***
С момента последней отработки Драко не перекинулся с Поттером и словом. Казалось, что между ними установилось какое-никакое перемирие. К тому же, год медленно подбирался к концу и обычным студентам пришлось озаботиться подготовкой к экзаменам. Юный Малфой исключением не был. Да и в любом случае. Драко примерно знал, чем занимался Поттер, даже не общаясь с ним. Во-первых, он был школьной знаменитостью, и слухи о нем не слышал только глухой, а во-вторых, у юноши был достоверный источник информации, находившийся на его запястье и передававший новости о Поттере еще до того, как гриффиндорец их узнает сам. Правда, не все Драко было под силу понять. Например, Поттер встречался с каким-то бродягой, и слизеринец искренне не понимал, когда его соулмейт успел опуститься до уровня якшания с бездомными. Еще Поттер умудрился столкнуться с сумасшедшим, посмотреть в прошлое и побывать в шкуре своего врага. В день, когда последняя надпись проявилась на запястье, Драко был особенно осторожен. Но, когда последние сплетни поведали юноше о том, что Поттер уснул и орал как резаный, то сложил два и два. Врагом гриффиндорца вовсе был не блеклый наследник Малфоев. Им был ужасающий волшебник, чье имя являлось табу для всего магического сообщества. И, на самом деле, узнав эту новость, Драко ожидал укол своему самолюбию, но по его телу разлилось лишь приятное, даже теплое, облегчение. Отношения с Панси и Блейзом, кстати, тоже вошли в привычное русло. Он понял, что навряд ли они станут для Драко такими же друзьями, как Гермиона и Рон для Поттера, но вовсе не потому, что кто-то из них не умеет дружить. Просто у Малфоя уже есть семья. Да и навряд ли у них с Поттером схожие понятия об оной. Для Драко это долг, это священный грааль, это защита. Драко уже давно смирился с тем, что однажды он один взвалит на свои плечи громкое имя “главы дома Малфоев”. Панси и Блейз же для него стали теми людьми, с которыми он наконец-то не испытывал этой ноши, такой тяжелой, что порой ему кажется, что она тянет вниз всю его жизнь. Панси и Блейз были его отдушиной, которую потерять Драко не хотел и не мог себе позволить. И где-то в глубине души юноша был благодарен своему сопернику за тот разговор, из-за которого у него наконец-то получилось понять истинное лицо его отношений. Но наступило двадцать четвертое июня. День последнего, третьего, испытания в Турнире Трех Волшебников, в котором Поттер принимает непосредственное участие, к неудовольствию, кажется, всего Слизерина. Как только часы в гостинной пробивают полночь, Драко не может усидеть на месте. Он елозит на диване, смотря на бранящихся из-за пустяков друзей, и уже было даже хочет напомнить Паркинсон про то, что та забыла про свой полуночный ритуал проверки метки, дабы наконец утолить собственное любопытство. Но как назло, перепалка стихла, переродившись в довольно приятный, легкий разговор, и Драко смог улизнуть в спальню только во втором часу ночи. Он заполз на кровать, сразу задернув тяжелый бархатный полог, делая вид, что уж очень хочет спать. Он замер, выжидая момента, когда тишина их небольшой комнаты будет нарушена лишь тихим сопением однокурсников да храпом Гойла, и только тогда украдкой залез под подушку и достал палочку. Он зажег слабый свет на ее конце, дотронулся до запястья и одними губами произнес заветную фразу. “Абскондере” Надпись на руке проявила себя. Все такая же ровная, все такая же черная, все так же касающаяся Поттера. Драко хотел лишь узнать, будет ли очкарик настолько удачлив, что получит еще и титул победителя, но вместо этого увидел надпись, в которой не было ничего касаемо победы. Надпись гласила “посмотрит смерти в глаза”. На секунду Драко показалось, что он перестал существовать