Мои мечты все связаны с тобой Я потеряла весь свой полностью покой! Я мыслю только о тебе, Я будто хвосторога в том огне Пытаюсь опалить тебя своей любовью! А ты, хваленый лиходей, Как будто и не замечаешь Что я смотрю очами на тебя, Что я тону в том прогорклом зелье Которое у Снейпа ты сварил, Что я живу лишь мыслею о том Как ты в объятиях своих меня сжимаешь! О, Поттер, как же ты хорош, Когда играешь в квиддич на рассвете Своей раскосой зеленью разыскивая снитч! Я буду ждать тебя, мой милый Гарри У врат в пещеру львов сегодня пополудни Надеясь на твою любовь.
Эта великолепное произведение произвело фурор во всем замке. Наверняка оно войдет в анналы истории Хогвартса, и стыд, испытанный Поттером, станет призраком дня святого Валентина. А Драко, о, Драко непременно позаботится о том, чтобы никто не забыл столь чистую оду любви к Поттеру. Особенно этому способствовало первое утреннее занятие, которое четвертому курсу Слизерина предстояло провести со студентами Гриффиндора. Но, увы, Поттер довольно долго не появлялся у двери в кабинет зельеварения. Будто прятался, зная, что именно обсуждает вся школа. Драко даже немного расстроился, замечая, что Поттер опаздывает: все-таки, сейчас был замечательный момент, чтобы задеть легенду магического мира и вывести на очередную короткую перепалку, коих, за последние месяцы, у них было немало. После того, как Малфой понял, кто именно его соулмейт, он начал испытывать буквально американские горки из эмоций. Его настроение то находилось на высоте, ведь в такие моменты он уверен, что все происходящее — лишь шутка, то стремительно падало вниз на самое дно, когда он вновь осознавал, как сильно ошиблась судьба. Иногда, ему и вовсе казалось, что иметь Поттера в своих соулмейтах было не так уж и плохо. Драко умудрялся даже находить плюсы в своем почти что враге. Правда, они обычно заканчивались на красивых глазах и хорошей игре в квиддич, так что такое настроение у юноши не длилось долго. Обычно же, Малфой ежедневно старался найти повод, чтобы зацепить Гарри, выводя того на эмоции. Порой даже он шутил ниже пояса, чувствуя сам, что перебарщивает; однажды это и вовсе закончилось небольшой дуэлью, которая стоила обоим факультетам по двадцать очков и двенадцатидюймового эссе на тему межфакультетской дружбы. Остановило ли это Драко? Ничуть. В те счастливые дни уверенности, что метка просто-напросто ошибается, ему надо было хоть как-то самоутвердиться, а выпады в сторону гриффиндорца отлично помогали в этом нелегком деле. И сейчас был просто идеальный момент для укола. К тому же, ему даже благоволила вязь на его руке. Та предрекала в этот день Поттеру наказание, и Драко, отчего-то, был уверен, что именно он станет его причиной. Все-таки, кто, если не он собственной персоной, в очередной раз выведет будущего спасителя, святошу, чемпиона Хогвартса и просто отвратительную знаменитость на самое обыкновенное проявление низменных эмоций? Поттер вместе с друзьями, что пытались закрыть его с двух сторон, появился буквально за пару минут до начала урока. Он выглядел отвратительно: его волосы, что и без того находились в полнейшем беспорядке, теперь торчали во все стороны, противясь законам гравитации, одежда была смята и надета наспех, отчего ровно половина рубашки торчала наружу, а ало-золотистый галстук безвольно повис на его шее. Можно было подумать, что гриффиндорец только что пробежал кросс до Запретного леса и обратно, силясь успеть на урок к Снейпу. Но причины такого вида вовсе не интересовали Драко. Все, чего он сейчас хотел — это выплюнуть в Поттера какое-нибудь заковыристое оскорбление, дабы посмотреть на ярость в его светло-зеленых глазах. — Что, Поттер, пришел скоротать время до встречи с возлюбленной? — хохотнул Драко, делая небольшой шаг навстречу золотому трио. — Малфой, не начинай, — устало протянул Поттер. Кажется, к большому сожалению юноши, он оказался не первым, кто счел стихотворение прекрасным поводом повздорить с гриффиндорцем. Какая жалость. — Ну почему же? Ты же так, ах, хорош, — юноша произнес это с придыханием, закатывая глаза, словно