Привет, Драко! Надеюсь, твое лето проходит не так тухло, как мое. Моя матушка нашла себе нового ухажера и теперь все время мы проводим в огромном дворце где-то в Германии. Все, что тут есть из развлечений — это кидание камней в пропасть и, знаешь, это довольно быстро надоедает. Если этот чувак когда-нибудь станет моим отчимом, то надеюсь, что он "скоропостижно скончается", ибо он невозможно какой душный. А у тебя там как? Судя по всему, вся Британия пытается обвинить гриффиндорского очкарика во лжи, но ты-то лучше знаешь, как дела обстоят? Впервые с нетерпением жду, когда уже наконец-то наступит первое сентября и я отсюда умчусь на чертовом Хогвартс-Экспрессе в наше змеиное королевство. Забини.
Драко судорожно вздохнул, перечитав записку еще раз. Он признался себе честно, что это первое лето, в которое он действительно с нетерпением ждет каждое присланное ему письмо, каждую весточку от друзей. Поэтому у него сейчас бьется от нетерпения сердце, чтобы начать писать ответ и послать его вместе с запыхавшейся неясытью. Поэтому он так спешит, зная, что его ждет еще одно письмо от Панси, спрятанное где-то под перьями Персефона. Махнув палочкой и пробормотав пару акцио, Драко оказался с листом пергамента и шикарным зеленым пером. Заправив выбившуюся светлую прядь, юноша начал писать, чувствуя, что письмо идет на редкость легко, несмотря на точно такое же скучное лето. Он коротко описал свои томные будни, полные чтения и скитания по Мэнору, пересказал последние письма Панси, которая, кажется, единственная из них обзавелась нормальными насыщенными каникулами, а также в двух словах, стараясь не выражать ничего личного, отписал пару коротких предложений по поводу Поттера и Темного Лорда. Свернув и перевязав письмо, Малфой буквально соскочил с кровати и подошел ко столу, на котором уже мирно дремали совы. Филин, естественно, сразу проснулся, недовольно взглянув одним глазом на хозяина, в то время как небольшая неясыть, кажется, совсем устала, проснувшись лишь только когда Драко аккуратно погладил ее клюв. — Передохни в совятне, прежде чем лететь на материк, — сказал ей Малфой. — Не хочу, чтобы Блейз потом тряс меня, что я довел его сову. Неясыть наклонила голову вбок, моргнув спросонья пару раз, а потом вылетела в окно. Наконец, пришло время Персефона отдавать письмо, но тот выглядел как-то недовольно. Или сонно. А может сонно и недовольно одновременно. Стоило Драко лишь протянуть к филину руку, так тот, в одно мгновение превратившись из комка перьев в птицу-убийцу, недовольно клюнул ее, после с укором посмотрев на своего хозяина. На лице Малфоя проступило недоумение, и тогда Персефон ткнул его в ладонь еще раз, после настойчиво потянув за рукав мантии. Засопев, сова вновь превратилась в пушистый демонстративный ком, все еще не собираясь отдавать доверенную ему бумагу. — Ну чего не так? У тебя есть вода, совятня, тепло, почему ты себя так ведешь? — недоумевал Драко, наблюдая за тем, как оранжевый глаз возникает из-под перьев. — Только не говори, что тебя тоже надо чесать. Это, что, зависть на старости лет? Филин ухнул, уставившись в оба глаза на юношу. Тот было хотел что-то добавить, дабы урезонить животное, но Персефон, вместо того, чтобы дать сказать Драко хоть что-то, лишь вновь клюнул его в руку. Малфою ничего не оставалось, кроме как начать чесать птицу, до тех пор, пока сама сова не осталась удовлетворенной. А до этого его ждало несколько нескромных укусов и пару угрожающих щелканий клювом. Но когда Персефон наконец-то был удовлетворен хозяйской лаской, он, с чувством выполненного долга, протянул свою лапу, отдавая заветное письмо от Панси. Письма девушки всегда были длинными и порой довольно пространными. Она всегда описывала все, что происходило с ней в мельчайших подробностях: начиная от чего-то грандиозного, вроде вылазки на магические летние фестивали, до каких-то мелочей, вроде вкуса мороженого, которое она сегодня ела. Но больше всего Панси выделяло ее желание узнать каждый аспект проведенного Драко дня. Она каждый раз спрашивала про готовку их домовиков, про книги, которые Малфой успел прочитать, и уже пыталась выудить детали костюма юноши на прием, не забыв описать во всем великолепии свою собственную парадную мантию, сшитую специально для нее во Франции. Естественно, она обещала, что челюсть Драко обязательно отвалится в пятницу и, написав, что мысленно целует своего друга в щеки, призвала не отвечать, дабы было, о чем поговорить на приеме. Юноша так и поступил, лишь выдворив Персефона в совятню и положив письма в прикроватный столик. Туда, где уже аккуратной стопкой скопились несколько желтоватых пергаментов.***
