Побочный эффект

Breaking Benjamin\Breath Cesar Davila-Irizarry, Charlie Clouser\American Horror Story Red\Shadows       Пэнси проснулась на удивление рано. Казалось бы, ночные похождения и долгое бодрствование должны были утомить её. Но, проспав не более двух часов, Пэнси резко открыла глаза. Поток мыслей, хлынувших в голову сразу после пробуждения, был таким мощным, что она едва удержалась от желания немедленно вскочить с постели. Вместо этого Пэнси потянулась и попыталась привести мысли в порядок, придав им хоть какое-то направление.       Сейчас, спустя всего пару часов после того, как её письмо Дамблдору было отправлено, ей не верилось, что она решилась на подобный шаг. Пэнси смаковала в уме картинки возможных наказаний, которым директор подвергнет этих… этих… Она не находила слов, сполна отражающих её гнев на Снейпа и особенно на Лавгуд. Но главное — они уже не смогут быть вместе. Вот если бы Лавгуд выгнали из школы… Пэнси криво усмехнулась. Тогда она смогла бы привлечь внимание Снейпа к себе. Потому что кому он ещё такой нужен? А если из школы выгонят самого Снейпа? От этой мысли Пэнси похолодела. Как она могла не подумать о такой возможности? Вдруг Дамблдор, поймав этих любовничков на горячем, не станет с ними церемониться и выставит обоих из школы?       Вчера, когда Пэнси писала письмо, эта мысль почему-то ни разу не пришла ей в голову. Сегодня же она казалась ей наиболее вероятной и логичной. Как она могла не подумать об этом? Правду говорят, что гнев — плохой советчик. Нужно было всё тщательно взвесить и уже потом принимать решение. Да только вот не было у неё времени на взвешивание и обдумывание. Дело сделано. И теперь, если Снейпа выгонят из школы… Что делать ей? Пэнси представила себе Хогвартс без Снейпа. Представила, как она будет отчитываться Слагхорну о происшествиях на факультете. Как придёт новый учитель Защиты от Тёмной магии… Нет, Пэнси совсем не хотела этого! Она хотела причинить боль Снейпу и Лавгуд. Но жить без него… Драккл! Что же она наделала?       Вслед за этой мыслью в голову ей пришла ещё одна. Что, если Дамблдор не поверит этому письму и найдёт его автора? Тогда неприятности начнутся у самой Пэнси. С какой целью она решила очернить преподавателя? Кто дал ей право распускать о нём порочащие слухи? Как она докажет свою правоту? Доказательств-то у неё нет.       Сердце Пэнси упало. К тому же она понимала, что сейчас ей предстоит встреча со Снейпом, а это было страшнее, чем возможный, но не обязательный допрос Дамбдора. Если разговора с директором может и не случиться, то встречи со Снейпом ей не избежать. Может, рассказать ему всё, чтобы он принял меры и защитил себя от директорской проверки? Но как же жалко и глупо будет выглядеть она в этом случае! Он будет презирать её. А должен опасаться и восхищаться. А значит, пускай всё остаётся, как есть. Если он сотрёт ей память, по крайней мере его накажут. Если не за это, то за его развратное поведение. А со стёртой памятью она, Пэнси, уже не будет любить его. Ей будет наплевать, выгонят его из школы или нет.       Пэнси вновь задумалась. Если она ничего не вспомнит после встречи со Снейпом, нужно, чтобы её знания не пропали зря. Пускай не думает, что, стерев ей память, он навсегда отделается от неё. Даже в таком состоянии она сможет навредить им. Ему и этой омерзительной неряхе Лавгуд.       Пэнси вынырнула на поверхность из водоворота мыслей и прислушалась. Её сокурсницы уже проснулись. Было слышно, как Миллисента собирается, издавая массу привычных звуков — у неё что-то шуршало, падало, ударялись друг о друга какие-то предметы. Но громче всех этих звуков было пыхтение самой Миллисенты, старавшейся побыстрей собраться и отправиться на завтрак.       Пэнси отдёрнула полог. Кроме Милли в комнате находилась ещё и Дафна, но та собиралась абсолютно бесшумно, плавно скользя от кровати к зеркалу и от него — к шкафу с одеждой. — Привет, Пэнси, — Миллисента первой заметила её появление. — Где ты вчера пропадала? — А что такое? — ответила Пэнси, явно игнорируя вопрос толстухи. — Тебя вчера Стоундж разыскивала, — ничуть не обиделась Милли, привыкшая к подобной манере общения Паркинсон. — Чего хотела? — без всякого интереса спросила Пэнси. — Не знаю. Вроде, Снейп тебя вызывал. Но тебя нигде не было. — Ещё бы! Я от него пряталась, — заговорщически прошептала Пэнси, метнув на Милли быстрый взгляд. — Пряталась? С чего это ты?       