Побочный эффект

Muse\Exogenesis Symphony (Overture) Kelly Clarkson\Before Your Love Celine Dion\Falling Into You       Проснулся Снейп ближе к вечеру. В комнате царили сумерки. Несмотря на то, что сон в такое время считается нездоровым, Снейп чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Душ взбодрил его ещё больше. Приведя себя в порядок, Снейп с аппетитом поужинал, приготовив себе яичницу и запив её крепким чаем. Времени оставалось ещё слишком много. Снейп собрал в карман мантии всю свою «походную аптечку» с зельями для оказания первой помощи, присовокупив туда и снадобье, предохраняющее от беременности. На всякий случай захватил и бутылочку с Оборотным зельем — мало ли что…       Всё было готово. И лишь стрелки на часах, казалось, приклеились к циферблату. Снейп постарался отвлечь себя чтением, чтобы не поднимать глаза на часы каждые две минуты. И это ему удалось. Когда он в следующий раз взглянул на циферблат, прошло больше получаса. Что же, неплохой результат.       Когда наконец часы показали время без четверти час, нетерпение Северуса достигло крайнего предела. Он рывком поднялся на ноги, накинул мантию, нащупал в кармане пузырьки с зельями, взял в руку волшебную палочку и покинул своё временное жилище, не забыв наложить на него все полагающиеся чары, делавшие его невидимым и недоступным для проникновения посторонних. ***       Как только Луна увидела на ободке своего галлеона вопрос о палатке, она поняла, что задумал Северус — и сердце её радостно затрепетало. Конечно, палатка, оставшаяся от прошлогодней экспедиции, сохранилась у них с отцом. Не могли же они избавиться от такой нужной вещи! Луна знала, что почти всё снаряжение, которое они брали с собой прошлым летом, свалено кучей на чердаке. Нужно было лишь придумать повод, чтобы подняться туда и найти то, что нужно. Луна задумалась. Что из лежащих на чердаке вещей могло бы ей сейчас понадобиться? — Папа, ты не помнишь, куда могли подеваться мои старые краски? Ну, те, которые были у меня раньше, до того, как ты подарил мне новые?       Луна заглянула в комнату к отцу, который что-то увлечённо мастерил, склонившись над верстаком. Ксенофилиус поднял голову и рассеянно взглянул на дочь, хотя глаза его, казалось, смотрели сквозь неё, будто разглядывали нечто, видимое за её спиной, по неведомым причинам вдруг ставшей прозрачной. — Не помню, капелька, — он наконец уловил суть вопроса. — Кажется, я убрал их на чердак. Или ты сама их туда убрала… — Спасибо, папа, — Луна улыбнулась отцу. — Сейчас посмотрю.       Луна знала, что старые краски хранились в её шкафу, в самом нижнем ящике. Зато повод залезть на чердак был найден. Луна быстро взбежала наверх по винтовой лестнице и толкнула маленькую дверцу, которая подалась с большим трудом, издав отчаянный скрип. Луна вошла внутрь, осветила помещение Люмосом своей волшебной палочки и огляделась по сторонам. Чердак Лавгудов представлял собой весьма живописное зрелище. Там было собрано множество самых разных вещей, назначение которых не всегда было понятно даже хозяевам. Сюда отправлялась не только старая, отслужившая свой срок посуда и одежда, но и материальное воплощение беспокойной научной мысли и богатой фантазии Ксенофилиуса — различные приборы и приспособления, которые он неустанно придумывал не реже раза в месяц. Многие из этих устройств находили применение в домашнем хозяйстве Лавгудов, некоторые Ксенофилиусу даже удавалось запатентовать и успешно продавать, рекламируя их на страницах «Придиры». Но было много и таких, которые заканчивали свою жизнь на чердаке этого странного цилиндрического дома на холме, всё больше загромождая его и грозя в будущем полностью перекрыть доступ в это хозяйственное помещение.       