Побочный эффект

Muse\Starlight (piano) ATB\Extasy Richard Clayderman\Nostalgy — Северус, это правда, что Гарри не будет принимать участие в матче?       Луна сидела на диване в лаборатории Снейпа и терпеливо ожидала, пока он закончит приготовление зелья, которое мадам Помфри срочно попросила для лазарета. Время было позднее, Луну клонило в сон. Она видела, что Северус тоже устал. Наверное, сегодня они не смогут заняться тем, что так нравилось обоим и окрашивало их жизнь всё новыми и новыми ярчайшими красками. Ну, ничего. Всё равно она сейчас рядом с Северусом, видит его, любуется его чёткими уверенными движениями, ощущает его близость каждой клеточкой тела и частичкой души.       Луна молча любовалась любимым, чтобы не отвлекать его своей болтовнёй. Но сейчас огонь под котлом был погашен, сам котёл накрыт крышкой, а Северус убирал в шкаф остатки ингредиентов и очищал стол и посуду. — Да, это правда, — ответил он, снимая кожаный фартук и оставаясь перед Луной в рубашке с закатанными рукавами, расстёгнутой на груди. Его волосы были собраны в хвост, а не свисали вдоль лица тонкими прядями, отчего нос Северуса казался ещё более крупным и хищным, чем обычно и резко выделялся на худом желтовато-бледном лице с впалыми щеками и резкими складками у губ и между бровей. Луна не знала, отчего он сейчас казался ей таким привлекательным. Она не думала о том, что любой другой человек счёл бы Северуса не только некрасивым, но и довольно страшным. Для неё он был красив той странной величественной красотой, которую даёт человеку его внутренняя сила и уверенность в себе. Поэтому Луна откровенно любовалась им, пользуясь тем, что теперь она может делать это свободно, без оглядки на то, что подумают об этом окружающие. От одного вида его тощей шеи с ямкой под кадыком к сердцу подкатывала нежность. Хотелось прикоснуться губами к его бледной коже, провести по ней кончиками пальцев и замереть от тихого блаженства, вдохнув его запах — такой родной, возбуждающий и одновременно успокаивающий. — Ты не отменишь ему отработку? — Разумеется, нет. Если я не ошибаюсь, он должен играть против Райвенкло? — Да, — вздохнула Луна. — Как ты думаешь, не скажут, что я попросила тебя не отпускать Гарри, чтобы помочь своему факультету? — Глупости, — недовольно фыркнул Снейп. — Вся школа знает, за что я наказал Поттера. Пусть все считают, что я не прощаю ему нападение на Малфоя. Даже МакГонагалл нечего было возразить. При чём здесь ты? — А это не будет выглядеть нечестно? — Луна с сомнением взглянула на Северуса. — Поттер чуть не совершил убийство. Если бы я не появился вовремя, Малфой истёк бы кровью. Это, по-твоему, честно? Поттер ещё легко отделался, — раздражённо буркнул Снейп, подсаживаясь к Луне на диван и обнимая её.       Луна обвила его шею руками и уткнулась лицом в грудь. — Не думай об этом. Я всё сделал правильно, — Снейп нежно погладил её волосы и потёрся щекой о макушку Луны. — Ты устал? — Луна подняла голову и заглянула ему в лицо. — Немного, — Северус поймал губами её губы и поцеловал нежно и мягко, отчего по затылку Луны побежали быстрые мурашки. — Жаль, что я сейчас не могу принести тебе лучшее средство от усталости — порошок из плавников пресноводных заглотов, — с сожалением произнесла Луна.       Бровь Снейпа непроизвольно поползла вверх. Он уже начал привыкать к тому, что Луна иногда начинала разглагольствовать о странных существах или удивительных средствах, помогающих решать многие проблемы. Он научился сдерживать ядовитые замечания, чтобы не обижать эту странную девочку с её весьма своеобразными понятиями и убеждениями. Но вовсе не испытывать иронии и сарказма не мог. Вот и сейчас. Это было что-то новенькое. Плавники пресноводного заглота… Надо же! — И что же это за вещество? — Снейп постарался убрать из голоса насмешку, оставив лишь заинтересованность. Кажется, ему это удалось. — Папа открыл его совсем недавно, — с воодушевлением заговорила Луна. — Ему это удалось случайно. Он рассказывал, что за ужином съел жареного пресноводного заглота. Папа так устал за день, что не заметил, как проглотил его вместе с плавниками. Потом он закашлялся. А потом почувствовал, что усталости как не бывало. На следующий день он наловил ещё заглотов, высушил их плавники, сделал из них порошок и добавил его в еду, когда вновь почувствовал усталость. И она прошла!       В широко раскрытых глазах Луны ясно читалось какое-то детское удивлённое восхищение. Снейп изо всех сил старался подавить ухмылку, которая так и норовила растянуть его губы в течение всего рассказа. Ему отчего-то нравилось это детское выражение восхищения на лице Луны. Её непосредственность не раздражала его, хотя должна была бы. Снейпа удивляло лишь одно — каким странным образом устроены мозги у её папаши. Надо же выдумать такое! Ещё свежа была в памяти история открытия мозгошмыгов, а теперь вот новое изобретение — порошок от усталости. — Папа даже написал об этом статью в последнем номере «Придиры», — продолжила Луна. — Жаль, что ты не читаешь наш журнал.       