Побочный эффект

Darren Hayes\I miss you Apocalyptica\The Unforgiven       Снейп сидел в гостиной Малфой-мэнора за длинным, изысканно сервированным столом, за которым собрались все Упивающиеся смертью — самые близкие соратники того, кто отныне повелевал магической Британией и готов был распространить свою власть на весь магический мир. Они собрались здесь, чтобы вместе с Повелителем отпраздновать победу. Несмотря на довольно тусклое освещение (Волдеморт никогда не любил слишком яркого света), гостиная имела торжественный вид, соответствующий событию, ради которого собрались в ней все присутствующие. Всполохи каминного пламени и огоньки немногочисленных свечей ярко отражались в хрустальных бокалах тончайшей работы и тускло поблескивали на старинном столовом серебре с гербом Малфоев. Такой же герб украшал каждую тарелку с серебристо-зелёным орнаментом по краям. Стол ломился от изобилия блюд и напитков.       Трапеза началась совсем недавно. Люциус, как гостеприимный хозяин дома, провозгласил тост за победу «нашего Повелителя и нашего дела» и за «установление повсеместной и полной власти чистокровных волшебников над маггловскими выродками, осмелившимися посягнуть на право считать себя равными им». После приветственных криков, громких аплодисментов и бурных выражений радости, после того, как все осушили бокалы, и Люциус с достоинством уселся на своё место, Волдеморт поднял руку, призывая собравшихся к молчанию. Стук вилок и ножей, оживлённые возгласы и смешки прекратились, как по мановению волшебной палочки. В повисшей над столом гробовой тишине голос Повелителя звучал по-особому завораживающе, вызывая необъяснимую тревогу и какой-то глубинный ужас, поднимавшийся со дна сознания и ядом растекавшийся по телу и вызывавший оцепенение и муторную жуть.       Снейп, сидевший по правую руку Повелителя, внимательно слушал привычный пафосный бред о превосходстве чистой крови и неполноценности всех прочих представителей человечества. Давно прошли те времена, когда эти идеи вдохновляли его и казались тем трамплином, с помощью которого он сможет взлететь и расправить крылья, почувствовать себя сильным и свободным человеком. Теперь он знал цену этим идеям и этим пафосным словам. А цена у них была страшной, кровавой… И вот теперь пришли те времена, когда идеи из горячечного бреда маньяка, сделавшего смерть своей жизнью, стали воплощаться в действительности.       Волдеморт говорил о первоочередных, насущных задачах, которые надо осуществить в ближайшее время — и Снейпу становилось не по себе. Одно дело — знать о планах этого монстра. И совсем другое — видеть, как они воплощаются в жизнь. Впрочем, он ведь понимал, что будет именно так. И был готов к этому. И всё же…       Тем временем Волдеморт продолжил: — Вы, все здесь присутствующие, внесли свой вклад в победу нашего дела. Больший или меньший. И каждый из вас получит награду в соответствии с затраченными усилиями. Как вам известно, Яксли занял пост начальника отдела Магического правопорядка и стал первым заместителем Министра, то есть, фактически, полноправным главой Министерства.       Яксли встал со своего места и поклонился Волдеморту: — Все знают, что я — всего лишь скромный проводник ваших идей и повелений, мой Лорд.       Волдеморт сделал неопределённый жест рукой, повелевающий Яксли сесть на место. Он словно говорил: «Это само собой разумеется, Корбан. Это всем известно, потому не нуждается в обсуждении». — Это позволило нашим людям занять наиболее важные посты в Министерстве. Но есть ещё один крайне значимый пост, на котором я хочу видеть человека, неоднократно доказавшего мне свою преданность. Северус, — обратился Тёмный Лорд к внимательно слушавшему его Снейпу. — Ты не раз оказывал мне и всему нашему делу неоценимые услуги. Ты проявил не только храбрость и твёрдость, но также ум и изворотливость — лучшие слизеринские качества. Я обещал тебе награду за службу…       Волдеморт замолчал, будто задумался. Снейп склонил голову и медленно с достоинством произнёс: — Служить вам — высшая награда для меня, мой Лорд. — Не хочешь ли ты сказать, Северус, что готов служить мне бескорыстно, наблюдая со