Побочный эффект

Evanescence\Good Enough (Instrumental) Bear McCreary\Martial Law       Луна в одиночестве сидела за столом в библиотеке и пыталась писать эссе по Заклинаниям, а именно по Джеминио — заклинанию умножения. Перед ней на столе лежал раскрытый учебник и лист пергамента, исписанный едва ли на треть, несмотря на то, что Луна провела в библиотеке уже не меньше часа. Девочка сидела, подперев щёку рукой и задумчиво смотрела перед собой своим обычным взглядом, одновременно и погружённым в себя, и направленным куда-то сквозь пространство. Было заметно, что мысли Луны сейчас находятся очень далеко отсюда, хотя рука её машинально выводила что-то пером по пергаменту. Привычка рисовать во время раздумий появилась у Луны давно. И если сейчас, на четвёртом курсе, ей удавалось успешно бороться с нею на уроках, то во время самоподготовки эта привычка всегда брала над нею верх. Раньше Луна в задумчивости могла изрисовать уже почти готовое домашнее задание, и ей поначалу приходилось заново переписывать его, когда она, выйдя из задумчивости, замечала, что испортила работу. Впрочем, Луна быстро научилась убирать лишнее с пергамента с помощью Отменяющего заклинания. Другое дело, что она по рассеянности иногда сдавала задание с рисунком, так и не заметив его наличие. Поначалу преподаватели снижали ей за это баллы, а после привыкли и перестали обращать внимание на это не предусмотренное программой «художественное творчество». Все, за исключением Снейпа. Если рисунок появлялся в работе по зельеварению, это гарантированно влекло за собой снижение оценки, сопровождаемое какой-нибудь ядовитой подписью красными чернилами.       Вот и сейчас перо в руке Луны выводило что-то на пергаменте независимо от её сознания, а сама Луна размышляла о том, как стремительно изменилась её жизнь всего за каких-то полтора месяца, прошедшие с начала учебного года. Раньше в её жизни не было тайн. Луна могла свободно говорить вслух обо всём, что было у неё на уме. А сейчас этих тайн у неё было целых две. Первая и самая важная касалась, разумеется, профессора Снейпа. Об этой тайне Луна никогда и ни за что не смогла бы рассказать никому, даже папе, от которого у неё вообще не было секретов. А вторая… Вторая тайна появилась у Луны совсем недавно, после того, как она в первый выходной октября по приглашению Джинни сходила на собрание в «Кабаньей голове». Теперь у Луны появились не только друзья. У неё появились соратники и единомышленники — те, кого объединила общая идея учиться Защите от Тёмных Сил не по учебнику под присмотром Амбридж, а по-настоящему, отрабатывая заклинания под руководством самого Гарри Поттера. Того самого Гарри, который уже не раз противостоял Волдеморту. Луна безоговорочно верила, что это было именно так и абсолютно не доверяла ни министру Фаджу, ни его ставленнице в Хогвартсе — Долорес Амбридж. После того, как та по приказу Министерства стала инспектором в Хогвартсе, после запрета на все студенческие организации, после появления Инспекционной дружины и установления в школе новых порядков, нехорошее чувство против Амбридж всё сильнее овладевало Луной, внося диссонанс и беспорядок и лишая девочку привычного душевного равновесия. Это чувство тревожило Луну, ей не хотелось испытывать его, но она ничего не могла с собой поделать — при виде Амбридж и даже при одном упоминании её имени это чувство поднималось откуда-то со дна её души, куда успевало осесть, и распространялось, словно чернила, выпущенные в воде каракатицей.       При мысли об Амбридж рука Луны машинально потянулась к шее. Новое ожерелье из пивных пробок появилось у Луны после первого же посещения Хогсмида, но теперь она носила его под одеждой, чтобы не привлекать к себе внимания этой «Розовой жабы». Серьги из слив-цепеллинов тоже красовались в её ушах — отец прислал ей новые сразу же, как только получил от дочери письмо с рассказом о случившемся. Только теперь Луна старалась прикрыть их волосами и обязательно снимала на уроках ЗОТИ. А «Придира» по этому поводу разразился статьёй, гневно критикующей попытки ограничить свободу учащихся Хогвартса и педагогические методы лично профессора Амбридж, после чего она стала улыбаться Луне ещё приторней и придираться к ней ещё сильнее.       