Побочный эффект

Apocalyptica\Epilogue (Relief) Evanescence\I Must Be Dreaming 50 Сent\Candy Shop (Instrumental) Испытания нового зелья на крысе прошли успешно. Снейп разлил его по флаконам и решил сегодня же вечером, не откладывая в долгий ящик, испробовать его действие на себе. Конечно, без воздействия на него Волдеморта, Снейп не мог узнать, насколько эффективным окажется зелье, когда он станет использовать его по прямому назначению. Однако он должен проверить, как это зелье повлияет на него в целом - какие вызовет ощущения и не приведёт ли к нежелательным побочным эффектам. Поэтому поздним вечером следующего дня, дождавшись, когда все студенты его факультета отправятся спать, Снейп закрылся у себя в комнате, служившей в его жилых апартаментах приёмной и кабинетом, и, усевшись за письменный стол, поставил перед собой флакон с экспериментальным зельем. На столе рядом с ним лежали приготовленные пергамент, перо и чернила, а также часы, до этого украшавшие каминную полку – Снейп собирался записывать свои ощущения, фиксируя их во времени. Как только он выпил содержимое флакона и приготовился описывать своё состояние, в кабинете раздался лёгкий хлопок, и перед Снейпом возник домовой эльф, одетый наподобие тоги, в чистое кухонное полотенце. - Господин профессор Снейп, - домовик склонился перед мастером зелий, не скрывавшим своего неудовольствия. – Директор срочно приглашает вас к себе в кабинет. «Драккл бы его побрал, вашего директора!» - мысленно выругался Снейп, а вслух сказал: - Передай Альбусу, что я сейчас приду. Домовик поклонился и исчез с лёгким хлопком. А Снейп с досадой швырнул перо на стол, резко отодвинулся назад вместе со стулом и, мысленно костеря во все лопатки беспокойного старика, направился в кабинет директора, по дороге прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Никакие побочные эффекты не беспокоили профессора. Правда, было что-то, вызывавшее смутное ощущение чего-то необычного, каких-то странных подвижек в сознании. Но они были слишком лёгкими и неуловимыми, чтобы можно было вычленить их из общего потока мыслей и чувств. Для этого Снейпу нужно было бы оставаться в покое, чтобы пристально понаблюдать за собой, но Дамблдор своим срочным ночным вызовом лишил его такой возможности. В целом, ничего стоящего внимания Снейп под действием этого зелья в себе не замечал. Вот если бы удалось проверить, как оно работает во время Круциатуса… Однако просить Дамблдора применить к нему пыточное заклинание в порядке эксперимента Снейп не стал, точно зная, что тот откажется, зато ему самому придётся объяснять, зачем, собственно, ему это понадобилось. А Снейпу не хотелось, чтобы разговор с директором длился дольше необходимого минимума времени. Поэтому он наотрез отказался от чая с пирожными и в течении часа обсуждал с Альбусом их действия на случай, если тому придётся покинуть Хогвартс из-за происков Фаджа. В течении всего этого времени ничего необычного в своём состоянии Снейп не обнаружил. Это означало, что теперь можно переходить к «полевым» испытаниям – принять своё личное Охранное зелье непосредственно перед встречей с Тёмным Лордом и проверить, насколько эффективно оно защищает сознание во время пытки Круциатусом. Главное – угадать с дозировкой. Но с этим можно определиться только методом проб и ошибок. Перед тем как уйти к себе, Снейп заглянул в слизеринскую гостиную. Она была пуста. Он знал, что может положиться на своих старост, которые в состоянии поддерживать порядок на факультете, не отнимая времени на подобные мелочи у собственного декана. Внимательно оглядевшись ещё раз, Снейп отправился к себе. По всей видимости, действие зелья уже закончилось. Однако, засыпая, Снейп так и не смог отделаться от ощущения присутствия чего-то постороннего в собственном сознании. Это присутствие ощущалось слабым, почти незаметным, но вселяло определённую долю беспокойства тем, что пробуждало в нём какие-то инородные мысли, совершенно ему несвойственные. Впрочем, заснуть это ощущение ему не помешало. Он слишком уставал в