Кащенко

— Привет. Егор подсаживается за столик у окна, пряча лицо под кепкой. Данила крутит стакан джина с тоником в руке. Сегодня всё должно решиться, и Дане совсем не нужно прямо сейчас играть скулами, переполняясь нетерпимостью к возникшей ситуации. Нужно просто расслабиться, ведь дальше только финал истории, в которой один обманывался, а другой обманывал. Это ведь абсолютно избитая и предсказуемая история про двух людей, что изначально не должны были быть вместе. Но ради комичности этого ситкома о даниной жизни, сюжет завернулся в петлю, чтобы зрители могли посмотреть, как же главный герой справится на этот раз. — Ты опоздал. — Да, извини, я- — Кальян с пацанами курил? Язвит Поперечный и скалится. Настроение «раздать пиздюлей» после психотерапевта никуда не исчезло, а напротив еще больше разгорелось. Даня специально подливал масла в свою полыхающую душу. Чувствовать злость ему нравится гораздо больше, нежели растекаться по полу, словно пролитое жидкое мыло в ванной. Чувство приятное, но определенно деструктивное, ведь ничем хорошим обычно такие настроения не заканчиваются. Кто-то потом в один момент ломается, уходя в еще большую злость или же тотальное неприятие реальности. — Ну типа того, да. Булаткин спокойно открывает меню, листает. Делает все, что угодно, только не говорит. Он будто бы тянет время. — Давай к делу, — не выдерживает Данила. — Ты мне сказать что-то хотел. Гул заведения не дает никому из присутствующих услышать то, как тяжело дышит Поперечный прямо сейчас, как громко стучит его сердце, как хрустят пальцы, что с еле скрываемой злостью сжимают стакан. — С чего лучше начать? — С начала, Егор. Он откладывает меню, осматривает рядом сидящих людей, вздыхает. Зачем-то до последнего пытается тянуть время. — А помнишь, как мы подрались здесь год назад? — Крид улыбается своей кридовской улыбкой, сверкая винирами. — Да, я все помню, Егор. Улыбка сползает с лица, попутно снимая маску успешного пижона. Булаткин прямо сейчас походит на маленького мальчика, которого родители оставили в парке одного, отлучившись за мороженым. Глаза бегают, дыхание учащается, и ничего этому маленькому мальчику не остается, кроме как в растерянности слоняться по большому парку аттракционов. Дергать за одежду взрослых людей, ошибочно принимая их за родителей. Только Егор не маленький потерявшийся мальчик. Он взрослый мужик, что так натужно пытается избежать разговора, который сам затеял. Ищет лазейку, оттягивает время. — Хорошо, — спустя еще несколько минут вставляет Данила, — тогда начну я. Парень глубоко вздыхает и залпом выпивает оставшийся коктейль. — Ответь мне, по какому праву ты решил, что можешь играть чувствами? — Я не играл. — Егор, я не спрашиваю тебя, играл ты или нет. Я спрашиваю, по какому праву ты решил, что можешь это делать. Настроение разгоняется все сильнее, масло потоком льется в огонь. Это уже, наверное, не остановить. Эти угли слишком долго тлели, чтобы сейчас так быстро погаснуть. — Я не имею права так делать, но я не- — А теперь, — вновь перебивает Даня, — следующий вопрос. Тогда какого ебаного хера ты ебешь мне мозги уже год? Булаткин молчит. Просто-напросто опускает взгляд и выпивает три принесенные официанткой стопки с настойкой. — У меня есть объяснение, но не думаю, что оно тебя устроит, — вдруг говорит Егор и поднимает захмелевший взгляд. — Ну-ка, — цедит Данила и пригубливает новую порцию коктейля. Егор наконец снимает кепку и спокойно ловит данин взгляд. Он сидит неподвижно, играет скулами, теребит в руках телефон. — Мне было классно в моменте, понимаешь? Тогда я чувствовал то, что говорил. То есть, я ни секунды тебе не врал. Просто потом оно все как-то ушло. Оно волнами то появляется, то отступает. Ну знаешь, как это бывает. — Нет, не знаю. Наверное, от того, что привык отвечать за то, что идет из моего рта. А если уж обосрался, то признаю вину и подставлю лицо, чтобы