Вещи, которые они с папой брали в экспедицию, Луна нашла быстро. Все они были свалены в кучу недалеко от входа, так что разгребать завалы хлама, добираясь до своей цели, Луне не пришлось. Палатка, тщательно упакованная в чехол, лежала в самом верху этой кучи. Луна расстегнула чехол, убедилась в том, что это действительно то, что она искала. Запаковав её обратно, Луна уменьшила свёрток, применив к нему заклинание Редуцио, которому Северус обучил её давным-давно… Кажется, что это было в прошлой жизни, когда она лишь смотрела на него влюблёнными глазами, а он… Он всеми силами старался подавить свой интерес к студентке, которую все считали «полоумной». Луна задумалась, вспоминая их тогдашние встречи. Что они говорили друг другу, как смотрели друг на друга, что чувствовали… Мечты унесли её далеко-далеко. Луна будто вновь проживала все этапы их с Северусом сближения — и на душе у неё становилось всё теплее, пока её не захватила и не унесла с собой горячая волна нежности к нему. Луне так захотелось обнять Сееверуса — сейчас же, немедленно… Прижаться к его прохладной бледной коже, ощутить под ладонями, как напрягается и подрагивает его сухощавое тело… Луна почти физически ощутила Северуса рядом, в своих объятиях — обнажённого, нетерпеливого, старающегося изо всех сил обуздать это нетерпение, которое выдавал крепко прижатый к её животу тугой и горячий пенис…       Луна закусила губу, едва не застонав. Мерлин, как же она соскучилась по Северусу! Схватив уменьшенную до размеров флакона с зельем палатку, Луна сунула её в карман и покинула чердак, потушив свет на кончике волшебной палочки и дав себе обещание обязательно вернуться сюда снова, чтобы порыться в этой куче интереснейших вещей. Вернувшись в свою комнату, Луна написала на ребре своего галлеона: «Нашла». Когда на ребре монетки появилась надпись: «Захвати с собой сегодня ночью», сердце Луны бешено заколотилось. Значит, они и вправду увидятся сегодня! «В котором часу?» — когда Луна писала это, рука её слегка подрагивала.       «В час. У ручья».       «Хорошо».       Написав это, Луна чуть не умерла от радости. Сжав в кулаке заветный галлеон, Луна закружилась по комнате, не помня себя от счастья. Она увидит Северуса! Сегодня ночью она сможет обнять его! Она прижмётся к нему, вдохнёт его запах, почувствует его губы на своих губах… Мерлин всемогущий, только бы ему ничего не помешало! И только бы папа уснул вовремя. И только бы… только бы…       Сколько же разных страхов и неожиданностей могло помешать их свиданию! Сидя в своей комнате, Луна по несколько раз представила их все, прокрутила в голове любые сценарии событий, препятствующих их встрече. Нет, так не пойдёт. Луна отправилась к ручью и хорошенько осмотрела место, которое и без того знала до мельчайших подробностей. Вот здесь она поставит палатку. А вот тут Северус пройдёт с палочкой в руках, ограждая их убежище защитными заклинаниями… «И заглушающими», — предусмотрительно подумала Луна, вспомнив, как она не могла сдерживать громкий крик, когда язык Северуса ласкал её самое чувствительное место. Только бы им ничто не помешало… Ничто и никто…       Самым трудным для Луны оказалось пережить ужин и ничем не выдать своего возбуждения. Луне стоило неимоверных усилий изображать своё обычное спокойствие, чтобы папа ничего не заподозрил. К счастью, Ксенофилиус весь вечер увлечённо рассказывал о своём новом изобретении и о том, какие трудности ему пришлось преодолеть, чтобы конструкция наконец-таки заработала. Луна поддакивала, кивала, всеми силами изображая заинтересованность и испытывая стыд оттого, что ей в который раз приходится притворяться и быть неискренней. Луне очень хотелось, как раньше, проявить неподдельный интерес к работе отца, но сейчас она не могла думать ни о чём, кроме предстоящего свидания. Чувство вины усиливало тяжесть на сердце и увеличивало нервное напряжение. Не в силах больше выносить эту пытку, Луна отправилась к себе в комнату. Папа не спросил, нашла ли она краски. Значит, скорее всего, он даже не вспомнит, что Луна собиралась сходить на чердак. Это было хорошо. Про палатку он не вспоминал с прошлого лета. Это давало Луне надежду, что он не заметит отсутствия палатки, даже если случайно забредёт на чердак.       