Кащенко

— Привет. Даня окончательно просыпается от тихого кридовского голоса, потирает глаза, тянется. — Кофе? Егор сидит на краю кровати весь залитый солнцем, обувает тапочки. Волосы переливаются, как кожа киношного вампира из той самой саги. Он поворачивает голову и смотрит на Даню через плечо. — Кофе будешь, говорю? — улыбается. А Даня отчего-то не может сказать ни слова. Просто пялится на Егора, рассматривает. И тут же внутри разливается тепло. Оно зарождается где-то в горле. Сначала комом стоит в районе кадыка, потом спускается в лёгкие. Дышать становится сложнее. Потом этот лучистый ком спускается в район живота, заселяя туда червей, которых некоторые называют «бабочками влюбленности». Проходит по кишечнику и останавливается в районе паха. — Дань, всё ок? — Да буду, чего доебался, — парень усмехается и кидает в Крида подушкой. Егор отправляется на кухню, а Поперечный переворачивается на живот и стискивает подушку. Ему хочется кричать и дрыгать ногами. Может всё не так уж и плохо. Вчерашнее говно улеглось, все остыли. И теперь может что-то и получится. Неизвестно что, конечно, но теперь, кажется, без слишком сильно поехавшей крыши. Он очень надеялся на это. Даня сейчас, лежа на животе в спальне, залитой октябрьским солнцем, что уже почти не греет, чувствует что-то такое, что осторожно шёпотом можно назвать счастьем. Только произносить вслух это Данила боится, как и визуализировать в своей голове. И не потому, что так когда-то было написано под фоткой в профиле у его первой девчонки. А только лишь по той причине, что он настолько не был уверен в реальности ощущений, будто бы сейчас произнесет вслух, и оно всё растает. — Ты идешь или как? — Да-да. Булаткин в одних трусах как-то очень буднично заглянул в комнату с телефоном в руках, на мгновение поднял взгляд, а потом снова скрылся в кухне. Егор расслабленно сидит за столом. Одной рукой листает ленту, другой гладит Ракету за ушком, последний довольно сопит. Идиллия. — Кофе уже немного остыл. — Ничего, я не очень люблю горячий. Даня усаживается за стол и замолкает, боясь спугнуть момент комфортной тишины. Ему вообще изредка с кем-то приятно молчать, но Егор почему-то располагает. Парень откладывает мобильник, отпивает кофе, прищуривает глаза, широко улыбается. Его морщинки у глаз и рта красиво играют. Что красиво — думается Даниле. И у него сейчас же эхом проносится егорово ночное: «Надеюсь, я не влюбился… иначе это пиздец…». Влюбился? Даня не думал об этом с такой стороны. Он не думал о том, что что-то вообще вдруг может стать взаимным. И влюблен ли он сам? Не уверен. Потому что раньше было по-другому: слишком нежно, слишком серьезно, слишком ревниво, слишком больно. В этот раз тоже было больно, но не настолько. Да и сейчас уже почти все зажило. Особенно после их вчерашнего «почти-разговора» на кухне. Данила еле заметно ухмыльнулся. Забавно обо всем этом думать, когда ты уже прожил маленькую жизнь в своей голове, а по факту еще ничего и не было. Булаткин вглядывается в данино лицо и закуривает. — О чем думаешь? Поперечный, честно сказать, только и думал, что о любви, на собственных глазах превращаясь в девочку-подростка. Криду очень хотелось задать вопрос в стиле: «А что ты имел ввиду, сказав про влюбленность перед сном?». Сейчас у Дани после вчерашнего в душе пустой сосуд, но он уже потихоньку начал наполняться вопросами о том, что именно Егор имел ввиду, предполагая о влюбленности; или же о том, почему вчера так неожиданно парень проникся. — Ты ведь не случайно в Питере оказался, да? — рыжий тоже закурил и улыбнулся уголками губ. — С чего ты взял? — Булаткин смущается, опускает взгляд, теребит сигарету в руке. — Потому что тогда ты бы не приехал ко мне. Крид улыбается своей