Побочный эффект

Amy Lee\Love Exists Nicholas Hooper\In Noctem       Это было странное лето. Такого лета у Луны ещё не было. С одной стороны, оно пролетело слишком быстро. Но с другой — случались моменты, когда Луне казалось, что оно тянется чересчур медленно. Лето было наполнено множеством интересных событий и дел. И если бы Луна не скучала по мрачному профессору зельеварения, можно было бы считать это лето одним из самых интересных в её жизни.       Рассказов Луны о том, что произошло в Министерстве магии, хватило на несколько номеров «Придиры». В первую неделю каникул она вообще не могла говорить ни о чём другом. Ксенофилиус засыпал дочь расспросами, а его самопишущее перо без устали записывало всё, что говорила Луна. С каждым днём ей вспоминались всё новые и новые подробности тех событий. Луна будто пересматривала случившееся в новом свете и каждый раз заново переживала эту ночь и предшествующий ей день.       Казалось, что, находясь в Хогвартсе, среди друзей, вместе с которыми она пережила всё происшедшее тогда, Луна чувствовала себя значительно более спокойной, чем теперь. Рассказывая отцу о том, как они отбивались от Упивающихся смертью, Луна вдруг испытала острое чувство опасности, которого в момент встречи с ними не было и в помине. Иногда ей снились сны, состоящие из обрывков впечатлений и воспоминаний о той ночи в Министерстве. И самым страшным видением в этих снах было иссохшее, похожее на обтянутый кожей череп лицо женщины по имени Беллатрикс. Её горящие безумием глаза и жуткий хриплый голос заставляли девочку вскакивать среди ночи в холодном поту с бешено колотящимся сердцем.       Но Луна быстро нашла способ бороться с этим страхом. Стоило ей вспомнить Северуса — его глаза, голос, движения — и страх проходил. Ощущение его холодной руки в своих ладонях больше не вызывало смятения в душе Луны. Наоборот, оно давало чувство защищённости и всякий раз пробуждало прилив нежности пополам с острым желанием увидеть его, ощутить рядом, услышать его голос, наполненный сарказмом и лёгким презрением…       Мысли о профессоре чаще всего одолевали Луну по ночам. Днём она была занята тем, что отвечала на расспросы отца, рисовала портреты друзей на потолке своей спальни и готовилась к предстоящей экспедиции. Ксенофилиус, как и обещал дочке, твёрдо решил нынешним летом организовать поиски морщерогих кизляков на Скандинавском полуострове. Почему именно там? Потому что Ксенофилиус считал — судя по известным повадкам этих животных, лучшего места обитания для них просто не существует. Безлюдные горы, покрытые лесами, идеально подходят для столь скрытных и таинственных существ.       Всё необходимое снаряжение для экспедиции Ксенофилиус закупил заранее. На его проверку, подготовку и укладку времени ушло немного. Но, поскольку Ксенофилиус стремился записать как можно больше рассказов дочери обо всём увиденном ею в Министерстве, это заняло около двух недель.       В середине июля отец и дочь наконец отправились в увлекательное путешествие. И пускай экспедиция не достигла своей главной цели, поскольку им так и не довелось увидеть воочию ни одного морщерогого кизляка, следы их пребывания Лавгуды встречали на каждом шагу, что подкрепило их уверенность в реальности этих животных, существование которых так упорно отрицало Министерство магии и научное магическое сообщество. Но мало ли что там отрицало Министерство! Совсем недавно оно отрицало и факт возрождения Того-Кого-Нельзя-Называть, хотя теперь официально отказалось от своей прошлой позиции. Так и с морщерогими кизляками — рано или поздно оно признает их существование.       Зато свежий воздух, величественная природа и новые впечатления помогли Луне избавиться от страхов и переживаний, связанных с событиями той ночи в Министерстве. Ей перестали сниться сны с участием Упивающихся смертью. И страшный хохот безумной женщины с горящими глазами больше не преследовал её во сне. Теперь совсем другие мысли и другие тревоги поселились в сердце Луны. И связаны они были, разумеется, с её суровым профессором.       