Побочный эффект

Evanescence\Give Unto Me (Instrumental) Savage Garden\Truly Madly Deeply       Большому залу уже был возвращён его прежний вид. В нём больше не было огромных елей, украшенных золотыми шарами и мишурой. Праздники закончились, и Большой зал вновь стал прежним. Впрочем, ему всегда хватало сказочности и необычности без рождественского антуража.       Луна пришла на ужин одной из первых. Она долго не приступала к еде, отрешённо разглядывая входящих своим обычным взглядом, направленным как бы сквозь них. Это, однако, не помешало Луне заметить как своих друзей-гриффиндорцев, которым она приветливо кивнула, так и Пэнси, по которой она лишь скользнула равнодушным взглядом. Пэнси вошла в Зал, гордо задрав подбородок и, не глядя по сторонам, заняла своё место за слизеринским столом. Скорчила презрительную гримаску и небрежно бросила что-то в ответ заговорившей с ней Дафне Гринграсс.       Луна отвела от неё глаза и небрежно взглянула в сторону преподавательского стола. И очень вовремя. Снейп как раз усаживался на своё место, почти незаметным кивком отвечая на приветствия коллег. Привычно-равнодушный взгляд, которым он окинул Зал, мельком скользнул по Луне, отчего сердце у неё заколотилось часто-часто, щёки вспыхнули и что-то сладко задрожало под ложечкой. Снейп отметил про себя, как девчонка на мгновение изменилась в лице, но тут же взяла себя в руки и постаралась придать своему облику обычное полусонное выражение. Мысленно Снейп похвалил её и, закончив беглый осмотр Зала, принялся за еду. Он надеялся, что Луна поняла — ему нужно кое-что сказать ей. Ведь и сама она должна с нетерпением ожидать сообщения от него. Так что в её интересах оказаться как можно ближе к нему — Снейп рассчитывал на её догадливость.       Покончив с ужином, Снейп ещё раз окинул взглядом факультетские столы. Девчонка оставалась на месте, продолжая вяло ковырять вилкой в тарелке. Вот и молодец. Она поняла, что от неё требуется.       Снейп встал и медленно направился к выходу, глядя перед собой застывшим взглядом. Луна подняла глаза от тарелки и украдкой наблюдала за ним. «Только не отводи взгляд!» — мысленно приказывал ей Снейп. И Луна словно услышала этот приказ, продолжая машинально, без всякого видимого интереса следить за его приближением.       Снейпу было достаточно нескольких секунд, чтобы произнести невербальное: «Легилименс», встретиться с её глазами, позволить ей, как обычно, без труда проникнуть в своё сознание и показать ей дверь классной комнаты на третьем этаже, где он собирался ждать её сегодня вечером. Убедившись, что Луна всё поняла, а заодно с удовлетворением заметив, как она соскучилась, Снейп величественно проследовал мимо, изобразив на лице столь знакомую всем презрительную гримасу. Луна опустила взгляд и стала быстро доедать остатки ужина. Она не могла не заметить его нетерпения. Он соскучился, он ждёт её! Сердце Луны забилось в груди радостной птичкой. Ох, скорей бы восемь часов! Нужно только следить за лицом и не выдавать своей радости. Луна попыталась взять себя в руки и нацепить на лицо обычную безмятежную маску. Мерлин, как же это трудно! Бедный Северус, ему приходится делать это постоянно, почти всю жизнь. Впрочем, Луна знала, что притворство давалось ему без труда — это была привычка, выработанная годами. Только вот ей не хотелось приобретать такую привычку. Ей хотелось любить Северуса, ни от кого не таясь и гордиться своей любовью.       Луна вздохнула, поднялась с места и медленно пошла к выходу. Ни она, ни покинувший Зал Снейп не обратили внимания на несколько пар глаз, заинтересованно наблюдавших за ними со стороны слизеринского стола. Когда Снейп медленно шёл к выходу, Миллисента наклонилась к сидящей рядом Пэнси и громким шёпотом спросила: — Паркинсон, ты уверена, что Снейп мутит с Лавгуд?       