Арья
Что-то заканчивается внезапно. Об этом менестрели слагают оды. Дороги уносят от дома в далекую землю чужбины. Там волки встают на рассвете, сорвав все следы сухостоя. Над Севером всходит зарница серебряной дикой луной. Вернусь! Я вернусь к тебе, слышишь! Ты там на снегу не останься! Мы будем с тобой в Винтерфелле искать наставленья отца. Пойдем в богорощу, где Санса поет, где Рикон смеется под солнцем, а Бран, словно рыцарь из древних былин, старается куст зарубить. Там Робб спорит с матушкой, как и всегда, советы нещадно поправ, а папа смеется, смеется! «Ну да. Ты взрослый, — кивает. — Ты прав». Ты только дождись меня! Я ведь жива! Подумаешь, сердце разбито. Есть руки и ноги, и есть голова — и путь к Винтерфеллу укажет Игла, хоть двери туда мне закрыты. Ты примешь меня? Не отталкивай только. Мне тропы земель хуже плена тюрьмы. Дороги, таверны, дворы и чертоги — и лица врагов, что мертвы. Мне снится, как Робб превращается в волка, как кости ломаются в пасти его. Вгрызается в серые тени… Их много… «Жиенна… — скулит, умирая. — Прости…». Мне снится, как мама встает над водой, уходит от брега все дальше, а там за Трезубцем виднеется форт: мостом соединенные башни. Отец повторяет: «В тебе волчья кровь». Я слышу его, он расстроен. Я многих убила, но мне не впервой — ничьей буду матерью, дочкой, женой… Повенчана с болью теперь я. А знаешь, ведь правду тогда ты сказал — зима с каждым днем все южнее. Стеклянные вихри гудят по ночам, когда я в равнинах со стаей волчат, пытаюсь догнать свое имя. И нет мне покоя отныне — я Старк, я — волк, поцелованный тьмой. По мне валирийская плачет свеча — я плачу всегда за тобой. И боль прожигает мне в сердце дыру — боюсь не смогу тебе Арью вернуть — она растворяется с каждой луной — во мраке безликом, во тьме роковой. На Севере замок стоит как король — за ним возвышается свита: плащи без гербов и черны будто смоль — врата для меня те открыты. Покажешь мне землю ту, что за Стеной? Расскажешь, как грамкины воют? Ты умер, я знаю… Хочу, чтоб с иглой… меж пальцев смертельно замерзших, меня обнаружили рядом с тобой — в снегах по весне, бездыханной сестрой, что мучиться больше не может.И там, где мы встретимся снова Я тихо на ухо шепну: «Прости, что в застенье суровом Твою позабыла Иглу».
Джон
Винтерфелл врагами разорван на части. Пусть огонь пепелища освещает Север. Я хотел так спасти тебя от опасности, что нарушил все клятвы. Умирал, но верил. Верил в то, что ты смотришь глазами-звездами на родную полночную тишь сердца Севера. Верил в то, что однажды мы станем взрослыми и бояться не будем рассказов Нэн. Как-то ты сейчас там, моя Арья чашница, или Бет слепой тебя лучше звать? Бесприютница, бесприданница — безучастно ушедшая, будто мать. Я привык ведь бастардом все беды сносить. Говорить с благородством и жесткостью. Убеждать всех врагов и друзей хоронить — по ночам укрываясь в слезах. Если ты не вернешься, сестренка… Не вернешься вдруг Арьей ты Старк — а безликой, чужой и холодной — твое сердце согрею в руках. Мы пойдем в эту крипту злосчастную, где весь воздух как будто уснул — поглядишь ты в глаза моей матери — пусть хоть раз она видит весну. Поклонимся отцу и всем братьям, сердце к сердцу — рука в руке. Каждый раз выхожу я из крипты, а тебя каждый раз так и нет.