в этом мире. Все его чувства, его сознание, его сердце — все отключилось, оставив лишь глухой вакуум в голове. А затем его тело прошиб вибрирующий страх, оседающий в животе, полностью парализующий тело. Он не хотел переживать за Поттера. Он прекрасно знал, что Поттер — лишь удачливый придурок, который, кажется, не знает, что такое смерть. Сколько раз он падал с метлы, сколько раз его пытались поцеловать дементоры. Он, будучи двенадцатилетним юнцом, убил василиска. Да что уж там, ему едва ли был год, когда его не смог убить Волдеморт! И что же теперь? Драко придется видеть и знать каждый чертов раз, когда гриффиндорец вновь окажется на волоске от смерти? Каждый раз ему придется чувствовать холодный пот, что бежит по его затылку? Каждый раз чувствовать, что руки немеют от страха за человека, который ему даже не друг? Малфой искренне хотел разозлиться. Он уже даже сжимал в кулаке палочку, думая, каким заклинанием запустить в пустоту, дабы все раздражение утекло, но он просто не мог придумать на кого ему разозлиться. На Поттера? На судьбу? На метку? На себя? Драко решил, что лучшим выходом из ситуации будет просто уснуть. Отключиться, чтобы подумать о гриффиндорце и о его очередной опасности утром, на свежую голову. Но, как только голова коснулась подушки, юноша не ощутил приятной тяжести, сопутствующей засыпанию, нет. Он ощутил лишь град мыслей в его голове. Он перевернулся на бок. Что, если Поттер и правда умрет? Его метка просто исчезнет навсегда и...все? Никакой любви до гроба? Он перевернулся опять. А если Поттер, например, лишится рассудка? Наверняка же глаза у поттеровой смерти страшные, черные и плакучие, а слезы ее словно нефть, блестящие и губительные. Драко откинул одеяло, чувствуя, как глаза уже начали болеть от попыток заснуть. А если это, все-таки, не очкарик? Может, это кто-то другой завтра попытается помереть, а Драко даже не знает его имени? Драко уткнулся носом в подушку. А что, если предупредить Поттера? Ведь судьба не совсем идиотка, чтобы давать эти метки. Наверное, что-то можно изменить? Хотя, на кой черт это надо Драко? Малфой простонал. В его голове царила полнейшая безысходность, подпитываемая утомляющей, режущей веки, бессоницей. В такие моменты, обычно, он решал больше и не пытаться спать, а занять себя чем-нибудь, вроде чтения книг или выполнения домашнего задания. Юноша перевернулся, потянулся к пологу и уже было собирался встать, но… Перед ним стоял Поттер. Его кожа светилась в свете пробивающегося через водную гладь рассвета, словно призрачное сукно. На нем было надето лишь белье и он неподвижно стоял, уставившись на дверь спальни. Драко как завороженный смотрел на его вздымающиеся костлявые плечи, на лохматый затылок и первые пару секунд даже не мог понять, что, черт возьми, происходит. Ведь гриффиндорец не мог проникнуть сюда ночью. Его бы поймал Филч, он бы сам побоялся идти в это змеиное логово...да их гостиная и вовсе охраняется чуть ли не лучше всех, чтобы какие-то шрамоголовые сюда вторгались! — Поттер. Поттер. Какого черта ты… Юноша обернулся и Драко понадобилось закрыть рот, чтобы не закричать. У гриффиндорца не было лица. Вместо него по голове растеклось лишь кровавое месиво, сочившееся бордовой густой кровью. Он что-то урчал, двигаясь прямо на кровать Малфоя, протягивая к нему свои мертвецки бледные руки. Шаги его раздавались эхом по маленькой комнате, но никто, совершенно никто не слышал того, что происходит. Драко проснулся в тот момент, когда ощутил ледяные пальцы на своей шее. Он спал. Сквозь воды озера занимался рассвет, подсвечивая косы водорослей. Малфой сел в кровати, обняв свои ноги. Может, предупредить Поттера не такая уж и плохая идея?...***