последнее время и дорожил каждой минутой сна, как возможностью укрепить психику. Потому что только крепкая психика – основа успеха и залог выживания двойного агента. *** Луна проснулась посреди ночи от странного тревожного ощущения. Лёжа за синим пологом в своей кровати, она была окутана полнейшим мраком и испытывала чувство абсолютной нереальности происходящего. Темнота, окружавшая её, не пугала, она была плотной, мягкой и такой непроницаемой, что пропадало ощущение реальности. Луна не знала, который сейчас час. Ей не хотелось откидывать полог, чтобы не пропало это волнующее состояние таинственной зыбкости и иллюзорности, так гармонировавшее с её обычным мироощущением и которое разбивалось вдребезги всякий раз, столкнувшись с окружающей действительностью. Впрочем, виной тому была вовсе не окружавшая её тьма, а приснившийся сон. Сон этот был до такой степени странным, что Луна, проснувшись, боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть ощущения, оставленные им, и не забыть ничего из того, что она увидела и почувствовала во сне. Таких странных снов она ещё никогда не видела. Лёжа с закрытыми глазами, Луна вновь и вновь прокручивала в голове подробности этого сна, стараясь запомнить мельчайшие его детали, ничего не забыть и ничего не упустить. Отчего-то это ей казалось очень важным, хоть она и не знала, откуда у неё появилось такое ощущение. Луне приснилось, что она мальчик. Обычно в своих снах она всегда ощущала себя собой. Ей раньше никогда не приходилось почувствовать себя кем-то другим, какой-то иной личностью. Все события, происходящие с нею в снах, она воспринимала с позиции Луны Лавгуд и никого другого. В этом сне всё было иным. Луна была мальчиком, все её мысли, чувства и эмоции принадлежали не ей, а этому мальчику. Она не могла видеть его внешности, но знала, что мальчишка считает себя некрасивым, но не придаёт этому большого значения. Гораздо больше он гордится своим умом, и его самолюбие очень сильно страдает в случае, когда окружающие не отдают должного его умственным способностям. Мальчишка этот был с Луной приблизительно одного возраста и учился в Хогвартсе, но Луна точно знала, что не вместе с ней. Лёжа в темноте и вспоминая то, как она воспринимала школу глазами мальчишки, Луна поняла, что и ученики вокруг были другими, и преподаватели отличались от тех, которые учили Луну. Среди них были совершенно незнакомые ей люди, а те, которых она знала, выглядели моложе. Из чего Луна сделала вывод, что приснившийся ей парень учился в Хогвартсе гораздо раньше неё. Ещё Луна почувствовала, что мальчишка, которым она стала во сне, был злым. Или, скорее, обозлённым. Луне никогда не приходилось испытывать таких чувств по отношению к людям. Луна вспоминала, как во сне её окружили несколько других мальчишек. Дело происходило в одном из коридоров Хогвартса. Завидев издалека приближающуюся четвёрку парней с эмблемами Гриффиндора на мантиях, Луна, вернее, мальчишка, которым она была, вздрогнула, внутренне напряглась и сжала руки в кулаки. Сознание затопила такая ненависть, что сейчас, вспоминая чувство из сна, которое тогда было её чувством, Луна ужаснулась глубине и силе этой ненависти. А ещё очень хотелось убежать. Развернуться и со всех ног умчаться по коридору подальше от этой своры. Но гордость и болезненное самолюбие не позволяли сделать этого. Мальчишка молча ждал, с ненавистью вглядываясь в ухмыляющиеся лица приближающихся врагов. Один из них, смутно показавшийся Луне знакомым, не смотрел вперёд, старательно отводя взгляд. Трое других гаденько усмехались, предвкушая развлечение. Луна навсегда запомнила это мерзкое ощущение в солнечном сплетении и то, как глухо и часто колотится переполненное ненавистью сердце. Лицо парня, идущего впереди уверенной походкой, засунув руки в карманы, тоже показалось Луне до странности знакомым. Если того, кто отводил взгляд, она так и не узнала, то сейчас, лёжа в постели с закрытыми глазами и анализируя свой сон, Луна с изумлением констатировала, что этот, идущий впереди, был как две капли