Членство в тайной оппозиционной организации помогло Луне справиться с чувством злости по отношению к Амбридж. Теперь она была не одна. Противостоять ей и её нападкам было гораздо легче, чувствуя рядом поддержку единомышленников. Осознание своей правоты и того, что его разделяют с тобой другие, воодушевляло. А тот факт, что их тайное общество было запрещённым и находилось в оппозиции к установившемуся в школе режиму, делало участие в нём ещё более привлекательным, привнося в обычную будничную жизнь вкус риска, воодушевляя, заставляя удивляться собственной дерзости и щекоча нервы. Вот этой тайной Луна могла поделиться с отцом. Ей очень хотелось рассказать ему об их затее, но она понимала, что в письме этого делать нельзя. Письмо могли перехватить. Ничего. Луна расскажет папе об их сопротивлении при первой же встрече. Луна была уверена, что папа одобрит её и станет гордиться ею.       Луну вывел из задумчивости внезапно раздавшийся у неё над ухом голос Гарри: — Не похож.       Луна вздрогнула и взглянула на говорившего. Её взгляд ещё какое-то время остававшийся нездешним, с каждой минутой становился всё более осмысленным. — Кто не похож? — недоумённо переспросила она.       И в этот момент, переведя взгляд с Гарри на свой пергамент, она увидела, что совершенно автоматически, незаметно для себя, она нарисовала Снейпа. Рисунок ей понравился. Он был, конечно, не таким живым, как колдография, но профессор на нём, по мнению Луны, получился очень похожим. К тому же, казалось, что изображение дышит, а это значит, что рисунок ей явно удался. — Снейп не похож, — ответил Гарри. — Он злой. А у тебя он…       Гарри замялся, пытаясь подобрать слово, лучше всего характеризующее Снейпа на портрете. В отличие от него, Луна совершенно точно знала это слово. Страдающий. Снейп на её рисунке был именно таким, каким она ощутила его тогда, когда он стоял перед Тем-Кого-Нельзя-Называть. Всё то, что наполняло его душу, умещалось в этом слове. — У тебя он какой-то… Не злой, — Гарри так и не смог подобрать нужного определения. — Он и есть не злой, — ответила Луна.       Гарри посмотрел на неё так, как обычно смотрели все — как на сумасшедшую. Луна, привыкшая к подобному, никак на это не отреагировала. Но в глубине души почувствовала обиду. Не за себя — за Снейпа. За Снейпа, который — она точно знала — неусыпно выполнял свой долг, защищая Гарри. Того самого Гарри, который не хотел этого признавать и ненавидел его всеми фибрами души. Это было так несправедливо! Но что Луна могла с этим поделать? Не рассказывать же Гарри о том, что на самом деле прячет Снейп под маской злости, раздражительности и сарказма. Ох, как же тяжело, оказывается, хранить чужие тайны! Луна, привыкшая всегда вслух говорить всё, что думает, действительно страдала от невозможности высказаться именно в этом случае.       Хорошо, что Гарри, считая её сумасшедшей, не стал спорить с ней по поводу личных качеств профессора Снейпа. Вместо этого он нагнулся к Луне и тихо прошептал: — Сегодня в восемь часов на пятом этаже. Собираемся у гобелена с изображением Варнавы Вздрюченного. Напротив него должна появиться дверь. Приходи без опозданий. — Хорошо, — Луна кивнула и улыбнулась ему своей странной улыбкой.       Когда Гарри ушёл, Луна ещё раз взглянула на портрет Снейпа. Он получился таким… таким настоящим, что Луне стало жаль убирать его с пергамента. Всё равно домашнего задания там было мало. Поэтому Луна бережно свернула лист и положила к себе в сумку. Достав из неё чистый пергамент, Луна заставила себя сосредоточиться и написать-таки всё, что она знает о заклятии Джеминио. Времени оставалось совсем немного. Луна с нетерпением ожидала назначенного часа. ***       На следующий же вечер после столь памятного вызова к Волдеморту, Снейп приступил к приготовлению новой порции личного Охранного зелья. На этот раз всё должно было получиться так, как