влюбленная девица, вызывая одобрительный смех своего факультета, — в приготовлении прогорклых зелий. — Малфой… — Я, кстати, хотел бы иметь наглость попросить у тебя контакты венгерской хвостороги, которая ждет тебя сегодня наверху, — подхватил Забини, выйдя из общей толпы и положив руку на плечо Драко. — Но я смотрю, ты прямо жаждешь с ней встречи, вон, как прихорошился. По толпе школьников пробежался смешок, подначивая Поттера и Уизли на активные действия против слизеринского веселья. Но, увы, момент был прерван открывшейся в кабинет дверью и постным лицом Снейпа, который высунул нос из-за двери, казалось, лишь только чтобы больше никто не смеялся под его дверью. Зельеварение прошло, в целом, сносно. Драко никогда не испытывал в нем никаких трудностей: то ли врожденный талант, то ли покровительство декана факультета, но он всегда был одним из лучших, чем выгодно отличался от компании гриффиндорцев. Те собрались в углу класса в кучу и к концу занятия взорвали котел, отчего настроение Малфоя взлетело до небес. Следующим занятием была травология. Троица вышла из нагретого чарами замка и окунулась в плотный холодный февральский воздух. Под ногами скрипел подтаявший февральский снег, а в округе слышались крики младшекурсников, только что переживших урок лесничего Хагрида, который наверняка притащил очередную особо опасную тварь. И если у Драко в голове были лишь совершенно праздные и отвлеченные мысли о бытие, то его подруга была озабочена совершенно другими вещами. — В этом году замок так мило украсили, — мечтательно вещала Паркинсон. — Гирлянда из бьющихся сердец так вообще очень классная, я бы повесила ее в комнату даже просто так. А вот будка для поцелуев, которая делает моментальные колдофото, уже как-то слишком, не? Я видела, как там засела Дэвис со своим парнем, так такая жуть получилась, просто ужас! Будто вышли с обложки Придиры, у них всегда хрень какая-нибудь на первых страницах. — Оу, мисс Паркинсон, — протянул Драко. — Да ты завидуешь. Тонкие брови девушки возмущенно взлетели вверх, а сама она сильно покраснела, стараясь скрыть, что ее друг попал в точку. — Я не завидую, Драко! Парень Дэвис выглядит, словно его слепили слепые великаны из валуна, а у меня куда более утонченный вкус! — Ах, ну да, — усмехнулся Блейз. — То есть, если бы ты знала, кто твой соулмейт, то ты вовсе бы не потащила его туда первым делом. Панси зарделась еще больше, попытавшись спрятать румянец за волосами. Но, увы, у нее ничего не вышло, и ей оставалось лишь задрать нос и ускориться на пути к теплицам. — Ну да. И что с того? Будто бы вы двое никогда не мечтали о том, что найдете своего соулмейта и у вас все будет хорошо, пускай и в блевотной будке для поцелуев с моментальными колдофото, м? И если скажете нет, то я вас обоих заклеймлю врунишками. — Каждый день мечтаю поцеловать венгерскую хвосторогу. Увы, она поджидает Поттера в львятнике, — пошутил Блейз, мечтательно закатив глаза. Драко же, кажется, позеленел. За все эти месяцы отрицания он вовсе и не думал о том, что родственные души, в первую очередь, подразумевают романтическое влечение. Для Драко отношения соулмейтов подразумевали приятные разговоры, взаимоподдержку и относительно тихое счастье, а не поцелуи и, не дай Бог, секс. Но слова подруги будто ударили его в темечко, заставив осознать трагедию своей жизни с новой силой: если Поттер его соулмейт, то с Поттером придется целоваться. Драко проклял свою хорошую фантазию тут же, потому что представлять сопливые поцелуи в туалете с гриффиндорцем было выше его сил и сознания. Ему буквально хотелось вырвать, дабы сцены, как он, последний из рода Малфоев, нежится в руках тупого очкарика Гарри Поттера, перестали представать перед глазами. Кажется, отвращение вылилось на его лицо зеленым цветом и эмоцией отвращения, смешанной с желанием сымитировать рвоту. — Драко? Все хорошо? — Панси подлетела к Драко, взяв его за локоть. — Ты выглядишь неважно. — Да, да, все в порядке. Не беспокойся. — Оу, бро, неужели твоя родственная душа настолько ужасна, что мысль о поцелуе с ней вызывает рвотные позывы? — усмехнулся