воды похож на её друга Гарри Поттера. Правда, что-то в его облике было не совсем так, и вскоре Луна поняла, что именно. Глаза. Это не были глаза Гарри. Они были светло-карими и смотрели с таким выражением, какого Луна никогда не видела у Гарри. Высокий мальчишка, стоявший у него за спиной, как это ни странно, тоже показался Луне смутно знакомым, но и его она не смогла вспомнить. Четвёртого, невысокого юркого паренька, постоянно хихикающего и подобострастно заглядывавшего в глаза своим дружкам, Луна точно не знала. До этого момента её сон был медленным и размеренным. События в нём текли с той скоростью, с какой происходили бы в жизни. Но как только эта четвёрка поравнялась с ней, всё стало происходить слишком быстро. Смешалось всё –голоса, произносящие какие-то обидные слова, действия, эмоции – всё слилось в яростный вихрь ненависти и боли. Луна помнила лишь жгучую обиду, гнев, ярость и ненависть, помнила, как мальчишка, которым она была, размахивал руками, отбиваясь от обидчиков и чувствовала физическую боль от их ударов. На пике этой драки она и проснулась, задыхаясь от ненависти, боли и жгучего, почти невыносимого чувства обиды и несправедливости. В первые минуты после пробуждения ей хотелось только одного – мести. Ей страстно хотелось отомстить обидчикам, сполна насладиться их муками, их болью и страхом. Окончательно придя в себя, Луна была поражена. Ей никогда в жизни не доводилось испытывать ничего подобного. Ни к одному человеку на земле Луна не питала такой яркой, всепоглощающей ненависти. Ни тогда, когда над ней подшучивали одноклассники, ни даже тогда, когда окружающие высмеивали её утверждения и откровенно называли «полоумной» и «сумасшедшей», она не чувствовала обиды и не испытывала желания наказать обидчиков. Даже если в глубине души подобные заявления и задевали её, Луна научилась не обращать на них внимания, не реагировать и быстро забывать сказанное. Поэтому чувства, испытанные ею во сне, поразили её своей остротой и необычностью. Кто был тот мальчишка, вселившийся в неё во сне? Был ли он реальным человеком, или это всего лишь плод её воображения? И откуда вообще у неё мог появиться такой сон? Все эти вопросы, вперемешку с воспоминаниями о подробностях сна и о собственных ощущениях, хаотично мелькали у Луны в голове, ни на минуту не оставляя мозг в покое и не давая вновь уснуть. Промучившись до утра, Луна с трудом поднялась с постели с тяжёлой головой. Ну почему этот сон приснился ей именно в ночь накануне того дня, когда в расписании снова стоит зельеварение? Теперь она снова не сможет сосредоточиться на приготовлении зелья, и профессор Снейп снова сочтёт её ни на что не способной идиоткой. А Луне этого очень не хотелось. С некоторых пор мисс Лавгуд очень боялась разочаровать в своих умственных способностях профессора Снейпа. Почему именно его? Откуда же ей знать? *** Профессор Снейп брезгливо швырнул очередной студенческий опус, исчёрканный красными чернилами, на кучу уже проверенных пергаментов в правом дальнем углу стола и, прежде чем взяться за следующее «гениальное творение», откинулся на спинку своего рабочего полукресла, потирая виски кончиками длинных пальцев. Гарри Поттер, присутствовавший здесь же, на отработке, назвал бы их паучьими. Но Гарри, в отличии от Луны, был поглощён чисткой котла и не обращал никакого внимания на ненавистного профессора. А Луна не могла оторвать взгляд от этих изумительно красивых, узких гибких рук с длинными пальцами. Когда они взметнулись к вискам, худое изжёлта-бледное лицо профессора в их обрамлении показалось ей настолько интересным, непохожим ни на какие другие лица, что ей захотелось его нарисовать. Впрочем, и до этого Луна, несмотря на все свои усилия, всё-таки заработавшая сегодня очередное взыскание, довольно часто отвлекалась от мытья пробирок, ступок и разделочных досок, испачканных различными ингредиентами, чтобы исподтишка понаблюдать за профессором в моменты, когда он был занят чтением очередного пергамента и не смотрел на то, чем заняты «штрафники». Луне казалось, что