он и задумывал. Теперь он точно знал время каждой стадии приготовления. На этот раз его не застать врасплох. Он всё сделает сам, без суеты и спешки. И уж точно без «помощников» вроде этой Лавгуд, которую, кажется, не зря называют полоумной. Вспомнив ту кашу из верований в существование всяких необычных, никем не виденных существ и явлений, которая возникла у него в голове под влиянием её крови в зелье, Снейп энергично мотнул головой, будто отгоняя назойливую муху. И это ведь ещё не самое странное в её мироощущении. Самым странным была её непонятная, неуместная, неизвестно на чём базирующаяся влюблённость в него, Снейпа. Возникшая невесть откуда и вопреки всем его стараниям производить на всех жуткое и отталкивающее впечатление. «Ну, ничего, — злорадно думал Снейп, — я знаю, как образумить эту девчонку, как отбить у неё охоту влюбляться в чудовищ и веру в то, что можно превращать их в прекрасных принцев. Не в первый раз…»       Поначалу разгневанный Снейп хотел вылить всё зелье, в котором содержалась кровь Лавгуд, к драккловой матери в канализацию. Но, немного поостыв, решил не спешить с этим. Вылить его он всегда успеет. В Снейпе громким голосом заговорил исследователь, учёный, которому очень хотелось разобраться в том, что же на самом деле произошло и отчего это зелье подействовало на него именно так. А после его отвлекли другие заботы и проблемы, которые с каждым днём нарастали, как снежный ком, и он вовсе перестал думать об этом зелье, погрузившись с головой в школьную жизнь. И лишь изредка, лёжа в кровати, перед тем, как провалиться в тяжёлый сон, либо вовсе лишённый сновидений, либо наполненный кошмарами, вспоминал о своём намерении исследовать содержимое тех нескольких склянок, которые были задвинуты им в самый дальний угол шкафа, где хранились реже всего используемые зелья.       Во вновь сваренном Охранном зелье Снейп был уверен. Раз уж он не почувствовал боли от Круциатуса в прошлый раз, то теперь и подавно не почувствует. И, что самое главное — теперь его мозг будет свободен от вторгшегося в него сознания этой сумасшедшей девчонки, а значит, ничто не помешает ему успешно противостоять попыткам Волдеморта взломать его окклюментный щит. Уж если он справился тогда, будучи на девяносто пять процентов Луной Лавгуд, то теперь, когда его сознание будет полностью принадлежать ему, он может не опасаться проникновения этого монстра в свой мозг. Главное — правильно сыграть боль не только внешне. Самое сложное — при попытке проникнуть за окклюментный барьер Волдеморт не должен понять, что на самом деле ему не больно. Но эти технические тонкости можно было отработать лишь в процессе, только в момент, когда Тёмный Лорд применит к нему Пыточное заклинание. Оставалось ждать очередного вызова Хозяина. Впрочем, Снейп не горел желанием поскорее испытать новое зелье. Он и без испытаний был уверен в его эффективности. А встречаться с Волдемортом ему, как, впрочем, и большинству его соратников, хотелось как можно реже. Метка на его руке пока не болела, и он полностью погрузился в дела своего факультета и обязанности преподавателя зельеварения. Школу лихорадило от инфекции по имени Долорес Амбридж, но самому Снейпу до этого не было никакого дела. В прочности своего положения он не сомневался. Единственное, что его беспокоило — это пошатнувшееся положение Дамблдора и его возможное отстранение от руководства школой. Но, поскольку от него в этом вопросе ничего не зависело, а с Дамблдором они уже давно обсудили этот вариант и его, Снейпа, действия в случае, если Альбусу придётся покинуть пост директора, то он сосредоточился на своих обязанностях профессора и декана факультета. Близился матч по квиддичу между Слизерином и Гриффиндором. Снейп возлагал большие надежды на эту игру, хоть сам терпеть не мог квиддич, считая его бесполезным и дурацким времяпрепровождением. Тем более что оба Поттера, что папаша, что сын, были от квиддича без ума. Но победа в этом матче поднимала престиж его факультета, а это значит, что он, как декан, должен сделать всё, от него зависящее для