Поднявшись к себе, Луна достала краски, кисти и принялась за рисование, надеясь таким образом сократить томительные часы ожидания. Когда она рисовала, время всегда пролетало незаметно. Так случилось и на этот раз. Закончив очередной портрет Северуса, начатый ею три дня назад, Луна взглянула на часы. Они показывали половину первого. Луна сложила рисовальные принадлежности в стол, спрятала в шкаф портрет, накинула на плечи мантию и нащупала в кармане уменьшенную палатку.       Погасив в комнате свет, Луна осторожно выглянула наружу. В доме было тихо. Из комнаты отца доносилось невнятное сопение. Луна начала медленно спускаться по винтовой лестнице, моля только об одном — чтобы ступеньки не скрипели. Впрочем, когда папа засыпал, он не обращал внимания ни на какие посторонние звуки. Так что вряд ли он услышал лёгкие шаги спускающейся по лестнице Луны и тихий звук открываемой и вновь закрывшейся двери.       Луна осторожно вышла на крыльцо, быстро спустилась с него и бегом бросилась по знакомой дорожке вниз, к ручью. Дорогу ей освещали две луны — тонкий серпик посредине неба и яркий серебристый круг над крышей дома, построенного в виде цилиндра.       Запыхавшаяся Луна остановилась на границе зарослей кустарника на берегу ручья. Сюда не достигал свет от двух лун. Тень от листвы была густой и плотной. Луна зажгла огонёк на кончике волшебной палочки и спустилась к ручью, освещая себе дорогу во тьме, становившейся всё более непроницаемой.       Достигнув поляны на берегу ручья, Луна достала из кармана палатку, коснулась её палочкой и произнесла: — Фините Инкантатем.       Палатка приняла свои обычные размеры. Вынув её из чехла, Луна вновь взмахнула палочкой и произнесла заклинание, которым они с папой всегда устанавливали палатку во время экспедиции. Палатка послушно встала на том самом месте, которое Луна наметила днём. Войдя внутрь, Луна убедилась, что обстановка в палатке осталась прежней. Луна вышла наружу и напряжённо прислушалась. Где же Северус?       Луна не стала освещать пространство вокруг. Она тихонько притаилась, усевшись на маленький табурет у входа в палатку. Ночь была прохладной, от ручья тянуло сыростью. То ли от холода, то ли от нервного напряжения тело Луны колотила мелкая дрожь. Она наложила на себя Согревающие чары, и дрожь постепенно прошла.       В какой-то момент Луна ощутила, что она здесь не одна. Она не слышала ни звука шагов, ни случайного треска ветки под ногами идущего. И, тем не менее, поняла, что кто-то невидимый приближается к ней в темноте. И, судя по тому, как заколотилось сердце в её груди, этот «кто-то» был Северусом. Невидимый человек приблизился к Луне, и она ощутила слабый, едва различимый запах — такой знакомый и родной. Самый лучший в мире — его запах. - Гомениум Ревелио, — тихо прошептала Луна, взмахнув волшебной палочкой, которую не выпускала из рук.       Чёрный силуэт возник в темноте в шаге от Луны. Северус стоял, сложив руки на груди. Из-за отсутствия освещения невозможно было разобрать выражение его лица, но Луне почему-то показалось, что он… улыбался? Она шагнула вперёд и очутилась в его крепких жарких объятиях и забыла обо всём на свете, кроме его жадных рук, лихорадочно гладивших её и настойчивых губ, покрывающих поцелуями её лицо, шею, плечи, грудь… Луна растворилась в этих страстных нетерпеливых объятиях, лаская любимого в ответ на его настойчивые ласки. Кажется, не было на свете силы, способной разорвать их объятия. Ни один из них был не в состоянии отпустить другого, отодвинуться хотя бы на дюйм.       Первым пришёл в себя Северус. Он с сожалением отстранил Луну, ощутив при этом острое чувство потери. Его напряжённый член, мгновение назад упиравшийся в живот Луны, вдруг ощутил пустоту. Тело Северуса требовало немедленного продолжения этих бурных ласк и их логического завершения. Луна тоже ощутила сиротливую пустоту от внезапно прерванного телесного контакта. Но Северус усилием воли взял себя в руки. Нельзя давать эмоциям превалировать над разумом. Он обязан позаботиться о безопасности — и он сделает это.       Северус вынул из кармана волшебную палочку и обошёл по периметру небольшой участок, центром которого была волшебная палатка, шепча защитные заклинания, призванные оградить место их встречи и сделать его невидимым и неприступным для кого бы то ни было. Покончив с этим, он обнял Луну за плечи и увлёк в палатку.       