Побочный эффект

Red\Falling Sky Charlie Clouser\Bucket Room       Следующие две недели прошли для обоих, как во сне или в бреду. Каждый из них что-то делал, о чём-то говорил, с кем-то встречался… Но всё это воспринималось, как сквозь туман или слой ваты. Главными в их жизни были часы, которые они проводили вместе. Вот тогда каждый образ и каждый звук, малейшие детали и нюансы бытия чётко отпечатывались в сознании, навсегда врезались в память и помогали обоим выжить между свиданиями, дождаться новой встречи, превращавшей их существование в реальность.       Луне было труднее поддерживать связь с действительностью. В её жизни почти ничего не происходило. Дни были похожи один на другой и, казалось, тянулись бесконечно. Впрочем, Луна привыкла к такому положению дел и справлялась с ним обычным для себя способом — уходила в мир грёз и фантазий. Она то подолгу сидела у ручья, глядя на прозрачную чистую воду невидящим взглядом, то рисовала, погружаясь в мечты и забывая обо всём на свете.       Северус не мог позволить себе такой отрешённости. Да она была и не в его характере. Его дни были заполнены важными встречами, напряжёнными размышлениями и приготовлением зелий по заказу Тёмного Лорда. Он несколько раз появлялся в Малфой-мэноре, где общался с глазу на глаз с Повелителем. Одна из таких бесед состоялась после встречи с Мундунгусом Флетчером. План операции по перемещению Поттера с Тисовой улицы в безопасное убежище, который Снейп предложил Флетчеру, был полностью принят и одобрен Орденом. Теперь важно было скорректировать и направить действия обеих сторон, чтобы уберечь Поттера и в то же время показать Волдеморту, что провал операции по захвату мальчишки — досадная случайность, а не тщательно подготовленная акция.       Поздним вечером, когда метка на предплечье Снейпа вспыхнула огнём, он понял, что Тёмный Лорд решил обсудить с соратниками порядок действий. Снейп с досадой подумал о том, что из-за этого дракклового собрания его свидание с Луной не состоится. Он оправил ей сообщение, приложив палочку к галлеону: «Не приду. Вызывает». Разумеется, она поймёт, что случилось. Поймёт и будет беспокоиться. И, конечно, ждать. Ждать, что он выпьет Охранное зелье, и она сможет почувствовать его состояние. Она не уснёт, пока не получит известие, что он в порядке. Снейп до сих пор не мог привыкнуть к мысли, что кто-то беспокоится о нём, переживает и ждёт. Осознание этого рождало в душе смешанные чувства. Нежность к его девочке переплеталась с тревогой за неё и огромным чувством ответственности. Он должен сделать всё от него зависящее, чтобы она как можно меньше страдала от страха за его жизнь. Конечно, ответственность и долг всегда составляли основу, базис его жизни. Но — ответственность за других. Беречь себя ради чьего-то спокойствия было для Снейпа непривычно и странно. Приятно и некомфортно одновременно.       Впрочем, разбираться в собственных ощущениях сейчас было некогда. Прихватив с собой обычный в таких случаях набор зелий, Снейп покинул своё временное жилище со всеми, ставшими привычными, предосторожностями и аппарировал на тропинку невдалеке от входа в поместье Малфоев.       Быстро придя в себя после аппарации, Снейп заметил, как в нескольких шагах от него возник чей-то тёмный силуэт. Он выхватил волшебную палочку и направил её на незнакомца. Тот, в свою очередь, сделал то же самое. Пару секунд они простояли в нескольких шагах друг против друга на узкой, освещенной луной тропе. Стояли не шевелясь, наставив один в грудь другого волшебные палочки, а затем, когда каждый понял, кто перед ним, убрали палочки под мантии и торопливо двинулись в одном направлении. — Есть новости? — спросил Яксли. — Самые лучшие, — ответил Снейп.       Вдоль тропы шли слева низкие кусты дикой ежевики, а справа — высокая ухоженная живая изгородь. Длинные мантии мужчин колыхались, заплетаясь вокруг лодыжек. — Я уж боялся, что опоздаю, — сказал Яксли, грубое лицо которого то освещалось светом луны, пробивавшимся между нависшими над тропой ветвями, то снова погружалось во тьму. — Дорога оказалась труднее, чем я ожидал. Впрочем, надеюсь, он будет доволен. Вы и вправду думаете, что приём нас ожидает хороший?       Снейп кивнул, однако, в подробности вдаваться не стал. Они повернули направо, на широкую подъездную дорожку, в которую упёрлась тропа. Живая изгородь, повернувшая вместе с ними, вскоре оборвалась у высоких кованых ворот, преградивших двум мужчинам путь. Однако они не замедлили шага: оба молча подняли в подобии приветствия левые руки и прошли сквозь тёмный, словно обратившийся перед ними в дымку тумана металл. Теперь звуки их шагов заглушались тянувшимися по обеим сторонам дорожки густыми тисами. Справа послышалось какое-то шуршание. Яксли снова извлёк из-под мантии палочку, повёл ею над головой своего спутника, но источником шума оказался всего лишь белый павлин, величаво вышагивавший по тисовой изгороди. — А он всегда умел недурно устраиваться, наш Люциус. Павлины… — фыркнул Яксли, пряча под мантию палочку.       