даже в такие минуты профессор каким-то внутренним чутьём ощущает всё, что происходит в кабинете, потому что очень часто он бросал вокруг быстрые, словно молния, взгляды, от которых, казалось, не могло укрыться ничего, ни малейшей детали, движения, действия. Луна быстро опускала глаза и продолжала мыть посуду с удвоенным рвением. При этом она не была уверена, что профессор не заметил того, как она тайно наблюдает за ним. А Снейп, обладавший инстинктивной способностью чувствовать устремлённые на него взгляды, развившейся за годы жизни в постоянной опасности, не мог отделаться от ощущения, что за ним тайно наблюдают. И, неожиданно окидывая взглядом кабинет, он убеждался, что делает это не Поттер, от которого этого вполне можно было бы ожидать по причине его подозрительности и неиссякаемой ненависти к нему, основанной на убеждении, что Снейп живёт на свете исключительно и только ради того, чтобы причинять ему вред. Обычное поттеровское самомнение, по-видимому, генетически унаследованное мальчишкой от его папаши. Впрочем, Снейп гордился тем, что ему всегда удавалось поддерживать эту ненависть и подозрительность на должном уровне, своими постоянными придирками доводя мальчишку до бешенства и заставляя его трястись от гнева и бессильной ярости. Ничего, иногда бывает очень полезно окатить разросшееся самомнение «спасителя магического мира» ведром ледяной воды, чтобы не возносился слишком высоко и не отрывался от реальности. Думая об этом, Снейп слегка кривил рот в злорадной ухмылке, продолжая при этом проверять домашние задания и время от времени следить за тем, что происходит вокруг. Он очень быстро понял, чей взгляд заставил его почувствовать слежку. Лавгуд. Думая, что он не заметит её взгляда из-под скромно опущенных ресниц, она наблюдала за ним, всякий раз делая вид, что поглощена мытьём посуды, когда он поднимал на неё глаза. Этой-то какого драккла от него нужно? Почему эта ненормальная неотрывно следит за ним? А что она ненормальная, у Снейпа не оставалось никаких сомнений. Если раньше ему было абсолютно всё равно, что она делает и как она выглядит, точно так же, как он плевал на всех прочих студентов, то теперь мисс Лавгуд его откровенно бесила. Бесили её дурацкие серьги в виде оранжевых редисок в ушах, бесило это идиотское ожерелье из пробок, бесили прозрачно-серые глаза навыкате и этот их взгляд, устремлённый Мерлин знает, куда – то ли внутрь себя, то ли сквозь него, Снейпа. А больше всего его злило и раздражало то, как эта девица методично, урок за уроком, портила зелья, доводя его своей рассеянностью и погружённостью в себя до белого каления. Она будто нарочно нарывалась на отработки, сознательно корча из себя идиотку. Стоп. Нарочно нарывалась на отработки? Именно эта мысль заставила Снейпа откинуться на спинку кресла и усиленно потереть виски кончиками пальцев. Она постоянно наблюдает за ним, портит зелья, чтобы попасть на отработку к нему, чтобы иметь возможность и здесь подсматривать и следить. Девчонка просто влюбилась в него или кто-то дал ей задание вести за ним слежку? Конечно, трудно предположить, что кто-то способен влюбиться в «сальноволосое слизеринское чудовище». Снейп сделал всё возможное, чтобы исключить подобное отношение к себе. И, тем не менее, за годы его преподавания в Хогвартсе было несколько случаев, когда созданный им имидж не срабатывал. Он плохо помнил тех нескольких девчонок, которые влюблялись в отталкивающего на вид преподавателя со скверным характером, очевидно, жалея его и мечтая отогреть и приручить «одинокого несчастненького» монстра. Они точно так же наблюдали за ним на уроках, становились совершенно неспособными сварить любое, даже самое элементарное, зелье, старались незаметно следовать за ним по коридорам Хогвартса, а ещё писали ему проникновенные любовные письма. И чем сильней они влюблялись в него, тем больше злости и раздражения испытывал к ним Снейп. Впрочем, ему всегда удавалось выходить из этих битв победителем, потому что никто не мог долго выдержать проявлений скверного характера