обеспечения успеха его команды. Слизеринцы первыми получили разрешение Амбридж собираться в качестве квиддичной команды, а потому у них было больше времени для тренировок. К тому же Снейпу удавалось значительно чаще резервировать поле для тренировок, что тоже увеличивало шансы слизеринцев в предстоящем поединке. Он пропускал мимо ушей жалобы на то, что слизеринцы пытаются вывести соперников из строя в коридорах. В больничное крыло пришла Алисия Спиннет — брови у нее стали расти так быстро и густо, что совершенно закрыли глаза и уже мешали есть. И хотя четырнадцать свидетелей доказывали, что ее заколдовал сзади слизеринский вратарь Майлс Блетчли, когда она занималась в библиотеке, Снейп не пожелал их слушать и сказал, что она, наверное, сама пыталась применить чары для ращения волос.       Наконец наступил день, которого все так долго ждали. Утро матча выдалось холодным и ясным. Все, включая Снейпа, вздохнули с облегчением. Конец октября ознаменовался проливными дождями и сильными пронизывающими ветрами, а такая погода не могла обрадовать ни игроков, ни болельщиков. Зато в день матча потолок в Большом зале окрасился ясной голубизной, освещённой лучами низкого, но яркого осеннего солнца.       Сидя за преподавательским столом, Снейп время от времени окидывал взглядом Большой зал, отмечая для себя царившее в нём оживление. Судя по преобладающим цветам в одежде болельщиков, большинство из них намеревались поддерживать гриффиндорскую команду. И тут взгляд Снейпа зацепился за нечто уж совершенно невообразимое. За столом Райвенкло восседала Лавгуд, на голове у которой красовалась шляпа в виде львиной головы в натуральную величину. Голова эта, надетая поверх обычной ведьминской шляпы, едва держалась на ней. Каким чудом девчонке удавалось есть и при этом не уронить в тарелку свой головной убор — оставалось загадкой. Многие студенты пялились на неё, кое-кто смеялся и показывал пальцами, но, кажется, Лавгуд было на это абсолютно наплевать. Глядя на это «чудо природы», Снейп невольно закатил глаза. Уголок его рта саркастически поднялся вверх. Неожиданно для себя он почувствовал поднимавшуюся у него в душе волну раздражения, и вызвано оно было, как ни странно, именно этой девчонкой. Казалось бы, какое ему дело до её внешнего вида? Снейпу всегда было глубоко безразлично, кто как выглядит и что на ком надето. Но сейчас его жутко бесил тот факт, что девчонка, напялив на себя эту дурацкую шляпу, стала посмешищем для всей школы. Ещё больше бесило, что сама она не испытывает от этого никакого дискомфорта, а он, Снейп, почему-то злится от этого.       Наконец Лавгуд поднялась со своего места и с полусонным видом поплелась к гриффиндорскому столу. Сказав что-то Поттеру, она постучала по шляпе волшебной палочкой. Шляпа разинула пасть и издала весьма правдоподобный рёв, долетевший даже до преподавательского стола. Снейп едва не плюнул в сердцах и отвёл взгляд. Следовало признать, что создав эту шляпу, девчонка проявила себя, как весьма искусная ведьма. Эти бы умения — да на благие цели, а не на то, чтобы подтвердить репутацию сумасшедшей. Дождавшись, когда это странное существо покинет Зал, Снейп рывком поднялся из-за стола и быстрым шагом направился к выходу. ***       Разумеется, Снейп понимал, что нынешний состав слизеринской команды по квиддичу далёк от совершенства. Свои надежды он возлагал на юного Малфоя, которому было вполне по силам поймать снитч, опередив в этом Поттера. Кроме того, он весьма одобрительно прислушивался к песенке, которую распевали на трибунах его «змеи» и благодаря которой младший Уизли был совершенно деморализован. Какое-то мстительное удовлетворение поднималось у него в груди, когда он ощущал стыд и бессильную ярость гриффиндорского вратаря, на которого взирали сотни глаз и который под этими взглядами чувствовал себя, будто голым на ярко освещённой сцене. Совсем так же, как когда-то… Снейп резко оборвал себя, запретив об этом думать. Но чувство удовлетворения не покидало его в течении всей игры до тех пор, пока Поттер не поймал этот дракклов снитч. Его слизеринцы проиграли. Но, судя по тому, что происходило на поле, морально они были не сломлены. Малфой, презрительно кривя губы, точно так же, как это делал его отец, что-то говорил Поттеру. Тот изо всех сил старался его игнорировать, отвернувшись к своей команде. Но Малфой не унимался. Кажется, он своими высказываниями крепко достал близнецов Уизли, потому что тех удерживали всей командой, дабы они не накинулись на продолжавшего что-то говорить им Драко. Снейп сощурился и презрительно скривил рот.       