Войдя внутрь, он взмахнул волшебной палочкой, мысленно произнеся заклинание, помогающее обнаружить порчу, если таковая имеется. И только убедившись, что внутри палатка так же безопасна, как снаружи, Северус повернулся к Луне и страстно обнял её. Вновь ощутив его близость, Луна трепетно отозвалась на страстный призыв этих жадных губ и нетерпеливых рук. Они не помнили, как торопливо срывали, стаскивали друг с друга одежду, не размыкая губ, слившихся в поцелуях, от которых становилось томно и жарко, а где-то там, внизу, пульсировало такое желание, что не было сил терпеть. Обоих раздирали противоречивые ощущения — хотелось немедленно удовлетворить свою тягу друг к другу и в то же время длить это разрывающее сладкое томление как можно дольше.       Одежда валялась на полу. Не было больше никаких препятствий для их жарких ладоней, для губ, покрывающих поцелуями тело партнёра. Они не помнили, как улеглись на кровать — им некогда было обращать внимание на обстоятельства места и времени. Правда, у Северуса ещё хватило терпения и рассудительности на то, чтобы призвать флакон с противозачаточным зельем и произнести предохраняющее заклинание. Сама Луна думать об этом была не в состоянии. Ей хотелось целовать Северуса — зацеловать его всего, не оставив ни одного участка тела, которого не коснулись бы её губы. Но, кажется, ему хотелось того же самого — и Луна подчинилась, с удовольствием предоставив ему возможность ласкать себя, до крика, до исступления. Одни только скользящие движения горячих ладоней по её телу вызывали у Луны страстное желание впустить его в себя. Она непроизвольно выгибалась ему навстречу, лаская его везде, куда только доставали руки. А ведь были ещё губы Северуса, покрывавшие поцелуями её тело. Губы, захватившие твёрдый набухший сосок и язык, его ласкающий. Были покусывания, вызывавшие у Луны долгий протяжный стон и приводившие её на грань блаженства. Но Северус не позволял ей перейти эту грань, делая наслаждение острым и мучительным, а желание — невыносимым. Когда он, покрывая поцелуям тело Луны, спустился к низу её живота, она исходила соком страсти. Северус устроился между её широко раздвинутых коленей, вдохнул пряный аромат её желания и коснулся языком влажного, призывно манящего отверстия. Дрожь, пробежавшая по телу Луны и её тихий сдержанный стон были ему ответом. Северус ласкал Луну языком, изнемогая от собственного желания. Её громкие стоны доводили его до крайней степени возбуждения. Тяжесть в разрываемом страстью органе становилась невыносимой. Но Северус продолжал эту сладкую пытку, пока Луна не взмолилась: — Се-е-е-еверу-у-у-ус…       Он поднял голову — и Луна ощутила острое сожаление от того, что пытка наслаждением закончилась. Не было сил терпеть её дальше и страстно хотелось, чтобы она не закончилась никогда.       Северус рывком поднялся над тяжело дышавшей Луной и крепко поцеловал её. Она ощутила на губах вкус своей страсти, выгнулась и потёрлась лобком о его твёрдый горячий пенис. Северус вошёл в неё, не прерывая поцелуя, легко и беспрепятственно. Двигаясь в ней всё быстрее, он проникал так глубоко, что Луна испытывала потрясающее, ни с чем не сравнимое чувство. Сейчас он был такой же частью её телесно, как под воздействием Охранного зелья — духовно. Они были единым целым и это доставляло обоим невероятное наслаждение. Луна обвила Северуса ногами, ритмично сжимая кольцом мышц его плоть внутри себя. Возбуждение нарастало, клокотало в ней, готовое вот-вот пролиться наружу бурным потоком…       По телу Северуса пробежала дрожь. Он замер, нависая над Луной. Внутри неё всё судорожно сжалось, словно волна напряжения от Северуса передалась ей. И дикое, страстное наслаждение наконец-таки вырвалось наружу, заставляя тело конвульсивно вздрагивать. Луна не видела ничего вокруг и не слышала своего яростного победного крика. Всё её внимание было сосредоточено на том месте, где сейчас Северус извергался в неё горячей волной страсти. И от этого крика ощущения Северуса становились в сто раз острее и ярче — ведь это он был причиной её сладострастного неудержимого вопля, он вызвал в этой девочке бурю страсти, заставившую её позабыть обо всём на свете.       