Златоцветы увянут, и клетка падёт, Птица в небо взлетит и оставит его, Дракон отпустит принцессу и память сотрёт. Птичка-малютка не вспомнит его.
***
Принцесса проснулась из-за звонкого стука воды о стекло. Посеревший свет проходил через витраж и становился грязно-жёлто-сиреневым, бросая ей на лицо свои противные блики. Она посмотрела на большое окно и приложила к нему ладонь, чувствуя вибрации от капель. Они, казалось, проходили через неё, успокаивая так, как если бы она стояла под этим небольшим дождиком и серым небом, чувствуя, как капельки падают на волосы и доходят до кожи головы, заставляя всё тело покрываться мурашками. В комнате стоял невероятно свежий, летний, сырой запах. Это было нечто новенькое. Атанасия приметила, что когда светило солнце, пусть его не было тут видно, но стоял другой запах. Не такой свежий, солнечный, более тёплый и какой-то домашний, а сейчас воздух был будто больше и свободнее, свежее и холоднее, но всё равно приятный и бодрящий, но при этом не хотелось выходить. Хотелось сесть напротив окна и смотреть. Просто смотреть, как капли размывают твоё собственное отражение и мир, и комнату, изменяя всё кругом, даруя этому всему новый вид. Только вот ничего, кроме искусственных жёлтых лучей, фиолетовых ромбов и лазурных треугольников, она не видела. Атанасия глубоко вздохнула и тяжело выдохнула, разгружая органы от осевших на них неприятных эмоций. Потихоньку воспоминания накатывали на неё. Она вспоминала вчерашний день, протягивая руки к пальцам на ногах в попытке потянуться. Кости в её теле защёлкали, и она ощутила небольшую боль в мышцах. Ноги побаливали из-за вчерашних танцев. Она уснула прямо в платье, её волосы спутались, коса наполовину расплелась и лохмами свисала с плеча. Воронуля умиротворённо сопел, лёжа в её ногах, согревая их своим теплом. Принцессе было невероятно паршиво на душе. Девушка уже даже не злилась на Лукаса, просто хотела с ним поговорить и помириться, даже если они не ссорились. Может, это она что-то не понимала? Всё-таки, возможно, драконы мыслят иначе и логика их отличается от человеческой? Она опустилась на пол, слегка разминая одубевшие конечности. Тело поламывало всё от тех же танцев, и она через небольшую боль проследовала к двери, которая всё так же была заперта. Запястья чуточку сильнее сдавливали магические браслеты, но она привыкла к дискомфорту, просто игнорируя его. Она потянула круглую, резную, почерневшую от времени дверную ручку, но та всё так же не поддавалась. Будто могло быть по-другому. Девушка опустилась на пол, разглядывая тоскливым взглядом спутавшуюся длинную косу. В ней застряли помятые незабудки, и она стала потихоньку их вытаскивать, бросая цветы на каменный пол, сопровождая каждое соцветие его именем у себя в голове. Золотистые локоны возвращались в прежнее состояние, мягкими волнами спадая с плеч почти до самого пола. «Лукас». После того, как она десятый раз проговорила его имя про себя, как только последний потрёпанный голубой цветочек достиг пола, он появился прямо перед ней. Она скользнула взглядом от грубых мужских сапог до самой макушки и вернулась к взгляду. Под его красными глазами были синяки, он явно не спал всю ночь. Он устало смотрел на неё сверху вниз. Шикарные чёрные волосы были собраны в хвост, но при этом всё равно выбивались из него, создавая эффект небрежной причёски. — Ну чего тебе надо? — тихо проговорил он, присаживаясь напротив неё. — Выпусти меня! — Ты действительно этого хочешь? — угрюмо спросил Лукас, смотря прямо на неё. Эта фраза прозвучала очень странно, будто она попросила не дверь открыть, а отпустить её на волю, а потому принцесса широко раскрыла глаза. Что