Несколько раз за лето Снейпу пришлось принимать своё Охранное зелье, запасы которого, кстати, подходили к концу, что очень беспокоило Луну и, как она успела понять, не слишком тревожило Снейпа. Несколько раз Луна становилась невольным свидетелем собраний Упивающихся смертью. То, о чём говорилось на этих собраниях, заставляло сердце Луны тревожно сжиматься. Несмотря на своё поражение в схватке с Дамблдором в Министерстве магии, Волдеморт набирал силу и вербовал новых сторонников. Теперь к нему переметнулись великаны и дементоры. Бесчинства, творимые ими, постепенно повергали привычный мир в хаос. Но Луна испытывала беспокойство по этому поводу лишь в моменты, когда ощущала себя Северусом. Во всё остальное время она находилась под надёжной защитой своего мира — чистого и пронзительно-звенящего, наполненного светлыми тайнами, щекочущими воображение и призывно манящими поскорее разгадать их.       Из своих видений Луна знала, что Северус не принимает участия в рейдах Упивающихся смертью против магглов. Тот-Кого-Нельзя-Называть использует его ум и таланты по назначению, давая ему задания разработать и изготовить новые зелья, которые могут пригодиться для его тёмных целей. Одним из таких заказов было зелье, способное массово подчинять волю людей при распылении его над большими территориями. Дважды Волдеморт требовал у Снейпа отчёта о том, как продвигается работа в этом направлении. И дважды Снейп был подвергнут воздействию Круциатуса за то, что результаты этой работы никак не удовлетворяли Повелителя.       Вот тогда Луна, частично становившаяся Снейпом на время действия Охранного зелья, узнала, что произошло с ним после того, как он оставил её в больничном крыле. Её сердце вывернула наизнанку и искромсала боль, испытанная Северусом, державшим в руках письмо его любимой женщины, адресованное Сириусу Блэку. Это она, Луна, рыдала над милыми строчками, адресованными врагу, она гладила кончиками пальцев улыбающееся лицо Лили на колдографии. Она разорвала её пополам, отделяя свою любимую от ненавистного Джеймса Поттера. Она вместе со Снейпом едва не сгорела от нетерпения, переживая тот долгий день, когда письмо с обрывком колдографии пряталось у него на груди в ожидании встречи. И это её затопила волна горькой тоски и боли осознания, что всё, что он вынес из дома Блэка и теперь держит в своих дрожащих пальцах, принадлежит не ему.       Она страдала и за него, и за себя, осознавая, что Северус в тот день так и не вспомнил о девочке Луне, исходившей нежностью всякий раз при воспоминании о его ледяной руке, к которой она посмела прикоснуться. Понимание, сколь глубока и всеобъемлюща была его любовь к той, которая покинула этот мир, к той, что никогда не отвечала ему взаимностью и предпочла ему человека, безжалостно и подло издевавшегося над ним, вызывало у Луны бессильное отчаяние. Разве сможет она, ничем не примечательная девчонка, победить эту непререкаемую, всеобъемлющую, непоколебимую любовь, эту суровую верность, пронесённую через столько лет? Разве есть у неё хоть малейший шанс оказаться в чём-то лучше и важнее для него? Ведь Лили для него, в прямом смысле слова — святая. Несмотря на то, что предала их дружбу. И на то, что никогда не любила его. А может быть, как раз потому, что не любила? Может быть, он относится к ней именно так, благодаря её недостижимости? Благодаря тому, что она никогда не будет принадлежать ему?       Горечь от осознания своей ненужности ему затопила Луну целиком сразу же после того, как она увидела всё, связанное с письмом и колдографией Лили. Но горечь эта быстро уступила место острой жалости пополам с нежностью, когда девочка ощутила пережитую им тогда боль. Эта боль вместе с осознанием безнадёжности своей любви и досадой на Лили, у которой была возможность сделать Северуса счастливым, но которая вместо этого предпочла сделать счастливым его врага, терзала Луну до тех пор, пока она не вспомнила о том, чем закончилась для Снейпа та «ночь свидания с любимой». Ведь он понял тогда, что любовь Лили, её нежные слова и счастливый смех предназначались не ему. И никогда не будут принадлежать ему. А понять это ему помогло воспоминание о прикосновении Луны к его руке. И это вселяло надежду — маленькую, слабую и призрачную — на то, что она, Луна, не так уж безразлична ему. Тем более что Луна знала, насколько сильно Северус переживал за неё, когда она с друзьями отправилась в Министерство. Действие Охранного зелья помогло ей понять, что для Снейпа она вовсе не так безразлична, как он это показывает. И он совсем не так равнодушен к ней, как ему самому этого хотелось бы.       