стороны, как другие твои соратники получают важные должности и продвигаются вверх по карьерной лестнице, покуда ты сам прозябаешь в безвестности? — Я хочу сказать, мой Лорд, что готов полностью положиться на вашу справедливость. Если вы считаете, что мои усилия достойны награды — я приму её с благодарностью. Если нет — это не повлияет на мою готовность служить вам. Я готов занимать любую должность, на которой смогу приносить вам пользу или делать это без всякой должности, если вы сочтёте это целесообразным. — Достойный ответ, Северус, — Волдеморт не сводил глаз со Снейпа. — Ты прав, полагаясь на моё решение. Так вот. В награду за верную службу ты получишь Хогвартс. Вопрос о назначении тебя директором решается Министерством. И он будет решён положительно — это я тебе гарантирую. Потому что другой кандидатуры на этот пост просто не существует. Я не потерплю никого, кроме тебя на этой должности. Приказ о твоём назначении будет подписан сразу же, как только Визенгамот снимет с тебя обвинения в убийстве Дамблдора, несправедливо выдвинутые предыдущим преступным министром магии и его кликой.       Волдеморт усмехнулся. За столом раздались смешки. — Как только язык повернулся обвинить Северуса в убийстве! — Ха-ха-ха, он ведь у нас и мухи не обидит!       Лицо Снейпа оставалось бесстрастным. Он встал и поклонился Волдеморту: — Благодарю вас, мой Лорд. Я оправдаю оказанное мне доверие. — Не сомневаюсь в этом, Северус.       Снейп сел и молча продолжил трапезу. Ему не стоило большого труда просидеть до конца вечера с надменным самодовольным видом. Привычное дело — «держать лицо» и не выдавать своих истинных чувств. Пусть все думают, что бывший нищий полукровка несказанно рад столь высокому назначению. Подумать только — директор Хогвартса! Пост, который ещё совсем недавно занимал Дамблдор. Знали бы они, до какой степени ненавистен ему этот пост и насколько велико его нежелание занимать директорское кресло. Но он обязан сделать это. Должен. Он обещал. А свои обещания он привык выполнять. Даже те, которые давал человеку, не исполнившему своих обещаний. Пусть даже мёртвому. Тому, которого убил он сам.       Мерлин всемогущий! Кто бы знал… ***       В следующую ночь ничто не помешало Северусу встретиться с Луной. Первым её вопросом после того, как она выпустила его из своих объятий и слегка отстранилась, пытливо вглядываясь в его лицо, был: — Почему ты вчера не выпил зелье? Ты ведь встречался с Тем-Кого-Нельзя-Называть. — Потому что это было не обычное собрание, а банкет, посвящённый его победе, — Северус вновь притянул Луну к себе, запустил пальцы ей в волосы, прижался к ним щекой, вдохнул их запах… Мерлин всемогущий! Они не виделись всего сутки, а он соскучился так, будто с момента предыдущей встречи прошла вечность. Северус до сих пор не верил, что такое возможно. Для кого угодно, но не для него. И тем не менее… — Я внёс в эту победу значительный вклад, поэтому ожидал скорее благодарности, а не Круциатуса. И решил сэкономить на зелье. — Ой, Северус… Наверное, оно у тебя заканчивается? — Луна растерянно заглянула ему в лицо. Она совсем не подумала о том, что запасы зелья у Северуса не безграничны. — Нам надо сварить его снова? И побольше!       Северус как раз начал ограждать участок необходимыми заклинаниями, поэтому ответил не сразу, а лишь тогда, когда убедился в безопасности места их свиданий. — Мы обязательно сделаем это, - ответил он, взмахом волшебной палочки устанавливая палатку. — Но не сейчас. Со дня на день с меня снимут все обвинения в смерти Дамблдора, и я смогу свободно вернуться к себе домой. Вот там мы и сварим наше зелье. — Ой, правда? — Луна просияла и захлопала в ладоши, потом задумалась и с сомнением протянула: — Но-о… Как же? Ты ведь… Ты ведь действительно убил его?       Снейп поморщился. Иногда эта девочка задавала убийственно прямые вопросы, не замечая того, как они воспринимаются собеседником. — Да, — коротко бросил он. — Но, кроме Поттера, других свидетелей убийства не было. Если не считать Упивающихся, которые, все, как один, подтвердят, что Дамблдора по неизвестной причине шатало от слабости и он просто стоял слишком близко к краю башни. Так что никто его не убивал — он сам свалился вниз. А Поттер выдумал эту байку мне в отместку. Всем известно — наши отношения в течение всех шести лет его учёбы в Хогвартсе нельзя назвать душевными.       