Миллисента была явно заинтригована. Но краем глаза Пэнси заметила, что и Дафна, не подававшая признаков заинтересованности, придвинулась поближе, прислушиваясь к их разговору. — Потому что я следила за ним, — ещё более таинственно произнесла Пэнси. — Следила? — воскликнула Миллисента. — За Снейпом? — Тише ты! Чего орёшь? — недовольно зашипела Пэнси. — Ой, прости. И что, и что?       Она придвинулась совсем близко к Пэнси и засопела ей почти в самое ухо. Пэнси недовольно поморщилась и, отодвинувшись, произнесла: — А то… Оказывается, наш Снейп… — Пэнси сделала долгую драматичную паузу, — трахается с Лавгуд! — Что-о-о-о?! — в два голоса воскликнули Милли с Дафной. — А вот то, — презрительно бросила Пэнси. — Я сама это видела. — Как? — воскликнула Милли. — Где? — недоверчиво переспросила Дафна. — В классе Защиты, — ответила Пэнси. — А как? На столе. Она стонала на столе, а он трахал её стоя. — Они что же, дверь не закрыли? — удивлённо спросила Дафна. — Видимо забыли в порыве страсти, — ядовито ответила Пэнси.       Миллисента с Дафной стояли, как громом поражённые. Поверить в подобное было невозможно. Но Паркинсон раньше не была замечена в склонности к подобным шуткам. И, какой бы неправдоподобной, дикой и невозможной ни выглядела эта новость, не верить Пэнси у них не было оснований.       Насмешливо взглянув на застывших подруг, Пэнси бросила: — Теперь он сотрёт мне память, чтобы я никому об этом не рассказала. Вчера хотел, но я спряталась. Так вот. Я всё забуду, но хочу, чтобы вы это знали. И запомнили.       С этими словами она покинула спальню, не дожидаясь ответа. Пройдя мимо шокированных сокурсниц, Пэнси отправилась в душ в надежде, вернувшись, не застать их в спальне.       Её надежды оправдались. Дафна с Миллисентой, кое-как придя в себя, отправились на завтрак. Пэнси поскорей оделась и пришла в опустевшую гостиную. Выйдя из неё, она медленно побрела по коридору, зная, что ждёт её впереди. Снейп стоял у своей двери, скрестив руки на груди и молча наблюдал за её приближением. Поравнявшись с ним, Пэнси подняла голову и дерзко взглянула ему в глаза. Снейп усмехнулся и молча распахнул перед ней дверь своей комнаты. Пэнси вошла внутрь, так и не убрав с лица самоуверенной улыбки. Снейп захлопнул дверь и направился к письменному столу. Усевшись за него, он упёрся локтями в столешницу, сцепил пальцы и молча уставился на Пэнси пустым непроницаемым взглядом. Улыбка медленно сползла с её губ. Пэнси почувствовала, как кто-то стремительно ворвался в её мозг и тщательно обшаривает его дюйм за дюймом.       Разболелась голова. Ноги вдруг стали ватными. Пэнси едва не упала на пол, но Снейп взглядом придвинул к ней стоявший неподалёку стул, слегка ослабив воздействие. Пэнси рухнула на стул, и Снейп снова стал бесцеремонно рыться в её сознании.       Спустя несколько минут Снейп откинулся на спинку стула и, расцепив пальцы, устремил на Пэнси полный ледяного презрения взгляд, от которого у неё внутри всё застыло и съёжилось из-за непонятного, иррационального, необъяснимого страха.        Какое-то время Снейп сидел молча, обдумывая увиденное. Он был готов ко многому, но подобных действий от Паркинсон не ожидал. Отдавая должное её холодной рассудительности, Снейп не принял во внимание фактор влюблённости, разбивавшей всю её рассудительность в пух и прах. Впрочем, девчонка быстро опомнилась, но это не имело значения — она уже совершила непростительную глупость. Хотя он и сам свалял дурака, не приняв во внимание общеизвестную истину — любовь отнимает разум. Похоже, и у него тоже, раз он забыл об этом.       