Все утро Драко потратил на борьбу с собой. Ему казалось, что лучше молчать в тряпочку и думать, что будь что будет. Порой же на него накатывало ощущение того, что он никак не хочет остаться без родственной души в будущем. Ведь, признаться честно, люди без солумейта всегда заставляли крохи жалости в душе Малфоя заявлять о себе. Во время завтрака в Большом Зале ни одно из предложенных яств не привлекло Драко. Запеченная до золотистой корочки индейка казалось камнем, обваленным в масле, яйца пашот выглядели как воняющие резиной воздушные магловские шары, а вишневый пирог пах приторно-сладким зельем от простуды, которым юного Малфоя часто пичкали в детстве. Даже яблоки, стоявшие прямо перед носом, казались лишь самым глупым предметом на свете, за который можно быть изгнанным из райского сада. — Чего не ешь, бро? Неужели нервничаешь перед историей? — спросил Блейз, жующий яблоко. Драко сморщился, заметив, как в уголках его губ собирается сок. — Издеваешься? Чтобы я нервничал перед Биннсом? Ты меня недооцениваешь, — юноша попытался привычно растягивать гласные, но сейчас это было больше похоже на предсмертную речь, чем на щегольское позерство. — Н-да. Звучишь, кстати, отвратительно. Думаешь, если мимикрируешь под призрака, то он сразу тебе накинет баллов? Типа брат за брата… — Блейз! Если ты ничего не учил, впрочем, как всегда, то это не значит, что все вокруг надеятся на удачу, — Панси горделиво выпрямила спину. — То есть, это не ты придерживаешь юбку, чтобы не шуршать шпорами? Как ты вообще придумала прицепить столько бумаги к одежде. Это же муторно. Ты вообще спала вчера? — Конечно. И судя по виду, даже дольше, чем Драко, — она усмехнулась. — А ты, Драко, совсем не спал? Неужели пытался выучить всю ту нудятину, что он нам каждую пару рассказывает? Мне казалось, это безнадежно. Малфой тяжело вздохнул, казалось, только сейчас осознавая, что у него буквально прямо сейчас будет экзамен. — Меня дома заставляли читать историю. Я думаю, что-то я смогу рассказать. Да и весь год я же не просто так писал эти отвратительно нудные эссе. А так, это просто бессонница. Бывает, — Драко махнул рукой и, казалось, этот ответ удовлетворил его друзей. В один момент ему даже захотелось сдаться и признаться прямо тут Панси и Блейзу, чье пророчество он скрывает под рукавом и что ему сегодня уготовано. Они бы помогли ему с его дилеммой. Они бы подсказали. Конечно, после того, как собрали себя с пола от смеха, но это было бы куда лучше, чем оставаться один на один с проблемой, куда большей, чем Драко мог бы решить сейчас сам. Но в итоге юноша промолчал. Слишком рано им об этом знать. К таким новостям не готов ни сам Драко, ни его друзья. После завтрака им была уготована участь предстать на экзамене по истории магии. Школьники, сонные, словно майские мухи, едва слышно переговаривались у дверей в кабинет, прежде чем те распахнулись, впустив горстку детей в просторную светлую аудиторию, в которой стояли лишь три ровных ряда столов с лежащими на них свитками, по одному на каждого, да учительский стол, за которым восседал вечно безразличный Биннс. Как только они сели, у каждого на свитке проявился вопрос, на который необходимо было ответить. Драко досталась, кажется, единственная занимательная тема всего года — охота на ведьм, приходящаяся на середину 17 века и затронувшая британского магическое сообщество в меньшей степени, чем всеевропейское. Но порой, в это время случались действительно занимательные истории. Одна такая всплыла в голове Малфоя, пока он мелким почерком строчил ответ. Речь шла о ведьме, чьим соулмейтом была магла, живущая в деревне неподалеку. Они прекрасно жили вместе, будучи врачевательницей и травницей в домишке на окраине поселения. Их быт поддерживали