Снейп открыл было рот, чтобы сказать: «Ещё не хватало читать эту чушь!» Но вместо этого вдруг, совершенно неожиданно для себя, произнёс: — Я постараюсь прочесть эту статью.       Неужели он и впрямь сказал это? Он сошёл с ума? Но, заглянув в глаза Луны, раскрывшиеся ещё шире и наполнившиеся ещё большим восторгом и благодарностью, понял — оно того стоило. Ради этого взгляда можно было даже согласиться с существованием мозгошмыгов, кизляков и прочей выдуманной Лавгудами живности. — Ты… Ты правда прочтёшь? — голос Луны дрожал от восхищения. — Если будет время, — осторожно пообещал Северус. Нужно было подготовить себе путь к отступлению на случай, если у него не хватит терпения совершить подобный «подвиг» ради любимой.       Луна порывисто обняла его за шею и чмокнула в щёку: — Северус… Спасибо! — Не стоит, — смущённо пробормотал Снейп. — А порошок от усталости я тебе завтра принесу, — Луна словно не замечала замешательства Северуса. - Его можно добавлять в еду или просто запивать водой. Или чаем. Или соком… — Ладно, — Снейп не стал спорить с ней. Пускай приносит. Он не станет её огорчать. Она сама — лучшее средство от усталости. Они поговорили каких-то пять минут, а он уже чувствует себя значительно бодрее. Мерлинова борода! Плавники пресноводных заглотов. Ну и фантазия у вас, мистер Лавгуд!       Впрочем, Снейп готов был простить Ксенофилиусу Лавгуду любые чудачества, которые в другом человеке вызвали бы у него приступ глухого бешенства. Ведь он был отцом Луны — девочки, подарившей ему новую жизнь, раскрасившей её необыкновенными красками и давшей возможность понять силу магии, ране ему недоступной — Магии Любви.       Эти мысли медленно бродили в голове Северуса, пока он машинально поглаживал длинные светлые волосы Луны, положившей голову к нему на плечо. Её следующая фраза застала его врасплох. — Завтра суббота. Можно, я сегодня останусь у тебя на всю ночь?       Северус вздохнул. Искушение было слишком велико. Ему давно уже хотелось засыпать, обнимая свою любимую девочку и просыпаться, чувствуя рядом её живое тепло. Но… Если поутру обнаружится отсутствие Луны в спальне? Как она объяснит это однокурсницам? До чего не хочется ради конспирации будить её в шесть утра и самому вылезать из непривычно тёплой постели! — Если твоё отсутствие в спальне обнаружат… А его обнаружат…       Произнося это, Снейп мучительно искал хотя бы малюсенькую возможность оставить её у себя. А что, если?.. — Я скажу, что встала пораньше и пошла кормить фестралов, — быстро ответила Луна. — А если его обнаружат с вечера? — с сомнением спросил Снейп. — Тогда скажу, что допоздна задержалась в библиотеке, а потом не смогла отгадать загадку-пароль и ночевала в пустом классе, — тут же нашлась Луна. — Или в Выручай-комнате, — усмехнулся Северус. — Тебе ведь прекрасно известно её местоположение. — Ну да, — согласилась Луна. — Жаль, что нельзя пользоваться этим методом постоянно, — недовольно буркнул Снейп. — К сожалению, акция одноразовая. Или, по крайней мере, довольно редкая. — Зато сегодня я усну с тобой.       Луна обняла Северуса и крепко прижалась к нему. Какое же это, оказывается, счастье — возможность засыпать рядом с любимым!       Луна притянула голову Северуса к себе на плечо. Одной рукой она обняла его за плечи, а второй нежно поглаживала волосы, по-прежнему стянутые сзади в тугой хвост. Нащупав шнурок, которым они были связаны, Луна потянула за кончик. Шнурок развязался, и волосы Северуса рассыпались по его плечам тонкими неаккуратными прядями. Но какое это имело значение, если у Луны появилась возможность пропустить их сквозь пальцы, легонько перебрать их, добраться до самых корней и помассировать кожу головы кончиками пальцев? Какое значение имел внешний вид и состояние его волос, если Луна чувствовала, как он замер и готов был замурлыкать от удовольствия, точно разомлевший на солнышке кот? Какая разница, в порядке ли у него волосы, если от прикосновения к ним так хорошо им обоим и так сладко замирает сердце, переполненное нежностью и желанием сделать всё, чтобы любимому было хорошо? Любимому… Самому любимому человеку на свете.       Луна сидела, откинувшись на спинку дивана. Голова Северуса покоилась у неё на плече, и ей было сказочно хорошо и спокойно. Глаза у неё слипались, на неё наваливалась сладкая полудрёма. Луну будто качало в мягких и тёплых волнах нежности, мысли ни о чём плавно протекали в её мозгу, не задерживаясь там… Луне просто хотелось сидеть вот так долго-долго, чувствуя рядом его надёжное тепло. Она была уверена — Северус сейчас чувствует то же самое.       Но вот он шевельнулся, приподнял голову, взглянул в безмятежно-спокойное лицо Луны с закрытыми глазами и блуждающей на губах улыбкой… Она почти спала, но, уловив его движение, открыла глаза и посмотрела на Северуса так, будто не совсем понимала, где она находится. Северус выпрямился, погладил Луну по щеке и нежно с хрипотцой произнёс: — Ты устала. Идём спать. — М-м-м… — неопределённо протянула Луна. Трудно было понять, согласна она или, наоборот, хотела бы ещё посидеть с ним в обнимку на диване.       