Но времени на самобичевание у него не было. Нужно было срочно принимать решение, а для этого тщательно проанализировать ситуацию, причём в считанные минуты. Итак, что мы имеем? Дамблдор получил анонимное письмо. Разумеется, он сумеет добраться до истинного почерка Паркинсон — её печатные буквы для него не помеха. И она должна была это понимать изначально. Вычислив автора письма, он, возможно, захочет побеседовать с ним лично. Это значит, что из головы Паркинсон следует убрать всё, что она видела и знает о его встречах с Лавгуд. Но если даже она не вспомнит ничего из своих наблюдений, Дамблдора заинтересует причина, по которой девчонка написала это письмо. Он может спросить об этом у неё, а может у Снейпа. Как Снейп объяснит поведение своей старосты? Разумеется, он скажет, что девчонка влюбилась в него и, не получая взаимности с его стороны, решила отомстить за его холодность, организовав для него такие вот неприятности. Так. А почему именно Лавгуд? Да потому что вся школа считает её сумасшедшей и связь с ней — наиболее унизительный для него вариант. Логично. Что это значит? Значит, Паркинсон нужно стереть ту часть памяти, которая касается её наблюдений и её убеждённости в том, что они с Лавгуд встречаются. И оставить в неприкосновенности её так называемую «влюблённость» в него.       Снейп и раньше отдавал себе отчёт, чего стоит её «влюблённость». Сейчас он лишь убедился в своей правоте. Желание подчинить, приручить «слизеринского монстра», испытать на нём силу своих пробуждающихся женских чар, потешить самолюбие, инстинкт собственницы… Какой контраст на фоне Лавгуд… При мысли о Луне Снейп почувствовал в сердце укол нежности. Конечно, девчонка страдает без встреч с ним. Так же, как и он. А виной всему эта змея, которая сидит перед ним в ожидании его решения. И втайне надеется, что он поможет ей выбраться из того дерьма, которым она не только попыталась облить их, но и испачкалась сама. Стереть бы ей полностью память обо всём, включая её «чувства» к нему — и тем самым радикально решить вопрос раз и навсегда. Но если Дамблдор захочет заглянуть в её сознание и не увидит там этих самых «чувств», он сразу поймёт, что девчонке стёрли память и заподозрит, что у Снейпа была веская причина сделать это. Поэтому придётся убирать воспоминания Паркинсон очень аккуратно. Ювелирная работа, но ничего не поделаешь — ему придётся сделать её ради их с Луной безопасности.       Ну вот. Это случилось. Он наконец смог назвать её по имени. Хотя бы мысленно. Подумав о том, что Паркинсон уже успела распустить грязные слухи о его девочке, он едва сдержался, чтобы не применить к этой дряни какое-нибудь болевое заклинание. Разумеется, он понимал, что это бесполезно. Грязные слухи всё равно будут циркулировать по школе — это неизбежно. Но искушение наказать виновницу того, что его чистую, милую Луну, почти ребёнка, будут поливать грязью из-за связи с ним, было слишком велико.       Пауза затягивалась. Нервы Пэнси были натянуты до предела. Но она не подавала виду — держалась прямо, вот только не могла заставить себя посмотреть на Снейпа. Изредка бросала на него беглый взгляд и опускала глаза, пряча их за длинными ресницами. Напряжение росло. Пэнси хотелось вскочить и накинуться на Снейпа с кулаками, громко крича: «Да делай уже что-нибудь!»       Бросив на Паркинсон взгляд, в котором промелькнула и тут же погасла ненависть, Снейп наконец разомкнул плотно сжатые губы и произнёс: — Итак, Паркинсон, насколько я понял, вы и сами уже осознали, какую глупость совершили. По крайней мере, это делает честь вашим умственным способностям.       Пэнси молча опустила голову. Сказать ей было нечего. — И теперь вы втайне надеетесь, что я, несмотря на всё, помогу вам выпутаться из этой ситуации, — продолжил он полувопросительно — полуутвердительно.       Пэнси бросила на него быстрый взгляд из-под ресниц и вновь промолчала. К чему слова, если он и так всё знает?       Снейп брезгливо скривил губы. Его взгляд был полон презрения. — Сидите спокойно и не дёргайтесь. Разумеется, если хотите, чтобы я вам действительно помог, -процедил он, вынимая из кармана волшебную палочку.       Пэнси метнула в него ещё один быстрый взгляд и вновь, ничего не сказав, опустила глаза. Ей ничего не оставалось, как положиться на волю Снейпа и ждать, что он действительно поможет ей выпутаться из создавшейся ситуации. Конечно, в первую очередь себе и этой своей… ненормальной. Но заодно и ей тоже, потому что он сам в этом заинтересован. — Легилименс!       