Пятница наступила неожиданно быстро. Это был знойный августовский день, когда расколившаяся влага, скопившаяся в воздухе, не давала нормально вздохнуть. Естественно, ей помогали тяжелые парадные мантии, сотканные из дорогих тканей, напитки, самые изысканные из которых подавались в огне, да и скопление богатого и умудренного опытом и своим тщеславием народа, что одним своим присутствием усиливало духоту. Поместье, построенное в елизаветинском стиле, с песочными фальш-колоннами выстроенными по периметру здания, встречало чистокровных гостей со всей Британии. Десятки домовиков окружили его куполом из прохлады, для того, чтобы высокопочтенные гости не чувствовали дискомфорта, пока прогуливались по обширному зеленому садику, ожидая прибытия всех приглашенных. Малфои в полном составе аппарировали к витым воротам поместья с небольшим опозданием, когда большинство приглашенных уже разбрелись по приусадебной территории, смакуя последние сплетни, и Драко сразу же стало дурно. Который раз он уже обрекал себя на эти скучные вечера, когда половину приема ты ходишь с матерью под руку, слушая причитания знакомых мадам о том, каким красивым юношей он вырос. Сколько раз ему пришлось фальшиво улыбаться, слушая надежды о том, что под его рукавом находится предсказание для очередной чистокровной дочери, которая ненавидит этот прием так же, как и он сам. Юноша уже было собирался мысленно взмолится богам о том, чтобы его страдания не продлились долго и сегодня достопочтенные леди не будут сватать ему своих отпрысков, как Нарцисса, погладив его руку, произнесла лишь “веди себя достойно, Драко” и ушла, следуя за Люциусом в толпу. Наверное, это было первым из множества факторов, которые заставили почувствовать Драко не в своей тарелке еще больше, чем обычно. На этом приеме было уж как-то слишком много людей. Ему попадались знакомые лица, но они не носили привычных фальшивых улыбок. Кто-то улыбался нагло, даже ликующе, а кто-то не улыбался вовсе, оставаясь серьезным, даже если не напряженным. Их позы были какими-то неестественными, натянутыми. Словно они не знали, куда деть свои руки, свой взгляд, себя. Казалось, что они из-за чего-то переживают, чего-то боятся, и Драко это не нравилось. Как и то, что он видел много новых лиц, которые не то, чтобы были обременены излишне чистой кровью или аристократическим воспитанием. Они держались вальяжно, развязно, сутулились, что бросалось в глаза среди всей это аристократичной братии. И Драко не имел понятия, кем же они могут быть. Правда, все это было лишь фоном. Основной целью юного Малфоя было найти Панси, которая наверняка обошла уже все поместье в его поисках. Возможно, она уже даже разозлилась, и юноша вполне мог ее понять: одному здесь находиться было, мягко говоря, некомфортно. Драко вошел в здание, почувствовав, как магическая прохлада, которая едва-едва могла бороться с жарой, сменилась истинным холодом каменного старинного дома. Может, это была магия материала, а может, местный мэнор за столько лет уже пропитался волшебством, отчего находиться в нем было удивительно комфортно. Холл, оформленный в бирюзовых тонах, поражал своей масштабностью. Высокий, он не имел потолка, оканчиваясь лишь остекленным куполом, в окнах которого были видны безмятежные, летящие по небу, перьевые облака. Из его центра выходили две лестницы из мореного дуба, украшенные специально к этому дню живыми цветами. Драко немного растерялся, смотря на все это великолепие. Он совершенно не знал, где искать Панси. Поэтому, взяв с подноса бокал с шипучим персиковым чаем, юноша направился в открытую для гостей библиотеку, где надеялся и встретить подругу. Пройдя через несколько мрачных, запутанных коридоров, сплошь увешанных фамильными портретами, недовольно взирающими на проходящего мимо них нарушителя спокойствия, Драко попал в просторную, светлую комнату, отделанную розовым мрамором и мифической лепниной, изобращающей драконов, окками и, как ни странно, ниффлеров, что смотрели на позолоту обсидиановыми глазками. На сводах арок были изображены сцены из прошлого благородного семейства, что держали этот вечер, но Драко не стал в них даже всматриваться, так как был уверен, что это — лишь богатая фантазия того, кто выкинул столь огромное количество галлеонов на украшение комнаты. Но, естественно, не зря: библиотека и правда пока была лучшей комнатой во всем поместье, по важному мнению