Пепел и кровь

Ночь — такое время, когда кажется, что все живое впадает в летаргический сон, чтобы снова пробудиться с первыми лучами солнца. Не могу сказать, что ночь имеет отрицательный характер, скорее наоборот — она, как любящая мать, с начала всех времен, дарит объятья тишины и спокойствия. Ночь — время для откровений и самых потаенных мыслей. Но именно ночью все наши страхи и опасения выходят на волю. Принцесса Рапунцель невольно поежилась от вновь нахлынувшей волны воспоминаний. Перед глазами снова всплыло лицо Юджина, искаженное гримасой боли и страдания, но хуже — ничего не выражающее бледное лицо покойника, что ещё две минуты назад был полон жизненных сил. Юджин умирал два раза, и каждый из них вновь восставал из мёртвых, благодаря ей. Но что ели третьего раза может не быть? Если её не окажется рядом? Нет, третьего раза она не переживёт. Принцесса нервно посмотрела в его сторону. Спит раскинувшись звездочкой, словно ребёнок. Его по-детски нежная кожа казалась прозрачной в лунном свете. Рапунцель снова ушла с головой в свои мысли, из чего её вскоре вывело практически невесомое прикосновение к щеке. Принцессу всегда удивляла его способность так бесшумно подкрадываться. Юджин вопросительно смотрел в глаза, на что она нежно обвила его руками и потянула на кровать. В близости этих людей не было ни капли пошлости и разврата. В эти моменты сердца двух людей сливались воедино. Все силы и мысли были направлены лишь на то, чтобы дарить друг другу радость и любовь. Казалось, каждый вздох разрывал тишину комнаты, разносился по коридорам и лестницам, пролетал через спальню короля и королевы, устремлялся одновременно вверх и вниз, вплоть до самых подземелий и растворялся в воздухе. Волосы принцессы растрепались и щекотали Юджину лицо, чего он очень старательно пытался не замечать. От Рапунцель всегда приятно пахло. Нет, не дорогими духами, что она могла себе позволить, а чистым девичьим телом с примесью цветочных ароматов. Одежда принцессы пахла выпечкой. И Юджин мог абсолютно точно сказать, что вкуснее он точно ничего не пробовал. Рапунцель нравилось выпекать печенье для каждого праздника, чуть ли не на всех жителей королевства. Отец не одобрял, мать любя посмеивалась, а Фитцерберт, хоть и себе в ущерб, но всегда по возможности помогал жене. Прервав поток мыслей, Юджин заметил, что уставшая принцесса тихонько посапывала у него на плече. Не боясь разбудить жену, он зарылся лицом в уже отросшие светло-каштановые волосы, вдыхая запах цитрусов и корицы, что невидимым шлейфом стелился за ней после кухни. В будущем ему в лучшем случае придётся вдыхать запах костра и скудной солдатской пищи, а пока он наслаждался моментом. Как назло именно в эту секунду в дверь сильно постучали. Какого черта их смеют беспокоить так поздно?! Рапунцель резко вскочила, случайно ударив мужа по носу. Проклиная всех и вся, Юджин накинул ночную рубаху и агрессивно распахнул дверь. Это был гвардеец. Кажется, уже давно было пора ввести наказания за подобное. И почему капитан не додумался до этого раннее? — Принцесса! Срочно! Т-там человек… Он ведёт себя очень агрессивно и требует отвести его к принцессе. — Объясни мне на милость — вам делать нечего?! Завтра же отправлю в штрафное отделение! Я требую это немедленно прекратить! — Юджин уже было собирался разразиться молниями гнева, но рука, опустившаяся на плечо, заставила остановиться. Рапунцель закуталась в одеяло и с материнской улыбкой смотрела на непутевого гвардейца. — Я подойду, ждите меня возле двери. — дверь закрылась. Одеяло упало с плеч, обнажив женскую спину. Каждый изгиб тела прекрасен, каждое движение женственно и невесомо. А что если это была их последняя ночь? Рапунцель наскоро оделась и оставила Юджина тет-а-тет со своими мыслями. Он был благодарен ей. За всё. За каждую её улыбку, за то, что он может часами смотреть на неё, пока она спит, за тепло её рук, за то, что до последнего верит в лучшее в людях, за материнскую заботу, в конце концов за то, что была лучиком света во тьме его пороков. Она словно свеча — горит для всех, даря тепло и свет, но сама медленно тает. Только он знал