Побочный эффект

Apocalyptica\Conclusion Lara Fabian\Je T'aime (Instrumental) Bullet For My Valentine Feat. Apocalyptica\Intro       Допрос в кабинете у директора школы оказался вовсе не страшным, особенно для человека, которого ранее допрашивал Дамблдор. Следуя по коридору за профессором Флитвиком, Луна успела капнуть на язык зелье из висящего на шее флакона и теперь уже ничего не боялась. От воздействия Веритасерума она была надёжно защищена, обычных вопросов не боялась — сколько раз ей уже пришлось отвечать на такие вопросы! Следовало опасаться лишь одного — если к ней захотят применить легилименцию. Но Луна решила всеми силами противостоять подобному воздействию, как учил Северус. Мысли о нём тревожили её, но и придавали сил. Он хотел, чтобы Луна отстояла себя перед всеми, кто станет подозревать её в соучастии ему. И она сделает это. Чего не смогла бы ради себя — сделает ради него.       Впрочем, никаких особых усилий к этому Луне прилагать не пришлось. В директорском кабинете её ожидали сам министр, чья внешность была известна всему магическому миру по многочисленным колдографиям в «Ежедневном Пророке», профессор МакГонагалл и трое человек с суровыми каменными лицами, одной из которых была женщина. В жизни сходство Руфуса Скримджера со старым львом было ещё заметнее. Луна внимательно вгляделась в лицо министра, пытаясь найти в нём признаки, подтверждающие его вампирскую сущность. Не зря же папа написал об этом большущую статью после вступления Скримджера на пост министра магии. Однако о том, что этот человек — вампир, косвенно могли сказать лишь его желтоватые глаза, время от времени вспыхивавшие странным огнём, когда Луна рассказывала о так называемых «экспериментах» Снейпа над нею. Её слушали очень внимательно. В основном о кознях Снейпа расспрашивал министр. Люди с суровыми лицами, как Луна поняла, представители Аврората, лишь изредка задавали вопросы, к которым Луна относилась с наибольшим вниманием и крепко задумывалась, прежде чем давать ответы на них.       Главное, что никто не стал применять к ней никаких ментальных воздействий. Луна была несовершеннолетней, и допрос с применением к ней легилименции или Сыворотки правды по закону можно было проводить лишь с согласия и в присутствии совершеннолетнего дееспособного родственника, в данном случае — её отца. Но никому не хотелось тратить время на формальности и вмешивать в эти дела постороннего человека, тем более редактора скандального оппозиционного издания. Впрочем, Луна говорила убедительно, и ни у кого из присутствующих не вызвала никаких подозрений. Кажется, все поверили в её роль несчастной жертвы коварства Снейпа и недальновидной доверчивости покойного директора.       Когда её наконец отпустили, Луна первым делом отыскала укромный уголок в нише за доспехами и отправила с помощью монетки сообщение Северусу о том, что она в порядке. Подождав ответа, но так и не дождавшись его, Луна отправилась в гостиную Равенкло. Там было полно народу и, кажется, все ждали её, чтобы узнать подробности минувшей ночи. Луне пришлось ещё долго рассказывать о нападении и о своём участии в битве с Упивающимися смертью. И снова отвечать на подозрительные вопросы о своих занятиях со Снейпом. Эти вопросы уже стали для неё привычными и перестали причинять боль, которую девочка, вынужденная оговаривать любимого человека, испытывала вначале. Луна отвечала автоматически, заученным тоном, не акцентируясь на их сути, причиняющей ей страдания. Луне очень хотелось спать. Поэтому она постаралась как можно скорее улизнуть в спальню.       Лёжа в постели, Луна вдруг осознала, что что над замком стоит тишина. Пение Фоукса прервалось. Она поняла, не зная, как и почему, что феникса больше не будет, что он навсегда покинул Хогвартс, точно так же, как покинул школу и Дамблдор, как покинул он этот мир… Грудь сдавило так сильно, что у Луны прервалось дыхание. Северус! Где ты сейчас? Всё ли с тобой в порядке? Мне плохо без тебя, Северус! ***       Все уроки были отменены, экзамены отложены. В следующие два дня родители кое-кого из учеников поспешили забрать их из Хогвартса: близнецы Патил покинули школу на следующий после смерти Дамблдора день, еще до завтрака; Захарию Смита увёз из замка его надменный отец. С другой стороны, Симус Финниган напрочь отказался уехать с матерью домой, они долго и громко переругивались в вестибюле и в конце концов решили, что она останется в школе до похорон. Найти в Хогсмиде свободную постель ей оказалось трудновато — Симус сказал Гарри и Рону, что в деревню съезжаются волшебники и волшебницы, пожелавшие проститься с Дамблдором.       