за глупые вопросы он задаёт? Естественно, она хотела выйти из этой комнатушки. Ей ещё нужно было изучить книгу по контролю памяти, которую она приметила на его книжной полке. В тот раз он её выгнал раньше, чем она успела среагировать, но сегодня она наверстает упущенное и найдёт способ вернуть отцу память. Точнее, таковы были её планы, но взгляд юноши её смущал. — Что? Конечно, я хочу уйти отсюда. У меня ещё столько дел! — она облокотилась на дверь и рывком поднялась на ослабевшие ноги, чуть не потеряв равновесие, но с лёгкостью удержавшись. Атанасия подошла к дракону, который продолжал сидеть и пялиться на неё. Она попыталась понять его мысли, прочитать их через алые радужки, найти на дне чёрных миндалевидных зрачков, только вот кроме тьмы и вязкого красного ей ничего не удавалось разглядеть. Обычная усталость, запечатлевшаяся на нём серыми кругами под глазами, опущенными наполовину веками, впалыми щёками. Такой ли он был, когда она его встретила? Однако, как ни посмотри, а с этой точки зрения он выглядел каким-то милым, усталым, маленьким дракончиком с милыми рожками. Девушка потрясла головой, отгоняя такие странные мысли. — Ну же, поднимайся! Чем ты всю ночь занимался? У тебя под глазами синяки чернее, чем кирпичи в этой башне! Это из-за вчерашнего? Но Лукас её будто не слышал и не отвечал ей, думая о чём-то своём уже второй день. Он спокойно поднялся на ноги, вновь став на две головы её выше. Атанасия задрала голову привычным образом, продолжая негласно играть с ним в гляделки, а он молчал, изучая что-то на её лице, а потом щёлкнул пальцами. Принцесса уже по привычке зажмурилась, ожидая очередного перемещения, но этого не случилось. Лишь за её спиной что-то тихо заскрипело. — Я тебя не держу, — деревянная дверь распахнулась. Её обдало пронизывающим до самых костей сквозняком, складки на платье зашелестели в тишине, и её пробрала секундная дрожь. Он, заметив это, снова щёлкнул пальцами, и платье сменилось её походным нарядом, тем, в котором она врезалась в него. На тонких запястьях исчезли оковы. Ей завладело какое-то непонятное желание колдовать, а ещё ей стало легче и теплее, только вот настроение Лукаса её совсем не воодушевляло. — Зачем переодевать меня? Я просто хотела книжку одну взять почитать. Если тебе так хочется, чтобы я сидела взаперти, то, как только я её возьму, можешь снова меня закрыть, так уж и быть! Если тебе от этого по каким-то причинам легче… — Нет! — он оскалился, обнажая клыки, и она резко замолчала. — Уходи из башни. Я прогоняю тебя. — Чего?.. — сердце Атанасии в тот же миг упало куда-то в пятки. Ей не послышалось? Он действительно вот так вот просто отпускает её? У неё, кажется, было дежавю. Что-то такое говорил ей отец. Да, прямо так и говорил, ну, может, немного по-другому, а потом чуть не убил её в саду. Она не могла пошевелиться из-за шока. Снова от неё отказывались, снова прогоняли. Это даже могло бы стать чем-то повседневным, если бы не самолюбие, если бы не живое сердце. Разве она была недостойна любви, друзей, родителей? Был ли какой-то грех с её стороны? Она не могла вспомнить, ведь она всегда поступала по совести и по собственной справедливости. Да, частенько пользовалась чужой добротой, но разве не давала взамен всё, что могла? Атанасия стиснула зубы. Она ведь всегда только потребляла. Когда была маленькой, когда стала старше, когда отец всё-таки проникся к ней родительской любовью, когда все вокруг любили её, любила ли она? Возможно, да, но недостаточно, чтобы отплатить. Принцесса была слишком занята выживанием. Фортуна отказалась от неё ровно в тот миг, когда она коснулась подрагивающего разноцветного стекла и почувствовала