Исцели мою душу

Оторвавшись от поцелуя, девушка ласково смотрит в тёмные глаза. Наверное, будь она менее безрассудной, её рука сейчас не скользила бы по спине Итачи, оглаживая его мышцы. Но Кинайю совершенно не заботили собственные страхи, как, впрочем, и здравый смысл. — Спасибо. — произносит она с такой счастливой улыбкой, что это не может не отразиться на лице нукенина, и уголки его губ слегка приподнимаются. — Не думала, что ты вспомнишь о таком. Я ведь сказала об этом просто для галочки. — Двадцать лет — хороший возраст. — Ну, да. Теперь я могу пить на официальном уровне! — усмехается девушка. Итачи покрепче прижимает её к себе, отчего их тела касаются друг друга. Но девушка стойко выдерживает эту близость, сопровождаемую его тёплым дыханием на своём лбу. Или почти стойко. — Я давно хотел спросить кое о чём, но думаю, что и так знаю ответ. — И о чём? — Твои волосы, да и способность в целом… Ты ведь из клана Узумаки? Кинайя ненадолго замирает, но тут же возвращает своему лицу лёгкое выражение. Пожалуй, этого вопроса она ожидала меньше всего, поскольку считала, что Кисаме был в курсе. Видимо, его знания ограничивались лишь набором внешних характеристик, а не принадлежности девушки к определённому клану. — Мой отец жил в деревне Водоворота до того, как её уничтожили. Так что, да, моя фамилия Узумаки. Но обычно я об этом не распространяюсь — слишком уж опасно раскрывать такое. — Тут я с тобой соглашусь. Но как вышло, что ты оказалась в руках того садиста с Западных земель? — Акацуки. — глядя на его грудь, произносит Кинайя. — Их звали Сасори и Орочимару. Эти двое и похитили меня из родной деревни, заодно… убив родителей. — Ясно. — Знаю, о чём ты думаешь. — ухмыляется девушка, снова поднимая глаза. — Что я, должно быть, ненавижу твою организацию. Так и есть. Я ненавижу её, и в том числе потому, что тебе приходится быть её частью. — Но ты ведь понимаешь, что я не уйду? — Да. — в её взгляде почти смирение. — А ещё я понимаю, что у тебя есть на то причины. И будь возможность… Она не договаривает фразу, осознавая, что это ни к чему не приведёт. Даже если она произнесёт эти слова вслух, они будут лишь пустыми словами, в ответ на которые Итачи лишь промолчит. Он не из тех людей, кто раскрывает о себе всю правду. — Не важно. — улыбается она и тут же припадает к губам нукенина. Кинайя не хочет знать, ведь они никогда не говорят о будущем, просто наслаждаясь тем, что есть сейчас. И портить этот прекрасный момент, созданный его иллюзией, девушка не собирается. Когда рука Итачи тянется к поясу юкаты, она слегка настораживается и смущённо отстраняется. Взгляд нукенина спокоен, хоть в нём уже и начал потихоньку зарождаться дикий огонь. — Это же будет не по-настоящему. — игриво прищурившись, произносит она. — Я позабочусь, чтобы было. Итачи проводит ладонью по её щеке и откидывается на траву, глядя с призывом. Девушка вопросительно вскидывает бровь, понимая, что на этот раз он позволил ей занять место сверху. Для неё такой расклад кажется волнующим, и она улыбается, ощущает, как сердце всё быстрее колотится внутри. Опустив руки на плечи нукенина, Кинайя плавно трётся о бугорок в его штанах, начавший заметно твердеть. Лицо Итачи почти бесстрастно, но глаза буквально пожирают своим нетерпением. И когда он проводит языком по пересохшим губам, девушку пронзает лёгкая дрожь. Она на секунду прикрывает глаза и шумно выдыхает, вжимаясь пальцами в его плечи. Затем наклоняется, впиваясь в губы так жадно, словно боясь, что он может испариться. Но Итачи мягко отстраняет её, заставляя снова сесть. — Я хочу видеть твоё лицо. — произносит он с лёгким придыханием и двумя пальцами указывает на свои глаза. — Не отводи взгляд. «Это что, такая извращённая пытка?» — едва не скулит девушка, ощущая, как по спине проходит волна жара. Перспектива полностью выдавать свои эмоции напоказ, да ещё и в таком положении, пробирает не хуже электрического разряда. А учитывая, что там, в реальном мире, весь процесс будет контролировать Итачи, внутри становится по-настоящему горячо. Кинайя развязывает пояс и стягивает с себя юкату, медленно опускается к животу нукенина, но не сводя с него хитрющих глаз. — Тебе всё ещё видно моё лицо? — Да. — сглатывает он. Продолжая держать зрительный контакт, девушка проводит языком по его твёрдому животу, вырисовывая разные пируэты. Останавливается, наблюдая за его потемневшим взглядом. И это становится похожим на игру — кто кого сильнее доведёт до экстаза. Она оставляет на его коже влажный поцелуй, затем ниже. Ещё… и ещё, пока не добирается до ткани штанов. Смотреть в глаза, наклонив голову, трудно, но Кинайя не нарушает уговора, с наслаждением продолжая свои действия. Её непослушные пальцы расстёгивают пуговицу вместе с замком, отчего грудь Итачи вздымается всё сильнее. И как же тяжело поддаются собственные руки при виде этих пылающих глаз. Стянув с нукенина лишнюю одежду и освободив его орган от тисков, Кинайя не удерживает непослушный