Блейз, став совсем близко. В этот момент Драко хотел ответить “да”. Все-таки, представлять поцелуи с Поттером было невыносимо. Но он лишь выпрямился, поправил мантию, подняв на ней воротник, и с самым гордым видом заявил: — Ты говоришь так, будто меня это интересует, Блейз. Я уже давно не смотрел на свою метку, это лишь пустая трата моего времени. К тому же, — Малфой вырвал локоть из рук Панси, — как я могу думать о соулмейте, зная, что хвосторогу ты уже забрал себе. И, даже не оборачиваясь, юноша скорым шагом пошел к теплицам задрав нос, казалось, до самих небес. Но не ожидал услышать за своей спиной взрыв смеха, который, на удивление, его даже не разозлил. Он повернулся на каблуках лицом к смеющимся друзьям и, едва заметно краснея, понял, что смеется сам.***
После полудня судьба их вновь свела с факультетом львов и золота на общих заклинаниях. И, хоть после обеда оставалось еще много времени до урока, в коридоре то тут, то там мелькали знакомые лица. Тут же вновь был и Поттер со своими друзьями. Они смущенно сжались в одной из арок, будто стараясь скрыться то ли от назойливых фанаток шрамоголового, то ли от Малфоя, который не мог сдержать гадкой улыбки. И дело было не только в знаменательном позоре Поттера, но и в одной маленькой детали, что скрывалась под рукавом Драко. Готовя очередную диверсию, впервые за несколько месяцев метка не саднила и не причиняла обжигающую боль; сейчас она грела и чуть колола, лишь только подначивая интерес юноши. Панси и Блейз, казалось, уже понимали все коварные замыслы Драко и без слов. Им достаточно было пары секунд переглядываний и косых взглядов в сторону золотого трио, чтобы понять, куда именно покатится сегодняшний большой перерыв. Они все втроем поднялись со своего места и заняли позицию прямо напротив пытающихся слиться со стеной гриффиндорцев. Те заметно напряглись и в душе Малфоя будто бы разразилось ликование, смешанное с азартом: Поттер смотрел на него с таким гневным недоверием, что будь он случайно пробегавшей мимо девочкой лет одиннадцати, то сразу бы разочаровался в выборе Валентина Чемпионом. Драко пригладил свои волосы, делая вид, что совершенно не заинтересован в юноше стоящим неподалеку, точно так же, как и в его друзьях. Он улыбнулся своей самой склизкой улыбкой и, нарочито громко, так, что эхо замка подхватило его голос, начал импровизировать. — Тц, чертовы заколдованные херувимы. Уже достали приносить анонимные записки да конфеты. Кого вообще можно впечатлить конфетами из Сладкого Королевства, когда у них вид, будто они лежали там целую неделю? — Ой, право тебе, Драко, — подхватила Панси, великолепно играя напускное слизеринское сочувствие. — Что поделать, если в Сладком Королевстве их выставили по скидке и теперь все, кому не лень, пересылают друг другу эти розовые коробки. По крайней мере, хоть у них и нет фантазии, но зато они пытаются хоть как-то тебя задобрить. — Ну да, задобрить, как же! Будто я поведусь на такую безвкусицу. Хотя, — Драко сделал театральную паузу, буквально сверля взглядом Поттера, — все лучше, чем получить хоулер от большой фантазерши, которая вслух объявит о своих чувствах, так еще и в стихах. К своему удовольствию Малфой заметил, как побагровел гриффиндорец, которого обеспокоенная Грейнджер пыталась хоть как-то успокоить, поглаживая по плечу. И, к печали юноши, ей удавалось это вполне успешно, ведь Поттер мало того, что не пошел разбираться, так и вовсе отвернулся куда-то к стене. — Ой, ну, не знаю, — Блейз зевнул, потягиваясь. — Лучше получить хотя бы хоулер, чем не получить вообще ничего и только смотреть, как друзья разворачивают очередную записку. — Звучит даже как-то унизительно. Что, у тебя все совсем печально? — У меня все в порядке, Панси, ты же знаешь. А вот у некоторых...