Луна вздохнула. Конечно, это была правда — Гарри ненавидел Северуса всеми силами души. Но она бы многое отдала сейчас за то, чтобы версия Северуса оказалась истинной. Ей гораздо легче было бы пережить подлость Гарри, чем жить с мыслью о том, что пришлось пережить Северусу в связи с убийством директора — до этого события, во время него и после.       Они помолчали, сидя на кровати в палатке. Луна склонила голову на плечо Северуса и нежно погладила его по щеке. — А какую награду он дал тебе за то, что ты помог ему победить? — тихо спросила она. — Пока никакой. Только обещание сделать меня директором Хогвартса. — Как вы и планировали? — ещё тише произнесла Луна. — Да, как мы и планировали, — эхом отозвался Северус, вспомнив разом все разговоры, которые вёл с ним Альбус на эту тему. — А пока всё останется по-старому? Ты будешь жить в своём убежище и приходить ко мне на свидание каждую ночь? — Луна слегка повернула голову и коснулась губами его шеи. Северус ощутил лёгкую приятную дрожь. — Да, пока всё будет по-старому, — подтвердил он, нашёл её губы своими губами и поцеловал — крепко, жадно и требовательно. Она тут же отозвалась на его призыв, словно безупречно настроенная скрипка на прикосновение мастера. И вскоре их обоих уже не интересовали ни политические вопросы, ни перспективы будущей карьеры Северуса, ни его отношения со всем магическим миром. Сейчас единственной реальностью для них были их горячие губы, жадные руки и всё нарастающее желание, которым полнились их тела, требуя выхода, взрыва этой всепоглощающей страсти и умело приближающей этот взрыв.       Позже, лёжа рядом, усталые и разомлевшие, они лениво обсуждали подробности того, где и как сварят новую порцию Охранного зелья и что нужно сделать, чтобы эта процедура оказалась для обоих максимально безопасной. ***       Спустя несколько дней Ксенофилиус утром встретил вышедшую на кухню Луну возмущённым возгласом: — Нет, ты только полюбуйся! — И он гневно швырнул на стол свежий выпуск «Ежедневного пророка».       Ксенофилиус гневался крайне редко. Он мог возмущаться, горячо выражать несогласие или недовольство, но вот в гневе его, Луна, пожалуй, не видела никогда. — Что случилось, папочка? — спросила она, догадываясь, о чём пойдёт речь. — Читай! — возмущённо выкрикнул отец.       Статья в «Пророке» почти слово в слово повторяла те аргументы в защиту Северуса, которые он сам озвучил ей несколько дней назад. Сердце Луны радостно забилось. Теперь он был оправдан в глазах общественности, хоть никто из этой самой общественности и не поверил в его невиновность. Но формально он мог выходить из подполья и вести обычную жизнь. Уже одно это воспринималось Луной с облегчением. Значит, скоро они встретятся у него дома, чтобы приготовить новую порцию Охранного зелья.       От этой мысли Луна чуть не улыбнулась, и лишь в последний момент одёрнула себя, представив, как удивится папа её реакции. Чтобы скрыть едва не появившуюся улыбку, Луна наморщила лоб. Ксенофилиус, наблюдавший за дочерью, решил, что она нахмурилась. Он не сомневался, что его капелька разделяет с ним естественное в этом случае негодование. — Какая низость! — воскликнул он. — Покрывать убийцу и обвинять честного человека в клевете! — Ну чего же ты от них хочешь, папочка? Снейп — сторонник и приближённый Того-Кого-Нельзя-Называть. Конечно, он будет оправдан. Чего ты ещё ожидал? — Я сейчас же напишу статью, в которой камня на камне не оставлю от аргументов Министерства! — возмущённо воскликнул Ксенофилиус, порываясь бежать наверх, в свою комнату, чтобы как можно скорее осуществить задуманное и не растратить попусту боевой пыл. — Нет, папочка, — Луна встала у него на пути и обняла за шею. — Ты не будешь ничего писать. Разве ты не понимаешь, кто пришёл к власти? Тебя за такую статью тут же посадят в Азкабан. Я не хочу, чтобы ты там мучился. Не оставляй меня одну в это трудное время. Пожалуйста…       Ксенофилиус медленно гладил дочь по голове, обдумывая её слова. А ведь его капелька права! Не те сейчас времена, чтобы открыто становиться в оппозицию к Министерству (читай — к Тому-Кого-Нельзя-Называть). Ведь если его арестуют — что будет с его девочкой? Кто защитит её? Ксенофилиус вздохнул и тяжело опустился на табурет. — Ты права, капелька. Я не буду ничего писать. Надеюсь, что власть этого чудовища продлится недолго. А пока… — А пока не будем ввязываться в политику. Да, папа? — продолжила Луна. — Да, — с явным сожалением вздохнул отец.       