Снейп тщательно обследовал сознание Пэнси, решая, что нужно там оставить, а что безоговорочно убрать. — Обливэйт! — и всё, связанное с её слежкой за ним с Лавгуд исчезло из её памяти вместе с жаждой мести.       Снейп оставил Пэнси состояние влюблённости в него и неудовлетворённость его невниманием к ней. Чувство обиды, злости и досады пускай тоже остаётся, как мотивация её поступка. Вот только пускай всё это будет направлено на него одного. Снейп тщательно отбирал воспоминания Пэнси о её знаках внимания к нему, которые он игнорировал. Если Дамблдору вздумается порыться в её мозгах, он должен увидеть, отчего девчонка так взъелась на Снейпа. Он тщательно, ювелирно вырезал ненужное, стараясь, чтобы оставшиеся образы сохраняли логическую связь и не производили впечатление обрывочных, скорректированных. У директора не должно возникнуть ни малейшего подозрения в том, что Снейп поработал над сознанием Паркинсон. Хвала Мерлину, та сидела спокойно, полностью положившись на его мастерство.       Снейп продолжил. Нужно оставить в её памяти причины, по которым она выбрала в качестве объекта его внимания именно Лавгуд. Оставляем их вражду и стычки, кроме тех, в которых Паркинсон предупреждает её не «тереться возле Снейпа». Обязательно убрать воспоминания о портрете. Пусть и сама она думает, что ненавидит Лавгуд из-за её странностей и дружбы с гриффиндорцами.       Снейп ещё раз проверил свою работу. Кажется, всё в мозгу Паркинсон выстроилось в логическую цепочку: «влюблённость» в Снейпа- неприязнь к Лавгуд — желание отомстить ему — использование её в качестве средства для мести. Нигде в воспоминаниях Паркинсон Снейп с Луной не пересекались. Кажется, всё.       Снейп опустил волшебную палочку и откинулся на спинку стула. Эта работа отняла у него массу сил. Он быстро смахнул бисеринки пота со лба, придал лицу обычное холодное выражение и внимательно следил за тем, как Пэнси приходила в себя.       Поняв, что она уже осознанно воспринимает действительность, Снейп скривил губы и недовольно произнёс: — И ещё, Паркинсон. Разберитесь наконец с конфликтом между первокурсницами. На своём факультете я не допущу случаев травли. Для этого есть другие факультеты. — Конфликт? — удивлённо переспросила Пэнси. — Какой конфликт? — Паркинсон, — голос Снейпа стал совсем ледяным. — Если вас тяготят обязанности старосты — можете отказаться от них. Но пока вы этого не сделали, будьте добры их выполнять. Почему я должен сообщать вам о том, что происходит на факультете, а не наоборот?       Кровь прилила к щекам Пэнси. Как она могла упустить что-то из происходившего вокруг? Как допустила, что ему приходится делать ей подобную выволочку? Чем была занята её голова? Пэнси попыталась вспомнить, что отвлекло её от выполнения своих прямых обязанностей — и не смогла. Заметив на её лице следы усилий, направленных на поиски стёртых воспоминаний, Снейп заявил: — Паркинсон, надеюсь, вы сделаете соответствующие выводы и пересмотрите отношение к своим обязанностям. До сих пор вы устраивали меня в качестве старосты. Не заставляйте меня менять мнение о вас.       Пэнси вновь вспыхнула. Да! Она сделает всё от неё зависящее, чтобы и впредь не разочаровывать его. Чтобы иметь возможность почаще видеться с ним, говорить с ним, пусть даже на темы, касающиеся факультетской жизни, но всё же…       И тут Пэнси вспомнила, что заставило её забыть о своих обязанностях старосты. Она разозлилась на Снейпа! Разозлилась за то, что он ни разу не откликнулся на те знаки внимания, которые она так недвусмысленно оказывала ему. Разозлилась до такой степени, что решила отомстить, написав письмо директору и очернив Снейпа в его глазах. Мерлинова борода! Что же она наделала? Теперь из-за неё у Снейпа будут неприятности. Впрочем… Пускай. Наказывать его директору не за что, поскольку ничего предосудительного Снейп на самом деле не делал. Да и кто всерьёз поверит, что у него могут быть какие-то отношения с этой ненормальной Лавгуд? А пока Дамблдор будет это проверять, Снейп понервничает, позлится — и этим искупит свою вину перед ней.       