— Забини кивнул в сторону трио и все сразу поняли о ком идет речь. И дело даже не в том, что Уизли вдруг слился со своими волосами, раздувая ноздри, словно бык, готовящийся врезаться в слизеринца лбом, нет. Это было понятно даже без взгляда, ведь все знали, кто на Гриффиндоре пользуется наименьшей популярностью. Предатель крови, бедняк, бесталанный маг, да и видок у него был, словно он рос какими-то частями: сначала выросли огромные массивные ноги, как у тролля, а туловище вместе с головой остались ждать своей очереди, оставляя четырнадцатилетнего Уизли похожим на гоблина-переростка. И если через пару лет он имел шансы на сносную внешность, то сейчас, когда внешность имеет первостепенное значение в делах любовных, Рону явно сулило остаться за бортом. И воспринимал он это крайне болезненно, ведь даже его друзья куда более преуспели в День всех влюбленных, чего уж говорить о слизеринцах. Уизли, закипающий с каждой секундой все больше, в одну секунду пересек коридор и оказался прямо перед Забини, все еще беспечно подпирающего стену. Руки гриффиндорца будто само собой сжимались в кулаки, но он делал посильные успехи в контроле своего гнева, боясь последующего наказания. — Знаешь, Забини, лучше уж никакой шоколад, чем отравленный. Или разве не этим промышляет твоя проклятущая мамаша, когда очередной твой новый папочка ей надоел, м? Сказанное Роном разлетелось эхом по внезапно затихшему коридору, рассыпаясь на мелкие части и оседая на барабанных перепонках половины замка. Блейз позволял себе шутить про собственную мать и ее специфические отношения с мужчинами. Блейз мог посмеяться над чем-то куда более мягким, если это сойдет с губ Малфоя или Панси, но никак не с прокаженных губ предателя крови. К тому же, Рон явно пытался нарваться, и Забини, как приличный слизеринец, просто не мог промолчать. — Ну зато моя мамаша не рожает детей вместо валентинок, Уизел, — буквально выплюнул Блейз. Дальнейшие события, казалось, протекали настолько быстро, что Драко даже толком не успел понять, что, в итоге-то, произошло. Рон, будто получивший полное моральное право на драку, сделал резкий выпад в сторону Забини, так и норовя зарядить своим огромным кулаком прямо в его нос. Блейз же, ожидавший такого, легко увернулся. Юноша попытался вытащить палочку, да неудачно: гриффиндорец упорно напирал, пытаясь завязать самую настоящую магловскую потасовку прямо посреди школы чародейства и волшебства. И, казалось бы, для Драко такое зрелище лишь услада для глаз. Он даже слышал, что когда-то знатные волшебники собирались вместе, дабы посмотреть на магловское искусство бить друг другу лица, но сейчас его словно дернула за руку невиданная доселе благодетель. Он ухватил запутавшегося в пространстве Забини за рукав мантии, потянув на себя, дабы тот ушел подальше от разъяренного Уизли, а сам вышел вперед, закрывая собой приятеля от ярости Рона. Потом Драко будет спрашивать себя, зачем он это сделал, если можно было просто ждать момента, когда предатель крови получит в нос оглушающим, но оказавшись с Поттером лицом к лицу, было как-то не до этого. Да, именно с Поттером, который, похоже, тоже не был фанатом маггловского мордобоя. Или же просто не хотел смотреть, как позорится его друг. — Приструни своего дружка, Поттер, — прошипел Драко, вытянувшись, дабы казаться выше. — Только после тебя, Мал… — Что тут происходит? Строгий ледяной голос заставил всех повернуть головы в одном направлении. В том, в котором, сложив руки на груди, стояла профессор Синистра, смотря на потасовку взглядом, который не сулил явно ничего хорошего. Она буквально прожигала взглядом поочередно то Поттера, то Драко, иногда посматривая на стушевавшихся за их спинами одноклассников. Наверняка ей казалось, что в этой куче-мале легко обнаружить главных зачинщиков, но ведь не станет же преподаватель в Хогвартсе назначать наказания не разобравшись, тем более, если один из подозреваемых — Драко Малфой. Но ее взгляд, казалось, только посуровел. Хотя, наверное, для профессора, который проводит большую часть собственного времени на отдаленной и высокой астрономической башне, такие мелкие потасовки соперничающих факультетов кажутся дикостью. Но это все еще не повод не разбираться в ситуации, да? — Минус пятьдесят очков с Гриффиндора и Слизерина, — продекламировала она, словно читала очередную лекцию о движении небесных тел. — А вы, мистер Малфой и мистер Поттер, будете