Снейп подумал, что Люциусу потребовалось совсем немного времени по возвращению из тюрьмы, чтобы восстановить былое величие своего поместья. Теперь оно не выглядело мрачным и запущенным. Казалось, воодушевление, царившее в сердце владельца, предвкушающего события недалёкого будущего, наложили свой отпечаток на всё вокруг. Интересно, атмосфера в замке тоже изменилась? Стала менее угнетающей? Или присутствие Волдеморта по-прежнему придавало ощущение мертвенности и леденящего ужаса всему, чего касался взгляд его жутких красных глаз?       В конце прямой дорожки вырос из темноты большой, красивый загородный дом с мерцавшим в ромбовидных окнах первого этажа светом. Где-то в темном парке журчал за тисовой изгородью фонтан. Гравий похрустывал под ногами Снейпа и Яксли, торопливо шагавших к парадным дверям, которые при их приближении распахнулись будто сами собой. Пропустив Яксли вперёд, Снейп за его спиной вынул из кармана флакон с Охранным зельем и сделал один глоток. Входная дверь позади него закрылась с негромким лязгом.       Почти весь каменный пол просторного, тускло освещенного и прекрасно убранного вестибюля покрывал толстый ковер. Снейп и Яксли пересекли его, провожаемые взглядами бледных людей, изображенных на висевших по стенам портретах. Привычно поднявшись по ступеням парадной мраморной лестницы, они прошли по коридору к тяжёлой деревянной двери, ведущей в гостиную. Снейп отметил про себя, что с возвращением Люциуса замок будто скинул былое оцепенение. Он словно проникся атмосферой возбуждённого ожидания. Однако, перестав производить впечатление склепа, замок по-прежнему будил в душе тревогу и неприятное беспокойство. Он угнетал психику, словно душил находящихся в нём людей. Хотелось как можно скорее вырваться на воздух, подальше от этих мрачных стен. Кажется, Снейп понял, отчего Люциус так тщательно обустраивал сад. Красивый ландшафт, фонтан и павлины призваны были служить психологической разгрузкой для обитателей замка, вынужденных большую часть времени проводить в его тяжёлой удушливой атмосфере.       Двое мужчин на миг остановились, замявшись, у тяжёлой деревянной двери, ведущей в следующую комнату, затем Снейп повернул бронзовую ручку. Гостиную заполняли безмолвные люди, сидевшие вокруг длинного, пышно изукрашенного стола. Вся прочая мебель была, как обычно, бесцеремонно сдвинута к стенам. Освещало гостиную пламя, ревевшее в мраморном камине, над которым висело большое зеркало в резной золочёной оправе. Снейп и Яксли немного помедлили на пороге. Глаза их, постепенно привыкавшие к тусклому освещению, были прикованы к самой странной из особенностей этой комнаты: к безжизненному, судя по всему, человеческому телу, которое висело вниз головой над столом и медленно кружилось, словно на невидимой верёвке, отражаясь и в зеркале, и в полированной поверхности стола. Никто из сидевших за столом на тело не смотрел, кроме Драко Малфоя, расположившегося почти прямо под ним. Похоже, он не мог удержаться от того, чтобы примерно раз в минуту не бросить на него взгляд. Снейп почувствовал лёгкий укол в сердце. Он не смог узнать висевшего человека, но тот показался ему смутно знакомым — Яксли, Снейп, — произнес высокий, свистящий голос того, кто сидел во главе стола. — Ещё немного, и вы опоздали бы.       Сказавший это сидел перед самым камином, отчего двум вошедшим в гостиную мужчинам было поначалу трудно различить что-либо, кроме общего его силуэта. Однако по мере их приближения лицо его выступало из мрака — голое, змееподобное, с узкими прорезями вместо ноздрей и блестящими красными глазами с вертикалями зрачков. Бледен он был до того, что казался светящимся, точно жемчуг. — Северус, сюда! — приказал Волдеморт, указывая на кресло справа от себя. — Яксли — рядом с Долоховым.        Двое мужчин заняли названные им места. «Дослужился!» — с горькой иронией подумал Снейп. Его неподвижное лицо при этом выражало непостижимую смесь почтения и гордости. Большинство сидевших за столом провожали глазами Снейпа — к нему первому и обратился Волдеморт:  — Итак?  — Мой Лорд, Орден Феникса намеревается перевести Гарри Поттера из нынешнего его укрытия в субботу, с наступлением вечера.       Это известие пробудило в сидевших вокруг стола интерес почти осязаемый: одни замерли, другие заёрзали — и все не отрывали глаз от Снейпа и Волдеморта.  — В субботу… с наступлением вечера… — повторил Волдеморт. Красные глаза его вглядывались в черные глаза Снейпа с такой неистовой силой, что некоторые из смотревших на них предпочли отвести взгляды, опасаясь, похоже, обратиться под её воздействием в пепел. Снейп, однако же, смотрел в лицо Волдеморта спокойно, и спустя секунду-другую безгубый рот его господина искривился в подобии улыбки.  — Хорошо. Очень хорошо. И сведения эти получены… — Из источника, о котором мы с вами говорили, — сказал Снейп. — Мой Лорд. — Яксли склонился над длинным столом, вглядываясь в Волдеморта и Снейпа. Все повернулись к нему. — Я слышал иное, мой Лорд.        Яксли замолк, ожидая ответа, однако Волдеморт не произнёс ни слова, и Яксли продолжил: — Долиш, аврор, обмолвился мимоходом, что Поттер не стронется с места до тридцатого, до вечера, который предшествует его семнадцатилетию.        