дождь пальцами. Она чувствовала, что с этого момента больше не будет счастливой, но всё же решила побороться. — Что я сделала, что ты прогоняешь меня? — слова сами срывались с губ, она не успевала анализировать то, что хочет сказать и как это может прозвучать. Взгляд топазовых глаз продолжал смотреть в его сторону, но проходил куда-то сквозь, в ушах шумела кровь, каждое сокращение сердечной мышцы отдавалось в грудь невыносимой болью. — Ты была в плену. Теперь ты свободна. Разве не об этом ты грезила вчера, пытаясь взломать замок, м? — его слова эхом отдались в её голове, и она сжала руки в кулаки. Голос звучал сухо, без каких-либо эмоций. Он не злился, не обижался. Дракон просто устал от неё? Она чувствовала гнев и разочарование, и страх, и боль. Чувства, как яд, распространились по её телу вместе с кровью, приливая к голове, отключая рациональное мышление. Она с трудом держалась на ногах. Здравый смысл подсказывал, что нужно просто уйти, но кто она такая, чтобы слушать здравый смыл? — Я не собиралась сбегать… Да куда я пойду?! Я даже не знаю, где я. Если ты таким способом решил поиздеваться надо мной, то ты действительно чудовище, как о тебе и говорят! — от её крика крепкие стены Чёрной Башни дрогнули, её голос вошёл в них и остался эхом. Неоспоримым доказательством, что она это сказала. Атанасия приложила руки ко рту, осознав, какие ужасные слова произнесла. Кому будет приятно услышать такое? Нет, она точно не должна была этого говорить, однако Лукас был нисколечки не удивлён, возможно, даже рад. Юноша усмехнулся. — Ты чертовски права. Я — не человек. — П-подожди! Я не… — Верно… Ты опять права. Лучше, если я всегда буду для тебя чудовищем, — девушка хотела было снова что-то сказать, но попросту не успела. Не то чтобы таких моментов было много. Они все были разные, он часто прерывал её, додумывая её мысль сам. В итоге уходил со своей правдой, и ничего она не могла с этим сделать. Она была слишком слабой в его руках. Принцесса ничего не могла ему противопоставить, кроме своего невыносимого характера и упрямого нрава, чего и у дракона было хоть отбавляй. Лукас протянул руку, щёлкая ей по лбу пальцами. Привычный жест, после которого Атанасии становилось легче и энергия наполняла её тело, за что она была ему благодарна, но в этот раз её глаза закрылись, и тело стало падать. И упало бы. Если бы не сильные руки. Юноша вовремя подхватил её, вспоминая, как так же принёс её в эту башню. Кажется, тогда она была тяжелее. Её голова снова опустилась на его грудь, но в этот раз он не стал противиться. Ему и самому было приятны её прикосновения. К тому же, это в последний раз. За всё недолгое время она так привыкла к его теплу и доброте, а он так опрометчиво всё раздал, ненароком привязавшись к ней. Он отказывался называть это по-другому. Если признает, не сможет оставить её. Дождь продолжал барабанить по расписному стеклу, наполняя комнату редкими звуками дроби. Лукас повернулся к её постели и Воронуле, который всё это время спокойно лежал и наблюдал. Даже он привык к Лукасу и не боялся за принцессу. Нет, он точно не причинит им больше вреда: ни зверю, ни Атанасии. Он просто осознал, что если съест Священного Зверя, то она останется совсем одна. Дракон вообще считал, что они чем-то похожи. Оба были одиноки, оба не особо-то и нужны кому-то, кого по определению называли кровными родственниками, хотя для дракона это понятие давно стёрлось. Они остались где-то далеко в прошлом. Может, их и не было никогда? Он щёлкнул пальцами, и они втроём оказались в лесу. Прямо в том самом месте, где впервые столкнулись. Тут до сих пор валялся разрубленный им корень. Небольшой дождик с трудом