А что, если директор узнает, что письмо написала она и заставит её отвечать за попытку оклеветать преподавателя? Тогда Пэнси покается, что влюбилась в Снейпа и была не в себе от его невнимания. Пустит слезу и попросит простить её глупую влюблённость. Старик растает и простит. Ну, поругает её. Из школы-то не выгонит. За влюблённость и глупость из школы не выгоняют. Пэнси усмехнулась. — Чему вы ухмыляетесь, Паркинсон? — грубый голос Снейпа вывел Пэнси из задумчивости. Всё это время Снейп следил за её мыслями и остался доволен — они двигались в правильном направлении. — Тому, что вас устраивало, как я справляюсь со своими обязанностями старосты, сэр. Обещаю, что оправдаю ваши ожидания и в дальнейшем. — Надеюсь, — процедил сквозь зубы Снейп. — У вас всё? — Да. — Вы свободны.       Пэнси поднялась, чуть пошатнулась, но удержалась на ногах и быстро направилась к выходу. По пути в Большой зал она всё время прислушивалась к себе. У неё было стойкое ощущение, что она что-то забыла, упустила и никак не может вспомнить, что именно. Впрочем, когда Пэнси оказалась среди своих и окунулась в повседневные обязанности, это чувство ослабело, а после исчезло вовсе. И впоследствии лишь иногда напоминало о себе, вызывая лёгкое беспокойство и ощущение, что она что-то не доделала, упустила, не учла. Но Пэнси скоро привыкла к нему и перестала обращать на него внимание. ***       Придя на завтрак в Большой зал, Снейп по обыкновению окинул помещение быстрым безразличным взглядом, мгновенно выделив Луну из толпы галдящих, болтающих, жующих и читающих свежий выпуск «Ежедневного пророка» студентов. Девчонка сидела с обычным полусонным видом и не казалась расстроенной. Мысленно похвалив её за это, Снейп, однако, отметил, что она почти ничего не ест. Понимая, что она следит за каждым его движением, Снейп взял вилку и энергично принялся за еду, стараясь подать ей пример и призвать следовать ему. Он не знал, как Лавгуд интерпретирует его действия. Возможно, обидится на его хороший аппетит, сочтёт его признаком того, что он не скучал по ней. Но Снейп действительно зверски проголодался после усилий, затраченных на очистку сознания Паркинсон. Поэтому ел, в надежде, что Луна поймёт — ей нужно поддерживать силы, так же, как и ему.       И, кажется, она всё поняла правильно — вздохнула и усилием воли заставила себя съесть бутерброд, запивая его чаем. Ну хоть так. Конечно, этого мало, чтобы дотянуть до обеда. Но всё же не пустой желудок.       Несколько раз в течение завтрака Снейп ощутил на себе быстрый, испытующий взгляд Дамблдора. Старик понимал, что копаться у него в мозгах бесполезно — он наткнётся на надёжный щит. Ничего не узнает, а себя выдаст. Поэтому он лишь пытался по внешнему виду Снейпа угадать, действительно ли тот опустился до сожительства со студенткой. Как будто он такой идиот, что не сумеет скрыть этот прискорбный факт. Он, который мог скрыть всё, что хотел, от Волдеморта! Снейп мысленно ухмыльнулся, и ухмылка эта носила характер весьма и весьма издевательский. «Ну, давай, уличи меня в аморальном поведении!» — подумал он с каким-то бесшабашным, весёлым и злым азартом, совершенно ему не свойственным, продолжая с аппетитом поглощать содержимое тарелки.       Кажется, Дамблдор и сам понял всю бессмысленность своих попыток по лицу и поведению Снейпа узнать что-либо о его жизни и перестал обращать на него внимание. Интересно, что старик предпримет дальше? Вызовет его на разговор сразу? Или постарается проследить? Снейп выбрал бы второй вариант. И Дамблдор, скорее всего, остановится на нём же. Значит, его решение переждать и несколько дней не встречаться с Лавгуд было верным.       Снейп поймал себя на том, что вновь называет её по фамилии. Ему так легче и проще. А Луна… Луна — это для других обстоятельств места и времени. Луна — это для тех минут, когда он думает о ней с нежностью и изнывает от тоски по ней в её отсутствие. Как было вчера вечером… Как будет сегодня. И ещё несколько долгих и томительных вечеров, которые придётся провести, не видя её. Мог ли он подумать, что это будет так тяжело? И что сама мысль об этом заставит его внутренне содрогаться, а всё его существо — противиться такой необходимости?       