Снейп улыбнулся: — Мой источник сообщает, что существует несколько планов, направленных на то, чтобы сбить нас с толку. Полагаю, это один из них. На Долиша наверняка наложено заклятие Конфундус. И уже не впервые — давно известно, что он легко поддается этому заклятию. — Уверяю вас, мой Лорд, Долиш говорил с полной уверенностью, — сказал Яксли. — При таком заклятии это вполне естественно, — отозвался Снейп. — Уверяю вас, Яксли, Аврорат уже не имеет никакого отношения к защите Гарри Поттера. Орден считает, что в Министерстве полным-полно наших агентов. — В кои-то веки и Орден оказался прав, а? — произнёс сидевший неподалёку от Яксли коренастый мужчина и издал хриплый смешок, эхом раскатившийся вдоль стола.        Волдеморт даже не усмехнулся. Он возвёл взгляд к телу, медленно вращавшемуся над столом, и, казалось, погрузился в раздумья.  — Мой Лорд, — продолжал Яксли, — Долиш уверен в том, что для перемещения мальчишки будут задействованы все силы авроров…       Волдеморт поднял большую белую ладонь, и Яксли смолк — ему осталось лишь с обидой смотреть, как его хозяин снова обращается к Снейпу: — Где они собираются спрятать мальчишку теперь? — В доме одного из членов Ордена, — ответил Снейп. — Согласно моему источнику, это место ограждено всеми средствами защиты, какие имеются в распоряжении Ордена и Министерства. Думаю, мой Лорд, надежды взять его там у нас практически нет, если, конечно, Министерство не падёт до следующей субботы. Это даст нам возможность найти дом и снять с него столько чар, что мы сможем прорваться внутрь.  — Ну-с, Яксли, — Волдеморт взглянул вдоль стола красными глазами, в которых причудливо играл горевший в камине огонь, — успеет ли Министерство пасть до следующей субботы?       И снова все повернулись к Яксли. Тот расправил плечи: — Мой Лорд, на этот счёт у меня есть хорошие новости. Мне удалось, хоть и ценой огромных усилий, наложить заклятие Империус на Пия Толстоватого.       У многих из тех, кто сидел вокруг Яксли, округлились глаза, а его сосед, Долохов, мужчина с длинным, кривым лицом, хлопнул Яксли по спине.  — Хорошее начало, — сказал Волдеморт. — Однако Толстоватый — всего лишь один человек. Прежде чем я вступлю в игру, необходимо окружить Скримджера нашими людьми. Даже одна неудавшаяся попытка покушения на жизнь министра сильно отбросит меня назад.  — Да, мой Лорд, это верно, но вы же знаете, Толстоватый возглавляет Отдел обеспечения магического правопорядка и постоянно контактирует не только с министром, но и с главами всех прочих отделов Министерства. Я думаю, что теперь мы, получив контроль над чиновником столь высокого ранга, сможем подчинить себе и других, а они совместными усилиями свалят Скримджера. — Если только нашего друга Пия не разоблачат до того, как он завербует всех остальных, — сказал Волдеморт. — В любом случае вероятность того, что Министерство станет моим до следующей субботы, мала. И если мы не сможем достать мальчишку в его новом укрытии, придётся сделать это, когда он будет перебираться туда. — Тут у нас имеется преимущество, мой Лорд, — заявил Яксли, решивший, похоже, любой ценой добиться хоть какой-нибудь похвалы. — В Отдел магического транспорта уже внедрено несколько наших агентов. Если Поттер аппарирует или попытается воспользоваться Сетью летучего пороха, мы узнаем об этом сразу.  — Он не сделает ни того ни другого, — сказал Снейп. — Орден остерегается любого вида транспорта, находящегося в ведении или под контролем Министерства, да и вообще не доверяет ничему, что хоть как-то с ним связано. — Тем лучше, — сказал Волдеморт. — Ему придётся передвигаться в открытую. А значит, нам будет легче взять его. — И, снова подняв взгляд к медленно вращавшемуся телу, он продолжил: — Я займусь мальчишкой лично. Во всём, что связано с Гарри Поттером, допущено слишком много промахов. Некоторые из них были моими. Мальчишка жив благодаря скорее моим ошибкам, чем собственным победам.        Теперь те, кто сидел вокруг стола, вглядывались в Волдеморта со страхом, поскольку каждый опасался услышать обращённые именно к нему обвинения в том, что Гарри Поттер всё ещё жив. Однако Волдеморт, казалось, разговаривал скорее с собой, чем с ними, по-прежнему глядя на безжизненное тело, висевшее над столом. Воспользовавшись тем, что Хозяин не смотрит на него, Снейп поднял взгляд, пытаясь рассмотреть это тело, но так и не смог узнать его. — Я был небрежен и потому позволял препятствовать мне удаче и случаю, которые способны срывать исполнение даже наилучших планов. Теперь я понимаю то, чего не понимал прежде. Я должен стать тем, кто убьёт Гарри Поттера, и я им стану.       При этих словах (и, похоже, в ответ на них) внезапно раздался вопль — страшный, протяжный крик страдания и боли. Многие из сидевших за столом испуганно уставились в пол, поскольку звук этот исходил из-под их ног. — Хвост, — сказал Волдеморт всё так же негромко и задумчиво, по-прежнему не отрывая взгляда от тела над столом, — разве я не говорил тебе, что наш пленник должен вести себя тихо?  — Да, м-мой Лорд, — выдохнул маленький человечек, сидевший в середине стола, съёжившись в своём кресле так, что оно казалось на первый взгляд пустующим. Он сполз на пол и торопливо выскочил из комнаты, оставив за собой странное серебристое свечение. — Как я уже сказал, — продолжал Волдеморт, обводя взглядом застывшие лица своих приспешников, — теперь мне многое стало ясно. Например, прежде чем я отправлюсь убивать Поттера, мне придётся позаимствовать у одного из вас палочку.       На всех лицах отразилось только одно — ужас, как будто он объявил, что хочет позаимствовать чью-то руку.  — Добровольцы отсутствуют? — осведомился Волдеморт. — Ну что же… Люциус, я не вижу причин, по которым тебе может в дальнейшем понадобиться твоя палочка.        Люциус Малфой поднял на него взгляд. Кожа Люциуса казалась в свете камина желтоватой, восковой, запавшие глаза его были обведены чернотой. Он хрипло переспросил: — Мой Лорд? — Твоя палочка, Люциус. Я хочу получить твою палочку. — Я… — Малфой искоса взглянул на жену. Она, такая же бледная, как муж, смотрела прямо перед собой, длинные светлые волосы свисали ей на спину. Её тонкие пальцы на краткий миг сжали под столом запястье Люциуса. Ощутив это прикосновение, Малфой сунул руку под мантию, вытащил палочку и протянул ее Волдеморту, который поднёс палочку к своим красным глазам и внимательно осмотрел. — Из чего она?  — Из вяза, мой Лорд, — прошептал Малфой. — А внутри? — Драконовая… сердечная жила дракона. — Хорошо, — произнес Волдеморт. Он достал собственную палочку, сравнил их длины.       Люциус Малфой произвел невольное движение — на долю секунды могло показаться, что он надеется получить от Волдеморта его палочку в обмен на свою. Глаза Волдеморта, заметившего это движение, злобно расширились. — Отдать тебе мою палочку, Люциус? Мою палочку?        За столом кто-то хихикнул. — Я вернул тебе свободу, Люциус. По-твоему, этого мало? Впрочем, я заметил, что и ты, и твои домочадцы в последнее время выглядите не очень счастливыми… Тебе что-то не нравится в том, что я присутствую в вашем доме, Люциус? — Ничего, мой Лорд, совсем ничего! — Какая ложь, Люциус…        Шипение, послышавшееся в негромком голосе Волдеморта, казалось, продолжалось и после того, как его жёсткий рот замер. Оно становилось все громче, и один или двое волшебников не сумели подавить охватившую их дрожь — что-то тяжелое заскользило по полу под столом. И вот в кресло Волдеморта начала забираться огромная змея. Она поднималась и поднималась, представляясь бесконечной, пока наконец не улеглась Волдеморту на плечи. Шея у нее была толщиной с бедро мужчины, глаза с вертикальными прорезями зрачков не мигали. Волдеморт, не отрывая взгляда от Люциуса Малфоя, рассеянно погладил эту тварь длинными, тонкими пальцами.  — Почему это вы, Малфои, выглядите недовольными своей участью? Разве вы многие годы не твердили, что жаждете моего возвращения, моего прихода к власти? — Разумеется, мой Лорд, — ответил Люциус Малфой. Рука, которой он отёр пот со своей верхней губы, дрожала. — Мы жаждали этого — и жаждем сейчас.       Замершая слева от него супруга кивнула, странно и натужно, и перевела взгляд с лица Волдеморта на змею. Справа от Люциуса его сын, Драко, то и дело поглядывавший на висевшее над ним безжизненное тело, бросил на Повелителя быстрый взгляд и отвёл его в сторону, боясь встретиться со своим господином глазами. — Мой Лорд, — произнесла сдавленным от охвативших её чувств голосом смуглая женщина, которая сидела чуть дальше от Волдеморта, — то, что вы здесь, в нашем родовом поместье, честь для нас. Большей радости быть просто не может.        Она сидела рядом с сестрой, нисколько на нее не похожая, — ни темными волосами, ни тяжелыми веками, ни осанкой, ни манерами. Нарцисса сидела прямо и бесстрастно, между тем как Беллатрикс склонялась над столом к Волдеморту так, точно одних только слов было мало, чтобы выразить её желание полнейшей близости к нему. — Большей радости, — повторил Волдеморт, немного склонив голову набок и вглядываясь в лицо женщины. — Из твоих уст, Беллатрикс, такие слова значат немало.       Лицо её залила краска, глаза наполнились слезами счастья. — Мой Лорд знает, что я говорю чистую правду! — Большей радости быть просто не может… Даже в сравнении со счастливым событием, которое, как я слышал, произошло на этой неделе в вашей семье?       Беллатрикс, приоткрыв рот, уставилась на него в явном недоумении.  — Я не понимаю, о чём вы говорите, мой Лорд. — Я говорю о твоей племяннице, Беллатрикс. И о вашей, Люциус и Нарцисса. Она ведь только что вышла замуж за оборотня, за Римуса Люпина. Вы, должно быть, очень гордитесь этим.       Все, кто сидел за столом, глумливо загоготали. Многие склонились друг к другу, обмениваясь насмешливыми взглядами, некоторые застучали по столу кулаками. Огромная змея, раздраженная этим шумом, открыла пасть и сердито зашипела, однако Упивающиеся смертью её не услышали — до того обрадовало их унижение, которому подверглись Беллатрикс и Малфои. «Однако! — подумал Снейп. — Кажется, не один я на старости лет сошёл с ума. Впрочем, Тонкс всё-таки взрослая девушка, так что оборотню до моего безумия всё же далеко».       