Но Северус уже поднялся, подхватил Луну на руки и отнёс её в спальню, не забыв прихватить с собой волшебную палочку. По дороге Луна обвила его шею руками и не отпустила его от себя, когда он уложил её на кровать. Северусу пришлось сесть рядом и продолжить объятия, к которым присоединились поцелуи, становившиеся всё более страстными. Сонливость Луны как рукой сняло. Она трепетно отзывалась на каждую его ласку, на каждый поцелуй… Его руки… Они не просто гладили и ласкали. Они одновременно лёгкими, незаметными движениями освобождали Луну от одежды. А она, тонущая в водовороте нарастающего возбуждения, даже не заметила, как лишилась всех этих ненужных, неуместных сейчас покровов, отделявших её от любимого.       Северус поднялся на ноги, оставив Луну сидеть на постели. Он сбросил рубашку и стал быстро расстёгивать брюки. Луна не помогала ему. Она откинулась на подушку и наслаждалась процессом. Ей нравилось смотреть на то, как он раздевается. В движениях Северуса резкость и порывистость каким-то странным образом сочеталась с плавностью и вкрадчивой опасной мягкостью, как у драного неухоженного кота, который при всей своей непрезентабельности сохранял хищную грациозность повадок, присущую всей кошачьей братии.       Переступив через оставшуюся на полу одежду, Северус подошёл к Луне, взял с тумбочки волшебную палочку и, по обыкновению, коснувшись кончиком низа её живота, произнёс: — Non concept.       После чего призвал с помощью Акцио пузырёк с зельем нежно-изумрудного цвета и дал ей глотнуть из него. Эти действия уже вошли у них в привычку и казались им частью любовной игры, такой же возбуждающей, как ласки и поцелуи.       А потом Северус нагнулся над Луной и провалился в её объятия, когда она рывком притянула его к себе, на себя, обвила его руками и ногами и задохнулась от счастья вновь ощутить его всей кожей, каждым нервом, каждой частичкой души и тела…       Придя в себя среди бурного потока его ласк и поцелуев, Луна мягко, но настойчиво повернулась вместе с ним на бок, а после уложила на спину со словами: — Ты устал. Отдохни.       Северус послушно лёг, с интересом ожидая продолжения. Луна встала рядом с ним на колени и начала гладить его тело — шею, плечи, грудь, впалый живот, бёдра, голени, лодыжки… И вновь возвращалась вверх, гладила сильнее, с большей страстью. Руки Луны касались его везде, кроме одного единственного места — того, которое больше всего жаждало её прикосновений. Она словно дразнила Северуса, отчего его возбуждение усилилось многократно. Луна не рассчитывала на такой эффект. Она действовала инстинктивно, скорее развлекая себя, чем его. Запрещая себе прикасаться к члену Северуса, Луна сгорала от нетерпения и, тем самым, доводила себя до крайней степени возбуждения. Теперь она ласкала его тело не только руками, но и губами, покрывая его поцелуями, слегка покусывая и дразня кончиком языка. И вновь оставляла без внимания его напряжённый, набухший член, так страстно жаждавший её ласки. Луну уже трясло от желания, но какая-то сила заставляла её продолжать эту невыносимую сладкую пытку. Откуда она знала такие приёмы? Кто учил её этому? У Северуса не возникало подобных вопросов. Он понимал, что Луна подчиняется лишь своим желаниям и фантазиям. Всё шло так естественно, и так захватывающе… Но сил терпеть больше не было. Северус выгнулся, приподнял бёдра и тихо застонал, умоляя сжалиться над его изнемогающим пенисом и уделить ему должное внимание.       Луна словно ждала этого сигнала. Она нагнулась и быстро провела несколько раз кончиком языка по его влажной багровой головке. Снейп чуть не вскрикнул от пронзившего тело острого наслаждения. А Луна уже вела кончиком языка по стволу вниз, целовала мошонку, наслаждаясь долгим стоном, вырвавшимся из его груди. От всего происходящего она давно уже пришла в состояние, когда всё её существо жаждало только одного — впустить в себя Северуса, ощутить в себе всю его мощь и страсть, заставить взорваться блаженством. Но Луна всё оттягивала этот момент, словно ждала, чтобы он сам попросил её о пощаде. А потому снова провела языком по его члену снизу-вверх, взяла губами головку и стала быстро ласкать её кончиком языка.       Северус запутался пальцами в её волосах и инстинктивно попытался притянуть голову Луны поближе к себе. Но ей сейчас хотелось другого. На днях он показал ей, как можно сделать это, сидя на нём сверху, и Луне очень понравилось. В этой позиции Северусу не нужно было так сильно напрягаться, а она… Она представляла себя летящей на фестрале, только вот крылья почему-то чувствовала за своей собственной спиной. Ощущение полёта было таким сильным и явственным, а проникновение Северуса в неё таким глубоким, что ей очень хотелось повторить всё сейчас. Тем более что Северус устал — пусть отдохнёт, лёжа на спине. Луне понравилось, как он смотрел на неё тогда — внимательно и восхищённо, до тех пор, пока его тёмный глубокий взгляд не затуманился от накатившего наслаждения. Под этим взглядом она ощущала себя не просто красавицей, а действительно всемогущей ведьмой, такой же сильной, как волшебник, которого она любила.       