кридовской улыбкой: немного подтягивая губы к носу, чуть-чуть ухмыляясь, сверкая винирами, прищуривая глаза. — Просто я очень хотел тебя увидеть. — Нет, правда, я удивлен, — Поперечный выдыхает облачко дыма, — кроме шуток. — Помнишь тусовку у Яны? — Ну. Булаткин поднимается и подходит к Дане. — Меня тогда трясло от одного твоего вида, — говорит вполголоса, — но вовсе не от того, что я тебя ненавидел. — Почему тогда? — Поперечный провоцирует его на правду. — Потому что я не знал, что со мной. — А сейчас знаешь? — И сейчас не знаю. И как только парень заканчивает фразу, тут же целует Данилу, с поцелуем вытягивая дым из лёгких. Целует глубоко, языком цепляется за данин язык. Трогает его шею, щёки, заросшие щетиной. — Ты сейчас совсем не такой, каким я привык тебя видеть, — чуть отстраняясь хрипит Егор. — В тебе что-то сильно изменилось. — Как и в тебе. Парни продолжают целоваться. С каждой секундой поцелуй становится всё более страстным, переходя в абсолютную эротику. Крид залезает Дане под футболку, сжимает его бока, от чего он не сдерживает стон. — Как я тебя хочу, ты себе не представляешь. Булаткин обжигает дыханием данино ухо, поцелуем переходя на шею. А Данила тает. Тает, и ему сейчас почему-то совсем не стыдно. — Дань, ты сводишь меня с ума. А он стоит и не знает, что ответить, потому что не привык слышать такое. Обычно этим сумасшедшим был он сам. В голове крутится: «Ты меня тоже. Даже не представляешь насколько. Егор, это всё какой-то ебаный стыд, но как я тебя хочу». Но не говорит ничего. Просто запускает пальцы в егоровы волосы, немного тянет их и приподнимает голову, когда ему оставляют то ли засос, то ли укус на ключице. — Ты знаешь о том, что я с телками не могу теперь? — Булаткин отстраняется и смотрит в глаза. — В смысле? — Потому что я хочу трахать только тебя, — обнимая шепчет на ухо. По спине прошел ток, а в паху стало совсем тесно. — И мне плевать, что у нас пока ничего не было. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я не единожды думал о тебе. — При каких обстоятельствах? — вдруг хрипло вырывается у Данилы. — Как-то раз, когда дрочил, — Крид облизывает свои губы, — вспоминал, как я тебе отсасывал у меня в прихожей. В горле совсем пересохло, а колени подкосились. Данила никогда не позволял себе такого, думая, что совсем ёбнулся, что такой один. Останавливал себя каждый раз, когда вместо порно с грудастой девчонкой, он вспоминал то, как Егор делал ему минет. А когда его «секс-подруга» опускалась на колени, ее хотелось взять грубо, как Крида. Крыша ехала, но Даня все эти три месяца списывал на побочный эффект от прекращения тех недоотношений. А теперь, оказывается, он не один такой. — Боже, Егор, — Поперечного повело, но при этом он улыбнулся, — какой же ты блядский. — А ты так делал? Я хочу знать. Внутри противоречие. Как же хочется оставаться по свою сторону баррикад и как же страшно произнести вслух правду. Ту правду, что все три месяца перед глазами стоит картинкой то, как Егор опускается на колени в прихожей в полной темноте, и сверкая глазами берет в рот. Ужасно, ужасно стыдно признавать, что это нравится. Но, боже, как от этого всего кружилась голова. — Да, — Данила признался и спрятал взгляд. Булаткин снова целует, глубоко проникая языком, проводя под майкой ногтями по спине. — Я не хочу, чтобы тебе было больно, — говорит в поцелуй, сбивая дыхание. В ответ Даня молчит, совсем не понимая фразы, просто продолжает целовать кридовские губы. — Я бы хотел попробовать быть снизу, Дань. — Егор- — Нам же нужно уже что-то с этим придумать, — он смеется, прикрывает глаза. — У тебя впервые с мужиком или было что-то раньше? — Никогда не было, но я, признаться честно, думал об этом. Час дня. Солнце всё продолжает заливать