Пэнси повернула голову и с удивлением уставилась на неё: — Снейп мутит с Лавгуд? — её голос был тих, но Миллисента замахала на неё руками и зашикала: — Да тише ты! Чего орёшь? Ты ведь сама нам это сказала. Правда, Дафна?       Миллисента повернулась к сидящей рядом Гринграсс. Та утвердительно кивнула, вглядываясь в лицо Пэнси и пытаясь понять, что вызвало её удивление. Ведь она действительно сама рассказала им эту новость, а теперь ведёт себя так, будто впервые слышит о ней.       Пэнси потёрла лоб. Когда же она успела сказать им? И, главное, откуда она сама узнала об этом? И почему ничего не помнит? И если это правда… Пэнси задохнулась от возмущения. Если у этой придурковатой Лавгуд действительно что-то есть со Снейпом… Пэнси должна это выяснить и как можно скорее! — А вы сами как думаете? — спросила Пэнси, ни к кому конкретно не обращаясь. Дафна неопределённо пожала плечами. А Миллисента ответила: — Трудно сказать. Мы наблюдали за ними до каникул. Ничего такого не заметили. Но по Снейпу разве можно сказать что-нибудь определённое? У него лицо всегда одинаковое. Даже если он влюбился, по нему ничего не поймёшь. — Влюбился? — Пэнси презрительно скривила губы. — Не думаю, что он способен на это. Тем более — в кого? В эту сумасшедшую? Скорее всего, они просто трахаются. Вот она могла на него запасть. Надо бы за ней проследить. Поможете?       Дафна недовольно поджала губы: — Прости, Паркинсон, но у меня есть более важные дела, чем рыскать по школе и выслеживать какую-то ненормальную. — Даже если она своими домогательствами позорит нашего декана? — взгляд Пэнси, устремлённый на Дафну, был возмущённым и обвиняющим. — У нашего декана должна быть своя голова на плечах. Он должен думать о последствиях и о том, как подобная связь выглядит в глазах окружающих. — А если она подлила ему Амортенцию? — не сдавалась Пэнси. — Его же тогда нужно спасать от приворота. — Если бы она подлила ему Амортенцию, — по губам Дафны скользнула бледная улыбка, — он бы вёл себя по-другому. Тогда бы все заметили, что он помешался на Лавгуд. Так что приворота тут нет и спасать его не от чего. — А ты? — повернулась Пэнси к Миллисенте. — Ты поможешь проследить за ними? — Я-то помогу, — охотно согласилась Булстроуд. — Только скажи, что нужно делать. — Хорошо, — кивнула Пэнси. — Скажу. Вот только сама подумаю, что именно нужно делать. Идёмте, хватит болтать. Вон Лавгуд уже потащилась к выходу. Сейчас я прослежу, куда она пойдёт. А ты, Милли, присмотри за нашим Снейпом. Если он куда-то отправится, незаметно выясни — куда. — Хорошо! — маленькие глазки Миллисенты довольно вспыхнули. Судьба дарила ей интересное приключение, тем более притягательное, что следить за Снейпом — развлечение опасное и от этого ещё более возбуждающее.       Впрочем, ни Пэнси, ни Миллисента так и не получили точного подтверждения своей версии. Правда, они получили пищу для размышлений. Пэнси проследила, как Луна скрылась за дверью своего факультета. Наложив на себя дезиллюминационное заклинание, Пэнси осталась ждать у входа в башню Райвенкло, но Луну так и не увидела. Зато она увидела, как дверь открылась, выпуская кого-то невидимого и тут же закрылась снова. Пэнси не слыхала шагов, видимо, вышедший применил ещё и Заглушающее заклинание. Поэтому она не смогла последовать за невидимкой, ориентируясь на звук ходьбы. А применить «Гомениум ревели» она не решилась, чтобы не обнаружить себя. Впрочем, она была почти уверена, что это именно Лавгуд выскользнула за дверь, чтобы тайно отправиться на свидание. Её предположение ещё более окрепло после разговора с Милли, которая поведала о том, как она, стоя за углом, услышала шум открываемой двери покоев Снейпа. Когда же дверь закрылась, и Милли выглянула в коридор, она никого там не увидела. Это означало только одно — Снейп применил Чары невидимости. А куда он мог отправиться с такими предосторожностями? Только на свидание.       