Поэтому Луна в последний раз поцеловала головку Северуса, отстранилась, быстро облизала с губ тягучую солоноватую жидкость и взглянула на него совсем по-взрослому, призывно, одновременно просительно и властно. От её взгляда по телу Северуса будто прошла волна тока, хоть он и не знал, что это такое. Он понял, ощутил, прочувствовал до мозга костей — вот она, та великая Любовная Магия, в существование которой он не верил, но которая властно возникла в его жизни и повлекла за собой. И он готов подчиниться ей — не просто беспрекословно, а с восторгом и упоением, понимая, что только на таких условиях эта великая Магия откроет ему свои тайны и наделит неведомым прежде могуществом.       Стоявшая рядом с ним на коленях Луна перекинула ногу, присела над Северусом и начала насаживаться на его изнемогающий от желания член. Северус обхватил руками её бёдра и, как мог, помогал ей, двигаясь навстречу и дрожа от удовольствия проникать внутрь её жаждущего близости тела. Вот он вошёл в неё полностью — и она замерла на секунду, прикрыв глаза, наслаждаясь ощущением наполненности им. А после задвигалась, словно наездница в седле, сначала медленно и плавно, а после всё резче и быстрее, вызывая у него всё нарастающее напряжение, мучительное и сладостное, заставлявшее его перейти от стона к крику. На вдохновенном лице Луны выражение чистого детского восторга смешалось со страстью сгорающей от желания ведьмы — и от этого оно казалось Северусу сказочно прекрасным. Он бессознательно стискивал руками бёдра Луны и выгибался под ней, подчиняясь единственному порыву — освободить, выпустить на волю рвущую тело страсть. Лицо Луны растворялось в потоке острого возбуждения, всё больше заливавшем сознание горячей лавой и наконец взорвавшегося в нём диким безудержным оргазмом.       Глядя на Северуса, Луна двигалась на нём всё быстрее, всё судорожнее сжимала мышцы внутри, всё с большей жадностью вбирая в себя его распираемый страстью член. Стоны Северуса отдавались в ней сладкой музыкой и рождали ответные звуки, похожие то ли на мольбу о пощаде, то ли на победный клич. Его крик заставил Луну с силой податься вперёд и замереть в его руках, до боли сжимавших бёдра и властно насаживающих её на себя. Луна содрогнулась, ощутив ответную дрожь его тела, вскрикнула и отдалась волнам дикого наслаждения, заставлявшего тело сотрясаться в безудержных, следовавших один за другим, оргазмах.       Когда всё закончилось, Луна обессиленно упала Северусу на грудь и затихла, обнимая его и слушая, как бьётся о грудную клетку, постепенно успокаиваясь, его сердце. Она сжала внутри себя его член, и по телу пробежали ещё несколько волн наслаждения, становившегося всё более слабым. Как же ей было хорошо сейчас!       Постепенно приходя в себя, Луна ощутила, как руки Северуса обнимают и поглаживают её спину. Она подняла голову и взглянула на него. Глаза Северуса были закрыты, лицо расслаблено, обычно резкие черты его смягчились и сейчас выражали блаженство — выражение, знакомое лишь одному человеку на свете — ей, Луне Лавгуд. И от осознания, что настоящий Северус принадлежит только ей и больше никому, становилось ещё лучше, ещё приятнее.       Северус приоткрыл глаза, прижал к себе Луну и повернулся с ней набок. Когда он выходил из её тела, Луна ощутила ставший уже привычным звук вытекающей спермы — ей нравилось чувствовать это свидетельство его присутствия в себе. Обняв Северуса и прижавшись к нему, Луна дождалась, пока он с помощью невербального заклинания укроет их обоих одеялом и блаженно расслабилась, наслаждаясь осознанием того, что сегодня ей не придётся выбираться из его объятий, из тёплой постели и идти в кажущуюся такой пустой и холодной спальню. Сегодня она уснёт рядом с Северусом, согреваемая теплом его тела в объятиях его крепких, сильных и таких ласковых рук. ***       Несмотря на усталость и хронический недосып, Северус не спал полночи. Он-то надеялся, что провалится в сон сразу, как только закроет глаза. Но не тут-то было. Глаза у него действительно слипались так, что не было сил их раскрыть. А сон приходить не спешил. Вскоре Северус понял — почему. Он сам не хотел засыпать. Впервые в его не такой уж и короткой жизни рядом с ним в постели лежало, сладко посапывая на плече, существо, дороже которого у него никогда не было. Его родная, любимая, самая близкая, самая необходимая, самая лучшая, самая-самая девочка…       Северус вдруг вспомнил свои редкие походы в Лютный. Он никогда не оставался в постели с проститутками дольше, чем это было необходимо. Сбрасывал напряжение, быстро восстанавливал дыхание, поднимался рывком, одевался быстро, но без суеты, чтобы это не походило на бегство. А его уход каждый раз и впрямь становился бегством — от стыда за себя и за свою похоть, которую он не смог побороть и которую пришлось выплёскивать на совершенно чужое тело только потому, что природа время от времени требовала своё.       