Волны оргазма медленно затихали. Северус, тяжело дыша, опустился на Луну, с удовольствием ощущая, как по её телу всё ещё прокатывается дрожь наслаждения. Зарывшись лицом в подушку рядом с её шеей, он вытер пот со лба. Луна продолжала сжимать кольцо мышц, не выпуская его из себя. Обоим от этого было очень хорошо.       Наконец Северус приподнялся и вышел из её тела с тихим хлюпающим звуком. Луне отчего-то было очень приятно ощущать тёплую густую жидкость, медленно вытекающую из неё. Северус улёгся рядом с Луной на спину, положив руку на её впалый животик. Луна лежала, прижавшись щекой к его плечу и накрыв ладошкой его влажный обмякший член. Прикосновение этой ладони приносило Северусу умиротворяющее наслаждение. Оно не возбуждало, но дарило столько тепла и благодарности, что у Северуса сбивалось дыхание. Через какое-то время оба, не сговариваясь, повернулись друг к дружке и обнялись, крепко прижавшись, сплетаясь руками и ногами, сливаясь дыханиями. Они лежали молча. Им ничего не нужно было говорить. Ведь каждый знал, что чувствует другой — не зря их сознания сливались воедино в момент принятия Северусом Охранного зелья. Каждый наслаждался тем, что любит и любим — причём, никто из них не сомневался во взаимности и силе этой любви. Им было хорошо, и только перспектива скорой разлуки омрачала эту чудесную летнюю ночь.       Луна знала, что этот момент скоро наступит и боялась его, хоть и пыталась не думать о нём, исходя нежностью в объятиях Северуса. Ему, как обычно, пришлось первому брать себя в руки и неимоверным усилием воли заставлять себя прервать их волшебную близость. Он шевельнулся, коснулся губами виска Луны… Та вздрогнула, открыла глаза: — Пора?       Луна постаралась не выказывать ни сожаления, ни разочарования, чтобы не огорчать Северуса. Но ей это не удалось. Он погладил её по щеке: — Мы ещё встретимся. Теперь меня не будут так контролировать. — Когда? — Луна с надеждой заглянула ему в лицо, скрытое полумраком, царившим в палатке. — Если всё будет хорошо, то завтра. Вернее, уже сегодня.       Северус приподнялся, запустил пальцы в волосы Луны и, притянув к себе её голову, нежно коснулся губами макушки. Идя на свидание, он планировал сказать Луне, что они не должны видеться часто. Хотя бы через день. Но теперь вся его решимость куда-то улетучилась. Он не мог отказать ни ей, ни себе в удовольствии личного свидания. Да и что плохого может случиться от того, что они будут видеться так часто, как только смогут? Если соблюдать необходимую осторожность — ничего. — Ты ведь будешь вести себя с отцом, как обычно? Ничем не выдашь себя? — Конечно, — Луна обвила шею Северуса руками и поцеловала его. — Приходи на это место под дезиллюминационным заклятием. И по дороге внимательно смотри по сторонам. Применяй Гомениум Ревелио. Веди себя так, будто мы всё ещё в Хогвартсе и за нами наблюдают сотни глаз, — Северус произносил это наставление с удивительной, не свойственной ему мягкостью, поглаживая волосы Луны и касаясь губами мочки её уха, отчего по её телу разбегались приятные мурашки. — Хорошо, — тихонько соглашалась она, продолжая покрывать поцелуями лицо и руки Северуса.       Он с сожалением вздохнул. Как же ему не хотелось прерывать этот поток нежности! Но Луна всё поняла. Нужно расстаться сейчас, чтобы беспрепятственно увидеться следующей ночью. Она и без того была благодарна — судьбе, Мерлину, Богу, мало ли, кому ещё, всем Высшим силам — за то, что их с Северусом свидание состоялось. За то, что она получила возможность увидеть его, услышать голос, обнять… И не только… — Может быть… Завтра пораньше? Не на час, а в полночь? — с надеждой спросила Луна. — В котором часу обычно засыпает твой отец? — поинтересовался Северус. — Когда как. Иногда рано. А иногда может всю ночь просидеть — над статьёй или каким-нибудь изобретением. — И что ты будешь делать, если он не ляжет спать всю