Кащенко

Тогда, две недели назад, Егор приехал на следующий день. Приехал взмыленный и совсем без вещей, будто бы всего на день, а остался на подольше. И всё вновь по накатанной: объятия до хруста костей, влажные поцелуи на выдохе и сон в обнимку. Сейчас их отношения походили на сгущенку: тянущуюся, сладкую и белоснежную. Или на жидкий клубничный маршмеллоу розового цвета с единорогом и радугой на этикетке. Этот единорог будто бы улыбается и подмигивает, а радуга светится всеми цветами, усиливая розовый цвет прозрачной банки. Оно все слишком сладкое, приторное, но если ешь, то совсем не можешь остановиться. Данила действительно не мог. Он вновь все глубже погружался в Егора, но сейчас еще быстрее, чем раньше. Потому что Булаткин будто бы изменился. Он светится, глаза горят, движения плавные, но уверенные. Почти как тогда, когда они ехали в такси от Яны к Егору. Слишком часто в голову приходит тот день. Наверное, именно тогда Поперечный понял, что это все, назад дороги нет. И возможно в тот самый момент, когда Булаткин с некой жадностью и порывом до эрекции сжимал данино бедро, а потом, уже дома, когда надрывно целовал в шею и упирался в его пах своих членом, он пришел к выводу, что хочется сейчас только его одного. Пусть даже после была та «секс-подруга». Но разве можно назвать это переключением, если перед глазами все равно стояла картинка с опустившимся на колени Егором? Вопрос риторический, ведь Даня сам себе боялся давать ответ. Он так сильно хотел развязаться, но привязался еще сильнее; утонул в пространстве между диванных подушек. Они, наверное, теперь пара. По крайней мере, так сказал Егор. — Давай может попробуем? — шептал Крид на ухо, когда Данила уже почти что спал. — Мы уже пробуем, — ухмыльнувшись. — Нет, давай по-взрослому. Поперечный тогда повернулся лицом к Егору, пытаясь разглядеть что-то такое, что может выдать подъеб, но вокруг темнота. Эти зимние питерские ночи длиною в вечность. — Это как? — Блять, ну как это делается обычно? — Мне тебе типа валентинку и коробку конфет притаранить на День святого Валентина? — Ну наверное. Он тогда рассмеялся в ответ и полез целоваться. В ту ночь они снова не спали, а на утро уже было все как-то совсем по-другому. Через день после этого Егор утром проснулся раньше и, как думалось потом Дане, просто лежал и рассматривал его, а позже разбудил поцелуем. И прямо в губы, на выдохе, будучи совсем-совсем трезвым, смотря в глаза: — Я тебя люблю. — Даже так? — улыбнулся в поцелуй. — А когда завтрак в постель? — Иди нахер, не дождешься. — Принцесса, ну как же? Булаткин навалился сверху, неподвижно улегся и рассмеялся. — Теперь будем лежать так каждое утро. И январская серость больше не давила. Будто бы свинцовое небо растаяло, и выглянуло долгожданное майское солнце. Завернуло Даню в теплое одеялко, как ребенка, которого зимой забирают из садика и везут домой на санках. Да, снаружи холодно, мороз кусает за щеки, но внутри тепло, словно летом. Крид не соврал. Он пластом укладывался сверху на Даню, и сначала они лежали совсем неподвижно, выдыхая друг другу в ухо и говоря о чем-то отвлеченном, а потом все заканчивалось сексом. Утренним, нежным, с ощущением дикой истомы в груди и какого-то тотального счастья. Потом душ, завтрак, кофе. И так две недели. Каждый день. Поперечному никуда не хотелось. Он пропал из соцсетей, не отвечал на сообщения. Ему будто было нужно как можно больше набыться рядом с таким Егором. И даже понимание того, что сам человек никуда не пропадет, если Даня хотя бы на секунду отвлечется, не могло успокоить. А вдруг он сейчас моргнет, и этот Егор Булаткин испарится, убежит, как Дед Мороз, который в детстве приносил подарки, пока ты маленьким бегал в туалет. Клал их под елку, жал руки твоим родителям, справлялся о твоем здоровье и поведении, но ни разу так и не дождался тебя. — Ты надолго