В этот момент кто-то из близнецов вырвался из рук державшего его Поттера и кинулся к Малфою. Поттер помчался следом. Вот он уже оказался перед Малфоем и… И ударил его кулаком в живот. Тот вскрикнул, а Поттер накинулся на него и бил до тех пор, пока его не отбросило от Малфоя чьё-то заклятие. Что ж… Эта ярость и эта ненависть были так же хорошо знакомы Снейпу. Он был благодарен своим слизеринцам за то, что они заставили представителей Гриффиндора испытать те чувства, которые когда-то жгли его душу, точно раскалённое железо… Впрочем, почему «когда-то»? Они и сейчас жгут ему душу, стоит только вспомнить тот весенний день в конце пятого курса…       Снейп быстрым шагом спустился с трибуны и встретил Малфоя у входа в раздевалку. Вид у него был весьма потрёпанный. Зайдя вместе с ним внутрь, Снейп холодно поинтересовался: — Как вы себя чувствуете, мистер Малфой?       Тот быстрым, каким-то змеиным движением языка слизнул кровь с разбитой губы и мрачно произнёс: — Не слишком хорошо, господин декан. Думаю, мне придётся обратиться в больничное крыло. Вы видели — на меня напали двое. — Разумеется.       Голос Снейпа был по-прежнему холоден. Он не собирался проявлять избыточное сочувствие к мальчишке, который не сумел добыть победу для их команды. Остальные игроки стояли, потупившись, в разных концах раздевалки. — Надеюсь, этих двоих накажут как следует? — Малфой смотрел на него уже более уверенно. — По крайней мере, мой отец узнает об этом, — презрительно протянул он. — Я прослежу, чтобы наказание для них было адекватным, — Снейп казался абсолютно невозмутимым. Он обратился ко всем игрокам: — Что ж. Вы показали довольно приличную игру. И не ваша вина, что ваш ловец оказался слабее гриффиндорского ловца, — при этих словах Малфой будто сжался, теряя всю свою уверенность. — Во всяком случае, приложенные вами усилия не привели к желаемому результату. Полагаю, выводы вы сделаете самостоятельно, — эти слова Снейпа были адресованы уже лично капитану Монтегю. Окинув ещё раз всех присутствующих уничтожающим взглядом, Снейп развернулся и покинул раздевалку. Досада от проигрыша слизеринской команды смешивалась у него в душе с презрением к юному Малфою — виновнику этого проигрыша. День оказался безнадёжно неудачным. Снейп, целый день пребывавший в дурном настроении, понял это вечером. Чёрная метка внезапно взорвалась болью, будто вспыхнула огнём. Повелитель требовал его к себе. Интересно, только его? Или это было общее собрание? В любом случае это давало ему возможность проверить на себе новое зелье. Зелье, сваренное без лишних примесей в виде крови этой полоумной девицы. Вспомнив её сегодняшнюю шляпу в виде львиной головы, Снейп снова досадливо поморщился. Драккл! Далась же ему эта сумасшедшая Лавгуд!       Снейп сунул в карман мантии флакончик с зельем, вызвал домовика, велев тому передать директору, что он срочно покидает Хогвартс по важному делу и быстрым шагом направился к выходу. Дамблдор знал, что означают слова Снейпа «срочно ухожу по важному делу». Теперь старик будет ждать его возвращения так, как никто и никогда не ждал. Горькая ухмылка скривила губы Снейпа. Ну, хоть кто-то его ещё в жизни ждёт. ***       Снейп сидел на стуле у длинного стола в роскошной гостиной Малфой-мэнора, где собрались Упивающиеся Смертью, вызванные сюда волею Повелителя. Он тяжело дышал, посеревшее лицо блестело от пота, волосы свисали вдоль лица жалкими мокрыми сосульками. Тело слушалось с трудом. Снейп, словно мешок с опилками, тяжело привалился к спинке стула, раскинув под столом обмякшие ноги и безвольно свесив вдоль тела обессилевшие руки. Только что он пережил один из сильнейших в своей жизни Круциатусов, которыми когда-либо награждал его Тёмный Лорд. Казалось, все внутренности его были разорваны в клочья, а после склеены самым дешёвым маггловским клеем, застывшим на них жёсткой коркой, безжалостно царапающей живую, истекающую кровью плоть.       