Среди учеников помладше, еще не видевших этого дива, немалое волнение вызвала белая с синим карета величиною с дом, запряженная дюжиной огромных крылатых коней с белыми гривами; она прилетела вечером накануне похорон и опустилась с небес на опушку Леса. Кое-кто наблюдал в окна, как по её ступеням сошла огромная, красивая женщина с чёрными волосами и оливковой кожей — сошла и бросилась в ожидавшие её объятия Хагрида. Тем временем в замке разместилась делегация чиновников Министерства во главе с самим министром магии.       Гарри, Рон, Гермиона и Джинни в эти дни почти не разлучались. Чудесная погода словно смеялась над ними. Гарри представлял себе, как всё было бы, если бы Дамблдор не погиб, и они проводили конец учебного года вместе — Джинни уже сдала бы экзамены, с домашними заданиями было бы покончено… Луна старалась не попадаться им на глаза — и это ей удавалось. Ей не хотелось лишний раз выслушивать, как гриффиндорцы поливают грязью Снейпа. Она боялась, что в какой-то момент не выдержит и выскажет им всё, чего они знать ни в коем случае не должны. Большую часть времени она проводила в гостиной, в библиотеке или на фестральей поляне. Равенкловцы, в отличие от её гриффиндорских друзей, не посматривали на Луну косо и подозрительно. Для них её участия в сражении и официально принятых оправданий по поводу занятий со Снейпом оказалось вполне достаточно, чтобы снять с неё всяческие подозрения.       «Ежедневный Пророк» постоянно писал о том, что Снейпа ищут, но пока безрезультатно. За его голову даже объявили награду. Луна не сомневалась в том, что его не найдут. Но на всякий случай он написал ей на монетке, чтобы она пока не пользовалась этим каналом связи до тех пор, пока не уедет из Хогвартса и не окажется дома — там, где за ней не будет наблюдать столько посторонних глаз. Воспользоваться Протеевыми чарами Луна или Северус могли лишь в самом крайнем случае, если им нужно будет сообщить что–то очень важное.       В день прощания с Дамблдором Луна встала пораньше, чтобы уложить вещи. «Хогвартс-экспресс» уходил через час после похорон, но она знала, что не поедет поездом. Папа обязательно будет присутствовать на церемонии погребения, а после они вместе аппарируют домой. Сойдя вниз, Луна нашла Большой зал притихшим и торжественным. Все надели парадные мантии, голода никто не испытывал. Похожее на трон кресло, что стояло в середине преподавательского стола, профессор МакГонагалл оставила незанятым. Пустовало и кресло Хагрида: скорее всего, подумала Луна, он не смог заставить себя явиться на завтрак. Зато в кресле Снейпа бесцеремонно восседал Руфус Скримджер. И это вызывало у Луны какое-то неприятное чувство по отношению к министру.       Луна взглянула на гриффиндорский стол. Все её друзья сидели с мрачным видом и время от времени тихонько переговаривались, поглядывая на преподавательский стол. За столом Слизерина негромко переговаривались Крэбб с Гойлом. При всей их массивности, в отсутствие сидящего между ними заводилы — высокого, бледного Малфоя — оба выглядели странно одинокими. При мысли о Малфое Луна испытывала смешанные чувства — к жалости примешивалось раздражение оттого, что Северусу пришлось взять на себя тяжесть убийства, которое было поручено Малфою. А ещё Луна понимала, что Северус сейчас скрывается там же, где и Драко и ей очень хотелось оказаться на месте Малфоя.       Но вот профессор МакГонагалл встала из-за стола, и нестройное, скорбное перешептывание, наполнявшее зал, мгновенно стихло. — Пора, — сказала профессор МакГонагалл. — Пожалуйста, выходите из замка следом за своими деканами. Гриффиндорцы, за мной.       