проникал сквозь густую, зелёную шапку деревьев, лишь изредка капли падали с листьев или через прорехи прямо с неба, неприятно падая на голову и пропитывая тёмно-синюю ткань на плечах. На девушку вода почему-то не попадала. Лукас бережно положил принцессу на мягкий мох, прислоняя её к дереву. Она выглядела так же, как выглядела при их первой встрече: высокий хвост, пара прядок у лица свободно завивались, обрамляя её круглое личико, нелепая накидка и длинные сапоги. Он даже вернул ей кинжал и, естественно, сумку, наполненную едой. Рядом с ней сидел Воронуля, пытавшийся вернуть ей сознание, утыкаясь чёрным мокрым носом в её руку. Всё выглядело так, будто в поисках своего зверя она потеряла сознание и пролежала какое-то время в лесу. — Кроме тебя у неё никого нет, так что я не буду тебя есть, — Лукас сосредоточенно сел напротив принцессы и ещё раз посмотрел на неё, наслаждаясь этим моментом вместе, ведь больше они не увидятся. Прежде, чем уйти, он должен был сделать кое-что ещё. Чтобы она его больше не искала. Он провёл рукой напротив её лица. Магия между поверхностью ладони и её лбом затрещала. Он наложил на неё заклятие, а потом исчез. Воронуля грустно заскулил, продолжая тормошить одежду Атанасии в надежде её разбудить.***
Во Дворце императора стояла удивительная тишина. Коридоры пустовали. Прислуга тихо занималась своими обязанностями, убираясь в многочисленных комнатах Изумрудного Дворца, лишний раз поражаясь богатству и убранствам из дорогих тканей и золотых вставок везде, где только их можно было впихнуть. А ведь и правда. Резиденция императора была настолько роскошной, что если даже и пропадал бриллиантик из какой-нибудь алмазной заколки для занавески или шнур из золотых нитей вдруг терялся, мало кто обращал на это внимание, приказывая просто заменить новым. Многие считали это некой щедростью правящей семьи — разрешать забирать подарки из дворца. Главное не наглеть, а то можно было и в немилость попасть так же быстро, как и получить благосклонность. У Клода не было золотой середины. Он просто не прощал просчётов своих и чужих. Император Обелии занимался рабочими делами в своём кабинете, попутно беседуя с Герцогом Альфиусом, который опять приехал непонятно зачем, но, по мнению самого аристократа, с невероятно важной информацией. Клод не любил этого типа, считая его каким-то жалким и бесхитростным, хотя тот искренне пытался плести интриги и играть в какие-то дворцовые игры. Клод несколько уважал эти попытки, а поэтому притворялся, что ничего не знает. В любом случае, пока эти игры безобидны, пусть довольствуется себе на здоровье, к тому же толк от их семейки тоже был. — Ваше Величество, о Принцессе нет вестей? — Роджер стоял напротив рабочего стола Клода, выдерживая взгляд голубых пронзительных глаз. За столько лет работы при дворе уже привык. Мужчина даже стал подмечать, что в последнее время Его Величество потерял сноровку, и как бы он не пытался пугать своим холодным взглядом дворян, те начали бояться лишь тогда, когда одного из них по собственной опрометчивости Клод казнил самым жестоким образом прямо на собрании, переламывая внутри несчастного все кости и оставляя умирать прямо на бесценном ковре в зале, где они заседали. Сейчас император выглядел весьма замученным и похудевшим. Его длинные, жилистые руки взяли какой-то документ, а топазовые глаза быстро пробежались по написанному. Он не совсем вникал в суть дела, но ему очень хотелось выглядеть занятым в глазах герцога. По крайней мере, правитель верил в то, что его деловой вид заставит подчинённого неловко удалиться, чтобы не мешать, но этот пёс всегда ждал особого приказа. Светлая голова императора раздражающе