А ещё Луна узнала, что теперь вместе с Северусом в его доме, расположенном в тупике Прядильщиков, живёт Питер Петтигрю — тот самый Хвост, который и стал главным виновником гибели Поттеров — ведь это он был Хранителем тайны и выдал своих бывших друзей Тому-Кого-Нельзя-Называть. Волдеморт приказал Снейпу поселить этого мерзавца у себя якобы потому, что тому негде жить, а на самом деле для того, чтобы Петтигрю шпионил за ним во время школьных каникул. Луна, частично будучи Снейпом, испытала настолько сильное чувство омерзения и ненависти к этой твари, что на какое-то время просто задохнулась от него. Мысль о том, что Северус, испытывающий подобные чувства, вынужден каждый день видеть эту мразь в своём доме, наряду со всем остальным всякий раз поднимала в душе Луны такую волну сострадания, которая поражала её саму, заставляя сердце сладко сжиматься от восхищения его мужеством и самообладанием и от невозможности хоть как-то облегчить его страдания.       После очередного вызова Снейпа к Тёмному Лорду Луна узнала ещё одну потрясающую новость. Драко Малфой теперь стал Упивающимся смертью! И не просто пополнил ряды этой жуткой организации, а получил задание от Того-Кого-Нельзя- Называть. Снейп знал, что это за задание. Знал и по-настоящему жалел этого глупого высокомерного мальчишку, которому Волдеморт не оставил выбора. Задание это было поистине страшным. Младшему Малфою предстояло ни больше, ни меньше, как убить Дамблдора — самого могущественного из всех ныне живущих на земле волшебников.       Как бы ни относилась к Драко сама Луна, она вместе со Снейпом осознала, что Волдеморт, по сути, вынес ему смертный приговор. Разумеется, он не ждал, что мальчишка сумеет справиться с порученным ему делом. Он лишь хотел наказать его родителей за недавние промахи Люциуса, с удовольствием наблюдая за ходом этой слишком надолго растянутой во времени пытки, в течение которой старшее поколение Малфоев будет вынуждено наблюдать за провалом и наказанием своего единственного сына. И, как ни велика была неприязнь Луны к Драко Малфою, девочка пожалела этого бледного заносчивого засранца так же, как в душе жалел его Снейп.       Успокаивал Луну лишь факт, что Драко всё равно не справится с этим заданием и не сможет убить Дамблдора. Снейп знает об этом, он обязательно предупредит директора и предотвратит это ужасное преступление. Значит, хотя бы за жизнь Дамблдора можно было не переживать. Луне вполне хватало переживаний и без этого. ***       Конец лета прошёл для Луны под знаком невероятного, потрясающего, великого открытия, сделанного её гениальным папой. Вернувшись домой из экспедиции, которую Ксенофилиус счёл для себя удачной, несмотря на то, что ему так и не удалось встретить ни одного морщерогого кизляка, зато нашлось много доказательств их существования, он внезапно задумался о том, по какой причине людям в голову приходят порой очень странные и вредные мысли. Приходят совершенно внезапно, необъяснимым образом попадают в мозг, словно залетают извне. И тут его осенила гениальная догадка. Залетают извне! Вот они — ключевые слова. Ведь это же так просто… Настолько просто и очевидно, что никому даже в голову не пришло подумать над этим фактом. А между тем, кто-то ведь должен был сообразить, что подобные мысли могут занести в голову какие-то вредные существа. Судя по тому, с какой скоростью эти мысли оказываются в головах — существа летучие. И, конечно же, невидимые простым человеческим глазом, иначе все давно бы поняли, в чём тут суть.       Не сказав о своём открытии дочери, которая по возвращении домой постаралась закончить галерею портретов своих друзей на потолке в спальне, Ксенофилиус засел за работу. Всего за один день он придумал особые спектральные очки, надев которые человек сможет различить этих маленьких летучих тварей. Ещё полночи ушло на то, чтобы изготовить эти очки, правильно наколдовав все необходимые для них свойства. Зато результат превзошёл все ожидания Ксенофилиуса. Нацепив их на нос, он едва удержался на ногах оттого, что привычный мир вокруг него пошатнулся и изменился до неузнаваемости. Обстановка в комнате расплылась и потеряла свои очертания. Зато в воздухе вокруг себя Ксенофилиус действительно увидел несколько маленьких мошек, одна из которых подлетела к нему и попыталась залезть в ухо. Ксенофилиус не стал дожидаться последствий, прихлопнул назойливое насекомое, а заодно попытался изловить и прочих тварей, роящихся в комнате. Кого-то из них ему удалось прихлопнуть, прочие разлетелись. Ксенофилиус был в восторге от своего открытия. Он едва дождался утра, чтобы поделиться им с Луной, размышляя остаток ночи над тем, чем грозит попадание этого существа в организм человека.       