Кащенко

И сколько же всё-таки субличностей спрятано в Егоре? Эта медаль имеет не две стороны. Эта медаль, кажется, шестигранная. Он непредсказуемый, странный. Даня всё время ошибался, думая, что Егор пустышка, что не имеет сторон. Что все егоровы чувства закольцовываются на самом Егоре, его прическе, балансе карты, успехе. Эта субличность была чопорной, топорной, плоской. В эти моменты Крид всегда широко улыбался, махом головы поправлял чёлку, строил глазки. Даня, кажется, научился отделять эту сторону от всех остальных. Эта нравилась меньше всего своей поверхностностью, деланностью и отвратительным эгоизмом. Данила понимал, что такая субличность не могла не существовать, если парень хотел влиться и быть в тусовке шоу-бизнеса, но совершенно не хотел иметь с ней ничего общего. Симпатия к этой егоровой стороне прошла еще в июне, на вечеринке у Яны. Булаткин также имел замечательную способность переключаться в гиперсексуального парня, умеющего притягивать, заставляющего исполнять любое желание. Эта субличность закусывала губы, имела пронзительный взгляд с паутинками морщин у глаз. Таким Егор нравился. Правда с какими-то нежными чувствами это не имело совсем ничего общего. Его хотелось поставить на колени, выебать в рот, ругая последними словами, а потом опуститься к нему и всадить размашистую оплеуху. И чтобы он всё также продолжал улыбаться, кусать губы и строить глазки. Да, таким Егор и правда нравился, но в Дане это отзывалось смесью из нестерпимого возбуждения и какого-то животного страха. Страх за самого себя, прежде всего. Поперечный слишком сильно боялся утонуть в егоровых почерневших от возбуждения глазах и пропасть там навсегда. Плавал, знает. Иногда в Булаткине проявлялась и совсем полярная субличность. Она хотела нежности, ласки, безусловной любви и принятия, что совсем не сочеталось с ранее принятой Даней субличностью «распутного извращенца». В такие моменты Поперечный немного терялся, путаясь в догадках: игра это, что поведет за собой безудержный секс со стоящим раком Егором, или же тот внезапный момент необходимой для блондина ласки. Иногда над парнем брала верх субличность в виде гопника. Ужасного гопника, которого Даня не то чтобы боялся, скорее опасался и вставал в оппозицию, пытаясь отвоевать хоть кусочек своей личности, которую этот самый гопник так и норовил у него отобрать. В такие моменты Егор быковал, угрожал, опускал Данилу за шею к полу, вдавливал рыжего спиной в стену, пока последний смеялся ему в лицо. Парень понял еще со школы: с гопниками нельзя действовать иначе, как их же методами. Тогда они ссорились в пух и прах. Булаткин уходил, хлопнув дверью и совсем переставал отвечать на звонки. Но потом он возвращался пьяным, просил прощения и мурчал в объятиях Дани, который каждый раз всё время пускал его к себе и домой, и в душу. Эту субличность сам Данила назвал «обосравшийся котёнок», и она даже успела надоесть. Поперечный каждый раз чертыхался, зарекался больше никогда не вставать на те же грабли, не верить и не прощать так просто. Но видя взгляд того самого обделавшегося котёнка, почему-то таял и верил. Самая непонятная и малоизученная субличность Егора была до ужаса ревнивой. Он звонил всегда: ночь, утро, день, неважно. Трубку нужно было брать всегда, говорить тоже. Сбросить вызов или не ответить на сообщение — обречь себя на обиженного Егора, который местами напоминал гопника: пропадал, не брал трубки. Данила знал эту сторону раньше, но у самого себя. И он никуда не пропадал, а напротив бесконечно названивал и требовал объяснений. Поэтому окончательно понять егорово поведение Поперечному не удавалось. Сколько же у Егора граней? Тридцатое декабря. За окном проносятся серые пейзажи. Картинка удручающая. Дане хотелось бы сейчас ехать в Сапсане не в бесцветную зимнюю Москву, пахнущую жженой резиной и реагентами, а куда-нибудь в Тбилиси, обливаться Киндзмараули и уплетать сациви. Но он едет в Москву. Егор позвал отмечать Новый год вместе. Они не виделись две недели. Крид тогда снова проявил свою сторону свободолюбивого гопника, но в этот раз настолько сильно, что запустил в Даню две кружки, а потом послал его нахуй и свалил в свою Москву. И ссора-то, вроде, была на ровном месте. Поперечный тогда целый день работал с менеджером над рекламным проектом и отключил телефон. Егор звонил около пятнадцати раз, оставлял сообщения во всех соцсетях, но по итогу каким-то образом нашел номер менеджера, и она со стеклянным лицом протянула Дане трубку. — А можно поинтересоваться, где ты проебываешься? — Я работаю, представь себе, — парень вышел за дверь. — Вообще-то я тебя жду, а ты даже не удосужился предупредить меня о том, что задержишься. — Егор, пожалуйста, — сказал тогда Даня вполголоса. — Мы вдвоем с Олей и мы работаем. — Знаю я таких менеджеров, от которых столы потом ломаются, — выдохнул Егор. — Давай домой, время одиннадцать. Я тебя жду. Крид сбросил трубку, а Данила в очередной раз почувствовал себя виноватым. Он тогда быстро собрал сумку, бросил менеджеру что-то про некое происшествие и убежал домой. — Чай, кофе? — проводница наклонилась. — Кофе без сахара, пожалуйста. «Когда ты будешь? Я пиздец