Малфоя. Тут же оказалась и Панси. Она о чем-то весело болтала с каким-то парнем, который, кажется, выпустился из Хогвартса пару лет назад. — Паркинсон, смотрю, ты уже нашла себе собеседника, — усмехнувшись, влез в разговор Драко. Девушка сразу встрепенулась, сначала недоуменно взглянув на прервавшего их юношу, а потом, даже не обратив внимания на бывшего собеседника, подбежала к Малфою и крепко обняла его за шею. Тот сначала встал как вкопанный, будто не понимая, что ему делать, но через несколько секунд аккуратно обнял Панси за плечи. — Неужели ты таки дополз до сюда, Драко? Я уж было подумала, что тебя по дороге встретил хорек, и на этом твоя судьба была предрешена, — усмехнулась девушка, взяв друга под руку. Драко же лишь закатил глаза. Это была глупая отсылка к инциденту, произошедшему в прошлом году, когда сумасбродный Аластор Муди превратил его в животное на потеху толпе за резкое высказывание в сторону каких-то уж больно шумных младшеклассников. Малфой только и мечтал, что забыть об этом, ведь это был самый громкий позор в его жизни, когда десятки глаз устремились на его белое пушистое тельце, извивающееся на земле. — Может, не будем припоминать хорьковый инцидент, Панс? Я же не рассказываю всем подряд, как ты в десять лет на приеме плюхнулась в фонтан, изображая ру...— Драко не дали договорить, ибо к его рту была прижата теплая ладонь девушки. — Тш-ш. Молчи. Не хочешь вспоминать про свое пушистое прошлое, так и скажи, — девушка огляделась и, поняв, что никого рядом нет, опустила руку. — Как прошла неделя? Что-то интересное произошло, или ты уже всю библиотеку перелопатил? — Ах, Паркинсон, увы, но меня не водит отец каждый день по кафе-мороженым. Зато труды Агриппы оказались вполне себе интересными. Девушка в притворном ужасе прижала пальцы к своему рту. — Кажется, твоему отцу пора тебя вывести поесть мороженого, а то вернешься в Хогвартс, и я вовсе тебя не узнаю. Хотя, — девушка запнулась, — ему, наверное, не до этого? Драко лишь вздохнул, вспоминая всех этих странных людей, снующих то тут, то там в Мэноре. — Еще бы ему было до этого. Мне кажется, в последнее время я его вижу на страницах Пророка чаще, чем вживую. — Не знала вовсе, что ты часто читаешь Пророк. Мне казалось, ты обычно его даже не пролистываешь толком. — Если ты не заметила, то мне дома заняться не особо есть чем. Правда, в последнее время Пророк только и делает, что поносит Поттера на каждой странице. Мол, — Драко вскинул руки, дабы показать ими воображаемые кавычки, — “Мальчик-который-выжил сказал то”, “Гарри Поттер высказал очередную безумную идею”, “Неужели у Дамблдора проявились первые признаки маразма”. Не сказал бы, что это вызывает какой-либо интерес. Может быть лишь только смех. — Ну, Министерству невыгодно признавать очевидные факты, если ты понимаешь о чем я, — неожиданно серьезно сказала девушка. Но, буквально через секунду, словно не желая превращать долгожданную встречу в тяжелый разговор, на ее губах заиграла хитрая улыбка. — Или ты за судьбой Поттера так активно следишь, м, Драко? Юноша, до этого чувствовавший себя лишь слегка уставшим, ощутил, как зарозовелась его бледная кожа, словно его поймали с поличным. Ведь он даже сам не мог себе признаться, что последние дни он действительно только и занимался тем, что разгадывал подробности жизни Поттера, следя за собственной меткой и статьями из газет. Но разве мог он признать свою маленькую слабость вслух? — Да, Панс, конечно. Подмечаю у журналистов новые прозвища для всеми любимого очкарика, чтобы по новому выводить его в Хогвартсе, — Драко зачесал рукой волосы назад, стараясь скрыть свой бледный румянец. — Так ты еще и конспектируешь? — рассмеялась девушка, удовлетворенно смотря на взволнованного Малфоя, — Да ладно, не переживай ты так. Я просто шучу. — Плохая шутка, Паркинсон. Драко было хотел сказать что-то еще, но остаток фразы потонул в шуме, наполнившим поместье и его территорию. Со всех сторон полился гам, который бурной волной утекал в сторону заднего двора, на котором была устроена небольшая сцена. Панси и Драко переглянулись. — Пойдем, посмотрим, что происходит? — предложила девушка и утянула Малфоя за собой вниз. Выйдя из поместья, друзья наткнулись на столпотворение. Волшебники и волшебницы, в дорогих мантиях, с идеально ровными спинами, стояли, обращенные лицами во двор, где на небольшом постаменте стояло несколько людей. Один из них являлся хозяином дома, который горделиво стоял в стороне, вскинув голову. Драко он показался похожим на сытого