На рассвете у него уже была почти готовая статья для «Придиры», в которой Ксенофилиус подробно рассказал о своём открытии, назвав этих странных существ мозгошмыгами. Для него не было тайной, что эти невидимые насекомые через уши людей попадают в голову и вызывают не просто дурные мысли, но и размягчение мозга.       Первое, что услышала проснувшаяся довольно поздно Луна, был грохот работающего печатного станка. Девочка уже давно привыкла к этим звукам, поэтому они никогда не тревожили её сон. Она лишь знала, что на сегодня не был запланирован выпуск журнала. Значит, случилось что-то, что заставило папу напечатать внеочередной тираж. Сияющее лицо отца подтвердило её догадки. — Иди сюда, капелька, — позвал её Ксенофилиус и протянул ей странные очки психоделической расцветки. — Ну-ка, примерь.       Луна с интересом нацепила очки на нос. Сперва она ничего не увидела, потому что комната перед ней расплылась. Но, сосредоточившись, девочка сумела разглядеть в воздухе небольшой рой странных маленьких насекомых. — Тут какие-то мошки, папа, — сказала Луна, обращаясь к расплывчатому силуэту, окрашенному в тот же цвет, что и домашняя куртка её отца. — Ты тоже видишь их! — восторженно воскликнул Ксенофилиус. — Будь осторожна с ними, дочка. Не подпускай их близко к себе. — А кто это, папа? — поинтересовалась Луна, с интересом наблюдая за полётом мошек и время от времени отмахиваясь от тех, кто оказывался слишком близко от неё. — Это мозгошмыги, капелька, — пояснил папа. — Они могут залететь в ухо и вызвать размягчение мозга. — Ой, — Луна активно замахала руками, разгоняя этих с виду безобидных, но, как оказалось, весьма опасных тварей. — А как их можно отогнать, чтобы этого не случилось? — Пока не знаю, — вздохнул отец. — Придётся искать средство опытным путём. А пока что советую тебе просто заткнуть уши ватой. — Папа, как же ты узнал про них? — удивлённо спросила Луна, снимая очки и усаживаясь за стол. — Да так… Просто задумался о том, как в голову приходят ненужные мысли. Решил проверить, не заносит ли их туда кто-то извне. И вот…       С этими словами Ксенофилиус положил на стол перед Луной новенький, чудесно пахнувший свежей типографской краской журнал. Девочка развернула его и углубилась в чтение. Закончив читать статью, она подняла на отца восхищённые глаза: — Папочка! Какой же ты у меня молодец! Я бы в жизни не додумалась до этого. Это же просто гениально! — Полностью согласен с тобой, капелька, — довольно улыбнулся Ксенофилиус. Похвала дочери была ему невыразимо приятна. — Теперь наш журнал расхватают, будто горячие пирожки, — радостно добавил он. — Жаль только, что люди, зная про мозгошмыгов, не смогут увидеть их. Боюсь, некоторые сочтут их выдумкой, — вздохнула Луна, вспомнив о том, насколько скептически относятся её друзья к морщерогим кизлякам, нарглам и прочей живности, в существовании которой она сама нисколько не сомневалась. — А мы с тобой знаешь, что сделаем? — глаза Ксенофилиуса вспыхнули, озарённые внезапной мыслью. — Мы в каждый номер вложим такие вот очки. И тогда каждый сможет убедиться, что мозгошмыги — не выдумка. — Папочка! — просияла Луна. — Ты действительно гений, — бросилась она к нему на шею. — Ты так считаешь? — Ксенофилиус светился от счастья. — Уверена, — радостно подтвердила Луна.       Ксенофилиус вздохнул. Лето подходило к концу. Ему снова придётся расстаться с его замечательной девочкой, по которой он будет страшно скучать. Он так привыкает за время каникул, что она рядом… А уже послезавтра ему вновь придётся привыкать к одиночеству.       