взгляд, и он опускается ниже. А вот и первая ошибка. — Кина. — его низкий голос пропитан желанием, но злобы в нём нет. Она тут же возвращает глаза на место, пытаясь сделать виноватый вид, но получается у неё не очень. — Прости. Итачи поднимает вверх один палец и смотрит на девушку с предупреждением. — Один. — произносит он, практически не меняясь в лице, хотя уголок его рта заметно приподнимается. «Ясно, значит это и правда игра. Ну и влипла же я.» Кинайя нарочито медленно спускает с плеча белую лямку, глядя с такой невинностью, словно и не догадывается, что будет дальше. Переходит ко второй, проделывая то же самое. Тянется руками за спину, едва сохраняя ровное дыхание, а внутри уже всё пылает. Избавившись от верхней части белья, девушка с вожделением наблюдает, как ладонь Итачи скользит по её груди. Мягко оглаживает податливое тело, опускаясь ниже и ложась на бедро. Вторая рука пристраивается рядом, поддевая белую ткань трусов. Уловив намёк, Кинайя торопливо стягивает с себя последнюю деталь одежды, и теперь они оба оказываются друг перед другом открытыми. Смотреть в глаза Итачи трудно, но девушка выдерживает это и когда касается его члена рукой, обхватывая своими изящными пальцами, и когда пристраивает его ко влажному входу, едва удерживая собственную дрожь. Осторожно опуская бёдра вниз, Кинайя ощущает долгожданную заполненность, скользящую между узкими стенками. Её крепко поджатые губы не скрывают тихий стон, что вырывается из груди. А чуть прикрытые, осоловелые глаза едва удерживаются на лице Итачи. Когда она начинает покачиваться, приподнимая бёдра и снова вжимаясь в плечи нукенина, его тяжёлое дыхание усиливается. Сдерживать стоны становится всё сложнее, но она уже почти и не пытается. Её движения ускоряются почти сразу, заставляя всё внутри ныть от удовольствия. И глядя в эти чёрные, глубокие глаза, она готова выбиться из сил, лишь бы довести его до пика. Услышать своё имя на его устах, как ещё один желанный подарок. А потому она идёт на хитрость, делая последний ход в этой игре. И, прижавшись покрепче к его бёдрам, Кинайя начинает торопливо сжиматься и разжиматься внутри, продолжая ускорять и без того сумасшедший темп. Вынуждая Итачи первым прикрыть глаза и запрокинуть голову в удовольствии. Однако девушка теряет контроль над собственным телом, доводя себя до оргазма раньше. И когда он блаженной пульсацией разливается внутри, нукенин буквально сдёргивает с себя Кинайю, растягивая её имя где-то между иллюзией и реальностью. Когда она открывает глаза, перед ней снова комната гостиницы, погружённая в ночь. В ушах шумит, а внизу сладко тянет, но она улыбается совсем не поэтому. И пусть лица Итачи в темноте почти не видно, она знает, что он улыбается в ответ. Они лежат так же, как лежали на траве, прижатые к влажным телам друг друга. Наверняка их было слышно, но девушка уже привыкла к странным взглядам Кисаме, которые тот порой бросал на обоих. Не важно — это будет завтра, а не сейчас. Лёжа на груди нукенина, Кинайя понимает, что следующие слова будут для неё ошибкой. Большой ошибкой, которая повлечёт за собой необратимый исход. И пусть. Она готова к этому уже давно. — Я люблю тебя… Итачи. Он замирает, похоже, не веря тому, что услышал. Хочет сказать что-то в ответ, но девушка вовремя накрывает его рот ладонью. — Не надо, ничего не говори. Я просто хотела, чтобы ты это знал. — она замолкает и грустно усмехается. — Какой наивный и безрассудный медик тебе достался. Ничего, даже если эти чувства не взаимны, я просто рада, что встретила тебя. Она убирает руку и покрепче прижимается щекой к его груди. Шаг сделан, и теперь, какой бы ни была реакция Итачи, девушка не станет ни о чём жалеть. — Нукенин с добрым сердцем. — на её губах расцветает нежная улыбка. — Ошибаешься. — Разве? Он переворачивает Кинайю, кладя её на кровать, а сам садится рядом. Она ждёт чего угодно: нравоучений, осуждений, а может, и вовсе громких обидных слов. Но по тяжёлому, усталому вздоху Итачи она понимает — всё куда сложнее. — Ты тоже должна кое-что знать. — в его голосе какая-то отчуждённость. — О моём прошлом и… о моём будущем. Это заявление настораживает девушку, в особенности интонация, с которой оно произнесено. Совсем как тогда, в лесу, когда она впервые увидела его истинную боль — не физическую, а душевную. — Ладно. — отвечает Кинайя со слабой уверенностью. — Я покажу тебе всё только при одном условии. Ты должна пообещать, что не станешь ничего делать. Не станешь предпринимать никаких попыток остановить меня. «Что он задумал? Почему он так говорит?» — тогда она спрашивала себя о том же. В груди уже начинает расти волнение. Она знает, что в его словах кроется подвох, но возможность узнать Итачи поближе заставляет её проглотить свои страхи. — Хорошо. — уверенно произносит девушка, ощущая стук в висках. — Я обещаю, что не стану тебя останавливать. — Тогда, надеюсь, ты меня простишь… — тихо произносит он, поворачиваясь к ней с красными глазами.