профессора – ни его откровенного презрения, ни его едкого унизительного сарказма, ни злобных выпадов и насмешек. Что ж, если мисс Лавгуд вздумалось в него влюбиться, у него было действенное и эффективное лекарство от этой «болезни». Ну а если она за ним следит, выполняя чьё-то задание… То нужно отдать ей должное – она гениально справляется со своей ролью. Впрочем, подозревать в этом четырнадцатилетнюю девчонку – это уже граничит с паранойей. Хотя… бдительность ещё никому никогда не мешала. Снейп ещё раз окинул взглядом кабинет, где, кроме Поттера и Лавгуд копошилась ещё парочка первокурсников-гриффиндорцев да второкурсник с Хаффлпаффа. На удивление, сегодня здесь не было Лонгботтома. Поттер на совместном со Слизерином зельеварении сумел-таки своей безмерной наглостью отвлечь всё внимание Снейпа на себя, чем, собственно, и спас этого болвана Лонгботтома от неизбежной отработки. Убедившись, что все занимаются своими делами, Снейп потянулся за очередным пергаментом из тех, что ожидали проверки. Внезапная резкая боль в левом предплечье заставила его стиснуть зубы и побледнеть сильнее обычного. Он невольно прижал левую руку, лежавшую на столе, правой, будто стараясь этим уменьшить боль. Волдеморт срочно призывал его к себе. Судя по силе и интенсивности боли, призывал настойчиво и нетерпеливо. На такие призывы следовало реагировать немедленно во избежание наказания. Повелитель не любил ждать. Снейп поднял голову и огляделся. Первым человеком, на котором привычно остановился его взгляд, оказалась Лавгуд. Разумеется, она снова наблюдала за ним и, как только заметила, что он смотрит на неё, сделала вид, что тщательно отмывает очередную разделочную доску, испачканную чьими-то бренными останками. А Луна, заметив, как побледнел Снейп, отчего-то встревожилась. Он прижал левую руку правой… Может быть, почувствовал боль? Но отчего? И почему так внезапно? Может быть, когда-то его ранил соплохвост или даже разъярённая мантикора в момент, когда он добывал ингредиенты для своих зелий? Сердце Луны тоненько тенькнуло от неожиданно нахлынувшего сочувствия и совершенно непонятного желания подойти к профессору и погладить его по руке. Луна вновь замечталась, представляя эту картину, поэтому не сразу заметила брошенный на неё быстрый взгляд непроницаемо-чёрных глаз, резкий, как удар хлыста. А заметив, тут же стала старательно тереть разделочную доску мокрой тряпкой. Кажется, кроме этой девчонки, никто ничего не заметил. Снейп нарочито замедлено сложил проверенные и непроверенные пергаменты в две аккуратные стопки. Он специально оттягивал момент прибытия к Повелителю. Сегодня ему нужно было разозлить Волдеморта, чтобы испытать действие своего нового Охранного зелья. Поможет ли оно ему благополучно справиться с Круциатусом? Снейп не был уверен в этом. Но другого способа получить ответ на этот вопрос не было. А значит… По его лицу пробежала мимолётная гримаса - губы дёрнулись, пытаясь сложиться то ли в злобный оскал, то ли в презрительную ухмылку. - Отработка закончена, - произнёс он тихим, отрывистым, чуть глуховатым голосом. Если бы не резкий тон и не брезгливые нотки, звучавшие в нём, этот голос мог бы быть весьма приятным. - Все свободны. Профессору не было нужды повторять свои слова дважды. «Штрафники» очень быстро сложили всё, чем были заняты их руки, по местам и заспешили к выходу. Луна ещё раз украдкой взглянула в лицо Снейпа, теперь казавшееся ещё бледнее прежнего, и последней покинула кабинет, бесшумно прикрыв за собой дверь. Тревога, тонким коготком царапнувшая её сердце, была непонятна ей самой. Луна не знала, с чего она это взяла, но она была абсолютно уверена – его ждала опасность. Попытки убедить себя в том, что всё это – лишь плод её воображения, и на самом деле никакой опасности для него не существует, ни к чему не привели. Младшекурсники рванули от кабинета зельеварения с места в карьер, стараясь как можно скорее покинуть эту часть замка. Они словно боялись, что грозный профессор Снейп вдруг передумает и вернёт их обратно. Гарри с Луной