Пока Миллисента зло хихикала, потешаясь над слабостью профессора, Пэнси душил гнев. Как он мог? Как позарился на эту… на эту… Пэнси задыхалась, не находя слов, подходящих для этой дряни. Для шлюхи, посмевшей отираться рядом с её деканом. Впрочем, Пэнси отдавала себе отчёт, что ей плевать на честь факультета и прочие условности. И что бесит её только одно — Снейп предпочёл эту пучеглазую идиотку ей самой. Что в его глазах сумасшедшая Лавгуд лучше, чем она, Пэнси Паркинсон. И этого простить было нельзя. Их следует наказать. Обоих. Как? Пэнси ещё не знает. Но обязательно придумает. ***       Если бы Луна, выйдя из башни Райвенкло, сделала то, что Снейп вменил ей за правило, а именно — применила Гомениум ревелио, она обязательно обнаружила бы присутствие Пэнси. Но Луна слишком долго была лишена встреч с ним, слишком торопилась увидеться с любимым, сгорая от радостного нетерпения, а потому забыла о необходимости применять Заклинание обнаружения при выходе из башни и по пути в кабинет. Вспомнила она об этом, уже стоя перед дверью класса и собираясь постучать в неё. Луну словно током ударило. Что она наделала? Она не проверила, следят ли за ней. Не выполнила указаний Северуса. Какая же она дура! Луна повернулась к двери спиной, достала волшебную палочку и, взмахнув ею, тихо произнесла: — Гомениум ревелио.       Коридор был пуст. Вокруг не было ни одной живой души. Луна с облегчением вздохнула и тихонько поскреблась в дверь.       От его негромкого бархатного «Войдите» по всему телу поползли мурашки. Луна содрогнулась от сладкого томления, волной прокатившегося от затылка вниз, туда, где вдруг стало горячо и влажно. Луна тихонько открыла дверь и так же неслышно прикрыла её за собой. В классе никого не было. Однако, голос, произносивший все необходимые заклинания для защиты от постороннего вторжения и от любопытных ушей, не оставлял сомнений в том, что сейчас она увидит его обладателя. Вот сейчас… Ещё мгновение…       Луна произнесла контрзаклятие почти одновременно с Северусом. В одно мгновение оба стали видимыми. Они стояли друг напротив друга, тяжело дыша, а их взгляды были столь красноречивыми, что не требовали слов. Да и что говорить, если за те мгновения, что Снейп проводил легилименцию в Большом зале, они и так поняли, насколько стосковались друг по другу и по этим встречам. Как они ждали их, как тяжело им было без них. Как каждый из них необходим другому. И как они счастливы от того, что снова видят друг друга — так близко, только протяни руку…       Увидев, как Луна потянулась к нему навстречу, готовая вот-вот броситься на шею, Снейп внутренне сжался. Если сейчас она сделает это, уже ничто не сможет его остановить. Случится то, за что он сам будет ненавидеть и казнить себя, то, чего ему так хочется и чего делать ни в коем случае нельзя. По крайней мере, сейчас. — Лавгуд! — окрик получился настолько резким и злым, что он сам похолодел внутри, глядя, как девчонка вздрогнул и непонимающе уставилась на него расширившимися от страха глазами. — Надеюсь, вы повторяли дома всё то, что мы с вами выучили на наших занятиях?       Продолжение вышло менее резким, но во взгляде девчонки Снейп ясно прочитал обиду и разочарование. Совсем не этих слов она от него ждала. Ну, ничего. Пусть не думает, что теперь она получила право на нечто большее, чем занятия магическими науками. Пусть лучше обижается на него за это, чем…       Снейп закусил губу. Девчонка готова вот-вот расплакаться, а этого он не вынесет. — Я жду ответа, — сухо бросил он и, чтобы не видеть её глаз, повернулся спиной и медленно пошёл вдоль парт к учительскому столу, ощущая себя полной скотиной и самым отвратительным чудовищем на свете. Что ж, создавать о себе такое впечатление — это, пожалуй, лучшее, что он умеет делать в жизни.       