Услыхав это, Луна испытала некоторое облегчение. Может, ей и впрямь удалось убедить папу, и он не выкинет номер на манер того, который случился после её откровений. Но на всякий случай Луна решила тщательно следить за содержанием статей в их журнале и не пропускать ни одного выпуска, в котором окажется что-то, угрожающее отцу.       Ближе к обеду Луна получила сообщение от Северуса: «Я дома. Встретимся сегодня ночью». Как всегда, в предвкушении встречи, сердце Луны радостно забилось. Только бы ничего не изменилось к вечеру! Лишь бы ей удалось обнять Северуса сегодня!       К счастью для обоих, ничто не помешало свиданию. Прощаясь с Луной после чудесной ночи, Северус вручил ей пузырёк с зельем сна без сновидений. — Три капли в чашку с чаем, — коротко проинструктировал он Луну, хоть она и сама прекрасно знала, сколько снадобья нужно налить папе, чтобы он спокойно проспал всю ночь, не просыпаясь. Правда, ещё не было случая, чтобы он проверял по ночам, на месте ли Луна. Но закон подлости никто не отменял, а рисковать им было нельзя. Вдруг именно в эту ночь папа изменит своей привычке? Лучше подстраховаться, тем более что никакого вреда это зелье не принесёт.       Луна кивнула. — Я напишу, как только он уснёт, — сказала она. — И выйду к калитке. — Да, — подтвердил Северус.       Мысль о том, что Луна окажется у него в доме, почему-то волновала его. Он и сам не мог бы сказать — почему. Ведь она видела этот дом его глазами, когда её сознание полностью становилось сознанием Снейпа. Так чего же он боится? Впечатления, которое произведёт на Луну его убогое жилище? Вряд ли. Он знал, что Луна не осуждает его за убожество обстановки, к которой он привык. Так что же тогда его тревожит? Возможно, её посещение значит для него нечто большее, чем совместное приготовление зелья? Может быть, приведя её к себе домой, он как бы намечает возможность чего-то большего в их отношениях? Словно предлагает примерить ей свой дом на себя и боится, что он ей не подойдёт?       А действительно, хотел бы он, чтобы у его дома появилась хозяйка? Странная, немного ненормальная, но способная отогреть своим теплом не только самого Снейпа, но и холодные мрачные стены его жилища. И расписать их волшебными узорами, которые скроют все тяжёлые воспоминания его безрадостного детства.       Снейп не знал ответа на этот вопрос. И потому перспектива встречи Луны с его домом вызывала у него довольно неприятное напряжение. Но встреча эта была неизбежна, а потому Северус послал своё беспокойство к драккловой матери и решил лишний раз не накручивать себя. «Она придёт туда только по необходимости, — говорил он себе. — Только потому, что нет другого места для приготовления зелья». ***       Луна всё сделала так, как они обсуждали с Северусом. За ужином ей удалось незаметно капнуть в папину чашку с чаем три капли зелья сна без сновидений. Вскоре Ксенофилиус стал громко зевать и тереть глаза, словно маленький ребёнок, который очень хочет спать, но не желает признавать этого, изо всех сил противясь уговорам лечь в кроватку. Впрочем, его не нужно было уговаривать. Зевнув так, что чуть не вывихнул челюсть, Ксенофилиус с трудом выбрался из-за стола и сонно пробормотал: — Что-то я устал сегодня, капелька. Глаза слипаются. Пойду-ка я прилягу. — Хорошо, папочка. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — невнятно пробубнил Ксенофилиус, с трудом взбираясь по винтовой лестнице.       