В момент, когда желание становилось до такой степени невыносимым, что причиняло боль, мозг милосердно отключался, давая возможность телу справить свою насущную потребность. Но, как только напряжение спадало, в голове тут же появлялись мысли о Лили, о том, что он изменил её памяти, что он слабак и тряпка, который не в состоянии справиться с собственной похотью. Стыд и гнев на себя гнали Северуса прочь, подальше от места его очередного позора, его слабости и неумения обуздывать свои инстинкты. Поэтому он, дожив до тридцати семи лет, так ни разу и не смог испытать такого простого и незатейливого удовольствия — засыпать рядом с женщиной, давшей ему возможность испытать блаженство.       И вот теперь… Теперь рядом с ним, в его постели, у него под боком лежала, крепко прижимаясь к нему, не просто женщина, с которой ему было хорошо. С ним спала его Любимая, его девочка, готовая щедро отдавать ему всю себя просто так, ради того, чтобы он чувствовал себя счастливым, чтобы он не страдал. Девочка, увидевшая за маской сальноволосого ублюдка со скверным характером настоящего Северуса — того, о существовании которого он не знал. Или знал, но давно позабыл, потому что и сам уверовал в то, что он — негодяй и подонок, достойный лишь ненависти и презрения. Девочка, с радостью и без остатка отдававшая ему всё, что у неё есть — тепло, нежность, заботу, свою душу и тело. Девочка, для которой он был самым нужным, самым лучшим, самым дорогим человеком на свете. И это было так восхитительно, так непривычно и невероятно, так будоражило воображение, что Северус не мог, да и не хотел засыпать, стараясь как можно дольше продлить эти потрясающие ощущения.       Луна безмятежно спала, положив голову ему на плечо и уткнувшись носом в ямку на его ключице. От её ровного спокойного дыхания шее было тепло и влажно. Северус обнимал Луну за плечи, время от времени покрепче прижимая к себе в моменты, когда на него накатывала особая нежность. Луна охотно прижималась к его боку, и тогда Северус особенно чётко ощущал прикосновения её маленькой упругой груди, мягкого животика и нежного пушка на лобке к своей, ставшей такой чувствительной, коже. Он не открывал глаз, прекрасно представляя всё то, что воспринималось им на уровне ощущений. Нет, от этих прикосновений в нём не вскипала страсть, не пробуждалось непреодолимое желание овладеть этим мягким, податливым сонным телом. Северусу сейчас хотелось лишь одного — вечно лежать рядом с Луной, обнимая её, чувствуя, как даже во сне она тянется к нему. Вечно переживать эту почти невыносимую, плавящую сердце нежность и замирать от счастья, кожей ощущая каждую впадинку и выпуклость, малейшее движение этого прекрасного тела, которое по праву принадлежало ему.       Северус вдруг подумал: а что было бы, случись подобное у них с Лили? Если бы его мечты осуществились, и она ответила на его любовь? Он попытался представить на месте Луны юную Лили — горячую, смелую, чувственную. Как им было бы хорошо вдвоём! Наверное, он сошёл бы с ума от счастья, засыпая в обнимку со своим «рыжим солнышком». Но сразу вслед за этими мыслями пришли другие. Ей было хорошо так, как ему сейчас… но в объятиях Поттера. Джеймса Поттера, у которого она засыпала на груди, прижимаясь к нему всем телом. Северус скрипнул зубами и непроизвольно сжал руку, обнимавшую плечи Луны.       Та зашевелилась во сне, пробормотала что-то невнятное и крепче прижалась к Северусу, скользнув рукой по его груди вниз, к животу, и задержала её на его костлявом бедре. Тело мгновенно отозвалось на это прикосновение тёплой волной внутри и россыпью мурашек снаружи. Северус мгновенно пришёл в себя, вынырнул из потока мыслей о Лили, вспомнил, кто лежит с ним рядом и… устыдился. Мерлиново дерьмо, как он мог думать о ком-то ещё, прижимая к себе самое лучшее, милое, нежное и любимое существо на свете! К дракклу Лили! Ей было хорошо с Поттером? Тем хуже для неё. Она выбрала этого подонка, освободив его, Северуса, от всяческих иллюзий по отношению к ней. Ему следовало бы уяснить это гораздо раньше. Но любовь, чувство вины, боль утраты — весь этот клубок страстей и боли не давал такой простой мысли зародиться в его воспалённом мозгу. И только благодаря Луне, её чистой, незамутнённой, бескорыстной любви, он понял, что особенной Лили Эванс, она же Поттер, была только потому, что он сам возвёл её на этот пьедестал, сам присвоил ей такой статус! Как в случае с треклятым пророчеством — Волдеморт сам назначил Избранным сына Лили, тем самым дав младшему Поттеру власть над собственной жизнью и смертью.       