Все покинули свои скамьи почти в полном молчании. Во главе колонны слизеринцев Луна заметила Слагхорна, одетого в величественную изумрудно-зеленую мантию с серебряным шитьем. Да и профессора Спраут, декана Хаффлпаффа, она никогда еще не видела так чисто одетой: ни единого пятнышка не сидело на её шляпе. В вестибюле они обнаружили мадам Пинс, стоявшую рядом с Филчем, — она в густой черной вуали до колен, он в стареньком чёрном костюме и галстуке, от которого веяло нафталином.       Выйдя из парадных дверей на каменное крыльцо, Луна поняла, что направляются они к озеру. Теплый свет солнца ласкал её лицо, пока все безмолвно следовали за профессором Флитвиком туда, где были рядами расставлены сотни стульев. Посередине ряды разделял проход, а перед самым первым рядом возвышался мраморный стол. День выдался самый что ни на есть прекрасный, летний.       Половину стульев уже заняли люди самые необычайные — старые и молодые, кто в сильно поношенном, кто в щегольском платье. Большинства их Луна не знала, но были среди них и знакомые, в том числе члены Ордена Феникса: Кингсли Бруствер, Аластор Муди, Тонкс, чьи волосы чудесным образом превратились в ярко-розовые, Римус Люпин (он и она держались, кажется, за руки), мистер и миссис Уизли, Билл, которого осторожно поддерживала Флёр, а сразу за ними Фред и Джордж в куртках из черной драконовой кожи. Здесь были и мадам Максим, занявшая сразу два с половиной стула, и Том, владелец «Дырявого котла», и волосатый басист из волшебной группы «Ведуньи», и мадам Малкин, торгующая в Косом переулке мантиями, и еще какие-то люди, которых Луна знала только в лицо — бармен из «Кабаньей головы» или волшебница, возившая по «Хогвартс-экспрессу» тележку с закусками. Присутствовали и замковые привидения, едва различимые в ярком солнечном свете, увидеть их можно было, лишь когда они шевелились, нереально мерцая в сверкающем воздухе.       Луна уселась с краешка рядом с Джессикой и осмотрелась вокруг. Папу она заметила сразу — он сидел не в первых рядах, зато у самого прохода, откуда ему должно быть всё хорошо видно. Конечно, его привело сюда не только желание проститься с величайшим волшебником современности, но и профессиональный интерес. Луна знала, что завтра же в «Придире» появится статья, описывающая похороны директора Хогвартса. Статья об убийстве, содержащая множество предположений и догадок, связанных с его причинами и мотивами Снейпа, вышла в экстренном выпуске «Придиры» буквально на следующий день. Луна не успела рассказать отцу ничего о своём участии в этом деле. Но у неё впереди было ещё много времени на рассказы. Вот папа обрадуется возможности узнать всё из первых рук! Как бы Луне хотелось рассказать ему о том, что Северус на самом деле не преступник… Ну почему, почему она не может реабилитировать его хотя бы в глазах собственного отца?!       Направляясь к передним рядам, мимо прошел Корнелиус Фадж — лицо жалкое, в руках его обычный зелёный котелок; следом Луна увидел Риту Скитер — её пальцы с красными ногтями привычно сжимали блокнот; а затем — Луна глазам своим не поверила — она увидела Долорес Амбридж с притворно горестным выражением на жабьей физиономии, с чёрным бархатным бантиком на отливающих сталью кудряшках. Заметив кентавра Флоренца, застывшего, точно часовой, у кромки воды, она дернулась и поспешила занять место подальше от него.       Наконец расселись и преподаватели. Луна увидела Скримджера, который с мрачным и достойным видом сидел в первом ряду рядом с профессором МакГонагалл. В этот момент заиграла музыка, странная, неземная, и Луна огляделась по сторонам, пытаясь понять, откуда она доносится. Не только Луна — многие беспокойно вертели головами, отыскивая источник музыки.       Джессика дёрнула её за руку и молча указала в сторону озера. И тогда Луна увидела их: в нескольких дюймах под поверхностью чистой, зеленоватой, просвеченной солнцем воды хор водяного народа, пел на странном, неведомом ей языке. Мертвенно-бледные лица певцов были подёрнуты рябью, вокруг плавали лиловые волосы. Музыка рождала в душе у Луны странные жуткие ощущения, хотя неприятной она не была. Музыка ясно говорила об утрате и горе.       