сегодня? — Крид смотрит, лежа на левом боку, положив руку под голову. — Да не думаю, — не отводя взгляд, — нам с Олей смету подсчитать надо, и я сразу домой. — Хорошо, — улыбается. Психотерапевта нужно менять, определенно. Она говорит неправду. Говорит, что у них с Егором ничего не выйдет и что конец неизбежен. И конец болезненный, тяжелый. Ну как же? Вот Егор, тут, лежит напротив Дани, улыбается во все тридцать два, пальцами касается даниного плеча. Да, это все не вечно. Оно понятно как дважды два. Они из абсолютно разных миров, разных компаний. Только и могут, что быть подписанными друг на друга в Инстаграме, изредка отвечая на сторис. И то, если бы не вся эта история, Данила никогда бы не стал просто так смотреть егорову Инсту, все эти ТикТоки. Это все не вечно. Оно и не должно быть вечным. Хорошее вообще редко может длиться долго. Ждать концовки нормально, но какой? С битой посудой, сломанным носом и вещами, выброшенными из окна? Или с тихим и взрослым: «Наверное, это все»? Как ни крути, Поперечный надеялся на меньшее из зол и старался отогнать мысли как можно дальше, возводя воздушные замки. — Ты чего такой? Время десять. Оля выводит из мыслей, а Даня сам не замечает, что сидит и лыбится. — Просто настроение хорошее. — Крид? — С чего ты взяла? Да, они теперь, вроде как, вместе и точка. Но все еще остается неучтенной деталь: нужно ли что-то кому-то рассказывать или лучше держать в тайне? — Ну я же прекрасно помню, как он мне звонил. — С чего ты решила, что это он? — Бля, Дань, ты думаешь, что я не знаю голос Егора Крида? — Оля улыбается. — Только умоляю, не надо говорить, что это была акция Санлайта, когда тебе звонит какая-то звезда и зазывает купить серебряную цепочку. — Тогда мы общались с Кридом, но сейчас уже другая ситуация. Забей, давай работать, времени уже дохрена. Мельтешит, глаза чуть бегают. Он ведь совсем-совсем не умеет врать. Но сейчас, думается Даниле, будет легче пойти по пути наименьшего сопротивления. Если даже с октября по декабрь никто ни о чем не догадался, то сейчас должно быть спокойнее. — Окей, вопросов нет, — кивает Оля и чуть улыбается. Может она уже и обо всем догадалась, но какая разница, если «не пойман — не вор»? — Что у нас по расходам со студией? — Смотри, — менеджер указала карандашом в очередную таблицу из цифр, — вот это — затраты на саму студию, это — кейтеринг, а это — визажист. — А нахрена нам кейтеринг? — Ну в принципе, можно как обычно просто заказать пиццу. Неужели бывает так, чтобы новогодние желания сбывались так быстро? Всего лишь конец января, но ощущение прошедшей жизни с момента «до» и «после» стояло пеленой. — Ты тут подбей расходы все сама, ок? Я что-то подзаебался. Снова неправда. Ему просто хотелось скорее домой, чтобы Егор пластом улегся на него, чтобы ощутить его дыхание на своей шее. Он уже в дверях бросил что-то вроде: «Напиши мне потом все суммы в телегу», и сел в такси. Телефон молчал. Булаткин ничего не писал, но от этого надежда на лучшее усиливалась с каждой минутой. Интересно, чем он сейчас занимается? Может снова катает в Фифу или гуляет с Ракетой, а может просто мило прикорнул в обнимку с псом. Данилу больше не смущали эти мысли, достойные трепета по первой любви в пятнадцать лет. Напротив, он смаковал эти чувства, потому что они были неподдельные. Да и стесняться уже было нечего. Планка упала ниже некуда еще в новогоднюю ночь, когда Даня, сам того не планируя, сказал Криду о любви. Именно это и явилось точкой невозврата их отношений. Время двенадцать. Дома никого. Только Ракета спит на своей лежанке и мило посапывает. — Козявкин, а дружок твой где? Пес поднял морду, вздохнул и лег обратно. «Ты где? Я тебя потерял» — тут же отправляет Даня и получает ответ лишь через полчаса, когда уже переоделся и сварил себе кофе. «Мы с пацанами в кальянной, буду где-то в два» «Ок» — бросает он. Данила