно. Настолько прочно холод въелся в его. Иногда Дина душил кашель, он приподнимался на локте, мутным взглядом окидывал всё вокруг и снова падал на кровать. Хозяин снова оглянулся на Дина. Бледная запуганная сломленная тень. Он вздохнул и открыл заброшенную владельцем, но не удалённую страничку в сети. Рыжеватый парень на аватарке. Несколько фотографий. Было понятно, что он любил играть на гитаре, ездить на машине. Несколько отсылок на книги выдавали эрудированного человека, но всё это было в прошлом. Только холод и боль. Боль его затухла, успокоилась и он понимал, что умер. В могиле было теплее, чем в подвале, но руки и ноги болели всё равно. Да и почки давали о себе знать, но всё было неважно. Сейчас он был в раю. Тёплые руки осторожно помогли перевернуться на бок, и укрыли тяжёлым и тёплым одеялом. Пальцы нажали на подбородок и в рот потёк вкусный бульон, даря ощущение блаженства. Кто-то лёг рядом. Вот и ещё один несчастный, обретший вечный покой. Тяжёлая рука обняла его поперёк груди. Он хотел открыть глаза, что-то сказать, но не смог. После того, как хозяин изнасиловал его, ну, как изнасиловал — заставил отсосать, — Дин жалел, что не стал умолять его о пощаде тогда. Его отдали охране и на работы в дом больше не брали. Но это только в дом. Охрана забавлялась с ним, поручая самую грязную работу и требовала обслуживать их как шлюху. Очередная ночь была ужасной. — Ленивая сука, ты плохо вымыл мои ботинки. Придётся тебя наказать. Ложь ботинки сверкали, но это был лишь повод. Трое охранников решили просто поразвлечься. — Подставляй свой задок, — Дин в ужасе попятился. Охрана избивала его, не вынимая пробки. Удары приходились по толстому основанию, упиравшемуся в простату. Это было дико больно. Да ещё мошонку постоянно оттягивали от тела грузом. — Сортир тоже отвратительно вымыт. Сейчас мы наглядно покажем тебе, как нужно его драить. Или снова на крюк захотел? Ещё пять человек присоединилось к ним. — Держите его, парни! Он с ужасом наблюдал, как один из охранников приволок туалетный ёршик. С жёсткой чёрной щетиной, дурно пахнущий и явно со следами дерьма. Остальные заржали. Кто-то с сомнением спросил: — А он не сдохнет? — Не-а. Стало больно. Между половинок уперлась щетина, размазывая чужое дерьмо и вызывая тошноту. Он попытался вывернуться и заорал. Головка щётки вошла резким толчком, разрывая внутренности, как ему казалось. Кто-то начал безжалостно толкать орудие пытки. — Вот так тереть надо, вот так. Щётка по миллиметру стирала слизистую, между ног текла кровь. Через час, когда он решил, что умрёт, щётку выдернули. — Промыть бы надо. — Сейчас, — кто-то принёс воронку и толстый вибратор. Пятеро помочились в него, вызывая жжение. Живот растянулся, а следом толстый, ребристый пластик надавил на измочаленные стены. Кто-то включил его на полную мощность. — Вот так вот! Лучше запомнишь урок. С того дня его насиловали только подручными предметами, но охотно пользовались ртом. Это было плохо. Зад его освобождали только раз в три дня, чтобы он мог сходить в туалет, остальное время в нём что-то было. Грязное и унизительное. Он очнулся и даже не понял, где находится. Вчерашний день казался ему лишь миражом, но лежать было удобно и так тепло. Это место никак не было похоже на гараж, в котором он ночевал до самых морозов, ни на подвал, в котором его разложили на бильярдном столе и… Дин заплакал. Мысленно он ощупал своё тело. На плечах чувствовалась футболка, на ягодицах мягкий памперс. Спину он почти не ощущал, лежал на боку, зато понял, что в зад ему вставлена трубка, из которой постоянно подтекала слизь, сукровица и что-то белое и вязкое. Он снова зарыдал, нервы совсем расшатались, а потом кое-как начал с себя всё стаскивать. Это ведь всего лишь провокация и желание уличить его в непокорности. Где-то глубоко внутри его душа кричала о том, что надо бороться, но Дин не позволил себе ни надежды, ни сопротивления. Он молил о смерти всех, кого мог. Сэм в это время возле него не спал всю ночь и совсем измучился. Несмотря на все препараты, парень метался во сне, бормотал и умолял. Иногда он прерывал сон и вздрагивал, так что Сэму пришлось лечь рядом и прижать его к себе. Зря он опасался криков. Парень вздрогнул и затих, ожидая приказов, и тогда Сэм его успокоил: — Спи, спи, хороший. Я разрешаю. Тело сразу расслабилось и остаток ночи удалось подремать. Утром гудела голова и Сэм отправился в душ, а когда вернулся, постель была пуста. Футболка и памперс были аккуратно положены на тумбочку, а сам Дин, как оказалось, открыл дверь на балкон. Там было значительно холоднее, чем в комнате. Сэм застыл на месте, страшась такого просящего затравленного взгляда человека, что стоял перед ним на коленях. — Ну же, хороший, иди сюда. Иди ко мне, — он старался чтобы голос звучал ласково. Дин торопливо пополз на перебинтованных коленях. Хозяин сделал шаг вперёд и подхватил его под руку. — Ты совсем-совсем замёрз. Давно ты ушёл? — ответа не было. — Только надо идти, — он помог принять вертикальное положение. Закинул одну руку себе за шею, обхватил другой за талию. — Пошли в тепло, Дин. Сейчас завтрак будет. При слове завтрак Дин замычал от ужаса. — Что не так?