Тут Джессика снова дёрнула Луну за руку и указала глазами в другую сторону. Луна повернула голову. По проходу между стульями медленно шествовал Хагрид. Лицо его блестело от слёз, он безмолвно плакал, неся в руках, как сразу поняла Луна, тело Дамблдора, завёрнутое в тёмно-фиолетовый с золотыми звёздами бархат. От этого зрелища горло Луны сдавила острая боль; странная музыка и сознание того, что тело Дамблдора находится от неё так близко, казалось, на миг лишили летний день всякого тепла. У Луны из глаз покатились слёзы. Она на какое-то время забыла о той роли, которую сыграл Дамблдор в жизни Северуса и о неприятностях, которые он доставил лично ей. Сейчас Луна плакала, прощаясь не только с директором школы, но и с тем счастливым временем, которое уходило от неё безвозвратно. И не только от неё — от них всех, здесь собравшихся. Плакала искренне, жалея всех — и погибшего Дамблдора, и Северуса, вынужденного стать убийцей по приказу, и себя саму и даже Малфоя, который, несмотря на свои убеждения и воспитание, всё же оказался не законченным негодяем, раз не сумел совершить это страшное преступление.       Хагрид осторожно опустил тело на стол. Потом отступил в проход и трубно высморкался, заслужив несколько возмущённых взглядов, одним из которых, заметила Луна, наградила Хагрида Долорес Амбридж. Луна подумала, что Дамблдор на него не обиделся бы. Она видела, что глаза Хагрида, когда он возвращался назад, опухли от слёз настолько, что оставалось лишь удивляться, как он вообще что-нибудь видит перед собой. Лесничий направился куда-то назад, к последнему ряду стульев. Тем временем музыка смолкла и все обратили взгляды к мраморному столу.       Маленький человечек с клочковатыми волосами и в простой черной мантии поднялся на ноги и встал перед телом Дамблдора. Что он говорит, Луна слышала плохо. Лишь отдельные слова долетали к ней поверх сотен голов. «Благородство духа»… «интеллектуальный вклад»… «величие души»… Обычные дежурные фразы, которые, наверное, положено произносить на всех похоронных церемониях.       Со стороны озера донёсся тихий плеск, и Луна увидела, что водяной народ высунулся из озера, чтобы тоже послушать прощальное слово. Человечек в чёрном лопотал довольно долго. Луна видела, что папа, сидящий далеко впереди неё, что-то быстро записывает на большом куске пергамента. Когда говорящий умолк и вернулся на своё место, Луна решила, что сейчас с речью выступит Скримджер. Но ни министр, никто другой не двинулся с места. Потом Луна едва не подпрыгнула, услыхав, как сразу несколько голосов громко вскрикнули. Она не сразу поняла, что произошло, когда яркое белое пламя полыхнуло, охватив тело Дамблдора и стол, на котором оно лежало. Языки пламени вздымались всё выше и выше, заслоняя собой тело. Белый дым винтом поднялся в небо, создавая очертания странных фигур. Сердце Луны словно остановилось на миг, ей показалось, что она увидела радостно уносящегося в синеву феникса, но в следующую секунду огонь погас. Там, где он только что бился, стояла белая мраморная гробница, укрывшая в себе и тело Дамблдора, и стол, на котором оно покоилось.       Снова испуганные крики — целая туча стрел взвилась в воздух, но все они упали на землю, не долетев до толпы. Луна до этого не замечала прятавшихся за деревьями кентавров, которые тоже пришли проститься с Дамблдором. Теперь, повернувшись к волшебникам спинами, они уже уходили в древесную прохладу. И подобно им, водяной народ тоже медленно опустился в зеленоватую воду и скрылся из глаз.       Собравшиеся ещё какое-то время сидели на своих местах, оглушённые и подавленные, но вскоре стали подыматься и медленно разбредаться, кто поодиночке, кто, собравшись кучками. Луна подошла к папе и обняла его. Только теперь она поняла, как соскучилась по нему. И как нужен ей был рядом кто-то родной, близкий и понимающий. Луна чувствовала, что папа тоже очень соскучился по ней. Но сейчас он был страшно возбуждён, ощущая «журналистский зуд» и желание поскорее описать только что увиденное, донести всё до читателей, ничего не растеряв по дороге. — Ну, здравствуй, здравствуй, капелька!       Ксенофилиус торопливо поцеловал дочку, крепко прижал к себе и быстро отстранился, нежно оглядывая свою подросшую и как-то неуловимо повзрослевшую девочку. — Ты уже собрала вещи? Идём домой?       