гудела, он не спал круглые сутки, и ничего ему не помогало. Да и ещё люди вокруг него почему-то пытались его убедить, что он очень любил свою дочь до потери памяти. Вот только они забыли одно: Клод никого не любил. Точнее, он постоянно себе это внушал. Однажды попробовав, он не собирался больше разбрасываться таким высоким чувством, как любовь, на кого попало. При том, что правитель искренне не знал, по какой причине его так лихорадит, а вот все при дворе почему-то знали причину вялости Его Величества и резкого ухудшения физического здоровья, точнее, наивно предполагали, что Клод не может найти себе покоя, пока ищет пропавшую при неизвестных обстоятельствах дочь. Так они думали, но на самом деле кровавый император мечтал увидеть ненавистную ему девушку с петлёй на чудесной шее. — Это я должен у тебя спрашивать… Может, уже померла где-нибудь, — это было сказано так повседневно, словно он говорил не об Атанасии, ценнейшей девушке всей империи, а о пропавшей служанке, которая выкрала какую-нибудь вазу, и теперь её вроде как искали, но сколько ещё этих ваз и служанок? Роджер вздохнул, вновь повторяя что-то о том, что они скоро её найдут. Вот в этом Клод сомневался. — Пусть твой сын лучше старается. Слышал, он резко прекратил поиски Принцессы. Мне кажется это странным. В этот же момент аристократ помрачнел. Вначале он так гордился Иджекилом, что тот бросил все силы на поиски девушки, что стал расхваливать его императору, а тот попросил отчитываться о поисках. Только вот с недавних пор сказать Роджеру было нечего по этому поводу. Он, как мог, пытался скрыть тот факт, что Иджекил наотрез отказался продолжать поиски, ссылаясь на то, что почему-то верит наследнице престола. Теперь же Клод об этом знал. Ну и что ему делать? — Э-э… Да, но это лишь потому, что наше расследование пока зашло в тупик… Он смог подкупить пару владельцев гостевых домов. Они сказали, что к ним действительно приходила девушка со странной собакой, — императору Обелии не то чтобы было интересно это слушать, но долг обязывал. — Все описывали её по-разному. Кто-то говорил, что на вид ей лет шестнадцать, кто-то говорил тридцать. Одни описывали женщину с чёрными волосами, другие с короткими рыжими, но даже несмотря на то, что принцесса подделывала подписи и останавливалась везде под разными именами, мы смогли проследить каллиграфическое сходство. Подписи были оставлены явно одной и той же рукой, но неделю назад она перестала останавливаться в гостиницах. Её следы обрываются. Клод задумчиво постучал длинными пальцами по дубовому столу, устало опускаясь на спинку кресла. Хотелось спать, вот только никак не получилось заснуть. Его всё раздражало, начиная с человека напротив него, заканчивая стуком мелких, редких капель о стекло большого полукруглого окна. Роджер, заметив, что император не в духе, уже было поклонился и собирался удалиться, но Клод неожиданно для аристократа, да и для самого себя, поинтересовался, как там поживает его воспитанница. Кажется, Дженнет? — Дженнет в порядке. Выросла настоящей красавицей! — Да? Я хочу взглянуть. Приведи её в следующий раз, — Роджер не мог поверить своим ушам. Он всё пытался уличить момент, когда можно будет вновь с ним заговорить о Дженнет, потому что тогда на дебюте Клод ясно дал ему понять, что не намерен разговаривать на такие темы. Неужели момент, когда Мисс Магрита обретёт отца, наконец наступит? Хотя Роджера мало волновали конкретно чувства девушки, ему больше хотелось поскорее продвинуть своего сынишку по карьерной лестнице, и неважно, с чьей помощью. — Конечно! Она будет счастлива посетить Дворец Его Величества, — мужчина еле сдерживал довольную улыбку. Он