должен довериться и совсем не должен проверять все социальные сети на предмет причины для своей подозрительности. И он подчиняется своим уговорам. Спокойно откладывает телефон, отпивает кофе, садится за ноутбук. Все должно происходить плавно, воздушные замки не терпят другого. Ведь Егор уже давно никуда не пропадал, с криками не хлопал дверями, пьяным не приползал под утро, а потому и переживать было нечего. Бесцельное клацанье мышкой, чтобы банально убить время. Отвечать все также никому не хотелось. Через два часа Данила обнаруживает себя прикорнувшим на стуле и проснувшимся от яркой вспышки воспоминания в голове. Они с Егором встретились вообще очень странно. Дикси, смешно. Кому расскажи, не поверят. Да и началось все тоже как-то по-детски нелепо: игра в «Слабо», что может быть глупее? Пьяные дни, ночи за разговорами на кухне, поцелуй на спор и трусливо сбежавший после этого Крид. Человек-ребус, не иначе. Фильм «Человек-кубик Рубика». В главной роли Егор Крид с его абсолютно ебучего вида переменами настроения. Но Дане вообще-то все равно. Он любит, и это уже не секрет даже для него самого. Половина третьего. Ракета пьет воду, часы на полке тикают, снаружи раздается трель сигнализации. Крида все еще нет. Поперечный решает все-таки открыть Инстаграм, но совсем ничего там не обнаруживает. Кружочек с егоровой аватаркой на удивление пустой, без пометки о новых историях. «Ты там где?» — тут же отправляет в Телеграм и не получает ответа. Егор так и не появляется в сети, не отвечает ни на сообщение, ни на звонки. Может, с ним что-то случилось? Булаткин ведь не может просто так пропасть из сети, не может просто ничего не выкладывать в свои социальные сети. Он лицо медийное, от того и постоянно что-то постит, подогревает аудиторию фанаток. И снова в трубке длинные гудки. Проходит полтора часа. Время пять. В этот самый момент Данила решает написать кому-то из его близких друзей, попутно ругая себя за бессмысленную паранойю. «Привет! Крид случайно не с тобой?» — уже почти что отправляет егоровой питерской подруге, но тут же удаляет сообщение. Никто ведь не знает о них. Почему Крида в пять утра ищет Данила Поперечный? Они для всех ведь даже не приятели. Максимум знакомые, и то так, через общих друзей. Снова звонок и снова длинные гудки. Время половина шестого. Да, Данила знает, что ничего не может идти хорошо слишком долго, что-то по итогу всегда должно пойти как-то не так. Но он не думал, что это случится так быстро. Звонок, длинные гудки, сброс и мысли в голове, рисующие абсолютно ужасные картинки про Егора с пробитой в подворотне головой. Он уже представляет, как просыпается, открывает твиттер, а там: «Известный российский певец, самый желанный холостяк страны, кумир женских сердец, вчера, двадцать третьего января, скончался». Нет, Поперечный снова себя накручивает, и сам улыбается этому выводу. Как же легко его вывести из равновесия, только повод дай. А Крид наверняка просто сидит там где-то, пьет, курит свой калик, закинув телефон куда подальше, и банально не слышит звонки. Звонок, длинные гудки, сброс. Шесть утра. Даня ненавидит себя за страх перед неизвестным. Его мысли становятся быстрее болида Формулы-1, руки начинают трястись, а воображение рисует самые невероятные сюжеты произошедшего. Еще одна сигарета, и надо спать. Он сейчас ни на что не сможет повлиять. Только раскачает лодку до ужаса, а потом сам же утонет в море своих переживаний. Семь утра. Сна ни в одном глазу. Звонок, длинные гудки, сброс и следом сообщение: «Ты живой вообще?». Он убьет Крида, как только увидит. Просто повалит его на пол и разобьет нос за все перенесенные переживания за ночь. За то, что не удосужился ответить ни на одно сообщение, ни на один звонок, за ни одну не выложенную историю в Инстаграм. А вдруг что-то все-таки случилось? «Блять, Егор, какого хуя?» Звонок, гудки, сброс. Даня