Луна заметила, что папа тщетно пытается скрыть нетерпение. Она не стала мучить его — призвала с помощью Акцио свой собранный чемодан и вместе с отцом направилась к воротам замка. Краем глаза Луна успела заметить Гарри, шедшего по берегу озера. Рядом с ним, опираясь на трость и припадая на одну ногу, шёл Руфус Скримджер. Они о чём-то говорили, при этом лицо Гарри показалось Луне сердитым и упрямым. Проходя мимо стульев, на которых всё ещё сидели Рон, Джинни и Гермиона, Луна помахала им рукой со словами: — До встречи.       Ей никто не ответил. Гермиона, плакавшая на плече Рона, кажется, вовсе не услышала её слов. Рон, обнимавший её, не обратил на Луну внимания, полностью сосредоточившись на утешении подруги. А Джинни, не отрывавшая взгляд от Гарри, не заметила Луну или сделала вид, что не замечает её.       Подойдя к воротам, Луна в последний раз оглянулась на замок. Сердце её тревожно сжалось. Она вдруг почувствовала, что не хочет никуда уезжать. На мгновение ей показалось, что стоит ей вернуться и войти в Большой зал — как всё станет по-прежнему: за преподавательским столом она увидит и Дамблдора, и Северуса, все вокруг будут жевать и весело болтать… Луна с сожалением вздохнула и вслед за отцом вышла за ворота. Ксенофилиус взял дочь за руку, свободной рукой ухватил её чемодан, и они все вместе аппарировали к странному дому на горе, над которым днём и ночью светила луна.       Первое, что сделала Луна, оказавшись в своей комнате — написала на ребре монеты послание Северусу: «Я дома. Люблю». Ответ пришёл не сразу, но заставил сердце Луны трепетать от нежности: «Я в порядке. Л.» ***       Написав о том, что он «в порядке», Снейп слукавил. Порядка и покоя в его душе не наблюдалось вовсе, хотя внешне он был, как всегда, холоден и подчёркнуто равнодушен. На следующий день после того, как он почти сутки проспал в комнате для гостей в Малфой-мэноре, Снейп вновь явился пред красные очи Волдеморта и попросил позволения укрыться в убежище, которое уже давно приготовил для себя, планируя убийство Дамблдора. Убежище было тем более надёжным, что готовил он его не без помощи покойного директора, рассчитывая скрываться в нём не только от авроров, которые будут разыскивать его, как преступника, но и от самого Волдеморта, в случае, если это понадобится. Однако Волдеморт приказал Снейпу по-прежнему оставаться в замке впредь до особого его распоряжения, чем очень раздосадовал зельевара. «Тебя будут разыскивать, Северус… И мне бы не хотелось, чтобы тебя нашли». Какая забота о подчинённых! Снейп понимал, что на самом деле это контроль. Возможно, у Хозяина были на него какие-то планы, что не совпадало с планами самого Снейпа. Разумеется, он не подал виду, насколько сильно раздосадован. Поклонившись Повелителю и изобразив на лице готовность выполнить любое его приказание, Снейп в ярости вернулся в свою комнату и, не раздеваясь, повалился на кровать, тщательно заправленную домовым эльфом. Закинув руки за голову, Снейп томился вынужденным бездельем, разглядывая от нечего делать обстановку, на которую он до этого не обратил ни малейшего внимания.       Комната скорее подошла бы аристократу из высшего общества, чем неприхотливому полукровке из нищей семьи, несмотря на то, что ему удалось выбиться в профессора. Собственно, для таких она и предназначалась — других гостей в Малфой-мэноре принимать ранее не планировалось. Лишь с появлением Волдеморта замок стали посещать люди, которых в лучшие времена гордое семейство не пустило бы дальше кованых железных ворот, увенчанных фамильным гербом. Мечты о ещё большем возвышении, которые Люциус лелеял, финансируя приход к власти Тома Ридла, обернулись для него Азкабаном, а для его семейства — вынужденным общением с теми, кого они раньше и за людей-то не считали. Докатились, что и говорить…       От изящной лепнины на стенах и потолке, от тонкой резьбы, украшавшей мебель, от безделушек на полочке у высокого старинного зеркала, от массивных часов на каминной полке и от украшений на самом камине Снейпа мутило. Он закрывал глаза, но легче не становилось. Перед его мысленным взором тут же вставали картины недавних событий — Дамблдор, сползающий по стене от слабости, его подгибающиеся колени, угасающий голос и взгляд… Взгляд властный и требовательный, несмотря на явную мольбу в голосе. «Северус… прошу тебя…» Мерлин всемогущий! Кажется, он до конца дней не забудет взгляд Альбуса за мгновение до того, как жизнь навеки покинула его тело! Его лицо, когда он падал вниз с башни и смотрел на Северуса уже мёртвым, но, казалось, всё ещё осмысленным взглядом. Эти картины сменялись видениями корчившегося на полу собственной гостиной Драко, исходящего криком боли от первого в своей жизни Круциатуса. И воспоминаниями о чувствах самого Снейпа, сидящего с безучастным видом, ничем не могущего помочь сыну Люциуса.       