Океанам С головой уходящим в песок Караванам Никогда не прочесть этих строк
Такси встало в вечернюю пробку на Садовом и мурлычет песню Сплина, пока Егор прикорнул, а Даня растекся рядом, всматриваясь в разводы на запотевшем окне. Парень мило сопит, то и дело роняя голову на данино плечо. Абсолютно очаровательный и безобидный. Такого Егора хочется тискать за щечки и бесконечно зарывать в объятиях, как маленького мальчика. Но на самом-то деле Булаткин абсолютно осознанный взрослый мужик. Поперечный иногда про это как-то забывал. Особенно в последнее время, когда парень больше не устраивал скандалы, не изводил ни себя, ни Данилу. Он очень спокойно говорил, иногда даже почти шептал. Был будто бы абсолютно отрешенным, но от этого еще более понятным для Дани. Ведь чувства последнего были почти что аналогичными. Теперь это не было похоже на яму, какой называла их отношения психотерапевт. Теперь это было подобием ватных облаков, когда смотришь на них в детстве и думаешь: вот бы полежать в этой перине, попрыгать по ним. Думаешь, как было бы классно просто вот так вот прыгать с облако на облако в компании друзей, заливисто смеяться и никогда не делать уроки. А потом, через пару лет, узнаешь, что на деле-то облака не похожи на сгустки сладкой ваты, что это всего лишь скопление газов, в которые прыгнешь, пронесешься сквозь, а потом насмерть об асфальт.Даже странно Я не знаю, что сказать Очень скоро Мы исчезнем с экранов цветных мониторов Из подъезда увозят кого-то на скорой
Данила понимал, что возможно еще немного и правда насмерть об асфальт. Но ведь рубеж уже пройден, и больше нечему смягчить падение. — Там долго еще? — мурлычет Егор, приоткрыв один глаз. — Сорок минут, — отвечает водитель. Тогда Булаткин громко цокает и вздыхает, устраивается поудобнее и снова засыпает. А Даня все смотрит, как завороженный. Какая сейчас перед ним егорова субличность? Кажется, с этой он еще доселе не встречался. Она не похожа ни на ту, в которой был Егор в самом начале, ни на ту, что была в середине. Сейчас Крид до безумия спокоен. Все время после инцидента с тем, когда он пропал почти что на сутки, у них все удивительно ровно. — Егор, всё хорошо? — спросил тогда Даня. — Да, конечно, а что не так? — Просто ты такой, знаешь, — парень чуть откашлялся, — как в воду опущенный. — Ты че, все норм, — улыбнулся Егор в ответ и погладил данино колено, — отвечаю. С того момента его улыбка казалась Даниле до ужаса пластиковой, ненастоящей. Такую он видел только на каких-нибудь фотках в инстаграме в компании с Джиганом.Остаёмся зимовать Вода замёрзла — перебьёмся Зимовать Зимовать
А может и правда, ничегошеньки-то с Егором и не случилось. Просто человек спокоен, а Данила как всегда все преувеличил до слоновьих масштабов, сам этого напугался и теперь переживает. Поперечный погладил егорову руку, подушечкой указательного пальца прошелся по костяшкам и остановился на ногтях с беленькими полосками. Егору не хватало кальция в организме, а Дане не хватало Егора, его души. Природная зависимость, и ничего с этим не сделаешь. Он решил прилечь рядом, чтобы не мучать себя своими же казавшимися пустыми умозаключениями, и прикорнул в этой машине в бесконечной пробке на Садовой-Черногрязкой, окруженной плотной февральской метелью. Слышит его дыхание, чувствует легкое подергивание плеча, обнимает руку. Данила ведь сейчас будто бы совсем ребенок, родители которого разводятся и папа скоро уйдет к другой тётеньке в семью, где у него наверняка или уже есть, или совсем скоро появится такой же маленький Данилка, которому так нужны тепло и забота. Прикорнув, от этих мыслей Даня сильнее впивается в егорову руку, и в голове будто проносятся флешбеки того, как когда-то его отец также уходил из семьи. Папа тогда сел на корточки, обнял Даню и вышел в этот большой и страшный тёмный подъезд. А Даня всё звал папу назад, звал, а папа отчего-то не возвращался. Булаткин