Лицо Беллатрикс, совсем недавно светившееся от счастья, пошло уродливыми багровыми пятнами.  — Она не племянница нам, мой Лорд! — воскликнула Беллатрикс, перекрикивая весёлый гам. — После того как наша сестра вышла замуж за грязнокровку, мы — Нарцисса и я — ни разу не виделись с ней. Её отродье не имеет ни с кем из нас ничего общего, как и животное, за которое она выскочила замуж.  — А что скажешь ты, Драко? — спросил Волдеморт, и хотя голос его был тих, он легко перекрыл улюлюканье и глумливый гогот. — Ты как — будешь нянчиться с её щенками?       Весёлый гомон усилился. Драко Малфой в ужасе взглянул на отца, уставившегося себе в колени, потом поймал взгляд матери. Та почти неприметно качнула головой и снова уставилась непроницаемым взглядом в стену напротив. — Довольно, — проронил, поглаживая рассерженную змею, Волдеморт. — Довольно.       И смех мгновенно стих. — Многие из древнейших наших семейных древес со временем заболевают, — сказал он. Беллатрикс, затаив дыхание, умоляюще смотрела на него. — Вам придется подрезать ваше, чтобы оно выздоровело, не так ли? Отсечь ветви, которые угрожают здоровью всего дерева. — Да, мой Лорд, — прошептала Беллатрикс, и глаза её снова наполнились слезами благодарности. — При первой же возможности!  — Ты её получишь, — сказал Волдеморт. — И в вашей семье, и во всём мире… мы обязаны уничтожать пятнающую нас заразу, пока не останутся только те, в чьих жилах течет чистая кровь.       Волдеморт поднял палочку Люциуса Малфоя, наставил её на медленно вращавшуюся над столом фигуру, слегка повёл палочкой. Фигура ожила, застонала и забилась, как будто пытаясь порвать незримые путы. — Ты узнаешь нашу гостью, Северус? — осведомился Волдеморт. Снейп поднял взгляд к перевёрнутому лицу. И все Упивающиеся смертью уставились вверх, на пленницу, словно получив наконец разрешение проявить любопытство. Как только лицо несчастной повернулось к огню, она произнесла надтреснутым, полным ужаса голосом: — Северус! Помогите! — Да, разумеется, — произнес Снейп, едва лицо её снова медленно отворотилось в сторону.       В душе его будто из ниоткуда образовалась огромная глыба льда — тяжеленая, с острыми краями. Он словно оцепенел в предчувствии того, что предстояло пережить. Конечно, Снейп узнал эту женщину. И в этот момент горько пожалел о том, что выпил Охранное зелье перед входом в замок. Лучше бы Луне не видеть и не чувствовать того, что видит и чувствует он. — А ты, Драко? — спросил Волдеморт, поглаживая не занятой палочкой рукой голову змеи.       Драко резко потряс головой. Теперь, когда женщина очнулась, он, казалось, не мог больше смотреть на неё. — Ну да, ты же не ходил на её уроки, — сказал Волдеморт. — К сведению тех из вас, кто с ней незнаком, у нас гостит сегодня Чарити Бербидж, состоявшая до недавнего времени преподавательницей в школе чародейства и волшебства Хогвартс.       Вдоль стола пронёсся шумок одобрительного понимания. Полная, сутуловатая женщина с заостренными зубами захихикала: — Да, профессор Бербидж сообщала детям чародеев и волшебников сведения о магглах… Объясняла, что они не так уж и сильно отличаются от нас…       Один из Упивающихся смертью плюнул на пол. Чарити Бербидж снова повернулась лицом к Снейпу: — Северус… пожалуйста… пожалуйста…       Ни один мускул не дрогнул на лице Снейпа, хотя сердце его рвалось на части от дикой, непереносимой боли. Снова он слышал эти слова… Вечно обращённые к нему слова: «Северус, пожалуйста…» Всем нужна от него защита, помощь и спасение. И никого не интересует, какую цену платит он сам — и тогда, когда оказывает эту помощь, и когда не может её оказать. Когда вот так спокойно и холодно он должен смотреть в глаза человека, для которого стал последней надеждой и который в отчаянии своём не понимает, какую боль причиняет ему собственное бессилие и отсутствие малейшей возможности спасти. И как на самом деле невыносимо, когда, потеряв надежду, этот человек в свои последние минуты будет ненавидеть и презирать его, как предателя. — Молчать! — Волдеморт снова взмахнул палочкой Малфоя, и Чарити умолкла, словно ей в рот засунули кляп. — Однако грязнить и развращать сознание детей чародеев профессору Бербидж было мало, поэтому на прошлой неделе она напечатала в «Ежедневном пророке» страстную статью, посвящённую защите грязнокровок. Волшебники, говорит она, должны принять в свои объятия этих людишек, крадущих наши знания и нашу магию. Вырождение нашей чистой породы, уверяет профессор Бербидж, есть вещь самая желательная… она была бы лишь рада, если бы все мы спаривались с магглами… или же, вне всяких сомнений, с оборотнями…       На этот раз никто не засмеялся, ибо в голосе Волдеморта звучали безошибочно узнаваемые гнев и презрение. Чарити Бербидж в третий раз повернулась лицом к Снейпу. Из глаз её струились, стекая на волосы, слезы. Снейп безразлично смотрел на её лицо, снова отворачивавшееся от него. Кто бы знал, чего стоило ему это безразличие! Впрочем, был человек, который знал и чувствовал всё. Человек, которому Снейп никогда не пожелал бы такой боли, но который с радостью был готов принять на себя его муки и разделить с ним тяжесть всех его бед, ошибок и преступлений. — Авада Кедавра!       