наказаны. Вечером вам сообщат ваши деканы об отработках. У Драко все упало. Наказание? С Поттером? Ни за что? Это было выше его сил, но, что более важно, это было оскорблением его достоинства. — Но профессор, в этом виноват Уизли, а не слизеринцы! Никто из нас бы не стал ввязываться в драку. Если разобраться, то… — Мистер Малфой, я бы посоветовала вам принять ваше наказание и не усугублять положение своего факультета еще больше, — отчеканила женщина и прошла сквозь толпу учеников как ни в чем не бывало. Драко выругался себе под нос. Ему оставалось надеяться только на то, что его наказание никак не будет связано с Поттером.***
Весточка от Синистры не заставила себя долго ждать. Уже тем же вечером на пороге гостиной Слизерина объявился Снейп, похожий на невыспавшуюся летучую мышь. Он вызвал Малфоя и с видом полнейшего разочарования, отдал записку на красивой мелованной бумаге и выдал лишь короткое “я не ожидал от вас такого, мистер Малфой”, а после и был таков. Заставшие этот момент Панси и Блейз с любопытством взирали на послание. Драко же только сморщился и, яростно развернув записку, сразу же начав вчитываться в убористый почерк профессора астрономии. — Мистер Малфой, вашим наказанием будет чистка школьных телескопов вместе с мистером Поттером в течение двух недель. Телескопы и тряпки будут вас ожидать каждую среду и пятницу, в семь часов пополудни. Завтра вам также будут выданы инструкции. С уважением, Аврора Синистра, профессор астрономии Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, — юноша закатил глаза. — Засунула бы она это уважение к Мордреду! Драко кинул записку на стол и направил палочку, бросив шепотом инсендио. Бумага быстро загорелась, превратившись в печальный пепел прямо посреди гостиной Слизерина. Только совместного времяпрепровождения с Поттером ему не хватало! Он только начал порой без особого отвращения думать о том, что очкарик в каком-то смысле его родственная душа, возможно, не факт, но кто знает, а тут… Драко ведь знает, что у них не может быть никаких приятных коротких диалогов ни о чем, они не могут делиться какими-либо откровениями. Для них ругаться и язвить — условный рефлекс при появлении друг друга на горизонте. А если их оставить вдвоем в одной комнате, то там, скорее всего, произойдет либо взрыв, либо убийство, а может и то и другое одновременно. И для Малфоя это будет только поводом закрыться в себе, думая, что судьба — лишь шутка, очень несмешная шутка. — И что теперь делать? — спросила Панси, не отрывая взгляд от сгоревшей записки. — У меня разве есть выбор, кроме как идти и чистить завтра телескопы с Поттером? Я разве могу отказаться, например? Послать кого-то еще? — Ну, не знаю, ты можешь, например, написать отцу. Не думаю, что он оставит твое несправедливое наказание без внимания. На секунду Драко затих. Потом вздрогнул, подумав о реакции отца, зачесал назад рукой выбившиеся волосы и покачал головой. — Буду я еще беспокоить отца по такой идиотской причине. Я что, не выдержу каких-то несколько часов наедине с этим шрамоголовым? Бьюсь об заклад, он сам сейчас пытается придумать повод от меня отвязаться. Ноет, наверное, сейчас Макгонагалл, мол это же Малфой, как же так, да он же змея подколодная, он меня сожрет и отрыгнет мой скелет с астрономической башни, спасите, пожалуйста. — Я бы посмотрел, как ты выплевываешь скелет Поттера с башни. Уверен, он бы сделал приличное сальто в воздухе, — Блейз усмехнулся, но это все равно не могло скрыть его вид потрепанной виноватой собаки. — Прости, кстати. Ты же из-за меня теперь наказан. Ну, точнее, из-за меня и этого неадекватного Уизела. Но я извинился, так что теперь ты не будешь записывать меня в свой список “отравлю в первую очередь”? — О, Забини, поверь, в этом списке ты всегда номер один. Но забей. Я сам полез вперед, так что твоей вины тут нет, все в порядке. Его друзья удивленно переглянулись. Малфой, который чуть ли не из каждой мелочи пытался выудить максимум выгоды, только что просто простил Блейзу оплошность такой величины, что кого угодного другого он заставил бы вылизывать ботинки