Луна нырнула к нему под руку и довела до постели. Усадив его на краешек кровати, она заботливо стащила с него домашнюю мантию, похожую на маггловский халат, после чего папа завалился на бок и сладко засопел, а Луне пришлось снимать с него домашние шлёпанцы с загнутыми на средневековый манер носками и закидывать его ноги на постель. Она заботливо укрыла отца одеялом, постояла рядом, нагнулась, коснулась губами его небритой щеки и, прошептав: — Прости, папа, — нежно погладила его длинные белые волосы.       Выйдя из отцовской спальни, Луна аккуратно прикрыла дверь и поднялась к себе, терзаемая чувством вины. Как бы ей хотелось ничего не скрывать от него. Чтобы папа сам отпустил её со словами: «Иди, капелька. Это очень нужное зелье. Вам просто необходимо приготовить его вместе». И тогда ей не надо было бы врать и изворачиваться. И подливать усыпляющее зелье родному отцу.       Несмотря на подавленное настроение, Луна быстро переоделась в скромную тёмно-синюю мантию и написала на ободке галлеона: «Выхожу к калитке». Покинув дом со всеми необходимыми мерами предосторожности, Луна заперла входную дверь, быстро пересекла двор и очутилась у калитки. Северус уже был там — она почувствовала это сразу, хоть он и оставался невидимым, пока она не вышла наружу. В этот момент Северус снял с себя дезиллюминационное заклинание, чтобы Луна убедилась — это действительно он. — Всё в порядке? — Да. Папа спит. — Тогда поторопимся.       Северус взял её за руку, и они мгновенно аппарировали в грязно-размытый ночной мрак тупика Прядильщиков, наполненный холодным смрадным дыханием протекающей неподалёку речушки.       Быстро придя в себя после аппарации, Луна попыталась оглядеться по сторонам и невольно поёжилась. Она вспомнила ощущения, которые испытывал Северус при мысли об окрестностях родного дома. Это были и её воспоминания. Но одно дело — видеть всё глазами Северуса и воспринимать его чувствами и совсем другое — ощущать всё, как Луна, через призму своего собственного сознания. И Луна ощущала — остро, с неподдельным интересом, сверяя свои впечатления с теми, что видела в сознании Северуса.       Они стояли в полной темноте у последнего дома в переулке, где не светился ни один фонарь. На фоне тёмного неба ещё более тёмным и мрачным силуэтом смутно вырисовывалась громадная дымовая труба заброшенной фабрики. Луна не видела булыжной мостовой у себя под ногами, но точно знала, что она грязная и заплёванная — такая, какой всегда видел её Северус. Не видела она и безжизненных опустевших домов с разбитыми и заколоченными окнами, но точно знала, что они, будто грязные слепые калеки, окружают дом Северуса. Дом, в который они сейчас войдут. Вместе.       Северус взмахнул палочкой. Дверь отворилась. Он пропустил Луну вперёд и, когда она робко шагнула внутрь, поспешил запереть дверь и наложить на неё все необходимые заклинания. Пока он делал это, Луна оставалась на месте, оглядываясь по сторонам. Да, именно так она всё это и представляла по воспоминаниям Северуса.       Крошечная, слабо освещённая гостиная производила впечатление не то тюремной камеры, не то палаты в клинике для умалишенных. Полки по стенам были сплошь уставлены книгами, большей частью в старинных коричневых или чёрных кожаных переплётах. Потёртый диван, старое кресло и колченогий столик стояли тесной группой в лужице тусклого света от люстры со свечами, свисавшей с потолка. Помещение выглядело неухоженным, как будто здесь давно никто не жил, что, впрочем, соответствовало действительности. Луна поёжилась. Она знала, что Северус чувствует себя комфортно в этой мрачной гостиной. Но ей самой было здесь неуютно. Эти двойственные ощущения, странная смесь чувств Северуса с её собственными, были непривычными и вносили в ясный мир Луны нотки тревожного диссонанса.       Северус закончил возиться с дверью и теперь, стоя в сбоку от Луны, с интересом наблюдал за её реакцией. Почувствовав на себе его взгляд, Луна повернула голову и слабо улыбнулась Северусу. — Мрачно? — усмехнулся он. Уголок его рта привычно пополз вверх. — Немного, — кивнула Луна. — Но…       Северус вопросительно приподнял бровь, молча ожидая продолжения. — Но это место очень подходит тебе. В этой комнате ты чувствуешь себя…       Луна хотела сказать «уютно», но поняла, что это слово совершенно не подходит ни к комнате, ни к Северусу. — Безопасно? — наконец отыскала она нужное определение. — Пожалуй, — Северус пожал плечами. Наверное, она права. Он привык сидеть в этой гостиной, уже будучи взрослым. Это была единственная комната в доме, воздух в которой не был отравлен его детскими страхами. — Северус… а можно… Ты покажешь мне свой дом? — робко спросила Луна. Почему-то ей было важно увидеть его жилище. — Зачем?       