Луна дождалась, пока он подойдёт к столу и повернётся к ней. Она виновато вздохнула и честно призналась: — Нет, господин профессор. Я на каникулах не повторяла пройденное. — В таком случае вы займётесь этим сейчас. Встаньте здесь, — он указал ей место в проходе между партами и, когда Луна заняла его, произнёс: — Начнём.       Занятие длилось больше часа и пролетело незаметно для обоих. Снейп остался доволен — девчонка помнила всё, чему он её научил. Понадобилось лишь несколько небольших корректировок, но в основном её навыки остались на прежнем уровне.        Луна тоже осталась довольна собой. Она быстро перестала обижаться на Снейпа, увлечённая повторением заклинаний. Тем более что понимала причину такого отношения к ней Северуса. Для Луны не было секретом, чего так опасается её профессор. Она понимала его. Но это не мешало ей испытывать досаду от того, что он считает её маленькой и что до момента, когда она в его глазах станет взрослой, должно пройти ещё слишком много времени. Неужели он не видит, что она уже не ребёнок? Не понимает, как невмоготу ей ждать собственного совершеннолетия? Как она любит его? Неужели всё это не может заставить его пренебречь бессмысленными условностями и сделать счастливыми их обоих?       Луна думала об этом всё время, возвращаясь к себе и продолжила думать уже лёжа в постели перед сном. Боль от невозможности быть с ним смешивалась с надеждой, что её любовь всё же заставит Северуса пересмотреть своё отношение к ней. К этим чувствам примешивалось счастье от встречи с ним и от возможности видеться каждый день. Луна уснула, убаюканная этими чувствами с верой в то, что всё образуется и всё будет в порядке. Северус об этом обязательно позаботится. Ведь он может всё. ***       Рождественские каникулы прошли для Джинни Уизли слишком напряжённо. Что-то не давало ей покоя, мучило и раздражало. А началось всё в тот день, когда Гарри пригласил Луну на вечеринку к Слагхорну. Сначала Джинни обрадовалась, увидев счастливое лицо Луны. За обедом в ответ на возмущения Рона, который громко кричал, что Гарри мог выбрать любую девочку, а выбрал полоумную Лавгуд, Джинни резко осадила брата: — Не называй ее так, Рон!       И похвалила Гарри за его выбор.       Зато вечером всё пошло наперекосяк. Придя на свидание с Дином Томасом, Джинни ощутила странное раздражение. Казалось бы — отчего? Перед ней был прежний Дин, с которым ещё вчера ей так нравилось целоваться в тёмных уголках Хогвартса. Но сейчас всё в нём раздражало Джинни — его голос, манера говорить, его руки, которые тут же привычно полезли к ней под блузку, его губы, показавшиеся вдруг отвратительно слюнявыми… После первого же поцелуя Джинни вырвалась и зло взглянула на Дина: — Ты что, целоваться разучился? — С чего бы это? — Дин был весел. Он ещё не понял, что происходит. — Откуда я знаю — с чего? — фыркнула Джинни. — Раньше ты делал это получше. — Ну, иди сюда, попробуем повторить, как раньше, — Дин схватил её за руку, притянул к себе и крепко впился в её губы.       Джинни попыталась вырваться, чувствуя, что ей действительно противно. Но Дин держал её крепко и отпустил лишь тогда, когда посчитал нужным завершить поцелуй. Джинни демонстративно вытерла рот рукой и зло зашипела на Дина: — Или ты будешь нормально целоваться, или я уйду! — Да что с тобой? — Дин действительно не понимал, что происходит. — Всегда так целовались. Тебе нравилось… — А сейчас не нравится! — отрезала Джинни. — Всё, на сегодня с меня хватит. Я иду к себе. — Какая муха тебя укусила? — Дин был огорчён, но пытался скрыть это под маской грубости. — Чего тебе не так? — Да иди ты… — бросила Джинни, чуть не плача, и развернувшись, быстро зашагала прочь, моля Мерлина только об одном — чтобы Дин не увязался следом.       К её счастью, Дин крикнул ей вслед: — Ну и ладно! Счастливого Рождества! — И тебе тоже, — зло проворчала Джинни себе под нос.       