Ксенофилиус сделал над собой усилие, чтобы дочь не заметила его грусти. Кажется, ему это удалось. Он взял со стола спектрально-астральные очки и занялся тем, что размножил их и прикрепил внутри каждого экземпляра «Придиры». Хвала Мерлину, издательские дела шли в гору, и это помогало ему отвлечься от грустных мыслей, когда он особенно сильно начинал скучать по своей капельке. ***       Накануне отъезда в Хогвартс Луне приснился сон, в котором она вновь ощутила себя Снейпом. Сон был тревожным и смутным. Будучи в нём Северусом, Луна держала за руку женщину со светлыми волосами — Нарциссу Малфой. Луна, в реальной жизни всего пару раз, да и то мельком, видевшая мать Драко Малфоя на вокзале, скорее всего, не узнала бы её. Но, будучи Снейпом, она прекрасно понимала, кто держит её руку. Вторая женщина, стоявшая рядом и касавшаяся своей волшебной палочкой их сплетённых рук, была Беллатрикс Лестрейндж.       Нарцисса заговорила: — Обещаешь ли ты, Северус, присматривать за моим сыном Драко, когда он попытается выполнить волю Тёмного Лорда? — Обещаю, — сказала Луна- Снейп.             Тонкий сверкающий язык пламени вырвался из волшебной палочки, изогнулся, словно окружив их сцепленные руки докрасна раскаленной проволокой. Луна была так поражена увиденным, что голос Нарциссы донёсся до неё будто издалека: — Обещаешь ли ты…       Она не уловила, чего требует эта женщина, но ответила: — Обещаю.       Второй язык пламени вылетел из волшебной палочки и обвился вокруг первого, так что получилась тонкая сияющая цепь. Луна ощутила боль в руке — А если понадобится…       Нарцисса что-то шептала совсем тихо. Луна так и не расслышала, чего она хочет от неё, точнее от Снейпа. Она лишь заметила напряжённый взгляд широко раскрытых глаз Беллатрикс, которая продолжала касаться их сплетённых рук своей волшебной палочкой. — Обещаю, — глухо произнесла Луна. Сердце её при этом болезненно сжалось. Или это было не её сердце, а сердце Снейпа?       Потрясённое лицо Беллатрикс осветила красная вспышка — третий язык пламени, вырвавшись из волшебной палочки, сплелся с первыми двумя, опутал крепко стиснутые руки Луны-Снейпа и Нарциссы, словно веревка, словно огненная змея.       Луна проснулась посреди ночи в холодном поту. Она не осознала, что произошло, но почувствовала, что её сковывает липкий страх. Случилось что-то ужасное, но вот что? Луна попыталась прийти в себя и проанализировать увиденное.       Прежде всего, она вспомнила, что подобные сны снятся ей, когда Северус принимает своё Охранное зелье, а она в это время не бодрствует. Значит, нынешней ночью его призывал к себе Тёмный Лорд. Основываясь на том, что она знала о привычках Того-Кого-Нельзя-Называть, Луна поняла, что он решил выдать Северусу последние указания перед началом учебного года. С этим всё понятно. Но вот остальное…       Будучи Северусом, Луна понимала во сне, что она даёт какой-то Непреложный Обет. А вот что это такое, сама Луна не знала. Конечно, она утром обязательно спросит об этом у папы, а пока… Пока какое-то неясное ощущение беспокоило её, вызывало тревогу и смутное чувство уже случившейся непоправимой беды. Луна продолжила вспоминать свои ощущения во сне. Вернее, чувства и мысли Северуса.       Но чем больше она старалась вспомнить всё, происходившее в душе Северуса, тем отчётливей понимала, что его мысли и чувства ускользают от неё, испаряются, словно утренний туман в лучах яркого летнего солнца. Он что-то пообещал Нарциссе Малфой. Испытав при этом невероятную душевную боль. Но вот что? Луна смогла лишь вспомнить, что давать это обещание ему было невероятно тяжело, но он знал, что это необходимо. Что могла попросить у него мать Драко? Оберегать сына, который теперь стал Упивающимся смертью? Скорее всего… Тем более что тот получил задание убить Дамблдора. Разумеется, это очень опасное задание, и Нарцисса, переживая за сына, попросила Снейпа уберечь его от худшего, что с ним может случиться. Возможно, уговорить Дамблдора пощадить Драко и не убивать его в ответ на его попытку уничтожить директора.       Луна силилась вспомнить, о чём конкретно просила Нарцисса, но это ей не удавалось. Она смогла лишь чётко возобновить в памяти внешние детали происходившего и общее состояние Северуса. Так и не вспомнив о причинах его душевной боли и списав её на его обычное состояние, Луна постаралась успокоиться и уснуть. Но это ей не удалось.       Как только Луна услыхала возню проснувшегося Ксенофилиуса, она вскочила и направилась к нему в кухню. — Не спится, капелька? — сочувственно спросил папа. — Ага, — кивнула Луна. — Мне приснился странный сон. И я хочу у тебя кое-что спросить.       