заслуженно получить по ебалу. — Данила, ты имеешь полное право дать мне по лицу прямо сейчас, правда, — Булаткин поворачивается к Даниле щекой и чуть зажмуривается. А Поперечный в один момент просто теряет желание дать пиздюлей. Он обессиленно ставит стакан с коктейлем на стол. — Мне, блять, жаль, понимаешь? Мне жаль, что я вписался в это все с тобой. У Данилы ухает все в груди. И единственное, что сейчас сможет хоть каким-то образом привести его в чувство — сигарета у дверей кафе. Руки трясутся то ли от злости, то ли от пронизывающего мартовского ветра, что по обыкновению смешивается со снегом. В горле ком, а душу будто разрывает. Данила ведь и правда подумать не мог, что оно все отлично существует в моменте, а потом с великим успехом затухает и будто бы ничего и не было. Сидят двое, кажется, малознакомых людей и о чем-то говорят, будто бы не о них, а о ком-то другом. Просто разыгрывают сценку из какого-нибудь русского фильма про березы и поля. Егор выходит на улицу следом. Ветер портит ему прическу, развевает пальто. Он смотрит на Данилу, щурится, покусывает губы. — Я ни секунды тебе не врал, пойми это, пожалуйста, — Булаткин ежится и закуривает. — Ради бога, блять, не делай из себя жертву прямо сейчас. Поперечный смеется, понимая, что смех в данный момент совсем ненастоящий. Он соткан из отчаяния, обиды и чего-то прямо сейчас режущего в груди. А может это всего лишь защитная реакция, чтобы сдержаться и не разреветься Булаткину в лицо? Этого до конца не знает даже сам Данила, но в любом случае никогда бы такого себе точно не простил. — Данила. — Что? — Мы же можем дружить. Смех рвется из даниной груди и заполняет оживленную улицу. Парень картинно держится за живот, заливается, сдабривая смех матом. А потом в момент становится серьезным с играющими скулами. — Ты в конец ебу дал? — Чего не так-то? — Значит, ты действительно такой тупой, как думалось мне в начале. Егор тупит взгляд. Окурок летит на асфальт, его кроссовок вдавливает бычок в поверхность. — Пойми, — продолжает Данила, — я не то, что с тобой дружить не хочу. Я тебя банально знать не желаю. Это действительно так. В даниной груди растет огромный ком, который кричит ему, что это точно все, что дальше так продолжаться не может. И ему хочется верить. Так продолжать нельзя. Это как ливень, что наполняет реку до краев, затем она выходит из берегов, разливается, сносит деревни, поглощает жизни. И где-то там, в потоке этой вышедшей из берегов воды, виднеется рука Данилы, что тянется к небу, хватается за проплывающие обломки деревьев, но тщетно. В шумном потоке слышится чей-то плач, лай собак и то, как захлебывается парень. — Я верю тебе, но пойми меня, — Егор хватает Поперечного за локоть, — у меня к тебе есть симпатия. Мы же можем быть типа друзьями с привилегиями. — Тебе блядей твоих мало что ли? — парень вырывает свою руку из сжатых егоровых пальцев. — Ты решил подмять под себя весь мир? — Я не открываюсь блядям. — Егор- — А тебе открывался, — перебивает Булаткин, засунув руки в карманы пальто. — Ну ты ведь не ебанутый и сам понимаешь, что иных отношений у нас быть не может. Егор прав. В голове, словно кадрами диафильма, проносятся картинки пьяного Крида, из раза в раз стоящего на коленях в дверях даниной квартиры, летящая куда ни попадя посуда, пропущенные вызовы. И только одно в этом потоке остается статичным — некогда придуманный Даней абсолютно утопичного вида сюжет счастливой жизни с Егором и Ракетой. Этот сюжет как напоминание того, что оно точно не сбудется. Будет так и стоять стоп-кадром в даниной голове, каждый раз возвращая его в несуществующую нигде вселенную. Егор абсолютно прав. — Поэтому почему бы не сохранить эти отношения, но без излишних эмоций? — Нет. — Почему? — Я не смогу, Егор. Поток воды продолжает сносить все на своем пути, Данила хватается за ветку еще пока не рухнувшего дерева. Где-то вдалеке виднеется лодка