Всю ночь перед отправкой домой она пыталась понять, что же произошло. И, кажется, до неё дошло. Гарри. Всё дело в Гарри. Пока Джинни думала, что у него никого нет, она была спокойна. А сейчас в ней вдруг вспыхнула самая настоящая ревность. Неужели Гарри влюбился в Луну? Не может быть… Скорее всего, он пригласил её по-дружески, из жалости. Возможно, он счёл себя обязанным сделать это в благодарность за помощь, которую Луна оказала им тогда в Отделе тайн. А вдруг нет? А вдруг он и правда влюбился в Лавгуд? От этой мысли Джинни бросило в жар. Что же она наделала? Ведь ей всегда нравился Гарри. А с Дином она встречалась потому, что ей было приятно, когда тот обратил на неё внимание. Приятно и… И хотелось позлить Гарри? Возбудить его ревность? Вот и возбудила. Только не она, а Луна. И не в нём, а в ней.       Все каникулы Джинни исподтишка пристально наблюдала за Гарри, пытаясь понять, скучает он по Луне или нет. Кажется, не скучает. А вдруг? Вдруг только делает вид? Как бы это узнать? Может быть, спросить у самого Гарри? Если он ответит, что всё это выдумки — тут есть два варианта. Первый и самый лучший — он говорит правду. Второй — он врёт. Хуже всего, если он напрямую признается, что у них с Луной действительно любовь. И что тогда делать Джинни? Возвращаться к Дину?       От этой мысли её передёрнуло. Ну уж нет! К Дину она ни за что не вернётся! Потому что противно. И у Гарри спрашивать ничего не станет, раз всё равно не сумеет понять, врёт он или говорит правду. Что же делать? По возвращении в Хогвартс спросить обо всём у Лавгуд? Обычно она всем и всегда говорит правду. А если на этот раз захочет её скрыть? А Джинни обязательно нужно узнать правду.       Как же это сделать? Как? «Дура, — обругала себя Джинни. — Конечно, проследить за Гарри. Ведь он где-то пропадает почти каждый вечер. Нужно обязательно узнать, где». Эта мысль успокоила Джинни. Она давала ей возможность действовать, а не полагаться на чьи-либо утверждения. Джинни узнает правду, какой бы отвратительной она ни была. ***       Вечером восьмого января Снейп, весьма довольный успехами Луны, но тщательно скрывающий своё одобрение под маской холодного безразличия, заявил: — Завтра занятий не будет. Встречаемся послезавтра в восемь тридцать на шестом этаже. Вторая дверь от лестницы по правой стороне. Знаете, где это?       Луна кивнула. На лице у неё было написано такое разочарование, что Снейп понял — он правильно поступил, перенеся занятие на послезавтра. Несомненно, девчонка задумала поздравить его с этим идиотским днём рождения, несмотря на то, что она знает, как он относится к подобному.       Луна набралась храбрости, подняла на профессора глаза и спросила: — Вы… вы завтра будете отмечать свой день рождения?       Снейп задохнулся от такой наглости. Как она посмела даже предположить такое?! Тем более высказать своё дурацкое предположение вслух? Она ведь точно знает, как он «отмечает» этот, с позволения сказать, «праздник»! Как он вообще относится к факту своего появления на свет. Надо же было оказаться таким идиотом, чтобы припереться туда, где никто его не ждал и не любил, где он никому не был нужен! Для чего? Чтобы стать убийцей и потом всю жизнь корчиться в муках, казня себя за содеянное? Прекрасный повод для празднования! Снейп давно уже приучил себя проживать этот день, как обычный, ничем не примечательный в череде прочих. Хоть это ему и не всегда удавалось. Иногда мысли о том, что именно в этот день он сдуру вылез на свет, приводили к тому, что он вечером напивался — с досады на себя и на собственную глупость. Но, в целом, с годами Снейп научился спокойно переживать этот день, благо, никто не донимал его ни поздравлениями, ни подарками.       