медленно зашагали по коридору к выходу из подземелий. - Как ты думаешь, почему он так быстро закончил отработку? – спросила Луна, скорее для того, чтобы не идти молча, а не в надежде получить вразумительный ответ. - Наверное, его вызвал к себе его хозяин, - с оттенком презрения в голосе бросил Гарри, слегка пожимая плечами. - Хозяин? Какой хозяин? – удивилась Луна. - Волдеморт, конечно. Услышав это имя, Луна вздрогнула и инстинктивно съёжилась. Её с детства приучали никогда не произносить это имя вслух, и теперь смелость Гарри скорее пугала её, чем восхищала. - Почему ты так решил? - А по какой ещё причине Снейп может вдруг, ни с того, ни с сего, отменить отработку? Если бы не этот вызов, сидеть бы нам там до отбоя. Гарри с Луной брели по пустынному коридору очень медленно. Луну чрезвычайно интересовал этот разговор, поэтому она всё время замедляла шаг, стараясь заглянуть в лицо Гарри, чтобы понять, не шутит ли он. Глаза у неё, и без того широко раскрытые, словно вечно удивлённые, становились по мере разговора ещё шире. - А как он его вызвал? - У Снейпа, как и у всех Упивающихся смертью, на левой руке есть чёрная метка. Когда Волдеморт хочет вызвать к себе кого-то из них, метка начинает болеть. Луна закусила губу. Так вот почему Снейп схватился за свою левую руку! Она у него действительно болела. Да только ни соплохвост, ни мантикора, ни какое-нибудь другое магическое существо не имело к этой боли никакого отношения. Вновь выплывая на поверхность из водоворота своих мыслей, Луна заглянула Гарри в лицо: - А откуда ты знаешь про чёрную метку? - Я её видел у него на руке. - Видел? – в голосе Луны прозвучало недоверие. – Он что, показывал её тебе? - Не мне, а Фаджу, когда тот явился в больничное крыло и не верил никому, кто говорил ему, что Волдеморт возродился. Ни мне, ни Дамблдору, ни МакГонагалл… Снейп закатал рукав и показал ему свою чёрную метку. Сказал, что в течение всего года метка становилась всё чётче и чётче. Что она горит, когда Волдеморт призывает к себе подчинённых. - И даже после этого Фадж не поверил? – удивление в голосе Луны смешивалось с совершенно несвойственным ей возмущением. - А он и не хотел верить. Ему это невыгодно, - зло ответил Гарри. Сейчас он, сам того не желая, довольно часто срывался, когда речь заходила о недоверии к нему в связи с возрождением Волдеморта. - Я верю тебе. И папа тоже тебе верит. Я уже говорила тебе об этом и повторю ещё. А Фадж – трус. Как страус, прячет голову в песок, - решительно произнесла Луна. - Эй, здесь, кажется, кто-то критикует Министра? – раздался у них за спиной насмешливо-высокомерный голос, презрительно растягивающий слова. Принадлежать он мог только одному человеку, которого Гарри ненавидел почти так же сильно, как и Снейпа. Он резко обернулся на этот голос. Луна, в отличии от Гарри, казалась абсолютно спокойной. Медленно развернувшись, она уставилась своими выпуклыми серебристо-серыми глазами на тех, кто так внезапно вклинился в их с Гарри разговор. Их было четверо. Пятикурсники-слизеринцы возникли, казалось, из ниоткуда. Во всяком случае, их шагов у себя за спиной ни Луна, ни Гарри не слышали, хотя должны были бы. Если слизеринские старосты Драко Малфой и Пэнси Паркинсон ещё могли бы какое-то время бесшумно следовать за ними, то уж топот сопровождающих их «охранников» - Крэбба и Гойла они точно не могли бы не заметить. Однако появление этой четвёрки стало для Гарри и Луны полной неожиданностью. Возможно, слизеринцы, прекрасно знавшие каждый закуток в своих подземельях, услыхав их приближение, спрятались в каком-нибудь ответвлении коридора, чтобы подслушать их разговор, а после так внезапно материализовались у них за спиной. Глядя на них, Луна вдруг почему-то вспомнила свой недавний сон. Тогда коридор ей тоже преградили четверо. Правда, они были в форме Гриффиндора и среди них не было девушки. Но, несмотря на это, Луну продолжала тревожить какая-то смутная ассоциация с её странным сном. Все эти мысли плавно вертелись в её голове, поэтому она не сразу ответила на реплику