Бросив ещё один взгляд на Лавгуд, Снейп встал из-за стола. Всё. Хватит. Сегодня у неё нет его урока. Это значит, что видеться они смогут лишь здесь, в Большом зале. Издалека. При всех. Оглушить бы их всех — тех, кто толпится вокруг, наблюдает, подглядывает, подслушивает… Оглушить, ослепить и броситься к ней. Обнять, прижать к себе крепко-крепко. Запустить пальцы в волосы и прошептать: «Потерпи. Потерпи, это ненадолго. Всё будет хорошо».       И хотя Снейп понимал, что «всё хорошо» вряд ли может продолжаться долго в тех условиях, в которых им приходится жить, что обстоятельства дают слишком мало причин для подобного оптимизма, но ему так хотелось утешить её, успокоить, избавить от тоски и тревоги, что ради этого не грех было и соврать.       Снейп, ни на кого не глядя, быстрым шагом покинул Большой зал. Впереди его ждал обычный рабочий день, наполненный совершенно необычными мыслями, чувствами и настроением. Проводив его незаметным взглядом из-под опущенных ресниц, Луна медленно поднялась со своего места и побрела на урок, совершенно убитая и подавленная перспективой не видеться с ним какое-то время и, что хуже всего, неопределённостью — какое именно. ***       Весь день за завтраком, обедом и ужином Дамблдор незаметно наблюдал за этими двумя. Разумеется, он не рассчитывал понять что-либо по поведению Снейпа. Северус умел скрывать всё, что считал необходимым скрыть. Но Лавгуд… Лавгуд вела себя как обычно. Вполне возможно, что полученное им письмо –ложь. Но Дамблдор хотел убедиться в этом самостоятельно.       Поэтому, дождавшись указанного в письме часа, Дамблдор вызвал Токи. — Отправляйся в кабинет Защиты от Тёмной Магии, — велел он домовику. — Если профессор Снейп там, вручи ему эту записку. Возвращайся и расскажи, с кем он был и что делал.       В записке значилось: «Северус, пришли мне с Токи новую порцию лекарства. Надеюсь, оно уже готово. Альбус».       У Дамблдора действительно заканчивалась мазь для его больной руки, приготовленная Снейпом. И Снейп действительно должен был приготовить ему новую порцию снадобья. Так что с этой стороны действия Дамблдора не должны были вызвать у него подозрений в слежке. — Если его там нет, выясни, где он, с кем и чем занимается, — продолжил он. — Слушаю, господин директор Дамблдор, — эльф согнулся в три погибели и исчез с лёгким хлопком.       Спустя пару минут домовик вернулся, держа в руке склянку с целебной мазью. Он поклонился директору и почтительно доложил: — Господин директор Дамблдор! Господина профессора Снейпа не было в кабинете Защиты от Тёмной Магии. Токи нашёл господина профессора в его покоях. Господин профессор Снейп был один, он сидел за столом и что-то писал. Токи попросил у него лекарство и господин профессор Снейп тут же вынес ему эту склянку. — Прекрасно, Токи, — Дамблдор улыбнулся в бороду. — Мне нужно, чтобы ты пару дней последил за профессором Снейпом по вечерам. Скажем, от восьми до десяти часов вечера. Где он бывает и с кем встречается. Но так, чтобы профессор Снейп не заметил этого. — Токи понял хозяина. Токи выполнит приказ, — домовик снова поклонился. — После этого будешь приходить ко мне и рассказывать обо всём, что увидишь. — Слушаюсь, господин директор Дамблдор, — за этим последовал ещё один поклон. — Сегодня вечером тоже проследи за ним. Если он ни с кем не встретится, можешь не докладывать мне. — Слушаюсь, хозяин, — Токи снова поклонился. — Ты свободен, Токи, — сказал Дамблдор.       Отпустив эльфа, Дамблдор довольно улыбнулся. Он подозревал, что полученное им послание — фальшивка. Сегодняшний вечер подтвердил эти предположения. Но следовало проверить всё досконально. Он должен убедится, что во вверенной ему школе не происходит ничего аморального. А также в том, что чутьё и знание людей не подвело его на этот раз и Снейп, о котором он, казалось, знает всё, не злоупотребляет его доверием. После их памятного разговора, закончившегося демонстрацией патронуса в виде лани, Дамблдор начал сомневаться в том, настолько ли он хорошо изучил этого человека.