Полыхнул зелёный свет, осветив каждый угол гостиной. Чарити рухнула на стол, ударившись о него с такой силой, что он затрясся и затрещал. Несколько Упивающихся смертью отпрянули, прижавшись к спинкам своих кресел. Драко и вовсе упал на пол. — Кушать подано, Нагайна, — негромко произнес Волдеморт, и огромная змея соскользнула с его плеч на полированную поверхность стола.       Снейп знал, что не имеет права ни закрыть глаза, ни отвести их от этого мерзкого жуткого зрелища. Он отдал бы полжизни за возможность сделать это. Но красные глаза Повелителя внимательно наблюдали за реакцией соратников на то, как его любимая змея рвала на куски свежую человеческую плоть, громко чавкая и брызжа кровью на сидевших вокруг стола людей, будто превратившихся в каменные изваяния. Снейп мог только одно — мысленно прижимать к себе Луну, которая сейчас видела всё его глазами и шептать ей горячо и страстно: «Успокойся. Прости меня. Прости…»       Действие зелья постепенно ослабевало. Но это уже не имело значения — всё самое страшное Луна пережила вместе с ним, увидела его глазами и ощутила его чувствами. Но, несмотря на пережитые страдания, ни Снейп, ни Луна ни на миг не пожалели о побочном эффекте Охранного зелья, благодаря которому они становились единым целым. ***       Получив от Северуса известие о том, что он не придёт сегодня ночью, Луна забеспокоилась. Конечно, она уже привыкла к тому, что время от времени Северусу приходилось встречаться с Тем-Кого-Нельзя-Называть. Она, кажется, даже привыкла к этому монстру, насколько к нему вообще можно привыкнуть. Он больше не внушал Луне того ужаса, который она испытала, впервые взглянув на него глазами Северуса. Сейчас Волдеморт вызывал в её душе привычную тревогу и страх за Северуса. Но это был осмысленный, осознанный страх, тот, который испытывал сам Северус всякий раз в присутствии Хозяина — контролируемый инстинкт самосохранения, осторожность человека, вынужденного ходить по лезвию ножа.       Луна уселась на подоконник в своей комнате и приготовилась ждать. Она мечтательно вглядывалась в темноту ночи, рассеянно скользя взглядом по освещённому луной пейзажу за окном. Но вот она ощутила, как постепенно на смену её привычным мыслям и чувствам пришли другие, уже знакомые ей, ставшие такими близкими — почти её собственными.       Действие зелья усиливалось по мере того, как Северус приближался к двери, ведущей в гостиную. Теперь Луна видела всё его глазами. Вот он вошёл в комнату, быстрым взглядом окинул мрачное сборище, заметил странно висящее над столом безжизненное тело… Северус сумел быстро подавить внезапно вспыхнувшую тревогу. Но часть сознания Луны, принадлежавшая ей, не смогла справиться с охватившим её волнением. Окажись Луна там, на месте Северуса, она бы не смогла оторвать взгляд от этого тела. Как Драко…       Собрание шло своим чередом. Кажется, Волдеморт был доволен Северусом, и тому можно было сегодня не опасаться вызвать гнев Хозяина. Под ударом оказался Люциус Малфой. Северусу не было жаль его, он знал лишь одно — ему нужно оставаться настороже в любом случае. Милость Повелителя в любой момент могла смениться гневом. Выказать свои истинные чувства было смерти подобно. Знакомое Луне напряжение, державшее Северуса стальной хваткой, становилось всё ощутимее.       Известие о том, что Тонкс вышла замуж за Люпина и реакция Северуса на это известие, заставила ту часть сознания Луны, которая оставалась ею, улыбнуться и слегка позавидовать Нимфадоре. Вот бы и ей выйти замуж за Северуса! Но мысль эта оказалась слабой и не смогла надолго задержаться в том малюсеньком уголке мозга, который продолжал оставаться Луной.       Внезапно всё внутри Северуса, а значит, и самой Луны, оцепенело. Надтреснутый, полный ужаса голос, разорвал мозг Северуса невыносимой болью: «Северус! Помогите!» Дракклово дерьмо! Чем он ей поможет? Если бы он только мог… Луна с ужасом узнала в искажённом болью, на короткий миг освещённом огнём из камина лице преподавательницу маггловедения Чарити Бербидж. Один Мерлин знает, каких усилий стоило Северусу сохранять презрительное спокойствие. Мерлин, и она — Луна, отчётливо понимавшая вместе с Северусом, что профессор Бербидж обречена. Никто и ничто не спасёт её. И от этого понимания боль Северуса смешивалась с ужасом самой Луны, сознание которой расширялось по мере того, как слабело действие Охранного зелья, вытесняя мысли и ощущения Северуса. Луна сжала ладонями виски. Мерлин всемогущий! Скорее бы эта пытка закончилась!       Голос Волдеморта в сознании Луны звучал всё слабее. Однако слёзы, струившиеся из глаз Чарити, кажется, навсегда впечатались в её память, как и отчаянное усилие Северуса, который не позволял себе отвернуться, глядя на эти слёзы и при этом сохранять полное безразличие на лице. Мозг Луны не выдерживал этой многоплановой муки. Если бы она увидела всё происходящее в момент наиболее полного действия зелья, то, пожалуй, сошла бы с ума. Но сейчас образы и ощущения всё больше тускнели и стирались. Тем не менее, зелёная вспышка оказалась на удивление яркой, а стук упавшего на стол тела — невероятно громким.       