языком до конца жизни. А сейчас он даже не пошутил про долг, а просто задумался вновь, кусая губы. Драко в этот момент ощущал себя на распутье. С одной стороны, он мог бы попытаться быть с Поттером совершенно нормальным. Таким, каким мог позволить себе предстать перед Панси или Блейзом, быть дружелюбным, словно тогда, у мадам Малкин несколько лет назад. Возможно, это было бы не самым искренним действием с его стороны, но ведь именно так ведут себя родственные души? Такие одинаковые, имеют одну позицию на все вопросы и никогда не спорят, потому что понимают друг друга с полуслова. Но с другой стороны Малфой точно не мог себе этого позволить. Поттер уже однажды отверг его предложение дружбы, а теперь, после стольких лет, он лишь отпрыгнет от напускной дружелюбности и покрутит пальцем у виска. К тому же, был один момент, который перечеркивал всю возможную политику дружелюбности: Драко был горд. Горд быть чистокровным, горд быть слизеринцем, горд быть Малфоем. И опускаться до каких-то низменных чувств было вовсе ему не в фавор. Но отчего-то в его голове все еще копошились эти противные, как черви, мысли о дружбе с гриффиндорцем, которым он запретил существовать еще несколько лет назад. Драко отчаянно хотел чьего-нибудь совета. Короткого, может, не слишком емкого, но совета. Увы, помочь ему не мог никто. Он мог бы рассказать обо всем Панси и Блейзу, но те лишь поднимут его на смех, а потом и вовсе отвернутся, растрепав всему замку. Нет, конечно, он считал их друзьями, дорожил ими, но не то чтобы полностью доверял, тем более такие сокровенные вещи, которые самого-то Малфоя пугали. А тут будет ходить парочка четырнадцатилетних задир, которые в любой момент могут его шантажировать. Поэтому Драко отмел этот вариант сразу. Отца как вариант он даже не рассматривал. Во-первых, он слишком занятой человек, чтобы решать вопросы подростковых отношений. Во-вторых, он не слишком-то жаловал личность Гарри Поттера, особенно учитывая его прошлый вид деятельности, о котором Драко предпочитал не вспоминать. Ведь одно имя бывшего господина Люциуса вызывало в юном Малфое дрожь, совсем не похожую на благоговение. Оставалась мама. И с ней, на самом деле, Драко хотел бы поговорить. Хотя бы перекинуться парой прозрачных фраз, которые могли бы успокоить бушующее юное сердце. Нарцисса бы точно нашла, что сказать, как помочь или же просто приободрить, чтобы юноша не грустил так сильно. Она всегда была таковой для Драко: теплым лучом надежды, который всегда помогал найти выход. Но, увы. Нарцисса не так давно писала о том, что собирается поехать на континент к родственникам, и ни одна сова не успеет слетать туда и обратно за каких-то жалких двадцать два часа, оставшихся до встречи с Поттером и телескопами. Поэтому, Драко пришлось имитировать. И результатом его воображаемого разговора стал только лишь ответ, что ему нужно слушать свое сердце. Но юный Малфой, увы, не мог разобрать его шепот.***
Вечер среды наступил быстрее, чем Драко хотел бы. Казалось, вот он только получает из рук Снейпа записку и, буквально через пять минут, он уже топчется у лестницы на астрономическую башню, думая, что написать отцу — это, все-таки, неплохой выход. Драко нервничал. Не столько потому, что его довольно редко наказывали, заставляя заниматься общественно-полезными работами, а лишь потому, что он понимал: сейчас он в очередной раз рассорится с Поттером и у него никогда не будет сияющего будущего с соулмейтом в обнимку. Он прошелся взад-вперед мимо арки, все боясь ступить на проклятые ступени, за которыми уже нет пути обратно в ледяные, но такие теплые душе, слизеринские подземелья. Юноша уже даже опаздывал на несколько минут, но с другой стороны, его грела мысль о том, что Поттер наверняка уже там и задержка Малфоя его лишь раздражает. Правда, потом Драко услышал торопливые шаги и тяжелый, уж слишком знакомый, вздох, а после почувствовал, как ему в спину кто-то врезался. — Какого черта?! Поттер! — возмущенно раздувая щеки воскликнул Драко. — Смотри куда идешь, или тебе очки даны чтобы лежать на носу? Гриффиндорец рассеянно потер