Ксенофилиус отложил в сторонку нож, которым как раз собирался нарезать хлеб для бутербродов и воззрился на дочь, всем своим видом показывая, что готов внимательно выслушать её. Даже его косящий к носу глаз выражал крайнюю степень заинтересованности и готовности ответить на все возникшие у Луны вопросы.       Луна, решившая не рассказывать папе всего, что видела во сне, оставив лишь общие подробности и не вдаваясь, кто конкретно был участником её сновидения, тщательно подбирала слова, чтобы не выдать своих тайн. Как же тяжело было врать папе! Но Луна понимала, что обязана тщательно скрывать тайны Северуса, невольно увиденные ею, как будто она подглядывала за ним в замочную скважину. Осознавать, что она совершает что-то подлое, проникая в его душу, было ещё тяжелее. Но что с этим делать, Луна пока не знала. — Мне приснилось, что я держу кого-то за руку. Вот так, — Луна сплела свою руку с рукой отца так же, как во сне это сделали Нарцисса с Северусом. — Не знаю, кто это был, но голос был женским. Он о чём-то спрашивал меня, а я отвечала «Обещаю». А кто-то ещё стоял рядом и касался наших рук волшебной палочкой. Я трижды произнесла: «Обещаю» и трижды из волшебной палочки вырывался огонь и опутывал наши руки, словно верёвками. А потом я проснулась…       Ксенофилиус заинтересованно смотрел на дочь. Какой странный сон приснился его девочке. Ведь она раньше никогда не давала Непреложных Обетов и даже не присутствовала при даче их другими людьми. Откуда же тогда этот сон? — И ты совсем не помнишь того, что тебе пришлось пообещать? — спросил он. — Нет, — качнула головой Луна. — А это важно? — Не знаю, дочка, не знаю… — Ксенофилиус задумался. — А что это вообще было, ты тоже не знаешь? — осторожно поинтересовалась Луна. — Почему же? Знаю, — отец вздохнул. — Во сне ты давала кому-то Непреложный Обет. — Непреложный Обет? А что это такое? — Это нерушимая клятва, которую один волшебник может дать другому. Нарушивший эту клятву обязательно погибает.       Луна похолодела. Северус дал Нарциссе Малфой клятву, нарушение которой приведёт его к гибели. Значит, он точно знал, что выполнит обещание. Луна в который раз пожалела о том, что так и не узнала, в чём же состоит эта клятва. Но, скорее всего, Снейп действительно пообещал матери Драко уберечь её сына от гнева Дамблдора. — Подумай, капелька. Ты действительно не можешь вспомнить кому и что обещала? — Нет, — сокрушённо покачала головой Луна. — Ну ладно, — Ксенофилиус вновь принялся за бутерброды. — Я пороюсь в сонниках, чтобы точно узнать, что сулит этот сон. Кстати, из этого может получиться неплохая статья для «Придиры».       Весь день Луна потратила на сборы. Завтра ей предстояло ехать в Хогвартс, где она снова встретит Северуса. Только теперь Луна поняла, как же сильно она по нему соскучилась. ***       Хогвартс-экспресс дёрнулся, после чего медленно и плавно двинулся вдоль перрона, с каждой секундой набирая скорость. Луна шла по вагону в поисках свободного купе, одной рукой волоча за собой тяжеленный чемодан на колёсиках, другой прижимая к груди последний номер «Придиры». Все купе были переполнены, и Луне пришлось перейти в следующий вагон. Там она нагнала Невилла Лонгботтома, точно так же искавшего свободное место. Поезд ехал всё быстрее, его пошатывало на стыках. Было очень трудно устоять на ногах, не держась за поручни, но Луна как-то справлялась с этой задачей.       Впереди проход по вагону был перекрыт кучкой девочек с младших курсов. Невилл, шедший перед Луной, остановился и воскликнул: - Привет, Гарри! - Невилл! - раздался радостный голос Гарри, который бросился к нему, как к избавлению сквозь окружавшую их толпу. - Здравствуй, Гарри, - улыбнулась Луна. - Луна, привет, как дела? - Очень хорошо, спасибо, - ответила она.       Гарри взглянул на журнал, который Луна прижимала к груди. Огромные буквы на обложке оповещали о том, что внутри журнала можно найти пару бесплатных спектрально-астральных очков. — Я смотрю, «Придира» процветает? — спросил Гарри с некоторой нежностью к журналу, который в прошлом году напечатал его эксклюзивное интервью. — О да, тиражи растут, — ответила довольная Луна. — Найдём себе места, — предложил Гарри, и все трое отправились дальше по вагонам, битком набитым учениками, молча смотревшими на них во все глаза.       