Произошедшее дальше Луна смогла вынести только благодаря Северусу, который все силы направил на то, чтобы мысленно обнять её и прижать к себе. Сила его посыла была такой, что Луна, несмотря на почти полное окончание действия зелья, ощутила его объятия и голос почти физически. Только это помогло ей справится с ужасным нервным потрясением и сохранить ясность мысли. Трясущимися руками Луна нащупала рядом с собой волшебную палочку и достала из потайного кармашка заветный галлеон. Написав на ободке всего одно слово: «Приходи», она кое-как добралась до кровати и повалилась на неё, сжимая в одной руке палочку, в другой — монету.       Минуты ожидания тянулись мучительно долго. Сколько их прошло, пока Луна, не отрываясь, смотрела на ободок галлеона? Наверное, много. А вдруг Северус настолько раздавлен сегодняшними событиями, что даже не взглянет на свою монету? Что же тогда делать? Ведь Луне необходимо, до слёз, до крика необходимо увидеть его. Чтобы обнять, успокоить, забрать себе его боль… и успокоиться самой.       Когда Луна уже потеряла всякую надежду на ответ и лишь машинально продолжала посматривать на галлеон, на его ребре появилась надпись: «Иду». Луна вскочила и бросила быстрый взгляд на часы. Без десяти три. Она по уже выработавшейся привычке скрыла себя дезиллюминационным заклинанием, бесшумно спустилась по лестнице, вышла из дома и бросилась вниз, к ручью. Скорее, скорее, к нему — прижаться крепко-крепко, обвить своей любовью, излить на него всю свою нежность, отогреть его израненную душу и отогреться самой. ***       Собравшиеся расходились молча. Повелитель, внимательно наблюдавший за реакцией подчинённых, отпустил их только тогда, когда сытая змея медленно отползла от кровавой груды костей с оставшимися на них ошмётками мяса, которые несколько минут назад ещё были живой женщиной, до последнего надеявшейся, что Снейп каким-то удивительным образом спасёт ей жизнь. Человеком, погибшим с мыслью о том, что он, Снейп, предатель, трус и мерзавец. Что ж, ему не привыкать. Сколько людей думает о нём именно так. И почему ему именно сейчас так невыносимо больно?       Расходились молча. Как бы ни хотелось каждому продемонстрировать своё одобрение действий Повелителя, вид огромной змеи, терзающей человеческую плоть произвёл на всех неизгладимое впечатление. Каждый невольно представлял себя на месте жертвы этой твари — и страх сковывал движения, налагал печать молчания на уста.       Да, Волдеморт знал, что делал. Нагнать ужас на подчинённых, показать, что будет с каждым за неповиновение или предательство — в этом был точный расчёт и умелое воздействие на психику. Да только он не учёл одного — его, Снейпа, психика имеет иммунитет от страха перед этим красноглазым монстром. И иммунитет этот основан на трёх китах — ненависти к нему, чувстве долга перед всеми, кого он взялся оберегать с тех самых пор, как потерял всё, что составляло смысл его жизни, и с недавних пор — на любви. Впрочем, теперь Снейп понимал, что любовь и раньше лежала в основе всего, что он делал — любовь к погибшей Лили, к её тупому и наглому сыну, к драккловому Дамблдору, не давшему ему когда-то сдохнуть от отчаяния, к Хогвартсу со всеми его обитателями, которые ненавидели Снейпа… Он понял это только сейчас, когда позволил себе открыть своё заскорузлое от грязи и запекшейся крови сердце для любви к девочке, ставшей для него смыслом жизни. И которая так нужна была ему сейчас…       Не сказав никому ни слова, Снейп аппарировал от ворот Малфой-мэнора в переулок неподалёку от своего теперешнего убежища. Механически совершая все необходимые действия по снятию заклятий с входной двери и наложению их уже изнутри помещения, Снейп думал о Луне. Ему до боли, до крика хотелось оказаться сейчас рядом с ней. И в то же время невыносима была мысль о том, чтобы предстать перед нею именно сейчас, после всего, что она увидела его глазами.       Снейп взглянул на часы. Ровно два. Он сбросил с себя одежду и направился в душ. Струи горячей воды, кажется, смыли часть тяжести не только с тела, но и с его души. Впрочем, до полного успокоения было далеко.       Вернувшись в комнату, Снейп нерешительно порылся в кармане в поисках старого галлеона. На его ободке кричала, пульсировала, умоляла надпись: «Приходи!» Он был нужен ей — такой, каким она увидела его сегодняшней ночью. Нужен, драккл его раздери! Снейп схватил волшебную палочку и, отбросив все сомнения, написал на ободке галлеона: «Иду». После чего торопливо вытащил из шкафа чистую одежду, облачился в неё, рассовал по карманам волшебную палочку и привычный набор зелий, наложил на себя дезиллюминационное заклинание — и стремительно покинул своё временное жилище.       