смотрит в потолок, глубоко вздыхает, Ракета сопит рядом. Это что-то абсолютно новенькое в истории их отношений. Егор еще никогда не пропадал так, чтобы совсем, чтобы даже ничего не постить в Инстаграм. Он абсолютно испарился, и от этого данино сердце сжималось и подходило к горлу. Время восемь. «Пошел ты нахуй. Отпизжу сразу, как только увижу» Сон так и не приходит, и Поперечный идет выгуливать Ракету. На улице мерзкий снег с дождем, свинцовое небо снова давит на макушку, на спину, на грудную клетку. Придавливает к земле, как Крид, который до этого каждое утро лежал на Дане совершенно без движений, выдыхая тому в плечо. А может вот он, их конец, о котором предупреждала терапевт? Только произошел он совсем не так, как планировал Данила, но ведь редко все происходит, как задумывалось. Помыть лапы псу, снять куртку, сварить кофе. Звонок, длинные гудки сброс, следом снова сообщение: «Я в ахуе с тебя, конечно))». Поперечного рвет на части от неизвестности. Ожидание каждую минуту откусывает от него кусочек, пережевывает, довольно улыбается, а самому рыжему от этого хуево до ужаса. Он боится. Боится, что с Егором что-то случилось. Что кто-то убил его, а может оторвался в голове какой-то тромб и все, мгновенная смерть. Похороны в Пензе, на могилу приходят близкие друзья, родители, сестра. За воротами кладбища толпятся фанатки, каждая в слезах. А Данила стоит поодаль, и тихо так, с нуарным взглядом: «Еще встретимся, Барби». «Ты, блять, хотя бы нахуй меня пошли, чтобы я перестал волноваться)» Время десять. Звонок, гудки, сброс. Проверка Инстаграма, сводок новостей. Ни-че-го. И в тот момент, когда Данила зажег очередную сигарету и вновь принялся писать сообщение, в замок вставили ключ и осторожно повернули. Крид тихо вошел в квартиру, еле слышно расстегнул куртку, повесил на крючок и снял ботинки. — Ты ёбу дал что ли? — подойдя к Егору сзади, сказал Даня. — Блять, — чуть вздрогнув, повернулся с улыбкой на лице, — напугал. — Я не понимаю, ты совсем отбитый? — Дань. — Ты конченый, блять, просто донельзя. — Данила. Поперечного трясет. Трясет просто невероятно от злобы, ярости и обиды. Нет, Булаткин совсем не изменился. Ведь булочка с начинкой из говна никогда сама по себе не превратится в булочку с повидлом. — Что, блять? — Данила закрыл лицо руками и оперся спиной о стену в прихожей. — Я не слышал звонки просто. — Слух, блять, полечи свой. Рыжий рассмеялся. Смех был защитной реакцией, потому что на самом-то деле хотелось расплакаться и разбить что-то об егорову провинившуюся физиономию. — Пиздец, ну ты и ебанат. — Прости, пожалуйста, мы с пацанами просто это, — снимая свитер, — засиделись. Там не было баб, если что. Мы пацанами были только. А Данила почему-то изначально об этом совсем не подумал, но теперь накрыло. — Да хули заливать-то? — он опять рассмеялся, понимая, что скорее всего Крид упомянул баб только из-за того, что сам проштрафился. — Сто процентов блядовал с шалавами. — Нет, поверь. Булаткин говорил совсем спокойно, смотря прямо в глаза, абсолютно не нервничая, и именно это действительно успокаивало. — Я думал, что ты сдох уже где-то, а ты просто калик с пацанами курил. — Помнишь, мы говорили о доверии? Крид говорит серьезно, подойдя ближе и еле-еле касаясь даниного плеча. — Ну. — Давай теперь просто будем верить друг другу безо всякой ебли мозгов? — Ты мог хотя бы ответить. — Извини, я не буду ставить телефон на беззвучный. После этих слов Егор подошел к Дане еще ближе, прижал к себе и крепко поцеловал сухими губами, проникая горячим языком в рот, успокаивая последнего привкусом вина и глубоким выдохом. — Ты в конец отбитый, — сбивчиво шепчет Данила в поцелуй. — Я знаю. И в тот момент, когда парни уже лежали в кровати, а Егор рукой под футболкой сжимал данин бок, раздалась громкая трель мобильника. — У тебя же беззвучный? — Я в такси звук включил.