скучаю…» — сообщение от Егора. Данила ему улыбается и вертит в руках телефон. «Мне два часа еще. И до тебя на тачке минут пятнадцать. Смотри, не охуей от ожидания, принцесса». Егор тогда, две недели назад, открыл дверь и молча прошел в кухню. — Привет, — Поперечный скинул кроссовки и куртку, проходя следом. — Работы дохуища, ты бы только знал. — Да хули там знать-то, известно всё, — Булаткин улыбался, складывал руки на груди. — Бля, Егор, я работал. — Оля твоя эта конченая какая-то. Ты вообще видел ее? Страшная, как моя жизнь. Так еще и задерживаешься с ней. — Прошу, не начинай. Крид взял кружку и отпил, недовольно цокая и ухмыляясь. — Нихуя не вижу причин для того, чтобы ты там с ней задерживался. — А я нихуя не вижу причин для твоей ебучей ревности. Данила говорил это спокойно, уже как-то даже буднично. Открыл холодильник, кинул в рот кусок салями. Но внутри что-то давило, подходило к самому горлу. Он тогда сам не понимал, то ли слёзы, то ли тошнота от всей этой ситуации, то ли чувство удушения. — Ты же потом сам опять извиняться будешь, — хмыкнул и пожал плечами. — Мне извиняться не за что, это ты проёбываешься раз за разом, — Егор сделал очередной глоток. — Давай ты не будешь ебать мозги и мы просто обнимемся и поцелуемся? Поперечный подошел ближе и в нос ударил запах алкоголя. — Нажрался опять, смотрю, — улыбнулся и протянул руки к парню. Первая чашка была с силой разбита об кафельный пол, разбрызгивая виски в разные стороны. — Теперь ты еще и говоришь, что я алкаш? — он повысил голос, но пока еще не орал. — Блять, да тебе слова сказать нельзя, истеричка. Он уже не удивлялся. За два месяца они перебили все данины кружки, Егор купил новые, а теперь принялся и за них. — Повтори! — тогда Булаткин снова почти что кричал. — Ис-те-ри-ч-ка, — отчеканивал Даня. Вторая кружка оказалась пустой и разбилась об стену у даниной головы. — Ты нахуй ёбнулся совсем? — парень всплеснул руками. — До невозможности ты меня заебал, господи! — кричал Егор. Он пулей собрал вещи и кинул Дане в дверях: — Пошел ты нахуй вообще! Данила потом долго думал, почему уже не может всё вот так вот просто завершить? Пришел к выводу, что он, наверное, что-то замещает. Возможно, свои внутренние и непроработанные с психотерапевтом травмы. Раньше он всегда был палачом, теперь стал жертвой. «Наберу?» — пришло Дане от Егора где-то через неделю после ссоры. И Поперечный, конечно, соглашается. Что его так магнитит? Неужели то самое чувство, типа любви? Даня в течение этих двух месяцев совсем ничего не говорил Булаткину о чувствах, зато последний клялся в любви и стоял на коленях каждый раз, когда снова заваливался к парню пьяным. Крид тогда долго извинялся за разбитые чашки, за испорченный вечер. И в тот раз совершенно трезвым еле внятно промямлил: — Ты стал мне очень дорог. Я бы не хотел тебя терять, поэтому и выебал мозги в тот раз. Егоров голос тогда дрожал. Данила от этого совсем размяк и тихо: — Я тоже не хочу, — прочистил горло, — тебя терять. Это был данин максимум. Он не мог просто взять и сказать Егору всё, что действительно думал. Наверное, от того, что в последнее время его всё больше и больше одолевали страх и сомнения. Поперечный уже знал, что Булаткин мог сделать больно. Через три дня он получил сообщение: «Приезжай отмечать Новый год вместе». Данила допил кофе и поставил стакан на сапсановский столик. За окном всё такие же неизменные серые пейзажи. Он не любит зимнюю Москву. Она становится еще более неприветливой, чем всегда. Все эти суетящиеся люди, серость, ледяной ветер, сбивающий с ног, проникающий сквозь любую одежду. Он всегда простужается в зимней Москве. Но сейчас парень не думал о простуде и пронизывающем до костей ветре. Думалось только о том, как приедет на вокзал, наспех закажет такси, поднимется в егорову квартиру и согреется в объятиях. Так и происходит. Поперечный добирается до места раньше положенного, от кажущегося бесконечным ожидания переминается с ноги на ногу у лифта, потом в самом лифте, потом у егоровой двери. И когда Егор открывает, Даня тут же выпаливает: — Барби, я совсем не могу больше ждать. Он вшагивает в квартиру, в губы целует улыбающегося Крида, попутно сбрасывая с себя одежду. Ожидание встречи всегда обостряет чувства. Парни тут же валятся на кровать. Егор хихикает, щурит глаза, кусает губы. — Я так скучал по этому, — выдает он. Казалось бы, всего две недели, но обстановка накаляется мгновенно, выжигая пространство вокруг. И будто бы совсем ничего не остается, кроме них двоих. — Сука, — рычит Даня, входя в Булаткина. Он двигается совсем быстро, Егор хватает ртом воздух, а руками спинку кровати. Такое у Данилы впервые. Он еще ни разу, чтобы вот так вот сходу, с порога и с таким чувством. Внутри трепет меняется с нестерпимым желанием и горячей волной внизу живота. Крид в этот раз даже целуется чаще обычного, до хруста костей прижимая Даню к себе. И, может, сейчас действительно будет по-другому? Ведь не просто же Егор так крепко обнимает Данилу и шепчет: — Мне без тебя было просто невероятно хуево. — Приятно слышать, — ухмыляется в ответ Даня. А Булаткин прыскает от смеха и кусает парня за мочку уха. Завтра Новый год.