Северус вздохнул, почувствовав в груди невероятное облегчение. Только теперь он стал окончательно свободным от своей болезненной, кровоточащей, увечной и израненной любви. Он будет помнить Лили всегда — с благодарностью за то, что она когда-то дала ему, за тот свет, которым она озарила его безрадостное детство. Он сделает всё для её сына — всё, что в его силах и даже больше. Но он больше не будет рабом её памяти. Он достоин любви так же, как и все прочие, живущие на земле. Даже больше, чем многие другие. Он любит и любим. И он имеет право на счастье — короткое или длинное, тайное или открытое. Он никогда не наденет маску перед своей девочкой, никогда не станет скрывать свою любовь и нежность к ней, потому что только так, демонстрируя свои чувства, он может сделать её счастливой. Он никогда не позволит призраку Лили — женщины, предавшей его — встать между ними.       И вот за это облегчение, за чувство освобождения от прежней тяжкой ноши, Северус почувствовал такую благодарность к Луне, что едва не задохнулся от очередного прилива нежности. Мерлин, да что же это с ним? Откуда берутся в нём все эти чувства? Неужели все они прятались в его душе, таились там, невидимые, задушенные, но всё-таки продолжающие существовать, несмотря ни на что — и вдруг вырвались наружу с силой долго сжимаемой и внезапно развернувшейся пружины? Неужели он так многого не знал о себе? А ведь он был уверен, что знает о Северусе Снейпе всё…       Впрочем, это открытие его вовсе не огорчило. Скорее, даже успокоило. Потому что мысли в голове Северуса потекли более плавно, пока вконец не спутались и не уступили место сновидениям с участием Луны — мягким и нежным, как сама эта странная, чистая, но так страстно любящая и любимая им девочка. Какое же это счастье — засыпать с ней в одной постели, согревая её и чутко улавливая её лёгкое сонное дыхание. Как жаль, что счастье это длилось недолго. *** — Который час?       Луна с трудом разлепила веки. Мерлин, как же хочется спать! Кажется, сегодня суббота? Или нет? Может быть, это только приснилось ей, и сейчас нужно вскакивать и бежать на уроки?       Луна огляделась по сторонам. Где она? Веки упорно не желали подыматься. Обстановка вокруг казалась странной, хоть и смутно знакомой. Судя по ощущениям, что-то было не так. Но «не так» в приятном смысле слова. Луна наконец поняла, в чём причина. Она была в постели не одна. Причём, с человеком, с которым ей было хорошо и спокойно, даже несмотря на то, что человек этот тряс её за плечо всё сильнее и шептал ей на ухо хрипловатым бархатным голосом: — Луна… Луна… Просыпайся.       Вместо того, чтобы открыть глаза, Луна зажмурилась и прижалась к тому, кто звал её по имени, ощутив приятное тепло его сухощавого тела, казавшегося на ощупь слишком жёстким и костлявым, но придававшим Луне ощущение покоя и безопасности. Тело это было полностью обнажённым, и это нравилось Луне невероятно. Она вдруг поняла, что и сама проснулась без малейшего намёка на одежду. И ей это тоже очень понравилось.       Окончательно придя в себя, Луна поняла, что она лежит на кровати в спальне Северуса и изо всех сил прижимается к нему. Ей нравилось ощущать его тело под своими ладонями, лихорадочно его обшаривавшими. Ей нравилось также ощущать руки Северуса, скользящие по её телу. Мерлин всемогущий, это было самое лучшее пробуждение в её жизни! Даже несмотря на прозвучавший ответ на её вопрос: — Шесть часов. Пора.       Как же не хотелось Луне покидать постель! Она точно знала, что Северус сейчас испытывает те же чувства. И всё же… Всё же, как прекрасно просыпаться по утрам в объятиях любимого! Луна согласилась бы делать это каждое утро в шесть часов, если бы её будил голос Северуса и его жадные ласковые руки, скользящие по её обнажённому телу.       Но мечты оставались мечтами. Пришлось вставать и быстро облачаться в одежду, горкой лежавшую рядом на кровати, не забывая полюбоваться на то, как ловко и изящно одевается Северус. Эти его пуговицы на сюртуке… Луна обожала расстёгивать их одну за другой, сгорая от нетерпения, но нарочно замедляя темп и распаляясь от этого всё сильнее. Однако и обратный процесс заводил её не меньше. Глядя на то, как Северус застёгивает пуговицы, Луна ясно осознавала, что, если бы он в этот момент прикоснулся к ней — она бы просто «уплыла», не задумываясь ни о времени, ни об осторожности. Кажется, Северус тоже понимал это, потому что всегда сосредоточенно занимался исключительно пуговицами, нацепив на лицо маску сурового преподавателя. Впрочем, это выражение тоже сильно возбуждало Луну. Вопрос — а что в нём её не возбуждало?       Улыбаясь своим мыслям, полностью одетая Луна подошла к Северусу, встала на цыпочки, приобняла за шею и слегка коснулась губами его небритой щеки. Он побреется позже, чтобы предстать перед всей школой с безукоризненно гладкими щеками. А сейчас у него нет времени на приведение себя в порядок. Странно, но Луне понравилась эта его небритость. Она делала Северуса совсем домашним, лишённым обычного «официоза», полностью принадлежащим ей, ей одной. Луна погладила его по другой щеке. Северус порывисто прижал её к себе, поцеловал крепко и быстро, отстранился молча, наложил на обоих дезиллюминационное заклинание и бесшумно открыл дверь.       