ночь? — честно говоря, такая перспектива Северуса абсолютно не устраивала. — Скрою себя Чарами невидимости, наложу Заглушающее и потихоньку выйду из дома. — А если он хватится? Заглянет к тебе в комнату, а тебя там нет? — Сложу из тряпок чучело, укрою его с головой одеялом, как будто это я сплю, — улыбнулась Луна, представив эту ситуацию. — А не проще ли применить к нему… — Сомниум! — воскликнула Луна. Ну конечно! Как она могла забыть? Ведь они с Северусом учили это полезное Усыпляющее заклинание. — Хвала Мерлину, эта юная леди ещё что-то помнит из скучных уроков старого нудного профессора, — жёлчно проворчал Северус, вставая с постели. Его палочка со слабым Люмосом на конце тускло освещала небольшую часть помещения. Луна тихонько улыбалась, наблюдая, как обнажённый Северус наклоняется, подбирая с пола свои и её вещи и складывает их на кровать. Его тело в неверном свете этого импровизированного ночника казалось синеватым, но Луна не могла оторвать глаз ни от его крепких жилистых рук, ни от впалого живота с тонкой дорожкой чёрных волос, спускающихся к тому месту, которое ей всегда хотелось гладить и ласкать не только руками… Луна любовалась упругими поджарыми ягодицами Северуса и его неширокими, но мускулистыми сильными плечами. Его строгость и сарказм в этой ситуации придавали картине столько комичности, что улыбка Луны становилась всё шире.       Остановившись напротив неё, Северус взглянул на её улыбающееся лицо, представил себя, стоящего перед ней — худого и обнажённого — и тихо хмыкнул. М-да, нашёл время поиграть в строгого профессора. В таком-то виде… Не выдержав, Луна соскочила с кровати, подбежала к нему и, обвив руками его шею, горячо прижалась всем телом: — Не старого и нудного, — весело заговорила она, заглядывая снизу-вверх ему в лицо, — а самого-самого лучшего в мире! Самого любимого и желанного! И красивого!       Крепко прижимаясь к Северусу, Луна, не удержавшись, сжала-таки его ягодицу. — Пятьдесят баллов с Райвенкло, — грозно сказал Северус, обнимая Луну. — За что?! — она отстранилась с притворным возмущением. — За развратные действия в отношении преподавателя, — ухмыльнулся он. — Тогда почему так мало? Господину профессору было недостаточно развратных действий? — глаза Луны игриво блеснули в полутьме. — Именно, — серьёзно подтвердил Северус, начав одеваться. — Но это же не от меня зависит! — воскликнула Луна. — Будь моя воля… — И моя тоже, — согласился Северус. — Но пока её нет, вам придётся поторопиться, мисс.       Почти полностью одетый Северус с удовольствием наблюдал, как Луна торопливо натягивала на себя вещи, которые он собрал с пола. Пожалуй, он понимал, отчего она так любит наблюдать за ним во время одевания. Процесс был почти таким же возбуждающим, как и раздевание.       Выйдя наружу, Северус с помощью заклинания свернул палатку и уменьшил её. — Спрячем её здесь? — спросила Луна. — Нет. Забери домой. Если отец хватится, ты сумеешь быстро подкинуть её на прежнее место. А если оставить здесь, тебе придётся бегать за ней. — Хорошо.       Они снова обнялись. Северус снял чары с участка, на котором они находились и скрыл себя дезиллюминационным заклинанием. Он хотел проводить Луну к дому, но она настояла на том, чтобы самой провести его до калитки. — Здесь я у себя дома и мне ничто не угрожает, — сказала она. — Я хочу убедиться, что с тобой ничего плохого не случится.       Как бы то ни было, они договорились, что напишут друг другу сообщение на галлеоне, когда каждый из них окажется в своей постели. Долгий поцелуй, показавшийся обоим таким коротким… Северус шагнул за калитку и аппарировал с лёгким хлопком.       Луна поспешила к дому. Папа мирно спал у себя в комнате. Забравшись в постель, Луна достала заветную монетку, на ободке которой уже красовалась надпись: «Дома. Люблю». Через несколько секунд Северус прочёл на ободке своего галлеона те же слова. Над Лондоном, так же, как и над домом на холме, занимался рассвет. Северус и Луна засыпали вдали друг от друга, но мысленно сжимали друг друга в жарких объятиях. Они были счастливы — несмотря ни на что.