спальню. Но по тому, что сейчас в этой самой спальне происходит, можно подумать, что на дворе ночь, располагающая к правде, откровенности и наготе. Булаткин снимает майку с Данилы и садится на край кровати, не отводя от него взгляд. Последний застывает от происходящего и будто бы фотографирует это в своей памяти: татуированный Егор сидит, смотрит снизу вверх, на полу скомканная майка, комната обласкана солнцем, а в душе буря. И вдруг приходит в голову, что ему больше вообще не стыдно. Он опускается на колени, снимает с Егора трусы и как-то даже очень уверенно берёт в рот его член. Он сам впервые берёт у парня в рот. Его никто не заставлял, он сам. Теперь не на кого скинуть ответственность, теперь это его решение. Крид со стоном выдыхает. Он удивляется тому, что происходит. А всего-то стоило пойти на уступки и дать понять, что ты тоже готов отдавать. Данила языком проводит по кридовскому члену, а потом ртом забирает его полностью. — Блять, — блондин спиной падает на кровать и закрывает лицо руками. Он запускает свои пальцы в рыжие волосы, перебирает их, немного сжимает, но сдерживает себя. У Дани это впервые и если Егор хоть что-то сделает не так, всё может разрушиться в одно мгновение. Булаткин переливается на солнце, руками закрывает лицо, сквозь зубы тяжело дышит, кусает запястье правой руки. Поперечный приподнимается, ладонью обхватывает член и рассматривает парня. Ему интересны реакции, интересно смотреть на то, как человек меняется. Сначала ведь Егор был строптивым избалованным мальчиком, из которого так и пёрла спесь, а теперь он расслабился. Лежит себе, ёрзает от ощущений даниной ладони и хватает ртом воздух. — Если ты сейчас не перестанешь, я кончу, — вырывается еле слышное. — А ты не хочешь этого? — Хочу, но чуть попозже, — говорит в кулак Крид. И Даня убирает руку. Вытирает запястьем рот, садится рядом. Планка упала окончательно и бесповоротно. — И что теперь? Поперечного тянут на середину кровати. Оно всё происходит само: задыхающиеся поцелуи, объятия до хруста костей, вдыхание запаха чужого тела с нотками мускуса. На татуированной коже уже начали появляться капельки пота, а дыхание сбивалось, когда Егор оторвался от поцелуя и уставился на парня. — Всё хорошо? — Давай я сейчас лягу, мы положим мне подушечку под живот и попробуем? — С матчастью, я смотрю, ты ознакомился основательно, — прыскает Данила. — Только давай ты не будешь сейчас подъёбывать, — Крид тычет рыжему в плечо и переворачивается с левого бока на живот. И Булаткин действительно ложится, осторожно устраиваясь на подушку. — Я могу помочь чем-то? — Ты можешь достать из моей сумки смазку и пытаться не порвать мне задницу, будь добр. Парни ржут, и Поперечный тем временем выдавливает лубрикант на кончики пальцев. — Чего дальше-то? — Еб твою мать, Дань, — Егор нервно завилял выпяченной задницей, — ты порнуху что ли не видел? — Понял, принял, босс. Данила прокашлялся, чтобы не заржать в голос, прикусил щеки и коснулся пальцами кольца ануса парня. Последний вздрогнул и сжался. — Расслабься, принцесса, — рыжий развязно шлёпнул. — Давай, блять, может ты сюда приляжешь? — Всё-всё, не психуй. Фаланга пальца входит туго. Булаткин тихо матерится, а когда данин палец входит до самого конца, он вовсе накрывает голову подушкой. Даня его понимает. Сам три месяца назад был на его месте, поэтому действует осторожно, хоть и в один момент мелькала мысль отомстить. — Давай второй, — глухо слышится из-под подушки. — Точно? — Да, блять, не надо ничего переспрашивать. И Поперечный слушает, повинуется. Вставляет второй палец, сверху доливая смазки, осторожно двигает рукой. Ему хочется сейчас резко во всю длину войти в Егора, жёстко прижимая к себе. Размашисто ебать раком, ногтями