Кажется, именно этого он и боялся? Боялся и втайне хотел, чтобы она попросила его об этом. — Я хочу… хочу почувствовать… Ну, ты ведь понимаешь?       Он понимал. Да только хотел ли, чтобы эта девочка почувствовала всё то, что связано у него с этим домом? А впрочем… Он снова забыл, что всё это она уже пропустила сквозь сознание и сердце много раз, становясь на время им самим. Она просто хочет увидеть воочию то, что сохранила её память. Ему ли стыдиться и прятаться от той, которая знает его изнутри. — Идём, — коротко бросил Северус, направляясь к боковой двери. Луна с готовностью последовала за ним.       Они оказались в маленькой кухне, тёмной, скудно обставленной, но чистой. Она была под стать своему хозяину, явно не делавшему из еды культа. В шкафчике над плитой Луна заметила минимум необходимой посуды. На плите и в раковине было пусто. Посреди кухни стоял небольшой стол, покрытый ветхой скатёркой, которая когда-то, наверное, была белой с зелёным узором по краям, но после многочисленных стирок потеряла цвет, став сероватой. Впрочем, она оставалась при этом идеальной чистой — никаких пятен, разводов и крошек на ней не было. Очевидно, что в последнее время её очищали с помощью магии, хотя раньше — отстирывали маггловским способом.       Внутри у Луны что-то неприятно съёжилось, сжалось в комок. Ей вдруг захотелось сделаться совсем маленькой или вовсе невидимой, как малышу Северусу в моменты, когда его родители ругались на этой кухне. Луна подняла на Северуса огромные глаза, пытаясь узнать, понял ли он её состояние. Он понял. Его бледное неподвижное лицо не выражало никаких эмоций, но разве душа его не была для Луны открытой книгой? — Пойдём, — она взяла Северуса за руку и повела к лестнице, ведущей на второй этаж. Свет от двух зажжённых волшебных палочек освещал им путь.       По обеим сторонам узкого тёмного коридорчика располагались две двери из потемневшего от времени дерева. Луна знала — та, что справа — это спальня родителей Северуса. Он не заходил в эту комнату с того самого дня, как умер его отец-маггл. Впрочем, нет. Он зашёл туда ещё раз после того, как эту комнату освободил от своего присутствия Питер Петтигрю, чтобы очистить помещение от малейших следов пребывания здесь этой крысы.       Луна вопросительно взглянула на Северуса, молча спрашивая: «Можно?». Он кивнул. Луна толкнула дверь и остановилась на пороге. Комната была тёмной и унылой. Воздух в ней казался спёртым — видимо, здесь никогда не проветривали. Тёмно-зелёные тяжёлые шторы на окнах были задёрнуты и казались ещё более тяжёлыми от осевшей на них пыли. Обстановка была скромной — большая кровать посреди комнаты да плательный шкаф в углу. Тёмное дерево, из которого были сделаны шкаф и кровать, казалось ветхим. Вид комнаты приводил в уныние. Луна вздохнула, виновато взглянула на Северуса и молча прикрыла дверь.       Сделав шаг в сторону комнаты Северуса, Луна робко спросила: — Можно?       Тот пожал плечами: — Разумеется.       Луна поняла, что за его нарочито-холодным тоном скрывалось напряжение, которое Северус пытался подавить. Он… стыдится своего жилища?       Луна потихоньку открыла дверь в его комнату. Хвала Мерлину, помещение выглядело жилым. Здесь не было признаков запустения, но вся обстановка говорила о спартанских вкусах и скромных потребностях её хозяина. Шкаф, кровать, письменный стол, старое, но удобное кожаное кресло, камин… Всё это было Луне так знакомо! Но раньше она видела эту комнату глазами Северуса и воспринимала его чувствами. Он постарался избавиться от всего, что напоминало бы ему о тяжёлом детстве и о страхе, обитавшем в этой убогой комнатушке, в которой он так часто сидел, скорчившись, забившись в угол, зажимая руками уши, чтобы не слышать криков и ругани, доносящейся снизу из кухни или из родительской спальни.       