лоб, нахмурился, будто думая о чем-то своем. Но сфокусировав взгляд на Малфое его лицо приобрело вид, будто в Берти Боттс ему только что попалась конфета со вкусом ушной серы и прогорклого лимона одновременно. — Вообще-то, я спешил. И не думал, что кое-кто будет ошиваться около астрономической башни, а не в ней, как было приказано. — Я не ошиваюсь, Поттер, я просто не знаю, имею ли я право туда войти без разрешения. Ты-то уже эксперт в наказаниях, так что, может, подскажешь? — И поэтому ты топчешься чуть ли не у подножия астрономической башни и ждешь? Умно. Гарри буквально взлетел по лестнице, оставляя Малфоя одного. Тот лишь цокнул и шагом, достойным британского аристократа, двинулся следом. Они оказались на вершине башни и Драко будто впервые понял, что подземелья еще не самое худшее место жительства. Все-таки, там не дул круглыми сутками леденящий ветер, растрепывая прическу и пробирая до самых костей. Казалось, тут даже не спасут согревающие заклятия: порывы холодного ветра были столь сильны, что они с легкостью могли пробить и слабое магическое тепло. Поттер постучал в дверь кабинета профессора Синистры, и та сразу же открылась. Перед их взглядом предстал небольшой кабинет с красивыми витражными стеклами, через которые тонкой вуалью проникал лунный свет, играя на полу различными оттенками розового и оранжевого. За столом, освещаемым одной-единственной свечой, сидела профессор, безотрывно смотря на учеников, что только что нарушили ее задумчивые посиделки наедине с собой. — Здравствуйте, профессор, — начал Поттер. — Вы назначили нам наказание. — Да, добрый вечер, мистер Поттер, мистер Малфой. Она кивнула каждому из юношей, медленно встала из-за стола и, поправив подолы своей горчичной мантии, оперлась на стол. — Вы будете чистить школьные телескопы. Их довольно много, они старые, к ним давно уже никто не прикасался с тряпкой. К украшениям на тубусе прошу отнестись с особой осторожностью, они хрупкие и могут сломаться при неудачном касании. И да, мне бы не хотелось, чтобы они испортились из-за вашей халатности. Все необходимое уже ждет вас в кладовой. Тряпки стоит менять после каждого телескопа, средство разводить в ведре в пропорциях ровно один к десяти, там стоит мерный стакан, как раз на ведро. Когда будете чистить большие телескопы, один должен придерживать тубус, пока второй намывает его до блеска. Надеюсь, все понятно? — она посмотрела на юношей с капелькой укоризны, будто бы объяснила все настолько точно, насколько могла. Но Драко, все-таки, волновал один насущный вопрос. — Извините, профессор, — он чуть склонил голову, выглядя безумно растерянно. — Вы описали все предельно ясно, но...Вы звучали так, словно мы не можем применять магию во время наказания. — Конечно. Конечно не можете, мистер Малфой! Телескопы сделаны из тончайших и дорогих материалов, а возрастом они вполне могут доходить до седьмого колена вашего фамильного древа. А человеческие руки куда более нежные, чем грубая бытовая магия. Поэтому никакого волшебства. Только руки и тряпки. Драко сморщился. Его наказание только что стало хуже в несколько десятков раз. Кто бы мог подумать, что отпрыска Малфоев заставит корячиться с мокрой тряпкой и грязью какая-то преподавательница Хогвартса? Поттер же выглядел довольным. Возможно, даже слишком довольным. Неужели этот очкарик так жаждал увидеть страдания Драко? Как низко. Синистра кивнула на массивную дверь в торце класса и, оба юноши поплелись к ней, обнаружив вместо маленькой кладовой огромный склад волшебной оптики, различных приборов для вычисления звездных путей и нескольких моделей солнечной системы, сделанных довольно искусно. Конечно, это никак не могло сравниться с той моделью, что хранилась в Малфой-мэноре, сделанной из хрусталя, в котором, при помощи магии, можно было наблюдать проекции настоящих планет: положения пятен, облаков, которые закручивались и бежали по шару, словно подгоняемые космическими ветрами. Особого внимания заслуживали полупрозрачные кольца Сатурна, до которых маленькому Драко всегда хотелось дотронуться, ведь они были похожи на разлитое