Снейп сознательно вызвал гнев Повелителя, ответив ему весьма дерзким тоном на вопрос, что ему удалось узнать о пророчестве. Перед этим он докладывал Волдеморту об обстановке в Хогвартсе и о том, как живёт и чем занимается Гарри Поттер. Лорд слушал его весьма благосклонно. Снейп уже подумал было, что сегодня ему не удастся испытать действие своего Охранного зелья. Но тут Волдеморт задал следующий вопрос: — Северус, удалось ли тебе узнать что-нибудь о пророчестве, как я тебе приказывал? — Нет, мой Повелитель, — Снейп низко склонил голову перед ним, — Дамблдор замолкает всякий раз, когда я пытаюсь расспросить его об этом. Я был не слишком настойчив в своих расспросах, мой Лорд, из боязни вызвать его подозрения. — Ты плохо работаешь, Северус, — в высоком свистящем голосе Волдеморта послышалась явная угроза. — Не злоупотребляешь ли ты моим доверием?       Тонкие гибкие пальцы Волдеморта поигрывали волшебной палочкой, недвусмысленно давая понять о его дальнейших намерениях. Снейп сам пошёл на обострение. — Я предан вам всей душой, Повелитель, — вкрадчиво произнёс он, делая вид, что очень опасается гнева Хозяина. — Но нельзя требовать от меня невозможного. Я делаю всё, что в моих силах. Не применять же мне к старику легилименцию. Он мне этого просто не позволит сделать… — Понимаю тебя, Северус… — Волдеморт сделал свою обычную драматичную паузу, за которой последовало неизбежное. — Круцио!       Вопреки ожиданиям, боль скрутила Снейпа в тугой узел. Казалось, ему одновременно ломают и дробят на мелкие кусочки все его кости и рвут на части все внутренние органы. Снейп упал на колени, до крови кусая губы, чтобы не дать вырваться из них дикому, звериному крику бесконечно страдающего существа, теряющего человеческий облик и способность что-либо соображать. Волдеморт прорывался в его сознание с такой настойчивостью, что у Снейпа хватало сил лишь на то, чтобы удерживать в целости окклюментный барьер. Он рухнул на колени, опираясь руками в пол, но даже в таком положении не смог продержаться и минуты. Он повалился на пол, сжавшись, свернувшись в позе эмбриона, обхватив себя руками и стирая зубы в порошок, только бы не заорать во весь голос от этой запредельной, рвущей его изнутри боли. Под конец пытки Снейп полностью потерял контроль над своим телом, и его буквально вывернуло наизнанку, после чего Повелитель посчитал, что с него на сегодня достаточно. И вот теперь Снейп сидел на стуле, обмякший, словно куль с дерьмом, и медленно приходил в себя. Первое, что он сделал, как только руки стали слушаться его — привёл себя в порядок с помощью Очищающего заклинания. По негласным правилам, принятым на собрании Упивающихся смертью, никто не должен оказывать помощь провинившемуся, которого постиг гнев Повелителя. Все наказания, применяемые Волдемортом к своим последователям, были направлены на то, чтобы причинить боль не только физическую. Тот, кто подвергся наказанию, должен был чувствовать помимо неё ещё и унижение, стыд за свою слабость и страдания, за то, что это видели все присутствующие. В первые годы служения Волдеморту самолюбие Снейпа во время таких наказаний страдало от унижения неизмеримо больше, чем тело — от физических мук. Впрочем, вскоре он привык и к этому. Среди Упивающихся не было ни одного человека, не испытавшего на себе гнев Хозяина. Каждый время от времени оказывался в таком положении, в котором Снейпу довелось побывать сейчас. Не был исключением и хозяин дома, красавчик Люциус, с которого мгновенно слетала вся его аристократическая спесь, когда он оказывался лежащим на полу и блюющим на свой шикарный ковёр в серебристо-зелёных тонах под цвет обстановки и помпезных портьер на окнах. И его прекрасные шелковистые волосы мало чем отличались от волос Снейпа, когда этот гордый патриций валялся лицом вниз в луже собственной блевотины.       