И вот теперь Лавгуд с её понятиями о том, что его день рождения имеет какое-то значение. «Но ведь она любит тебя. Ты — значимый для неё человек. И она хочет показать тебе это, — спокойно возразил здравый смысл. — А твоё сопротивление — результат твоего обычного отношения к себе. Ты считаешь, что не достоин ни её любви, ни её стремления делать для тебя что-то хорошее».       Как бы то ни было, Снейп не собирался участвовать в фарсе с поздравлением «себя любимого». Он не позволит девчонке нарушать привычный уклад своей жизни. Пусть всё идёт обычным путём. А девчонку он сумеет поставить на место.       Снейп устремил на Луну тяжёлый взгляд пустых, ничего не выражающих глаз. Под этим взглядом девчонка съёжилась и опустила голову. — Лавгуд. Вам лучше всех должно быть известно, как я отмечаю день собственного рождения, — холодно произнёс Снейп. — Да, — кивнула Луна. — Поэтому я подумала, что для вас это обычный день и удивилась, что вы отменили наши занятия. — Так вы считаете, Лавгуд, — Снейп шагнул к Луне навстречу, не отводя от неё грозного взгляда, — что у меня не может быть никаких дел, кроме занятий с вами?       «Сидеть в одиночестве и пить огневиски?» — подумала Луна, а вслух произнесла: — Конечно, у вас могут быть дела, господин профессор. Но мне кажется, вы просто боитесь, что я буду поздравлять вас с днём рождения.       Снейп гневно сверкнул глазами. Его побелевшие губы шевельнулись в попытке что-то сказать, но с них не сорвалось ни звука. Манера Лавгуд время от времени говорить вслух убийственную правду, вызвала у Снейпа прилив ярости. Впрочем, мгновение спустя он понял, что злится, скорее, на себя за свою дурацкую попытку обмануть девчонку, которая всё про него знает. Перед кем он строит из себя грозного учителя? Перед кем играет роль? Перед человеком, неоднократно бывавшим в его шкуре и знающим его, так сказать, «изнутри»? Идиот…       А Луна, воспользовавшись наступившей паузой, заговорила быстро-быстро: — Господин профессор! Если вы не хотите, чтобы я поздравила вас, я не буду этого делать. Честное слово! Только… давайте завтра встретимся. Я…я…       Луна хотела сказать: «Я так соскучилась по вам! И мне так не хочется, чтобы вы в одиночестве метались по комнате или пили огневиски, глядя в камин». Но она вовремя остановилась, с мольбой заглядывая ему в глаза.       Снейп вздохнул. Ему и самому не хотелось отменять завтрашнюю встречу. И раз уж девчонка пообещала, что воздержится от поздравлений… Почему бы не провести с ней очередной урок? Раз уж он хочет, чтобы завтрашний день был обычным четвергом, ничем не отличающимся от прочих. — В таком случае, Лавгуд, занятие состоится завтра в восемь тридцать в классе на шестом этаже. Вы поняли, где это? — Да, господин профессор, — просияла Луна. — Если вы нарушите своё обещание, следующая наша встреча состоится лишь через неделю, — грозно пообещал Снейп, понимая, насколько смехотворной выглядит его угроза в глазах девчонки.       «Ты сам-то выдержишь неделю?» — спросил он себя. И, взглянув на улыбающуюся Лавгуд, прочитал у неё в глазах тот же вопрос. Впрочем, девчонка тут же погасила весёлые искорки в глазах, спрятала улыбку, потупилась и покорно произнесла: — Да, сэр. Я всё поняла, сэр.       «Да она же смеётся надо мной!» — подумал Снейп, но, на удивление, не испытал ни злости, ни досады. Он был рад, что девчонке удалось уговорить его не отменять занятий, тем более что ему самому этого отчаянно хотелось. Снейп приложил максимум усилий, чтобы скрыть от неё всё то, что он чувствовал сейчас — странное, тёплое чувство — нежность пополам с благодарностью, окрашенное лёгким раздражением на девчонку и на себя оттого, что он позволил себе так быстро сдаться. Но даже само это раздражение было каким-то несерьёзным, тёплым и шуточным. И необычность этого ощущения приятно щекотала нервы. — В таком случае, вы свободны, Лавгуд. Не забывайте о Чарах