заговоренные котелки и метлы, которые сами по себе убирались и готовили пищу, а деревенские к ним захаживали поистине редко. Однажды ведьме потребовалось ненадолго уехать из деревни. В день ее отъезда, метка гласила, что магла в тот день, поймает кого-то, кто будет за ней наблюдать. Увы, в то время это было не редкостью: в камышах на реке зачастую можно было поймать нерадивого юнца, которому только дай затрещину и он сразу же улетит восвояси. И, решив, что ее возлюбленная справится сама, ведьма покинула деревню, оставив лишь поцелуй на ее щеке. Через несколько дней же, уже возвращаясь домой, колдунья увидит на запястье “взошла на костер”. Ведь вовсе не какой-то юнец подсматривал за маглой, а подозрительная старуха, пользующаяся неоспоримым авторитетом среди местных, растрещала весть о заговоренной утвари в каждом деревенском закоулке. А дальше все шло уж очень быстро. Ведь люди скоры на то, чтобы насобирать сухих веток и устроить себе ужасающее зрелище. Драко всегда находил эту историю странной. Ему казалось, что в любом случае ведьме стоило предупредить маглу. Ведь даже если это какой-то извращенец за углом, то лучше бы знать об этом, чем спускать все на иллюзорных тормозах. По крайней мере, предупрежден — значит вооружен. И хоть метка отображает события, которые уж точно с соулмейтом произойдут, то лучше иметь за спиной дубинку, чем являться к опасности безоружным. Но, почему-то, когда дело касалось Гарри Поттера, Драко было тяжело это осознать. Все-таки, Поттер всегда готов к опасности, он в ней буквально живет каждый день! Разве ему сделает что-то хорошее какая-то записка с предупреждением? Разве он сам и так не знает, что за ним по пятам следует опасность? Но несмотря на все доводы, что приводил Малфой, в его животе тяжестью осело непонятное, доселе неизвестное чувство, усиливающееся с каждым разом, когда юноша пытался себя убедить в том, что гриффиндорцу предупреждение погоды не сделает. Драко решил свалить это на то, что он не хочет оставаться в одиночестве в будущем. Ведь Поттер, все-таки, не такой безнадежный, чтобы стать самым худшим соулмейтом в мире. Сдав свой свиток, Малфой направился к ближайшему окну. Он нашел у себя в сумке клочок бумаги, достал перо и, оперевшись спиной на откос, начал писать. Первым, что он написал было простое “Поттер”, но он тут же его зачеркнул. Все-таки, хоть шрамоголовый и должен быть предупрежден, но вовсе не обязательно, чтобы он знал, кто именно его предупредил. Наверняка в таком случае он просто не воспримет это всерьез и будет действовать, как обычно, полагаясь на удачу. Но следующее “тупоголовый очкарик”, тоже пришлось зачеркнуть, ведь такая агрессия тоже скорее всего выведет трио, в лице, естественно, Грейнджер, на Малфоя. Поэтому дрожащей рукой Драко вывел полное отвращения “Гарри”. Казалось, полдела уже было сделано. Оставалось совсем чуть-чуть: написать всю остальную записку. Малфой представил несколько различных вариантов, начиная от формы красивого поэтического письма до “твоя тупая башка в опасности”. Правда, ничего из этого не подходило на обычную записку с предупреждением. В итоге Драко решил изложить лишь суть. Теперь на его исчерканом клочке пергамента было написано “Гарри, тебя сегодня попытаются убить. Будь аккуратнее.” И вроде можно остаться удовлетворенным этим. Но Малфой предпринял последнюю попытку шифрования собственного беспокойства. Достав новый чистый клочок он левой рукой написал тот же самый текст, стараясь допустить как можно больше глупых ошибок, которые не помешают пониманию текста. Взглянув на свое творение, Малфой удовлетворенно кивнул. Теперь в этой записке совершенно ничего не выдает аристократа-слизеринца и если такая записка прилетит Поттеру в