Наконец они отыскали свободное купе, и Гарри поскорее бросился туда. — Заодно и на нас смотрят, — сказал Невилл, указывая на себя и Луну, — потому что мы с тобой! — На вас смотрят, потому что вы тоже были в Министерстве, — возразил Гарри, забрасывая свой чемодан в багажную сетку. — Ты, наверное, читал, наше приключение так расписали в «Ежедневном пророке»… — Да, я думал, бабушка рассердится, — ответил Невилл, — а она, наоборот, обрадовалась. Сказала, что я наконец становлюсь похожим на папу. Она мне купила новую волшебную палочку, вот, посмотри!       Он вытащил палочку и показал ее Гарри. — Вишнёвое дерево и волос единорога, — сообщил он гордо. — Мы думаем, что это одна из последних палочек, которые продал Олливандер, — он исчез на следующий день… Ай, вернись сейчас же, Тревор!       Невилл полез под сиденье в погоне за своей жабой, в очередной раз попытавшейся вырваться на свободу. — У нас в этом году будут занятия ОД, Гарри? — спросила Луна, вынимая из журнала пару очков психоделической расцветки. — Вроде незачем, ведь мы теперь избавились от Амбридж, — сказал Гарри, усаживаясь.       Невилл вылез из-под сиденья, по дороге стукнувшись головой. Вид у него был разочарованный. — А мне нравилось в ОД! Я столькому у тебя научился! — Мне тоже нравилось, — невозмутимо произнесла Луна. — Как будто все мы были друзья.       Луна часто говорила такое, после чего всем становилось неловко. Гарри внутренне поёжился от смущения и жалости. Но он не успел ничего ответить — за дверью купе послышалась какая-то возня, несколько девочек с четвертого курса хихикали и перешёптывались, заглядывая в стекло. — Спроси его! — Нет, ты спроси! — Я пойду!       Самая смелая из девочек, с тёмными глазами, выступающим подбородком и длинными чёрными волосами, открыла дверь и вошла. — Привет, Гарри, я Ромильда. Ромильда Вейн, — сказала она громко и уверенно. — Хочешь, переходи в наше купе. Совсем необязательно тебе сидеть с этими, — прибавила она театральным шёпотом, указывая на заднюю часть Невилла, которая снова торчала из-под сиденья, где он всё ещё пытался нашарить Тревора, и на Луну, успевшую надеть очки, которые делали её похожей на очумевшую разноцветную сову. — Это мои друзья, — холодно сказал Гарри. — О! — воскликнула девочка, страшно удивившись. — Ну ладно.       Она удалилась, плотно закрыв за собой дверь. — Люди считают, что у тебя должны быть крутые друзья, не такие, как мы, — сказала Луна, снова продемонстрировав свою убийственную честность. — Вы и сами крутые, — коротко ответил Гарри. — Их-то небось не было тогда в Министерстве. Они не сражались рядом со мной. — Это ты очень мило сказал, — просияла Луна, поправила сползающие с носа спектрально-астральные очки и углубилась в чтение «Придиры». — Ну, мы тоже не сражались с ним лицом к лицу, — сказал Невилл, выбираясь из-под сиденья с волосами, полными пыли и какого-то пуха. В руках у него сидел Тревор с выражением покорности судьбе. — Ты один сразился с ним. Послушал бы ты, как о тебе говорит моя бабушка. «У этого Гарри Поттера больше характера, чем во всём их Министерстве магии!» Она бы всё отдала, только бы ты был её внуком…       Гарри смущённо засмеялся и поскорее заговорил о результатах СОВ. Пока Невилл перечислял свои оценки и гадал, позволят ли ему заниматься трансфигурацией на уровне ЖАБА, если он получил всего только «удовлетворительно», Гарри, почти не слушая, смотрел на него.       Он думал о том, что сейчас на его месте мог быть Невилл, который даже не подозревал о том, насколько он был близок к тому, чтобы поменяться судьбой с Гарри. Пророчество могло относиться к любому из них, но Волдеморт по каким-то неведомым причинам решил, что речь идет о Гарри.       Если бы Волдеморт выбрал Невилла, сейчас Невилл сидел бы напротив Гарри со шрамом в форме молнии и с грузом пророчества на плечах… Или не сидел бы? Отдала бы мама Невилла жизнь за своего сына, как отдала ее Лили за жизнь Гарри? Конечно, отдала бы… Но что, если бы она оказалась не в силах заслонить своего сына от Волдеморта? Что, тогда вообще не было бы никакого Избранного? Пустое сиденье там, где сейчас Невилл, и Гарри без всяких шрамов провожала бы на вокзал родная мама, а не мама Рона?       