Но хуже всего были воспоминания о погоне — искажённое гневом и болью, залитое кровью и запачканное грязью лицо Поттера, который из последних сил пытался убить его и исходил яростью от невозможности сделать это. Как же мальчишка ненавидел его в тот момент! Какой злобой пылали его зелёные глаза — глаза Лили. Никогда в жизни у неё самой не было такого взгляда.       В ушах Снейпа звучал полный гнева и отчаяния голос Поттера: «Сражайся! Сражайся, трус!» И, как и тогда, Снейп вздрагивал, как от удара бичом. Он мог вынести, что угодно, но только не обвинение в трусости. Трусом он никогда не был. В отличие от папаши самого Поттера со сворой дружков, которые считались отчаянными храбрецами, смело нарушавшими школьные правила и вчетвером издевающиеся над неугодными одиночками. Ноздри Снейпа раздувались, руки сжимались в кулаки. Слово «трус» в устах мальчишки жгло, как огнём. Этот паршивец пытался использовать против него его же заклинание. Всё-таки, чему-то он, Снейп, сумел научить Поттера, хоть и помимо его воли. Дамблдор знал, что делал, когда спланировал, как подсунуть мальчишке старый учебник Снейпа. Хорошо продуманная комбинация с заменой преподавателя зельеварения, которая позволила дать возможность Поттеру продолжить изучать столь важный для него предмет. И не просто изучать, а демонстрировать существенные успехи. Раз мальчишка был настолько глуп, что не мог получать необходимые ему знания из-за собственной ненависти к преподавателю, Дамблдор решил дать им обоим — и Снейпу, и Поттеру — шанс. Первому — всё же впихнуть эти самые знания в упрямую голову того, кто упорно этому сопротивлялся. А Поттеру — их получить. Заодно и понять, насколько опасна Тёмная магия при бесконтрольном и безответственном её использовании. Кажется, Поттер здорово испугался последствий Сектумсемпры, что тоже дало хороший воспитательный эффект.       Разумеется, Снейп не рассчитывал, что у мальчишки хватит мозгов понять, с кем поделился своими записями первый хозяин учебника. И кому показала этот учебник та, которой так беззаветно верил юный Принц-полукровка. Уж эта логическая задачка была для Поттера абсолютно невыполнима. А Альбус, кажется, рассчитывал, что мальчишка что-то поймёт. Снейп хмыкнул. Дамблдор при необходимости умел выставить себя наивным дурачком. И даже находились те, кто верил этим спектаклям. Но только не Снейп.       В день, предшествующий гибели Дамблдора, директор вызвал к себе Снейпа. Они в последний раз тщательно обсудили всё, что предстояло сделать Снейпу перед убийством и как ему жить после него. Это Альбус приказал ему, покидая место убийства, на всякий случай отменить Парализующее заклинание, иначе Поттера, скрытого мантией-невидимкой, долго искали бы по всему замку и его окрестностям. Скорее всего, старик втайне надеялся, что, случись Поттеру стать свидетелем его убийства, он поймёт, что на самом деле происходит, и дотумкает наконец, в чём состоит роль Снейпа во всей этой истории. Нет, Дамблдор, конечно, был великим волшебником, но во всём, что касается умственных и душевных качеств Поттеров, проявлял удивительную близорукость. Предвзятость со знаком «плюс» мешает делу не меньше, чем она же со знаком «минус». Бесполезно доказывать обратное тому, кто твёрд и непоколебим в своих заблуждениях, будь он хоть семи пядей во лбу.       Ещё более бесполезно ждать понимания и осознания не слишком очевидных вещей от юнца, на глазах у которого только что произошло убийство. Неужели Дамблдор всерьёз рассчитывал, что Поттер поймёт, о чём просит Снейпа умирающий старик? Что слова: «Северус, прошу тебя…» — это вовсе не просьба о пощаде?       