голову, то он точно не заподозрит в этом Драко. Оставалось только найти Поттера в огромном замке. Первым делом Драко направился в библиотеку, в которой гриффиндорец проводил последние дни уж слишком много времени. Конечно, если бы он нашелся там, что юноша бы даже удивился своей неординарной проницательности и удачливости. Но, увы: среди длинных стеллажей, освещенных лишь тусклыми свечами и холодным светом из готических окон, сидели разного рода старшекурсники и ни один из них не являлся Гарри Поттером. Драко обошел пару этажей замка, лишь предполагая, где может находится его цель, но натыкался лишь на зевающих детей и слои пыли, лежавшие на столах в пустых аудиториях. Малфой начинал нервничать. У него вспотели руки, мысли начали проскальзывать мимо фокуса, словно пули, заставляя его голову болеть от такого потока. Но юноша решил не сдаваться так просто. Он прошелся по третьему этажу, пытаясь поймать ниточку, хотя бы какой-то намек, ведущий к местонахождению Поттера. Но стоило лишь прислушаться к собственной интуиции, как всякая решимость вдруг пропадала. Словно ему вовсе не суждено даже попытаться предупредить Поттера об опасности. Как будто его редкий альтруистический порыв к этому идиоту оказывается отвергнут самой судьбой. Уже практически отчаявшись, Малфой вышел из замка на улицу. Несмотря на поздний июнь, погода вовсе не радовала: дул холодный ветер, гоняющий свинцовые тучи, из которых, казалось, вот-вот пойдет дождь. И, несмотря на приемлемую температуру, все, чего Драко хотелось — это покрепче закутаться в школьную мантию и надеяться, что Поттера он найдет быстро. Хотя, с каждой минутой он все больше спрашивал себя: зачем тратит столько сил и времени на то, чтобы кинуться в шрамоголового бумажкой. Хотя, вспоминая прошлое, это вовсе не первый раз, когда ради минутного выхода Поттера из себя Драко тратил часы на подготовку. Например, придумывал идеальную фразу, которая выведет гриффиндорца из себя мгновенно, или ваял костюмы дементоров из черной вуали, дабы напугать Поттера на квиддичном матче. Это занимало слишком много ресурсов и почти никогда не приносило удовлетворения. Прямо-таки, как сейчас: холодный и сырой хогалл растрепал прическу Драко, оставив его озябшим и с красным носом, а своей цели на горизонте он все еще не видел. Прошло добрых полчаса, прежде чем Малфой окончательно отчаялся и решил вернуться наконец-то в замок, дабы отогреться и забыть о том, что Поттер сегодня возможно умрет, надеясь насладиться вечерним зрелищем. Но, как в дешевом романе, гриффиндорец пронесся мимо Драко именно в тот момент, когда юноша затерялся в мечтах о горячем кофе. — Поттер! — окликнул слизеринец своего соулмейта, поняв, что именно он сделал, только когда он повернулся к нему лицом. — Чего тебе, Малфой? Сегодня не самый лучший день для того, чтобы затевать перепалку. Драко замер на несколько секунд, которые ему показались вечностью. С одной стороны он не знал, что сказать Поттеру, как обосновать свое появление, как отдать записку лично в руки, не опозорившись и не выдав самого себя и свою метку на руке. С другой он заметил, как гриффиндорец устал. Под его глазами залегли глубокие черные тени от недосыпа, брови были безразлично опущены, а взгляд выражал лишь надежду на то, что сегодня наконец-то вся эта кутерьма кончится. — Вообще-то, я не просто так тебя окликнул, раз ты мне попался на глаза, — Драко привычно задрал нос, уперевшись одной рукой в бок. — Тут...