невидимости и Заклятии обнаружения. — Да, господин профессор, — Луна уже не скрывала радости. — Спокойной ночи, сэр. — Спокойной ночи, — с усилием выдавил из себя Снейп, из последних сил стараясь скрыть от неё, насколько приятна ему эта радость. Роль «слизеринского монстра» и «сальноволосого ублюдка» в её присутствии с каждым днём давалась ему всё труднее. ***       Следующий день, как того и хотелось Снейпу, оказался обычным будничным четвергом. Уроки, проверка домашних заданий, факультетские дела, вечернее занятие с Лавгуд… Но Снейпа весь день отчего-то не покидало ощущение праздничности и необычности происходящего. Отчего? Снейп не понимал, и это его несколько тревожило, будоражило и выбивало из колеи. Лавгуд вела себя сдержанно, в Большом зале не пыталась встретиться с ним взглядом, принимая правила игры, которую они оба вели на людях. Да и сам вечерний урок прошёл, как обычно.       Услыхав его приглушённое «Войдите», Лавгуд проскользнула в дверь класса, немного повозилась у входа, пока Снейп налагал на дверь необходимые заклинания, после чего отменила на себе дезиллюминационное заклятие, поздоровалась и с готовностью взглянула на него своими огромными выпуклыми глазищами. Весь урок девчонка честно держала данное накануне обещание, ни взглядом, ни словом не пытаясь намекнуть Снейпу о его дне рождения или как-то незаметно поздравить его. Снейп остался вполне доволен этим, но в течение всего урока не мог избавиться от ощущения, что что-то не так. Неужели ему неприятно, что она совсем не пыталась поздравить его, сказать какие-то тёплые слова? Неужели он ждал от неё этих слов и втайне надеялся на них, несмотря на собственный запрет? Неужели ему хотелось, чтобы девчонка нарушила и этот дурацкий запрет, и собственное обещание?       По окончании занятия Луна, ни слова не говоря, направилась к выходу. Снейп с удивлением следил за ней. Что-то во всём этом было неправильное. А Луна подошла к последней парте, нагнулась, повозилась под ней и выпрямилась, держа в руках что-то прямоугольное, завёрнутое в ткань, по фактуре и расцветке напоминавшей весёленькую кухонную занавеску.       «Та-а-ак… — саркастически подумал Снейп. — Она всё-таки приволокла подарок. Посмотрим, что она скажет, чтобы оправдать нарушение данного ею слова».       Луна в полной тишине быстрым шагом преодолела расстояние до учительского стола, торопливо развернула ткань и со словами: — Это вам, господин профессор, — протянула ему небольшую картину в скромной рамке.       Снейп даже не взглянул на подарок. Он насмешливо смотрел на Луну, криво ухмыляясь уголком рта. — Итак, Лавгуд, — ядовито произнёс Снейп, — вы всё-таки нарушили данное вами же слово.       Он демонстративно сложил руки на груди и опёрся бедром о стол. Его удивило, что девчонка ничуть не смутилась, словно ожидала услышать от него именно эти слова. — Ничего я не нарушила, господин профессор, — Луна слабо улыбалась, глядя ему прямо в глаза. — Я обещала не поздравлять вас с днём рождения — и не поздравила. Насчёт подарков мы с вами не договаривались. Поэтому возьмите его просто так, без всяких поздравлений.       И Луна вновь настойчиво протянула ему картину. Снейп, до этого сверливший Луну тяжёлым злым взглядом, перевёл его на рисунок.       На полотне размерами около двадцати дюймов в высоту и чуть больше десяти — в ширину был изображён летящий по воздуху фестрал. Причём, казалось, что несётся он прямо на зрителя и вот-вот сомнёт его, толкнёт мощной грудью и затопчет копытами. А на спине у фестрала сидели двое — впереди Луна, а позади неё Снейп. Картина была написана волшебными красками, и в ней явно чувствовалась мощная магия, вложенная художником. Кожистые крылья фестрала чуть подрагивали, грива развевалась на ветру так же, как развевались волосы сидевших на нём людей и чёрная мантия у Снейпа за спиной.       