Все эти мысли кипели у Снейпа в голове, точно зелье в котле, причиняя боль и раздирая сознание. Однако вскоре он всё же сумел обуздать их и надёжно спрятать за прочными окклюментными щитами. А помогли ему в этом совсем другие воспоминания — о девочке с необычными серебристо-серыми глазами, спутанными светлыми волосами и горячими жадными губами, прикосновения которых способны залечить душевные раны и дать силы жить дальше.       «Хватит! — приказал себе Снейп. — Вставай и займись делом». Вот только каким? Мысль о посещении Драко он отбросил сразу. Если бы с мальчишкой всё было плохо, Нарцисса уже давно обратилась к нему за помощью. Раз этого не случилось, её сын в порядке. Да и Волдеморт обычно чётко рассчитывает дозировку Круциатуса, соблюдая золотую середину между степенью своего гнева и физическими возможностями провинившегося. Калечить сторонников в его планы никогда не входило. Так что о физическом состоянии юного Малфоя можно было не переживать. А проявлять заботу о его психическом состоянии Снейп не собирался: лечить души — это не по его части.       Снейп знал, что в Малфой-мэноре имеется отличная библиотека. Конечно, её не сравнить с библиотекой Хогвартса, но в ней имелось несколько старинных, очень ценных книг, которые Снейп давно уже хотел полистать, да всё не было подходящего случая. Кажется, сейчас такая возможность у него появилась. И Снейп направился в библиотеку. По пути он не встретил никого, за исключением домовика, стремительно промелькнувшего перед ним в коридоре и спешно скрывшегося за ближайшей дверью. Замок по-прежнему казался безжизненным, будто каждый из его обитателей попытался сделаться как можно незаметнее и не только старался не издавать никаких звуков, но даже дышал через раз.       В библиотеке тоже было пусто. Снейп быстро нашёл на полке два старинных средневековых фолианта: мрачную «Некромантию» Фотинуса Найта в чёрной потёртой кожаной обложке и коричневый том с золотым тиснением «Искусство подчинять людей своей воле» Демикуса Крайтона. Усевшись в мягкое кожаное кресло, Снейп развернул у себя на коленях «Некромантию» и погрузился в чтение. Сначала книга увлекла его. Прикосновение к древним страницам, сам запах старины вызывали удовольствие. Чего не скажешь о содержании — оно было действительно мрачным и зловещим. Нет, Снейпа не пугала магия, связанная с трупами. Возможно, в другое время книга заинтересовала бы его, не в смысле практического применения, но в плане расширения знаний. Однако сейчас, продираясь через громоздкие средневековые речевые обороты, Снейп понял, что ему трудно следить за рассуждениями автора и что мысли его вновь возвращаются к недавним событиям в Хогвартсе.       Отложив «Некромантию», Снейп попытался сосредоточиться на «Искусстве подчинять». Язык книги был таким же тяжёлым, как в «Некромантии» и с первых страниц утомлял своей громоздкой неповоротливостью. К тому же ничего нового для Снейпа эта книга не содержала. Ценность издания состояла в его древности и в том, что сохранилось оно лишь в нескольких экземплярах.       Снейп поискал в библиотеке книги по зельеварению. Те, что он нашёл, были ему хорошо известны. Снейп задумался. Сейчас бы приготовить какое-нибудь зелье посложнее, чтобы направить на него всё внимание без остатка… А, собственно, почему бы и нет? Снейп знал, что в обширном подвале Малфой-мэнора имелась лаборатория для приготовления зелий. Ему ещё ни разу не доводилось ею пользоваться. Кажется, сейчас самое время исправить это упущение.       Снейп прищёлкнул пальцами. Домовой эльф Уотти возник перед ним мгновенно. — Что угодно мистеру Снейпу? — пропищал домовик с поклоном. — Отведи меня в лабораторию, где варят зелья. — Пойдёмте, мистер Снейп, — домовик снова поклонился и направился к выходу из библиотеки. Снейп последовал за ним.       Когда они с домовиком спускались по лестнице в холл, им навстречу попалась Беллатрикс. Заметив Снейпа, она остановилась на ступенях и хищно осклабилась: — Ну, здравствуй, С-с-северус-с-с…       Она произнесла его имя в точности так, как произносил его Волдеморт. Впрочем, её хриплому голосу явно не хватало высоты, чтобы воспроизвести те невыносимые свистящие звуки, которые как раз и производили наиболее устрашающий эффект на окружающих. — Здравствуй, Белла, — холодно ответил Снейп, всем своим видом показывая, что он не намерен задерживаться здесь и отвлекаться на посторонние разговоры.       