Дальше всё шло по привычной схеме. Они молча преодолели расстояние от покоев Северуса до входа в башню Райвенкло. Северус дождался, пока Луна отгадает пароль-загадку, постоял какое-то время, прислушиваясь, хоть и понимал, что услышать что-либо из происходящего за деревянной стеной, служившей входом в райвенкловскую гостиную, невозможно. Ему оставалось лишь надеяться, что ночное отсутствие Луны останется незамеченным.       Неслышно пробравшись в спальню, Луна скользнула к себе в кровать за задёрнутый полог и перевела дух. Сейчас её точно никто не заметил. А вот вечером… Вполне возможно, что её отсутствие было обнаружено. Но у них с Северусом всё продумано. Луна знала, что говорить в случае, если кто-то (скорее всего, Джессика) начнёт допытываться, где она была ночью.       Луна прикрыла глаза и блаженно вытянулась на постели. Сегодня суббота. Не нужно спешить на уроки. Можно понежиться в кровати, вспоминая не совсем приличные, но такие прекрасные подробности прошлой ночи. Можно мысленно вновь обнять Северуса, ощутить его руки на своём теле, вспомнить, как содрогалось оно от его ласк… Мерлин, какое счастье, что они любят друг друга! Даже несмотря на то страшное, что ожидает их впереди. Они вместе — и от этого будущее становится не таким страшным. Северус… Спасибо тебе, Северус, за то, что ты есть у меня… ***       Как ни приятно было мечтать в постели, вставать всё же пришлось. Делать вид, что спишь, когда вокруг такой шум и суета было просто глупо. Никто бы в это всё равно не поверил, зато задумались бы — отчего это Лавгуд притворяется спящей? Не скрывается ли за этим что-то «криминальное»?       А шум и вправду стоял довольно сильный. Стучали дверцы тумбочек и шкафов, вокруг слышались торопливые шаги, звук выдвигаемых из-под кроватей и задвигаемых обратно чемоданов и возбуждённые девчоночьи голоса, с упоение обсуждающие предстоящий финальный матч по квиддичу. Ах, да! Сегодня же квиддич. Матч, в котором Гарри не будет принимать участия, потому что Северус назначил ему отработку как раз на это время. Луна вздохнула. Она до сих пор не поняла, как ей относиться к этому факту. С одной стороны, Гарри действительно виноват в том, что чуть не убил Малфоя и поэтому заслуживает наказания. А с другой — не слишком ли явно подыгрывает Северус её факультету, лишая гриффиндорскую команду её капитана на время столь ответственного матча? Если бы играть предстояло не команде Райвенкло, Луна вообще не переживала бы по этому поводу. А так всё выглядело, будто Северус нарочно ослабляет гриффиндорцев, чтобы подыграть её факультету. Впрочем… Раз Северус так решил, значит, он прав. И Луна посчитала, что больше не будет думать об этом, тем более что голову её сейчас занимали гораздо более приятные мысли. К тому же, нужно было вставать, а значит, быть готовой ко всяческим вопросам и неожиданностям, которые вряд ли окажутся для неё приятными.       И Луна не ошиблась в своих предположениях. Стоило ей отдёрнуть синий бархатный полог с золотым шитьём и встать с постели, как она тут же наткнулась на Джессику, судя по всему, только что вышедшую из душа. На Джессике был тёплый махровый халат. Она сидела на кровати и расчёсывала влажные после мытья волосы. — О, привет, — сказала она, едва завидев Луну. — Ты где пропадала вчера вечером? — Ну-у… — замялась Луна. — Я поздно пришла… — А по-моему, ты вообще не приходила, — отозвалась Джессика, доставая из-под подушки волшебную палочку и заколдовывая расчёску так, чтобы она могла справиться с её буйными кудрями без особого ущерба для последних. — С чего ты взяла? — Луна удивлённо уставилась на подругу. — Я заглянула к тебе перед сном. Тебя в постели не было.       Теперь, когда расчёсывание перестало приносить неприятные ощущения, Джессика могла свободно наблюдать за лицом Луны. Та невозмутимо пожала плечами и ответила, загадочно улыбаясь: — Я немножко задержалась после отбоя… — Так уж и немножко? — Джессика многозначительно улыбнулась, искоса поглядывая на Луну.       Луна скромно потупилась и не менее многозначительно улыбнулась в ответ. — А в котором часу ты явилась? — продолжила допрос Джессика. — Не знаю, — пожала плечами Луна. — Ну, и как он целуется? — прошептала Джессика, подмигивая одним глазом. — Кто? — на лице Луны отразилось искреннее недоумение. — Ну, тот, с кем ты была на свидании. — А-а-а… Замечательно, — Луна мечтательно улыбнулась, вспоминая, что они творили с Северусом прошлой ночью.       Джессика открыла рот, чтобы задать самый главный вопрос, но тут в спальню влетела Линда Честер, староста их курса. В руках она держала клочки пергамента с написанными на них стихотворными строчками. — Девчонки, не задерживайтесь! — громко провозгласила она. — Собирайтесь скорее. Скоро начало матча! И выучите вот это.       С этими словами Линда протянула каждой по пергаменту. Взглянув на текст, Луна поняла, что перед ней кричалка, поддерживающей их команду. Луна вздохнула и направилась в ванную, оставив пергамент на постели. Линду не зря выбрали старостой — она отличалась неуёмным энтузиазмом и активностью, чем зачастую не только заражала окружающих, но и раздражала их. Никто не сомневался, что кричалку придумала она лично. Хорошо ещё, что в тексте не было оскорблений в адрес соперника. Луне не хотелось бы оскорблять команду, в которой играли её друзья. Хоть из-за них Луна подверглась серьёзному испытанию, она по-прежнему считала гриффиндорцев своими друзьями. Тем более что именно благодаря им они с Северусом наконец-то стали близки не только духовно. По её мнению, можно было обойтись и без стишков — хватило бы шляпы с вороном — символом факультета.       