какая-то девочка хотела передать записку и я решил передать тебе ее лично, чтобы посмотреть в твои бесстыжие глаза совратителя младшекурсниц! Малфой кинул в Поттера бумажкой и выдохнул, когда тот поймал ее своей правой рукой, на которой красовался магловский пластырь прямо на месте метки. В своих глазах он идеально выкрутился, придумав совершенно логическое объяснение ситуации. Только вот гриффиндорец смотрел на скомканную записку с подозрением и чем-то похожим на отвращение. — Малфой, — юноша устало вздохнул. — Ты просто нарисовал очередное кривое художество о том, как я опозорился на Турнире и решил мне показать его лично, не так ли? Раньше тебе почему-то не нужно было искать какие-то причины для того, чтобы это сделать. Драко взвесил все за и против. Если он настоит на том, что это действительно какая-то очень важная и нежная записка от влюбленной девочки, то Поттер ему, скорее всего, не поверит. Возможно, даже заберет, прочитает и закономерно решит, что ее написал Малфой. С добрым десятком ошибок и отвратительным почерком. И сам Малфой ее ему же и отдал, изображая из себя непонятно кого. Насколько бы интеллектуальные способности Драко опустились бы в глазах Поттера? Возможно, он бы стал наравне с Уизли. Хотя, наверное, все-таки, чуточку выше. А если сделать вид, что гриффиндорец прознал все планы Драко? Конечно, записку он открывать даже не станет, чтобы не расстраивать себя перед испытанием, но тогда Малфой сохранит свои честь и достоинство! Но Поттер тогда даже и не подумает, что сейчас Турнир для него стал поистине опасным местом. — Да, — чуть сдавленно ответил Драко, понимая: позора он просто не вынесет. Поттер тухло усмехнулся. Слизеринцу показалось, что выражение лица юноши выражает странную смесь истинного веселья и отторжения, и он даже хотел спросить: чего это Чемпион Хогвартса смеется над его великим планом? Но как только из уст Поттера выскользнуло инсендио, то записка, на которую Драко потратил несколько мучительных минут обратилась в пепел. — Если это все, что ты хотел мне сказать, то я пойду, — Поттер развернулся на каблуках и собирался пойти к замку. — У меня много дел. — Стой, Поттер, — неожиданно для себя произнес Малфой вновь. Он набрал в грудь побольше воздуха и выпалил совершенно неожиданное даже для себя пожелание. — Удачи тебе там, шрамоголовый.***
Темнота обволакивала замок, живой лабиринт и трибуны. Она беспощадно скрадывала все возможное зрелище от взволнованных взглядов толпы зрителей, оставляя их фантазии интерпретировать то тут, то там появляющиеся вспышки магии. Слизеринское же трио лишь обсуждало отвратительную организацию Турнира. Зачем вообще было необходимо приводить зрителей в эту промозглую ночь, если из зрелища тут лишь несколько вспышек да Людо Бэгмен, выглядевший как взволнованный индюк. Но помимо всего прочего метка Драко так и чесалась, будто желая, чтобы юноша на нее смотрел, не отводя взгляд. Ведь если она на месте, то это означает, что Поттер все еще жив. А если Поттер жив, то, возможно, предсказание метки не было таким уж фатальным. Над квиддичным полем раздался громкий хлопок, сопровождающийся вспышкой. Ко входу в лабиринт потекли толпой люди и по шуму их голосов, смешавшихся с оркестром, не было слышно, что именно они говорят. Но по их спинам, по их движениям и взволнованным лицам становилось ясно, что все пошло не по плану. Небо разразил отчаянный крик отца Диггори. Толпа в ужасе ахнула, когда в какой-то момент часть посиневшего тела Седрика открылась части трибун. И оттуда, словно лавина, побежала жужжащая весть, бесцеремонно залезавшая в уши Драко. Седрик Диггори мертв. Но Малфою, на самом деле, сейчас было плевать на Диггори. Что там делает Поттер? Неужели, он еще там, блуждает меж смертельной опасности? Или, может, он тоже?... — Он вернулся...Он вернулся! — раздался слабый, уставший голос гриффиндорца, не приносящий облегчения. Ведь если вернулся Он, то жизнь Драко больше никогда не вернется на рельсы беззаботного детства.