Но Беллатрикс преградила ему путь, остановившись на пару ступеней ниже и сверля его безумным взглядом. — Так ты у нас оказался героем, — насмешливо произнесла она. — Признаться, я не ожидала от тебя подобного. — Чего ты не ожидала? — голос Снейпа был бесстрастен. — Что я не исполню Непреложный обет? Разве у меня был выбор? — А если бы ты не дал такой обет? А, Северус? Ты бы сделал то, что сделал? — Разумеется, — Снейп бросил на Беллатрикс презрительный взгляд и стал спускаться вниз, обходя её стороной, благо, ширина лестницы это позволяла. — А я вот в этом не уверена, — прошипела Беллатрикс, злобно сверкнув глазами. — К чему гадать, что было бы, если бы..? — усмехнулся Снейп. — Дело сделано. А ты можешь думать всё, что тебе заблагорассудится.       И Снейп продолжил спуск по лестнице, спиной ощущая прожигающий насквозь взгляд Беллатрикс.       Спустившись в подвал, Снейп испытал странное облегчение. Будто вновь ощутил себя в подземельях Хогвартса. Правда, иллюзия эта быстро рассеялась, но она помогла ему немного восстановить душевное равновесие. Конечно, количество и качество собранных в лаборатории ингредиентов не шло ни в какое сравнение с его школьными запасами. Но всё имеющееся давало возможность готовить качественные зелья, используя добротное первоклассное оборудование — что ещё надо?       Отпустив Уотти, Снейп снял мантию и сюртук, повязал висящий на вешалке у двери кожаный фартук и направился к шкафу с ингредиентами. Магия созидания захватила его. Она вибрировала в кончиках его пальцев, дрожала в каждой клетке его тела. Процесс создания зелий — это то, что всегда спасало его, было той соломинкой, за которую он хватался в самых невыносимых, безысходных ситуациях. Она неизменно вытаскивала Снейпа на поверхность из любого ужаса и отчаяния, в которое его раз за разом погружала жизнь. Именно зельеварение помогло Снейпу выжить в самый страшный момент жизни, когда мир обрушился и, казалось, насмерть придавил его своими обломками. Когда были утеряны все смыслы, все надежды и стимулы жить. Уж если он смог вытащить себя из той бездны отчаяния, в которую погрузился после гибели Лили, то конечно сможет пережить недавние события, занимаясь любимым делом.       Снейп засучил рукава, обнажив по локоть худые жилистые руки, достал из шкафа нужные ингредиенты и отнёс их к столу. В момент, когда под котлом вспыхнул огонь, все его переживания отошли на задний план. Снейп сосредоточился и полностью отдался процессу. Он провёл в лаборатории несколько часов и вернулся в спальню глубокой ночью. Ему хотелось только одного — спать. И лишь когда Снейп без сил рухнул на постель и закрыл глаза, пришло понимание, что это не единственное, чего он хочет. Самым большим, страстным и горячим желанием Северуса в этот момент было ощутить руки Луны, крепко сжавшие его в объятиях, прижать её к себе изо всех сил и жадно впиться губами в её призывно полуоткрытые горячие губы.       В Хогвартсе, рисуя в своём воображении картины предстоящего убийства и всего, что за этим последует, Снейп отдавал себе отчёт, как трудно ему будет переносить разлуку с его любимой девочкой. Он готовил себя к этому и думал, что сумеет выдержать её отсутствие рядом. Однако он и представить себе не мог, насколько это будет тяжело. Процесс приготовления зелья помог справиться со всем, что мучило его, притупить боль и гнев, но не смог избавить Снейпа от тоски по Луне. Желание оказаться рядом с ней было таким острым и невыносимым, что это походило на ломку — ту, что он испытал когда-то в ходе экспериментов с Охранным зельем.       Невозможность вырваться из-под контроля Хозяина и выпить хоть несколько капель этого зелья, чтобы почувствовать себя Луной, ощутить её, как себя, узнать, как она переживает разлуку, будила в душе Снейпа такую ненависть к Волдеморту, что он готов был лично перерезать ему глотку собственными руками. Если бы это, конечно, помогло ему вырваться из проклятого малфоевского замка, похожего, скорее, на склеп. Но вместо этого приходилось мириться с вынужденным домашним арестом и отдаваться на волю воображения, рисовавшего перед его мысленным взором картины сладостные и мучительные одновременно. Как тебе живётся, родная, любимая моя девочка? Как ты там без меня?