Луна была почти уверена, что их команда выиграет финальный матч. Северуса на трибуне не было — Луна знала, что сейчас он мучает Гарри отработкой в своём кабинете. А команда, лишённая капитана, вряд ли сможет собраться с силами и победить. Но вышло всё как раз наоборот. Гриффиндорцы сражались, как бешеные. Особенно яростно носилась над полем Джинни, которая сегодня была ловцом — казалось, в неё вселился какой-то бес, заставлявший её с быстротой молнии появляться в разных точках пространства почти одновременно. Неудивительно, что ей всё-таки удалось переиграть Чжоу и поймать снитч. Хоть это произошло и не так скоро — болельщики успели вволю накричаться и попереживать за любимые команды.       Но главным итогом матча стало не это. Результат его вскоре был забыт всеми, перекрытый сенсационной новостью о том, что теперь Гарри Поттер встречается с Джинни. Весть об этом произвела в школе изрядный фурор — главным образом среди девочек, сам же Гарри в последующие несколько недель лишь дивился собственной новой, счастливой невосприимчивости к слухам. В конце концов, обнаружить, что о тебе болтают, потому что ты счастлив так, как очень давно уже счастлив не был, а не из-за твоей причастности к жутким, связанным с самой тёмной магией событиям, — перемена довольно приятная.       Новые замечательные ощущения так захватили Гарри, что он на время и думать забыл о своих подозрениях по поводу Луны и Снейпа. Тем более что по Карте было видно: встречались они лишь на официально разрешённых занятиях в кабинете Защиты от Тёмных Искусств. В другое время Луна рядом со Снейпом не появлялась, а Гарри больше ничего и не нужно было. Он сосредоточил всё своё внимание на Снейпе и Малфое, поэтому даже не замечал, что в определённое время Луна с завидной регулярностью исчезала с поверхности Карты.       Весь май Луна провела, как во сне. Приближались экзамены, времени на подготовку к ним становилось всё меньше. Преподаватели будто с цепи сорвались — каждый задавал столько, будто его предмет был единственным, изучаемым в школе. Луна готова была отказаться от чего угодно, только не от ночных свиданий с Северусом, поэтому приходилось сокращать время сна и сильнее напрягать мозги в часы самоподготовки. От этого в голове у неё частенько туманилось и звенело в ушах, под глазами образовались синие круги и всё время хотелось спать. Заметив это, Снейп поначалу заявил, что теперь встречаться они будут не ежедневно, а через день и велел Луне побольше спать в те ночи, когда у них не было свиданий. Но, увидев через какое-то время, что принятые меры не дают результата, он понял, что от тоски по нему Луне делается только хуже. Он и сам не находил себе места в те вечера, когда Луна не приходила к нему, с ужасом думая, как они оба будут переживать разлуку, когда случится то страшное, что ждёт их впереди.       В конце концов он махнул на всё рукой, и разрешил Луне приходить к нему каждый вечер. Теперь он отпаивал её зельями, снимающими усталость, придающими сил и укрепляющими память. И старался вместо секса уложить её поспать на те несколько часов, которые были отпущены им для свиданий. Иногда Луна сопротивлялась и разжигала в нём такую страсть, что Северус сдавался и с удовольствием шёл на поводу у их общих желаний. Но иногда она чувствовала себя такой уставшей, что тихонько укладывала голову к нему на плечо или на колени, закрывала глаза и мгновенно погружалась в сон. В такие вечера Северус просто сидел на диване, нежно поглаживая волосы Луны, погружаясь в непривычное, томное сладкое безделье. Оказывается, это так приятно — просто сидеть, обнимая любимого человека, вслушиваться в его мерное дыхание и перебирать спутанные пряди.       На смену маю пришёл июнь. Казалось, ничто не нарушало мирное течение школьной жизни. Но напряжение росло — Снейп чувствовал это. Волдеморт затих, будто затаился и не тревожил Снейпа вызовами к себе. Но от этого становилось ещё тревожнее. Малфой по-прежнему пытался самостоятельно справиться с проблемой, казавшейся для него непосильной, упрямо игнорируя помощь Снейпа. И, несмотря на всё растущее беспокойство и неотвратимое приближение неизбежного, Снейп чувствовал себя счастливым, как никогда. Ощущение приближающейся беды делало его счастье боле острым, каким-то надрывным, но таким трепетным, что каждый нерв отзывался на него, словно до предела натянутая струна. Что не мешало Снейпу мучить Гарри на субботних отработках, задерживая его с каждым разом всё дольше и отпуская при этом туманные намеки насчет погожих часов, которые бедному Гарри приходится пропускать, лишаясь всех связанных с ними приятных возможностей.