Малфоя. - Я говорю то, что думаю, - спокойно заявила Луна, глядя Драко в глаза, - и, поверь мне, так думаю не я одна. Многие согласны со мной. - Если так думает твой чокнутый папаша, это ещё не даёт тебе права говорить о «многих согласных», - усмешка на губах юного Малфоя была холодной и презрительной. Он изо всех сил старался копировать своего отца и, нужно признать, это ему удавалось. - Если мой отец не разделяет взгляды Министра, это ещё не значит, что он чокнутый, - парировала Луна. – Просто он не боится высказывать собственное мнение, потому что никак не зависит от Министерства магии. - Зря ты так думаешь, - Драко улыбнулся притворно-сочувственно, будто действительно разговаривал с сумасшедшей. – Министр очень легко может запретить ваш идиотский журнальчик. И тогда вы с твоим папашей пойдёте по миру. - И у тебя не будет денег даже на такие украшения, - Пэнси Паркинсон скорчила брезгливую гримасу и потянулась рукой к ожерелью из пробок на шее у Луны. – Придётся искать пробки в мусорном баке «Трёх мётел». Впрочем, коснуться этого ожерелья Пэнси так и не удалось. Гарри выступил на полшага вперёд и перехватил её руку. - Не трогай её, - зло бросил он, отводя руку Пэнси и резко отпуская её. - Мерлин, как трогательно… - Драко с удовольствием цедил каждое слово. – Гарри Поттер наконец-то обзавёлся девушкой. Правда, не совсем нормальной, но он и сам не вполне адекватен, так что они друг другу вполне подходят. Крэбб и Гойл за его спиной довольно заржали. Издевательская ухмылка кривила губы Паркинсон. - Поттер, у тебя потрясающий вкус. Тебе действительно нравятся эти редиски у неё в ушах? - Это не редиски, - спокойно ответила Луна. – Это сливы-цепеллины. Они обостряют восприимчивость ко всему новому и необычному. Советую и тебе носить такие же, чтобы лучше воспринимать знания. Пэнси переглянулась с Драко и громко расхохоталась. - Нет, я понимаю, что он нашёл в этой полоумной Лавгуд, - сказала она. – С ней явно не соскучишься. - С его мозгами развлечения такого рода должны нравиться, - скривил губы Малфой. – Поттер, ты не пробовал посоветовать ей хоть иногда расчёсываться? - Заткнись! – нервно выкрикнул Гарри, выхватывая из кармана мантии волшебную палочку. Драко и Пэнси тут же выставили свои. Крэбб с Гойлом спокойно достали волшебные палочки и направили их на Гарри с Луной. - Что. Здесь. Происходит? Все замерли, услышав этот негромкий, чуть глуховатый властный голос. Все тут же опустили палочки и повернулись туда, откуда доносился этот голос. - Господин декан, - чётко отрапортовала Пэнси. – Поттер с Лавгуд плохо отзывались о министре Фадже. Мы сделали им замечание. А Поттер выхватил свою волшебную палочку и стал угрожать нам. - Десять баллов с Гриффиндора, - прозвучал холодный равнодушный голос. - Но... господин профессор… - попыталась вмешаться Луна. Гарри схватил её за запястье и сжал его. - Молчи, - прошептал он почти одними губами. - Мисс Лавгуд. У вас есть возражения? - Да, - спокойно ответила Луна. – Ваши старосты смеялись надо мной, а Гарри за меня вступился. - Как трогательно… - ядовитая усмешка искривила губы профессора. – Однако это не оправдание нарушению школьных правил. Немедленно отправляйтесь в свои гостиные, если не хотите лишить свои факультеты ещё нескольких десятков баллов. Луна и Гарри молча развернулись и быстрым шагом направились к лестнице, ведущей из подземелий. - Господин профессор, - Пэнси явно не удовлетворил исход этого противостояния. – Они действительно критиковали Министра. - Благодарю, мисс Паркинсон. Я приму это к сведению. А сейчас меня ждут более важные дела. С этими словами Снейп направился к выходу своей стремительной походкой. Четверо слизеринцев молча проводили его взглядом и, развернувшись, направились в гостиную своего факультета. - Неплохая парочка – псих и сумасшедшая, - усмехнулась Пэнси. - Очень удобная роль, - протянул Драко. – Можно свободно ругать власти, пользуясь репутацией сумасшедшего. Мол, что с них взять, ничего за это не будет. Но вот тут они как раз ошибаются. Очень сильно ошибаются…