Луна на картине сидела, чуть откинувшись назад, доверчиво прижимаясь к Снейпу, руки которого, схватившие гриву крылатого коня, надёжно удерживали девочку с боков. Глаза Луны были блаженно полуприкрыты. По её губам бродила слабая, но такая счастливая улыбка. Снейп у неё за спиной был серьёзен и сосредоточен. Он весь подался вперёд, его вид выражал ответственность и желание во что бы то ни стало удержать Луну. Но… Щекой и краешком губ он слегка касался её затылка. И, несмотря на отсутствие улыбки, было сразу видно — ему очень хорошо сейчас.       Мастерство художника, писавшего картину, было неоспоримым. Неужели это её работа? Снейп вопросительно посмотрел на Луну. — Это моя работа, господин профессор, — звенящим от волнения голосом произнесла Луна. — И я дарю её вам. Просто так.       Снейп изо всех сил сжал по-прежнему скрещенные на груди руки, пытаясь совладать с собой и проглотить дракклов ком, так некстати вставший поперёк горла. Он вновь перевёл взгляд на картину, чтобы не видеть этих глаз, сияющих ему навстречу глаз, до краёв наполненных любовью и надеждой.       Но и от картины веяло таким светлым, безудержным счастьем, такой любовью, что у Снейпа не нашлось ни одной привычной грубости или язвительного замечания, которое помогло бы ему справиться с охватившим его волнением. Таким постыдным, дурацким, непривычным… Кто и когда дарил ему нечто подобное? Он вспомнил жалкие попытки матери выкроить денег из скудного бюджета, чтобы ко дню рождения купить ему новые башмаки или недорогую сладость. И вопли отца, оравшего, что ведьма со своим отродьем слишком дорого ему обходятся. Никто никогда не пытался подарить ему радость, счастье или любовь. Ни на день рождения, ни просто так. Никто, кроме этой девочки.       Когда Снейп заговорил, голос его был слишком хриплым и не слишком уверенным, чтобы скрыть волнение. — Вы хороший художник, мисс Лавгуд. Благодарю вас… за подарок.       Кто бы знал, каких усилий стоили ему эти слова! Но на обычную грубость он сейчас был просто не способен.       Луна улыбнулась широко и счастливо: — Спасибо, господин профессор! Я очень старалась! — Это заметно, — с трудом выдавил Снейп. — А теперь вы свободны.       Луна понимала, что и так уже получила от него самую высшую похвалу, на которую он только был способен. Поэтому без лишних возражений попрощалась и покинула класс, продолжая счастливо улыбаться.       Снейп не стал долго разглядывать картину. Подхватив её подмышкой, он наложил на себя дезиллюминационное заклинание и быстрым шагом направился к себе. Убедившись, что в коридоре рядом с его жильём никого нет, он быстро вошёл и запер дверь. Вот теперь можно спокойно рассмотреть подарок.       Нет, какова всё же эта Лавгуд? Ей удалось-таки подарить ему картину, несмотря на всё его сопротивление и поставленные перед ней условия. И сделать это так, что он, Снейп, даже не смог отругать её за нарушение установленных им правил! Не смог, потому что в картине, подаренной ему, было столько любви, столько души, вложенной этой девочкой в её произведение, что даже у такого подонка, как он, язык не повернулся причинить ей боль грубостью или насмешкой.       Снейп поймал себя на том, что картина словно затягивает его. Он долго смотрел на полотно, чувствуя, что ему очень хочется прокатиться с девчонкой на фестрале. Чтобы ветер трепал и спутывал их волосы. Чтобы она прижималась к нему, а он держал её вот так — крепко и надёжно. И чтобы незаметно касаться губами её макушки, чувствуя приятное возбуждение от всего вместе — и от полёта, и от этих прикосновений.       Снейп любовался картиной долго. А после с сожалением наложил на неё заклинание, скрывающее изображение от любых посторонних глаз и спрятал подарок на дно чемодана, стоявшего у него под кроватью. Никто не должен видеть этой картины. Никто. Особенно Дамблдор.