по тонкой поверхности какао. Но и эти латунные украшенные росписью планеты смотрелись вполне неплохо для того, что можно было бы дать на растерзание ученикам. — Ты там долго? Драко, отвлеченный от воспоминаний о доме, дернулся, тихо охнув, и посмотрел на Поттера, что, засучив рукава, разводил средство в ведре — Я, вообще-то, созерцал прекрасное. Но тебе, смотрю, куда ближе общение с тряпками. — Ага. И тебе на две недели тоже, — мрачно хмыкнул гриффиндорец, запихивая пока еще чистую ткань в воду. — А еще я, в отличии от тебя, понимаю, что чем раньше мы начнем, тем раньше закончим. Или тебе хочется проторчать тут до самого рассвета? — Пф, у нас, во-первых, еще четыре дня впереди. И, во-вторых, они даже не выглядят такими уж и грязными, чтобы с ними так долго возится. — Не выглядят?... Мне кажется, ты явно недооцениваешь здешнюю грязь. Хотя, у тебя, наверное, и вовсе нет понимания, что такое пытаться очистить застаревшую грязь. — Говоришь так, будто я виноват, что родился в хорошей семье, Поттер. В семье, где домовики вполне могут убраться и без моего вмешательства. — Но мы не у тебя дома. И мы наказаны, так что, тебе придется замарать руки, — юноша протянул одну тряпку Драко. — Тебе показать, как с этим обращаться? Юноша нахмурился. Он, конечно, не держал в руках ничего подобного ранее, но чтобы подумать, что он не справится с какой-то затвердевшей пылью?! Его гордость вновь была задета, и он вновь встал в свою воинственную позу: вытянулся по струнке и задрал нос. — Поттер. Ты серьезно думаешь, что я не справлюсь с какой-то тряпкой? Я, что, по-твоему, настолько безнадежен? — Я просто хочу побыстрее закончить и не перемывать за тобой. Сдалось мне еще думать о тебе. Малфой был оскорблен до глубины души. Он решил, что не перебросится с Поттером больше ни словом за сегодняшний вечер. И за пятничный. И за всю следующую неделю. Он изобретет куда более хитрые способы насолить несносному шрамоголовому и без применения силы удачно подобранных слов. Например, идеально отмоет вверенный ему телескоп быстрее и лучше. Да, это определенно будет хорошей местью. Сейчас же он просто выхватил из рук гриффиндорца тряпку и отправился к одному из телескопов, что стоял в самом углу кладовой. Так далеко, чтобы Поттер даже не видел, как Драко отлично справляется, не зная даже, откуда начать. Да даже когда тряпка коснулась металла, Малфой понял, что не все так просто. Вековая грязь никак не желала отходить от позолоченных пластин; ее приходилось долго тереть, стоя на одном месте; поддевать ногтем, боясь, что еще чуть-чуть и сусальное золото сойдет вместе с очередным куском пыли; корячится, нагибаясь к самому полу, чтобы протереть резную монтировку. Словом, работа была далеко не из легких. Но, что Малфою показалось совсем отвратительным, так это его сморщенные пальцы, ставшие похожими на шарпеев. А с шарпеями у Драко не было связано никаких положительных воспоминаний. — Если вспенить, то пойдет лучше, — раздался спокойный голос из-за спины. — Так тебе до самого утра с ним сидеть. Конечно же, это был Поттер со своими полезными советами. Конечно, Поттер же знает, как именно надо пользоваться тряпками и мылом. И, конечно же, этот идиот со своим желанием спасать всех, решил спасти и Малфоя от проигрыша грязным телескопам. Драко что-то невнятно пробурчал в ответ. Неуклюже выдавил из тряпки пену, нанес ее на почерневшую от старости пластину и, стерев, он с досадой увидел, что сейчас она стала куда чище, чем во время его танцев с бубном. Он обескураженно, будто преданный мирозданием мученик, посмотрел на блестящую в свете луны деталь и тихо выругался под усмешку гриффиндорца. — Можешь не благодарить. Я не хочу, чтобы ты тут еще помер от перенапряжения. Юноша вернулся к своему телескопу как ни в чем не бывало. Он насвистывал какую-то простенькую песню, которая, к раздражению Малфоя, его даже не бесила. Она просто была фоном, который заполнял пустоту. Она просто создавала комфорт. Комфорт в помещении с Поттером, где они остались один на один. Именно в этот момент Драко понял, насколько тяжелыми будут эти две недели.