спасателей. — Почему? — Что за вопросы? Потому что, блять! Ты черная дыра, а я «маленький человек», что ведется на всю эту шелупонь. Это никогда не кончится нормально. В носу Поперечного закололо то ли от снежинки, то ли от поступающих к горлу слез. Егор сегодня увидит данино истинное лицо, которое он так старательно скрывал от него, от психотерапевта и даже от самого себя. Данила закрыл лицо ладонями, надавливая на веки, чтобы не дать слезам волю. И, кажется, получилось. В этот раз неплохо держится. — Данила. — Да что? — отвечает в ладони. Булаткин уводит Даню за ресторан, прячась между мусорным контейнером и кирпичной стеной. Здесь невыносимо пахнет мочой и разлитым пивом, но совсем безлюдно. — Да убери ты от меня руки нахуй! — Мы же можем хотя бы в последний раз. — В последний раз я могу лишь сказать тебе, чтобы ты отъебался. Он хватает Егора за грудки, тогда как тот крепко держит парня за шею. Данила смотрит не в глаза, а куда-то в место роста волос, потому что ему прямо сейчас действительно хотелось вжать Крида в эту расписанную стену, жадно целуя с шумным выдохом. Только до конца непонятно: это и правда желание или просто физическая память, привычная модель поведения? Поддаваться порыву было тревожно, потому что вновь растекаться по полу своей кухни не было никакого желания. Но Булаткин подается вперед, сжимая ладонями данины щеки. Вжимается губами, открывает рот, облизывает кончик носа, как делал это раньше, будучи проснувшимся у Данилы в квартире. Цепляется пальцами за ворот толстовки, рвано целует куда-то в шею, тяжело дышит. Вода всё прибывает. Рука Поперечного практически скрылась в грязном потоке реки, а сам он погружается на глубину. Он сдается, рука обессиленно отпускает размокшую ветку. — Не сжимай губы, — еле слышно шепчет Егор. Данила расслабляется. Ему ведь хочется? Наверное. Он открывает рот, привычно впуская егоров язык, и пальцами хватает волосы на его затылке. Но оно все как-то… бессмысленно? Поперечный сдался и уже окончательно успел смириться с тем, что утонул. Как вдруг кто-то за шкирку достает из воды и затаскивает его на резиновую лодку. Спасатели. — Хватит, Егор! — Даня отталкивает его. — Дань. — Пожалуйста, никогда мне больше не пиши, ради всего святого. Егор снова подается вперед и получает кулаком по лицу. — Оставь меня в покое! Боль в костяшках, егоровы капельки крови на асфальте и запах мочи. Данила не так себе представлял сегодняшнюю встречу. Но почему-то именно сейчас пришел к выводу, что совсем не чувствует. Поперечный ничего больше не чувствует к Егору Криду. Ему не хочется звать к себе, разговаривать, пожимать руку, целовать и даже фолловить в Инстаграме. Дане всегда было интересно, как оно так вообще происходит. В какой момент тебе становится похуй? Что нужно сделать для того, чтобы стало похуй как можно скорее? А оказалось, что оно как-то само. Тебе просто становится все равно. — Это невыносимо, Егор, — на выдохе. — Ты ядовит, вот правда. Сколько ты еще хочешь продолжать отравлять всё окружающее? — Ты говоришь слишком громкие слова, — Булаткин утирает нос рукавом бежевого пальто и улыбается. — Спешу тебе напомнить, что это не я кричал о любви и стоял на коленях. Парень, казалось, хотел ответить что-то еще, но так и не нашел слов. Смотрит себе на Данилу спокойно так, ровно дышит, но это отнюдь не кажется чем-то успокаивающим. Егоров взгляд тяжелый, будто бы извиняющийся и сожалеющий. А может Даниле просто кажется. — Будь так добр, оплати счет. Я тебе потом переведу. Налички нет, сорян. Он поправляет воротник и смотрит на Булаткина, надеется, в последний раз. Тот ни слова не отвечает. Стоит себе, запрокинув голову повыше, чтобы остановить кровь. Ему определенно не везет с этим рестораном. А может ему не повезло не с рестораном, а с Данилой. Может оно, как говорится, изначально было не по судьбе? Ну конечно. Как Дикси вообще может привести к чему-то нормальному.