все её слабости и переживания, знал её полностью. Юджин хотел взять с собой хотя бы кусочек своего Солнышка. На мольберте висел шарф. Белый шёлковый шарф. Она одевала его, когда шла в церковь. Юджин не был пламенно верующим, но трепетное отношение Рапунцель к религии заставляло его каждый раз умиляться. Он заберёт с собой шарф, такой же белый и чистый, как душа его жены. Если Бог смилуется над ним, то он вернётся и обязательно сходит с Рапунцель в кафедральный собор города, стены которого расписаны не без её участия. А пока он будет носить шарф рядом с сердцем. *** Маленькие босые ножки ступали по холодной мраморной поверхности замка. Увидел бы отец — прочитал бы нотацию о этикете и манерах принцессы. Но он занят, ему не до этого. Рапунцель спускалась все ниже вслед за гвардейцем. Дверь в мрачное подземелье с металлическим скрежетом приоткрылась, заключая входящих в объятья плотной тьмы. Около одной из камер толпятся несколько гвардейцев. Рапунцель уверенно входит в неё, несмотря на многочисленные предупреждения солдат. В глубине камеры виднеется фигура среднего роста. Определить пол было невозможно, загадочная личность от макушки до пола была покрыта чёрным плащом. Человек скидывает капюшон и, все ещё стоя к принцессе спиной, разрывает ночную тишину. — Ну и тёплый же ты мне устроила приём, Рапс. Принцесса меняется в лице. Плащ падает с плеч ночного гостя. Волосы так же коротко острижены. На поясе, отражая лунный свет, красуются многочисленные кинжалы. — Кассандра? — в голосе Рапунцель можно различить всю палитру эмоций от удивления до необъяснимого страха. Черноволосая заключает ничего не соображающую принцессу в крепкие объятья. Её плечи изредка подрагивают. Время будто остановилось. — Ну полно… Я тебя не узнаю! Где моя весёлая подруга? — Кассандра проводит холодными пальцами по мокрой от слез щеке принцессы. — Я… Я даже не ожидала… Ты… Спасибо тебе! — Рапунцель снова утыкается в плечо, но уже не плачет. Девушки выходят из камеры и тихонько посмеиваются над вытянувшимися от удивления и страха лицами гвардейцев. От Кассандры шарахаются, она подыгрывает, но в душе болью отзывается её злодейское прошлое. Её не простили, её не ждали… *** Юджин открывает глаза, ожидая увидеть лицо любимой жены, но видит… Стоп, что? Может он ещё спит? — Мне кажется, или прямо надо мной сейчас склонилась ядовитая кобра? — Я тоже рада тебя видеть, Фитцерберт! — Кассандра с силой сжимает все ещё спящего капитана. *** Светает. Предрассветный покой разрывает отдаленная мелодия трубы — гвардейский подъем. Ещё вчера им приходилось вставать на два с лишним часа позже, но спустя час они должны будут стоять в строю за городской стеной. Глаза Вэриана, спящего по привычке за столом, накрывают ладони. Такие приятно прохладные. Конечно же это Рапунцель. Она часто так делает. — Доброе утро, Рапунцель… Спасибо что разбудила, у меня осталось много недоделанной работы. — алхимик протёр глаза и обернулся. Она стояла перед ним. Такая же прекрасная, как несколько лет назад. Вэриан ещё раз протёр глаза, ловя себя на мысли, что ему следовало бы закрывать пробирки с едкими веществами хотя бы перед сном. Странно, но видение не пропало. Инженер, не долго думая, заключил Кассандру в крепкие объятья. И первый раз она не озлобилась на него, что обычно делала в подобных случаях, а просто обняла в ответ. Рапунцель, стоявшая в дверях, решила оставить их наедине. *** Спустя час возле городской стены. Утро было туманным, видимость ограничивалась метром, дальше — белая непроглядная пелена. Солдаты ждали капитана. Рапунцель не любила долгих прощаний. Она прижалась напоследок к мужу и со слезами на глазах просила Максимуса принести его к ней живого или мёртвого. — Солнышко… — Юджин поцеловал жену. Он будет надеяться, что не в последний раз. — Прошу, береги его — она прислонилась головой к Максимусу — береги Кассандру… Я верю в тебя. Юджин посмотрел жене в глаза, пришпорил коня и, не оглядываясь назад, выехал за пределы города. Рапунцель опустилась на землю, давая волю слезам. Она так и не нашла в себе смелости посмотреть уходящим в даль войскам. Уходящим в неизвестность…