Заметив на себе его странный взгляд, Невилл невольно поёжился и спросил: — Что с тобой, Гарри? Тебе нехорошо? Гарри вздрогнул: — Извини… Я просто… — Мозгошмыга словил? — сочувственно осведомилась Луна, глядя на Гарри сквозь свои громадные радужные очки. — Я… чего? — Мозгошмыг. Они невидимые, летают в воздухе, забираются через ухо в голову и вызывают размягчение мозга, — объяснила Луна. — Я сразу почувствовала, что один такой здесь носится.       Она принялась хлопать в ладоши, как будто ловила невидимую глазу моль. Гарри с Невиллом переглянулись и поскорее заговорили о квиддиче.       Погода за окнами поезда была такая же неровная, как и всё лето. То они ехали через промозглый туман, то выскакивали на бледный, но ясный солнечный свет. Во время одного из таких просветов, когда солнце стояло почти прямо над головой, в купе наконец появились Рон и Гермиона. — Скорее бы тележка с едой приехала, помираю с голоду! — воскликнул Рон, плюхнувшись на сиденье рядом с Гарри и потирая живот. — Привет, Невилл, привет, Луна. Знаешь, что? — прибавил он, обернувшись к Гарри. — Малфой не дежурит с другими старостами. Засел у себя в купе со слизеринцами, мы видели по дороге.       Гарри, заинтересовавшись, выпрямился на сиденье. Непохоже на Малфоя — упускать такую возможность продемонстрировать свою власть старосты, которой он вовсю злоупотреблял в прошлом учебном году. — Что он сделал, когда увидел тебя? — То же, что всегда, — ответил Рон равнодушно, изобразив неприличный жест. — Как-то на него непохоже, правда? Ну, то есть не это, — он повторил жест, — а почему он не ходит по вагонам и не пугает первокурсников? — Не знаю, — сказал Гарри, но голова у него заработала с бешеной скоростью. Похоже, у Малфоя на уме нечто поважнее, чем запугивание младших учеников. — Может, ему больше нравилось состоять в Инспекционной дружине, — предположила Гермиона. — Может, после этого быть старостой кажется ему пресным. — Не думаю, — сказал Гарри. — Я думаю, он…       Но не успел Гарри развить свою мысль, как дверь купе снова отворилась и показалась запыхавшаяся третьекурсница. — Мне велели передать это Невиллу Лонгботтому и Гарри Поттеру — пролепетала она, запинаясь, и густо покраснела, встретившись взглядом с Гарри. В руках у неё были два пергаментных свитка, перевязанных фиолетовыми ленточками.       Гарри и Невилл в недоумении взяли по свитку, и девочка, спотыкаясь, выбралась из купе. — Что это? — спросил Рон, глядя, как Гарри разворачивает свиток. — Приглашение, — сказал Гарри. "Гарри! Я буду очень рад, если Вы разделите со мной обед в купе «Ц». Искренне Ваш, профессор Г.Э.Ф. Слагхорн". — Кто это — профессор Слагхорн? — спросил Невилл, озадаченно глядя на своё приглашение. — Новый преподаватель, — ответил Гарри. — Ну что, наверное, придётся пойти? — А я-то зачем ему понадобился? — с тревогой спросил Невилл, как будто ожидал наказания. — Понятия не имею, — ответил Гарри, хотя это была не совсем правда; впрочем, у Гарри не было доказательств, что его догадка верна. — Послушай, — прибавил он в порыве вдохновения, — давай накинем мантию-невидимку, тогда можно будет по дороге посмотреть, чем там занимается Малфой.       Луна была полностью погружена в чтение журнала и, казалось, не обращала никакого внимания на то, что происходит вокруг. Однако слова Гарри о мантии-невидимке и о его намерениях относительно Малфоя не остались для неё незамеченными.       Гарри отсутствовал слишком долго. Наверное, ему всё же удалось пробраться в купе к слизеринцам, и теперь он вынужден оставаться там, пока те не выйдут из вагона, чтобы не выдать своего присутствия.       Вернувшийся Невилл подтвердил догадку Луны. Он рассказал, что, выйдя от Слагхорна, Гарри, спрятался под мантией-невидимкой и бросился догонять Забини, успев шепнуть Невиллу: «Встретимся позже». Выслушав рассказ Лонгботтома о том, зачем их с Гарри вызывал к себе новый преподаватель, Рон с Гермионой отправились в купе старост. Гермиона казалась озабоченной тем, что задумал Гарри. Рон, в отличие от неё, беспокойства не проявлял.       Поезд замедлил ход. Гарри в купе так и не появился. Луна с Невиллом обеспокоенно переглянулись. - Как ты думаешь, с ним ничего не случилось? – спросила она. - Не знаю, - ответил Лонгботтом. – Наверное, он выйдет из поезда последним, чтобы не засветиться перед слизеринцами. - Тогда нужно будет вытащить из вагона его вещи, - сказала Луна. - Так и сделаем, - согласился Невилл.