Более или менее придя в себя, Снейп привёл в порядок ковёр, с которого недавно поднялся, и выпрямился на стуле, всем своим видом демонстрируя готовность выполнить любой приказ Повелителя. Волдеморт, как ни в чём не бывало, продолжал собрание, не обращая ни малейшего внимания на Снейпа, как будто вовсе забыл о нём. Кажется, его лимит Круциатусов на сегодня был исчерпан. Поговорив пару минут с Ноттом, явно не принадлежавшим к числу фаворитов, Повелитель, тем не менее, не нашёл повода обвинить его в чём либо и объявил об окончании собрания. Все, кроме Малфоя, постарались быстро и бесшумно покинуть помещение. Волдеморт сегодня никого из них не задержал, и все явно были рады этому. Расходились молча. Снейп покинул территорию поместья в числе последних. Для него сейчас быстрая ходьба была связана с определёнными трудностями. Он постоял немного, опершись спиной на кованые железные ворота, запрокинув голову и жадно вдыхая резкий морозный воздух, вместе с которым в него, казалось, проникали новые силы, и через пару минут аппарировал в Хогвартс.       Весь путь от ворот замка до своих комнат Снейп думал о том, что же, драккл подери, произошло? Что не так с его зельем? Почему оно работало, когда в нём была кровь этой девчонки и оказалось абсолютно непригодным без этого лишнего, по всем правилам зельеварения, ингредиента? Снейп этого не понимал, а когда он чего-то не понимал, это вызывало в нём злость. Но сейчас сил на злость у него не было. Честно говоря, у него не было сил вообще ни на что. Ему хотелось упасть на кровать, прямо так, не раздеваясь, и провалиться в сон — только бы ничего не чувствовать и ни о чём не думать. Но Снейп понимал, что для него это сейчас — недостижимая мечта и непозволительная роскошь. Едва добравшись до подземелья, он из последних сил проковылял по коридору, подволакивая обе ноги и благодаря Мерлина за то, что ему на пути не встретился никто из его вездесущих слизеринцев, которые сейчас получили возможность на вполне законных основаниях разгуливать по замку по ночам в качестве Инспекционной дружины, основанной Амбридж. Впрочем, удивляться тут было нечему — за кем следить Инспекционной дружине в слизеринских подземельях, когда все нарушители порядка обитали наверху?       Войдя к себе, Снейп сбросил мантию на стул и побрёл к шкафчику с зельями. Первым делом — Животворящий эликсир, чтоб вернуть себе утраченные силы. Затем — обезболивающее, сваренное им для себя по собственному рецепту специально для того, чтобы приводить себя в порядок после Круциатусов Повелителя. Странно, подумал Снейп, это зелье далось ему легко. Почему же он так долго возится с Охранным зельем? И почему, всё-таки, оно не работает без пары капель крови этой Лавгуд, которую все вокруг, включая его самого, считают полоумной?       Снейп, не раздеваясь, повалился на кровать. Ему ещё предстояло встретиться с Дамблдором и отчитаться перед стариком о прошедшем у Волдеморта собрании Упивающихся. Снейп знал, что у Дамблдора своя система оповещения обо всём, что происходит в школе. Директор с точностью до минуты знал, когда Снейп вошёл в замок, а когда очутился в своей комнате. По негласно установившемуся между ними правилу, если Снейп через пятнадцать минут после своего возвращения не появлялся в кабинете директора, это значило, что его состояние не позволяет ему сделать это. А значит, Дамблдор сам должен прийти в его покои, чтобы удостовериться, всё ли с зельеваром в порядке.       