вытянул свою руку из мертвой хватки, от чего парень проснулся. — Дань, ты че? — разминая затекшую руку, спрашивает Егор. — А че? — потирая глаз. — Так сильно сжал, аж затекла. — А тебе что, больше так не нравится? — рассмеялся Данила. С маской намного легче. Каким бы близким не был человек, Даня не мог позволить себе рядом расслабиться на все сто процентов. А все из-за того, что он сам боялся своих чертей, что сидели в его душе. Парни вошли в егорову квартиру. Здесь всё ещё не разобранная ёлка и брошенная на диване книга, новогодний подарок Дани. Последний тут же машинально покрутил за запястье подаренный браслет, разулся и вошел в квартиру. — Кофе? — Может лучше поебёмся, принцесса? Данилу действительно испугала возможность того, что вскоре он вновь мог погрузиться в бездонное болото тоски, которая не давала дышать, мешала жить и видеть хоть какие-то краски этого ебаного мира. И Егор тут же скидывает кроссовки, прижимает Поперечного к себе, попутно проникая языком в рот. Расстегивает куртку, пока Даня быстро звенит пряжкой ремня на своих джинсах. Потом пытается расстегнуть молнию на спине кашемирового пуловера, подаренного Егором на День святого Валентина, и застревает в нем. — Ебаный в рот, Барби. — Чего там? — Глянь. — Бля, у тебя волосы в молнии застряли. Подстригись. Парни ржут от тупой ситуации, Данила громко матерится. Секса не происходит. Не происходит уже который день. Егор в последние недели полторы будто бы тщательно продумывает то, как отмазаться от секса на этот раз. Было всё классическое: и головная боль, и усталость, и отсутствие настроения. Не сказать, что Поперечному было важно только это. Напротив, в последнее время Булаткина хотелось банально и мило крепко прижимать к себе, и таким образом засыпать. Единственное, что действительно волновало Данилу в этом во всем — Крид такой холодный, каким не был еще никогда за время их отношений. По итогу Егор по уже сложившейся традиции лежит сверху на Дане, в углу валяется пуловер с застрявшей и отрезанной даниной прядью волос. — Тебе куда сегодня? — бубнит Булаткин куда-то в плечо. — У меня встречи не будет, — стараясь совсем спокойно. — Чел на связь не выходит. Бухает, наверное. Вероятно, Поперечный хуёвый человек из-за того, что так нагло врёт, но это всё ведь такая тонкая грань. Про что вообще врать в этом мире не так уж и хуёво? Где бы мир вообще был, если бы каждый говорил правду? — Мне заняться нечем. Он говорит это с намеком, чтобы не пришлось напрашиваться самому, но в ответ парень молчит. — Если можно, я бы хотел пойти с тобой. — А ты, — шумно вздыхает, — а ты не боишься, что мы снова посремся? — Нет, а ты? — Тогда часа через два можем выдвигаться, — игнорирует вопрос Егор. Не сказать, что Данила верил в Бога, Вселенную, судьбу или что-то еще, но всю дорогу, что они добирались до Новой Риги, он практически молился на то, чтобы сегодня все прошло хорошо. Без скандалов, обид, блокировок в социальных сетях и неотвеченных вызовов. — Рамиль, братан! — Булаткин обнимает именинника. — С твоим днем, дорогой! Он протягивает пакет из ЦУМа, друг что-то отвечает на поздравление, смеется, пожимает руку. Данила стоит чуть поодаль и теперь уже практически жалеет, что приехал. Дом светится красным неоном, всюду дым то ли от кальяна, то ли от травы, то ли от кальяна на траве. В середине гостиной диджейский пульт, на танцполе девушки в обтягивающих платьях. И все как одна: длинные черные, как смоль, волосы, пушистые ресницы, кошачьего вида ногти, пухлые губы. Они показывают себя, пока на диване развалились широкие бородатые мужики. Комоды, не иначе. Зря Поперечный приехал. — Поперечный, ты ваще огонь, конечно, уважаю, — жмет парню руку незнакомец в солнцезащитных очках. — Благодарю, братан, — кивает он в ответ. Данила наливает себе стакан водки, тут же осушивает его, морщится и закусывает брускеттой с тунцом. Он здесь определенно лишний, а