откланялся и покинул кабинет. За дверьми его дожидался Иджекил у высокого полукруглого окна, украшенного богатыми занавесками. Его взгляд был направлен на императорский сад. Юноша находил его несколько убитым. Он мог бы стать очень красивым, если отдать его в нужные руки. Иджекил считал странным, что во всём дворце не нашлось таких рук среди прислуги. Едва ли он знал, что этот сад — подарок Его Величества для Атанасии. Последний раз в нём цвели цветы, когда их чуть не окропила её собственная кровь. — В этом саду растут самые красивые красные розы. Точнее… росли, — герцог тихонько подошёл к сыну и положил руку ему на плечо, он так боялся потревожить мысли отпрыска, считая их чем-то ценным. В понимания Роджера люди вообще были какой-то такой ценностью, только относительной. Кто-то её представлял, а кто-то нет. Не без участия отца Иджекил считался чуть ли не самым умным молодым человеком во всей империи, чем герцог был невероятно горд. Юноша даже не шелохнулся, продолжая смотреть на сочную, густую зелень, которая слегка посерела и потемнела. Сад выглядел невероятно мрачно в эту плохую дождливую погоду. — После того, как принцесса Атанасия исчезла в этом самом саду, Его Величество приказал срезать все розы, а также срезать новые бутоны, если они появляются. — Я не знал, — задумчиво проговорил юноша. В самом деле. Атанасия пропала в этом саду? Средь этой сочной, девственной листвы, прогуливаясь и срывая пышные бутоны и оставляя из них дорожку, по которой её можно было найти? Те розы до сих пор лежали, высохшие, сгнившие, где-то в глубине сада. Никто о них не помнил, да и не знал. — Что сказал император? — они развернулись и пошли по длинному коридору, чтобы вернуться домой. — Сказал, что ты плохо стараешься. Почему ты перестал искать Её Высочество? — Иджекил не смотрел на отца, а потому не видел его хмурого лица. Хотя в голосе все эмоции были чётко слышны. Только вот юноша не особо-то и хотел с ним откровенничать. Если он даже Дженнет не спешил что-либо говорить, то отцу тем более не собирался отчитываться. Ему же уже не шестнадцать. Роджеру не понравилось, что сын его игнорирует. В последнее время ему вообще не нравилось поведение Иджекила. Он-то привык, что юноша всегда покладистый и делает то, что ему велено, но если дело касалось Атанасии, он мог и проявить свой характер. Герцог обогнал его и встал перед ним, слегка опускаясь к его лицу. Он строго смотрел на сына из-под густых, чёрных бровей, однако тот не то чтобы боялся. Всё равно главный козырь у него, в то время как отец опирался лишь на влияние, которого у того уже и не было на сына. — Ты что-то скрываешь? Мне кажется странным то, что ты прекратил поиски неделю назад, ровно в тот момент, когда её следы оборвались. Что ты знаешь о Её Высочестве? — Не больше Вашего, отец. Я знаю, что Её Высочество знает, что делает. Я больше не буду вмешиваться, — он с вызовом смотрел на собственного отца, в то время как тот раздражался ещё больше. — Я понимаю, что Ваша ненасытная душа требует больше богатств и поимка пропавшей Принцессы принесёт нашей семье почёт, но поумерьте аппетиты. Иногда лучше не лезть, чтобы оказаться на шаг впереди, — закончив этот не очень приятный разговор, Иджекил спокойно обошёл мужчину и пошёл дальше. Роджер же остался стоять. С одной стороны, его глушила ярость, а с другой — он был горд своим чадом. Герцог решил подумать над его словами. Может, в них и правда было семя рационального подхода к ситуации. К тому же, мужчина не сомневался, что юноша что-то знает, а если так, то послушать его будет верным решением. Старший Альфиус хмыкнул и пошёл за сыном. Дождь на улице усиливался с каждой минутой.