проходиться по коже на спине, притягивать за татуированные плечи, кусать за шею. — Думаю, что ты можешь войти, — почти что мурчит уже расслабленный и распластавшийся Егор, трогая себя внизу. Парень входит осторожно, неуверенно. — Блять, Дань, пожалуйста, — Булаткин смотрит через плечо, — быстрее. — Слушай, только потом ты сам себе зад левомеколем мазать будешь. — Да у тебя не настолько большой, не льсти себе, — прыскает от смеха блондин. По итогу он привстает, резко насаживается сам, скулит сквозь зубы и громко ругается. — Ты много, я смотрю, членов повидал, — язвит Даня, не обращая внимание на егоровы ощущения. Почему-то обидно в груди. Не из-за смеха над размером члена, а от того, что Крид, значит, разбирается. Тугое кольцо ануса обхватывает член и внутри смешиваются невероятной силы возбуждение и обида с яростью. — Ты можешь уже заткнуться и просто выебать? — Ох, как ты заговорил, Барби. Поперечный уже успел совсем забыть, как сильно Егор любит жёстко, чтобы немного придушивали, чтобы кончали в рот и оставляли синяки с засосами. И он резко за бедра притягивает к себе парня, входя на всю длину с шумным выдохом. Булаткин выгибается. У него внутри узко. Не так, как Даня себе представлял раньше. Парень насаживается всё быстрее, хмурится, рычит. — Как твои ощущения, принцесса? — рыжий ухмыляется, говорит быстро, почти задыхаясь. — Отъебись, Поперечный. От быстрых толчков речь выходит сбивчивой. Крид старается не стонать, закрывает себе рот рукой, сжимается. — Тебе нравится ведь? Егор четко не отвечает. Просто что-то мычит, закидывает одну руку за спину, другой рукой быстро дрочит себе. И это идеальный момент для того, чтобы подтянуть парня за плечи. Данила так и делает, от чего блондин выгибается. — Нравится, Барби? — парень кусает губы. — Скажи. — Да, блять, нравится. — А ты ведь уже ебался с мужиками, да? Поперечный не находит другого времени для того, чтобы спросить. Хотя, можно было и не спрашивать, он и так знает. Крид ебал парней, ебал девушек, ебал всё, что движется. Но факт того, что Даня первый, кто ебёт Того Самого Егора Крида, заводил беспощадно. Не зря же Егор так зажимается внутри, оставляя всё меньше и меньше пространства для твердых предметов. Рука сама тянется к шее, и Данила берёт Булаткина за неё, тянет на себя. Толчки усиливаются. — Узнал бы кто, что Егора Крида прямо сейчас ебёт Данила Поперечный. Крид не отвечает. Молча запрокидывает голову на плечо Дани, касаясь его губ своими. Внутри узко, как если совать член в шланг пылесоса, но помимо этого ещё и дико горячо, мягко, с судорогами. Егор заходится в стонах и содрогаясь кончает себе в ладонь. Поперечный следом, оставляя укус на татуированном плече. Булаткин валится без сил, подрагивает. — Ты готовился? — Давай не сейчас, прошу. — Да вижу, что готовился, — хихикает Даня, выбрасывая презерватив в урну у кровати. Он ложится рядом. Внутри пустота, только очень хочется курить. — Я думал, будет больнее. Егор поворачивается и жмурится от прямого луча солнца. — Мы, конечно, такие грешники с тобой, Крид. — Ну куда деваться, Дань. Булаткин поднимается с кровати и обнаженный ковыляет куда-то из спальни. А потом из кухни кричит: — Тебе сигарету дать? — Давай. Сейчас вообще всё по-другому, начиная от того, что он никогда раньше не курил в спальне, заканчивая тем, что только что он выебал Крида и было даже очень хорошо. Булаткин возвращается, плюхается на кровать, закуривает. — Давай сегодня никуда не пойдем? И Даня соглашается. Раз совсем всё по-другому, то и не грех провести день в постели с Егором Кридом. — Только, блин, это, — блондин лыбится, — намажешь мне зад левомеколем? В ящичке у кровати он есть всегда. Данила прыскает от смеха и достает мазь. — Вставай раком, принцесса.