Крид словно рыба в воде. На танцполе с пацанами танцует под Хамали-Наваи, что-то кричит в потолок. Поперечный ведь был практически уверен, что Крид не будет его ни с кем знакомить. Просто по привычке бросит своё: «не скучай» и свалит к друзьям. Изначально хотелось верить, что такого не случится, но в этом парень, увы, был слишком предсказуем. — А ты чего тут один? — окликает девушка в тот момент, когда Данила осушивает очередной стакан водки и уже потихоньку начинает чувствовать, что отлетает. — Да ниче, пью, — закинув огурец в рот, — а ты? — Потанцевать хочу. — Танцуй. — С тобой хочу. Обычно такие девушки ведут себя поскромнее. Не сказать, что Данила имел что-то против решительных, просто сейчас ведь ему всё это совершенно не было нужно. Но в тот момент, когда парень на долю секунды закрыл глаза, а голова совсем полетела, девушка повела его на танцпол. Хоть бы не как в новогоднюю ночь. И к даниному удивлению, Крид совершенно никак не реагирует на это. Лишь хитро улыбается и подмигивает. Так все-таки сколько у Егора граней? Танцпол заполняется быстро. Играет какой-то клубняк из нулевых. Кто-то поднимает бокал с напитком вверх и кричит, кто-то задевает Данилу локтем. Спутница Дани гладит его по щекам, проходится ногтём по шее, туда же целует. Поперечный ничего не чувствует. Глазами ищет Булаткина в толпе, не находит. Девушка тянется к губам, но парень тут же ускользает. Где Егор? Егор снова пропал, испарился. К горлу начинает подступать тошнота и паническая атака. — Брат, Крида не видел? — широкий армянин сидящий в кресле с девушкой мотает головой. Где Егор? — Знаешь, где Крид? — очередная темноволосая девица с айкосом в руках не дает ответа. Данила заглядывает в комнаты, застаёт парочек, стучится в туалеты, в ванные комнаты. Где Егор? Окончательно паническая атака настигает в момент, когда Поперечный заглядывает в кухню и там также не находит Крида. Руки трясутся, сердце бьется в такт клубняку, тошнит. Даня достает телефон, пытается сфокусировать взгляд и успокоиться. Гудки, сброс. Звонок без ответа. Музыка долбит по ушам, просачивается в голову, оглушает, как если бы его ударили по голове. Воздуха не хватает, глаза наливаются слезами. Снова звонок, длинные гудки, сброс. — Брат, накрыло сильно? — в даниной голове вопрос раздается эхом. — Нормально всё. — Может водички тебе? — Отъебись! — шипит Поперечный кому-то. — Базара ноль. От запаха кальяна, травы и алкоголя выворачивает наизнанку. Снова звонок, длинные гудки, сброс. Парень хватает куртку и на выходе цепляется за руку какой-то девчонки, заикаясь вновь спрашивает про Крида. — Так он уехал уже полчаса как, — она смеется. Егор уехал. Егор бросил его здесь. Два часа ночи. Телефон отказывается реагировать, потом выпадает из рук и приземляется в снег. — Братан, — кто-то на крыльце кладет руку на плечо, пока Поперечный сидит на деревянном полу и чистит мобильный, — ты ок? — Да. Данила дергает плечом, бежит за ворота, пытаясь заказать такси. «Нет свободных машин» — Блядь! — кричит он уже за воротами. — Блядь! Психует. Пинает заснеженные кусты, мусорки, скамейки. Потом срывается и стремглав бежит прочь из поселка по направлению указателя «Москва 22 км». Бежит, кажется, долго, вдоль трассы, громкими матами перекрикивая проезжающие мимо машины. Вдруг резко останавливается, садится на снег у обочины и понимает, что больше не может. Не может не только бежать, но и тащить эти отношения на себе. Слезы застилают глаза, в душе становится невыносимо больно. — Данила, приветствую, — сонным голосом. — Я так больше не могу, блядь, не могу! Понимаете?! — кричит в трубку. — Расскажите, что произошло? — психотерапевт говорит спокойно, убаюкивающе. — Пиздец. И тут он окончательно расслабляется. Плачет навзрыд, клянет судьбу, себя, Крида. Теперь это совсем всё. Дальше только пропасть, яма, полная всепожирающей тьмы и страха. Это всё. Пожалуйста, пусть это будет конец.