Луна осторожно вошла внутрь, прошлась по комнате и уселась на краешке кровати, застеленной тяжёлым тёмно-зелёным покрывалом. Легонько погладив его рукой, Луна подняла глаза на стоявшего в дверях и наблюдающего за ней Северуса и улыбнулась ему. Он криво ухмыльнулся: — Именно так ты всё это себе и представляла? — Ага, — она кивнула, поднялась и, подойдя к нему, обняла за шею. — А ты… боялся, что мне не понравится?       Северус пожал плечами: — Ты же видела это всё не раз у меня в голове. — Ну и что? Одно дело — у тебя в голове и совсем другое…       Она оглянулась. — В этой комнате ты чувствуешь себя…- она попыталась подобрать слово. — Уютно? — Если это можно так назвать, — рот Северуса продолжал кривиться, но Луна поняла, что напряжение отпускает его. — Тут… Тут безопасно, — Луна вновь произнесла это слово. — Эта комната — именно то, что тебе нужно. — Пожалуй.       Северус не знал, согласен ли он с Луной. Но обсуждать это ему не хотелось. Да и некогда было. — Идём, — он увлёк её за плечи и повёл вниз по лестнице в подвал, туда, где располагалась его домашняя лаборатория. Вот где он чувствовал себя по-настоящему комфортно и безопасно! Здесь было собрано всё, что могло понадобиться для приготовления самых сложных и редких зелий. В лаборатории царил идеальный порядок. — Ух ты… — Луна с восхищением огляделась по сторонам.       Её реакция понравилась Северусу. Ему было приятно, что она оценила его лабораторию, эту «святую святых» зельеварения, в которую он вложил столько труда и души (хотя к дракклу этот пафос). Он указал Луне на диван, а сам занялся подготовкой ингредиентов.       Всё прошло так же, как в прошлые разы. Оба действовали сосредоточенно, чётко и слаженно. Их кровь слилась воедино в общем котле. Результат оказался великолепным. Северус был доволен.       В эту ночь Луна не сомкнула глаз, наблюдая за точными изящными действиями Северуса. Она откровенно любовалась им. А он, чувствуя её восхищённый взгляд, испытывал такой прилив необычайной магической силы, что ощущал себя почти всемогущим. Он действовал словно по наитию — казалось, он вовсе не задумывается над тем, что и как нужно делать. И лицо его было таким вдохновенным, что у Луны замирало сердце — таким красивым он казался ей в эти мгновения.       А после, когда зелье было готово, они поднялись наверх, в комнату Северуса. Оба испытывали какое-то странное волнение. Сколько ночей они уже провели в объятиях друг друга! Сколько раз их тела и души сливались в окрыляющей близости. Но их единение здесь и сейчас означало для них нечто большее, чем обычная встреча. Обоим казалось, что, сделав это здесь, они словно обручаться друг с другом, а постель Северуса станет для них супружеским ложем. Никто не произносил этих слов вслух, но оба чувствовали это.       Какое-то время они стояли, обнявшись, посреди комнаты, не решаясь сделать первый шаг. Потом Северус решительно провёл руками по плечам Луны, словно счищая с неё мантию. Луна будто ждала этого сигнала. Она плавным движением подняла руки Северуса и сняла с него рубашку. Больше никто из них не раздумывал о том, сколь велика была ответственность этого шага. Они просто осыпали друг друга поцелуями и ласками и улеглись в постель, влекомые страстным желанием сделать эту встречу незабываемой. И, надо признать, это им удалось.       Отправив Луну домой и убедившись, что с ней всё в порядке, Северус ещё долго лежал без сна. Казалось, его постель хранила не только запах Луны, тепло её тела. Здесь оставалась частичка её души. Северус почти физически ощущал её трогательную страсть и жгучую нежность. Да-да, именно так — в таком сочетании. Эти чувства окутывали его, будто мягким невесомым одеялом, согревали душу и давали необходимый покой телу. Это было ещё одно, ранее неизвестное ему, проявление магии.       То, что сегодня произошло между ними на этой постели, поднимало их отношения на новый уровень. Он сам, по собственному желанию, дал ей возможность почувствовать себя полноправной хозяйкой в его доме, а значит, и в его жизни. И не жалел об этом.