Поэтому Снейп лежал на кровати, закрыв глаза и закинув руку за голову в ожидании директора. Боль и слабость постепенно отступали. Когда Дамблдор появился в его комнате, Снейп уже вполне был способен вести разговор. Недовольно поморщившись на кудахтанье старика: «Мой бедный мальчик! Снова этот монстр тебя пытал!», Снейп, однако, ощутил благодарность за то, что директор, коснувшись его своей волшебной палочкой и мысленно произнеся какое-то заклинание, полностью избавил его от неприятных ощущений в теле — тех отголосков боли, которые долго ещё напоминали о пережитом Круциатусе. Сейчас Снейп почувствовал себя достаточно бодрым и отдохнувшим, чтобы предоставить Альбусу подробный отчёт обо всём, происходившем на собрании у Волдеморта. Вместе они долго обсуждали каждую деталь этого отчёта, строили предположения и умозаключения о дальнейших планах Тома и о том, что они могут им противопоставить. Когда Дамблдор, наконец ушёл, поздняя ночь уже превращалась в раннее утро. Спать Снейпу оставалось совсем недолго. И даже, медленно погружаясь в сон, Снейп продолжал думать о том, отчего сегодня не сработало его Охранное зелье. ***       На следующий вечер, оставшись наконец один в своём кабинете, Снейп вынул и поставил перед собой две склянки с образцами Охранного зелья. На первый взгляд они ничем не отличались друг от друга. Зелье имело насыщенный, густо-медовый цвет и абсолютно одинаковую консистенцию. Тем не менее, опытный глаз зельевара очень быстро определил неуловимое различие между этими двумя образцами. Зелье, содержащее в себе кровь Лавгуд, отличалось каким-то призрачным мягким сиянием. Оно словно светилось изнутри мягким, ровным золотистым светом. Зелье без примеси крови Лавгуд на первый взгляд тоже казалось светящимся изнутри, но при ближайшем рассмотрении свет этот оказывался не ровным, а будто состоящим из отдельных мелких искорок, не сливающихся в единое мягкое свечение. Что ж, разница была очевидна.       Снейп откинулся на спинку стула и потёр руками лоб и виски. Сваренные им зелья были абсолютно идентичны, за исключением одного компонента. И без этого компонента зелье полностью теряло свои охранные свойства, хотя формула, которую вывел Снейп, казалась для этого зелья идеальной. Но раз уж эта кровь оказалась настолько важным ингредиентом, нужно подумать, чем её заменить. Снейп порывисто встал из-за стола и стал быстро расхаживать по кабинету, напряжённо думая о том, какие же конкретно свойства крови этой девчонки позволили этому зелью стать по-настоящему Охранным. Но вместо рациональных научных объяснений в голову почему-то лезли мысли абсолютно иррациональные.       Отчего-то вспомнились все эти разговоры о силе любви, творящей чудеса… О том, как материнская любовь спасла жизнь Поттеру, укрыв его, будто щитом, от самого сильного и неизбежного Убивающего заклинания. А что, если это правда? Если любовь действительно охраняет того, на кого она направлена? Да нет, бред! Снейп не верил этим россказням. Любовь способна мучить, сводить с ума, завязывать в узлы и заставлять выть от боли. Но охранять… Почему его любовь не смогла спасти Лили? Ведь он любил её так, как никто никогда не любил. Сильнее любить было просто невозможно… Ну, и где же эта великая защищающая сила? Почему она не спасла Лили, не оградила её от Авады Волдеморта? Может быть, потому что его, Снейпа, тогда не было рядом? Ведь как-то же выжил мальчишка Поттер? Дракклово дерьмо! Неужто именно влюблённость в него этой девчонки Лавгуд наделяет её кровь такой силой? Ну и чем же, в таком случае, её можно заменить? Может быть, кровью животного, привязанного к нему? Снейп усмехнулся. Разве есть на свете хоть одно существо, к нему привязанное? А не попросить ли ему Дамблдора нацедить крови во флакончик? Старик явно к нему привязан — без него у директора вряд ли что-то получится в этой войне с Волдемортом… При этой мысли Снейп чуть не расхохотался, представив нежную заботу Дамблдора о нём, любимом. Но вместо смеха губы его искривила лишь горькая ухмылка. Да, он уж постарался, чтобы ни у кого никогда и мысли не возникло привязаться к нему. Впрочем… Тут Снейпа осенило. Ну конечно! Как он мог забыть? Всё-таки есть на свете существо, которое ждёт его и всегда радуется его приходу. И, наверное, не откажется поделиться с ним своей кровью. Воодушевлённый этой идеей, Снейп подошёл к рабочему столу, водрузил на него котёл, вынул из шкафа все необходимые ингредиенты и приступил к первой стадии приготовления Охранного зелья. Попытка номер три.