Аппарировав к калитке Лавгудов, Снейп поспешил к ручью. Мерлинова борода, что бы он делал сейчас, если бы в его жизни не появилась эта девочка? Как он провёл бы остаток этой ночи? Нет, лучше не думать об этом. Как же он был благодарен Луне за то, что она у него есть! ***       Они пришли к месту встречи почти одновременно. Северус шёл к ручью быстрой кошачьей походкой. Он предусмотрительно применил Заглушающее заклинание, но и без него шаги Северуса были бесшумными, плавными и скользящими. Луна, выйдя из дома, и думать забыла об осторожности. Она мчалась навстречу Северусу, хватая ртом холодный ночной воздух, не обращая внимания на собственный топот и хруст веток под ногами.       Северус издалека услышал её приближение, но даже не подумал рассердиться. Он подхватил её, невидимую, на бегу и порывисто прижал к себе. Её тяжёлое дыхание Северус остро ощущал ладонями, гладившими спину Луны. Её упругая грудь, прижатая к его телу, тяжело вздымалась, то упираясь в него, то опадая на выдохе. Пальцы Северуса запутались в волосах Луны. Эти струящиеся сквозь пальцы пряди вносили странное успокоение в душу Северуса. Луна крепко обвила его шею руками и прижалась лицом к его груди. Дыхание её постепенно выравнивалось, но теперь Северус ощутил, как тихонько вздрагивают плечи Луны под его ладонями. Он провёл большим пальцем по щеке Луны, ощутил на ней горячую влагу и вновь крепко прижал её голову к своей груди. Судорога, сдавившая горло, не давала ему говорить. Они долго стояли молча, обнявшись, чувствуя, как их близость приносит обоим успокоение.       Наконец Северус смог выдавить из себя хриплым шёпотом: — Ты всё видела?       Луна молча кивнула и крепче прижалась к нему. Северус сжал зубы. Он не знал, что сказать. Сейчас он испытывал огромное, неподъёмное чувство вины за то, что взвалил на плечи Луны эту ношу. Он не должен был принимать Охранное зелье, ведь в этот раз ему не угрожала немилость Повелителя. Он перестраховался — и теперь его любимая страдала от всего, что довелось увидеть и пережить ему самому. Северус хотел сказать ей об этом, но не находил слов. Он не умел просить прощения и стыдился проявлять чувства. Но эта девочка… Кажется, она сердцем почувствовала всё, что он не мог высказать словами. Она подняла голову, как обычно, забыв, что не может видеть его лица, и тихо, но горячо зашептала: — Северус… Ох, Северус… Ты удивительный… Ты — самый лучший человек на свете! Самый сильный, самый мужественный… Я так горжусь тобой! Как же ты выдержал всё? Как смог? Любимый мой… Самый любимый… Самый лучший…       Говоря это, Луна гладила Северуса по лицу, по волосам, по плечам и груди. Ей так хотелось видеть его глаза! Но она не осмеливалась попросить его снять дезиллюминационное заклятие. А он не сделал этого, потому что место их встречи не было скрыто Защитными чарами. Северус не хотел тратить на них время, выпустив Луну из объятий. Но и не имел права рисковать, подвергая опасности свою и её жизнь.       Северус крепко прижал Луну к себе. Его переполняла благодарность к этой девочке, но не было слов, чтобы высказать её. Его руки, всё его тело сейчас могло выразить гораздо больше, чем любые слова. Северус знал — она понимает его. И от этого нежность, затопившая его с ног до головы, становилась нестерпимой.       Ставить палатку было бессмысленно. Небо на востоке понемногу светлело. Северус снял мантию, расстелил её на холодном и влажном от ночной сырости камне. Окутав себя и Луну Согревающими чарами, он усадил её на мантию и вновь крепко прижал к себе.       Им было хорошо вдвоём. Несмотря на пережитую боль, на ужас и опустошение, сейчас им было легко и спокойно. Тепло и нежность, которыми они щедро делились друг с другом, растворяли боль, отодвигали её, делали всё менее мучительной и острой. Не было сейчас ничего важнее соприкосновений их рук и губ, этих лёгких касаний, создающих невидимый, но мощный барьер против ужаса и страданий. Им не хотелось большего. Нежность для них в эти минуты была нужнее страсти. Она ненадолго принесла в их жизнь хотя бы иллюзию покоя — и в этом была её целительная сила.       Восток всё больше светлел, постепенно окрашиваясь в розовый цвет. Северус понимал, что пора уходить. Выпустить Луну из объятий было для него, пожалуй, труднее, чем оставаться бесстрастным на вчерашнем собрании. Но голос рассудка, как обычно, победил. Их последний поцелуй оказался долгим и глубоким. После него Северус резко встал, поставил Луну на ноги и ещё раз крепко обнял её. Закутавшись в отсыревшую мантию, он обновил на обоих дезиллюминационное заклятие и тихо прошептал: — На обратном пути не топай, как стадо взрывопотамов. Не разбуди отца.       Луна улыбнулась: — Да, господин профессор.       Он наклонился, легко коснулся губами её губ, выпрямился и решительно приказал: — Иди. — До встречи, — прошептала Луна. — Напиши, когда будешь дома. — До встречи. И ты напиши, — отозвался Северус.       Когда лёгкие шаги Луны затихли вдалеке, Северус повернулся спиной к дому на холме и быстро направился к калитке. Небо на востоке полыхало алым пламенем, салютуя нарождающемуся новому дню. Который теперь он, предатель и убийца, сможет спокойно перенести, пережить и перетерпеть. Благодаря нежности и любви, которые он считал незаслуженными, но от которых теперь ни за что не смог бы отказаться.