***

Поперечный и правда, что называется, освободился. Может, пошел дальше, а может банально закапсулировал это где-то глубоко внутри себя, потому что просто выгорел и больше не мог выносить эмоциональных качелей. Он ведь сам по себе словно карусель на детской площадке: иногда годами в состоянии покоя, а иногда так и норовит сделать «солнышко», навернуть круг на триста шестьдесят градусов, несмотря на прогнившие шарниры, что скрипят на всю улицу. Может, оно потом снова ебнет Даню и все опять пойдет по тому же сценарию, как шло весь последний год. Но сейчас, спустя два месяца, когда встрече в Дикси сегодня стукнул ровно год, Данила то ли по велению своего сердца, то ли действительно совершенно случайно, все также стоит в этой огромной очереди. Охранник поглядывает на него сквозь спущенные к носу очки, будто бы узнал того обросшего щетиной парня, покупающего баклажку пива и записывающего гневные голосовые сообщения. За год в супермаркете так и не починили вытяжку и не открыли больше одной кассы. Ничего не изменилось. Даже запах в воздухе абсолютно тот же. Как будто бы освежитель воздуха с запахом того-самого-дня. Изменился лишь сам Поперечный. На первый взгляд он все тот же парень, что пьет пиво в одиночестве, меланхолично обнимая своего пса. Но что-то изменилось внутри него. Даня будто бы прожил огромную жизнь, сам того не понимая. У них с Егором была ведь абсолютно вся история, как по четкому алгоритму, от А до Я. И, наверное, Поперечному действительно стоит благодарить этого человека за опыт, за время, за эмоции. Но ему легче было просто забыть. Собрать егорово барахло в плотный черный мешок и отправить на помойку. Все вот эти вот уходовые средства, зубные щетки, бритвы, его подарки. — Пакет нужен? — кассирша выводит из мыслей. — Нет, спасибо. — Наша карта? — Нет. — Давайте заведем? — Не нужно, благодарю. — Оплата картой? — Да. Сменился год и сам Данила, но Apple Pay в Дикси все также отказывается его рассчитывать. — Молодой человек! — Извините, сейчас, — бросает Даня возмущенным людям в очереди. На этот раз у него есть наличные и никакому Егору Криду не нужно появляться здесь и абсолютно по-пижонски платить. — Чек нужен? — Нет, спасибо. Этот май холодный. Температура не выше пятнадцати градусов по Цельсию, пасмурно. Поперечный оглядывает входные двери магазина и закуривает. Это все — ничто иное, как приятная тоска, которую можно смело назвать ностальгией. Ностальгия по запоям у него в квартире, разговорам до рассвета. Ностальгия по поездке в Москву на день рождения Яны, по егоровой квартире. И по их, как казалось, вечному кругу расставания и возвращения. Но такого, как тогда, больше никогда не случится. Не только потому, что Дане уже было все равно и даже не потому, что Егор не давал знать о себе с их последней встречи в Бекицере. Так никогда не случится, потому что их больше нет. Сейчас есть другие Данила Поперечный и Егор Булаткин. Те, прошлые ребята, остались там, в мае месяце 2018 года на кухне у Данилы. И даже если бы он заранее знал, чем обернется их встреча, то, наверное, все равно не захотел бы ничего менять.