голубя, который распушился, довольно сидя на возвышении. Остальные же люди оказались теми, кто вызывал в юноше то самое непонятное чувство беспокойства с самого начала приема: неотесанные, нечесаные, в черных дешевых одеждах, они мало того, что не вписывались в ряды светского общества, так еще и заставляли кровь стынуть в жилах. От них шла странная, жуткая аура, ощущение которой жгло кожу ужасом. Но с ними рядом оставался еще один человек. Вероятно, он выделялся из всех еще сильнее: седой, старый и довольно дряхлый, одетый в странную одежду, кажется, магловскую. На голове была надета странная тряпичная кепка, а сам он сидел на помосте, с руками, связанными магией за спиной. Драко было хотел спросить у Панси, что тут происходит, но та только шикнула на юношу и за руку отвела его чуть в сторону от сцены: туда, где их не так просто увидеть, в то время как происходящее на сцене все еще открывается как на ладони. — Дамы и господа! Сегодня великолепный день, ведь сам Темный Лорд, ваш Повелитель, отправляет вам весть! — начал один из стоявших на сцене мужчин, который, судя по всему, был у них главным. — Он рад видеть каждого из вас вновь в своих рядах. Каждая капля чистой крови, каждый потомок волшебников для него — самое ценное, что есть на этой Земле. И вы все для него, словно его верные отпрыски, которые верят в его идеи, в его мечты, в его цели. Он сообщает вам вновь, что ждет вас. Ждет, даже если вы от него отворачивались. Даже если вы, словно изворотливые змеи, избежали наказания. Даже если вы, притворившись невинными овцами, решили, что проживете под прикрытием всю свою жизнь. Он понимает, что каждый из вас, стоящих тут, ждал его возвращения! Толпа загудела. Кто-то внутри нее зааплодировал, будто ожидая такого исхода, кто-то же чуть ли не падал от потрясения, чувствуя, что ноги подводят. — Но это еще не все, — продолжил мужчина, подходя к связанному старику. — Он прислал подарок. Небольшое развлечение, которое вы навряд ли сможете скоро забыть! Взмахнув палочкой, он поднял человека в воздух. Тот, доселе бывший подавленным и обессиленным, вдруг встрепенулся. Возможно, он только сейчас заметил, что его окружает множество людей, среди которых наверняка бы нашлись небезразличные. А может, это был просто крик отчаяния, который должен был быть услышан. — Пожалуйста, смилуйтесь! Я готов отдать все, что у меня есть, только отпустите меня! У меня дома жена...я просто пошел выгулять собаку… — голос старика становился все тише, когда он наблюдал за тем, как десятки чистокровных волшебников молча провожали его парящее тело взглядом. — Прошу… — Силенцио! — выкрикнул хозяин дома с нескрываемым отвращением. — Как ты смеешь просить о пощаде перед волшебниками, а, магл? — Тихо, тихо, господин Роули. Верните голос нашему гостю, — произнес посланник Волдеморта. — Я думаю, куда больший эффект произведет, если язык у него поработает как надо. Драко понял, к чему идет все это представление, как только увидел старика-магла. Для него было ясным как день, что это лишь способ привить верность, способ напомнить о ней и о том, что ждет всех тех, кто вдруг решит, что противостоять Волдеморту — хорошая идея. Ведь если противиться, то закончишь ты как забава для кучки ублюдков. Юноша не хотел на это смотреть. Он не хотел видеть, как на старика направляют палочки и продолжают бравировать перед публикой громкими фразами, пока в этих блеклых глазах мечется страх. Драко только и может, что чувствовать себя грязно от одного осознания присутствия в этой толпе. Где-то в глубине души даже начинает звать совесть, которая говорит, что его безразличие — это соучастие. Но он же не Поттер, чтобы ее слушать. Ему куда дороже собственная жизнь, чем попытка спасти магла, которая кончится лишь Авадой Кедаврой в его грудь, как предателя крови. — Панс. Панси, — шептал Драко на ухо замершей подруге. — Пойдем. Давай не будем на это смотреть. Юноша потянул девушку за собой, медленно отходя вглубь парка. Туда, где их не будет видно со сцены и где до них не будут долетать душераздирающие крики мужчины, для которого круциатус станет проводником в мир иной. Паркинсон же, казалось, была не в самом адекватном состоянии. Ее пугало все происходящее не меньше Драко, да и наверняка отвращения к происходящему она испытывала куда большее. Правда, как и Малфой, она не могла ничего сказать вслух об этом, не могла остановить. Все, что ей было под силу — это уйти следом за трясущимся юношей, для которого спрятаться — уже проявление смелости. — Мерлинова борода, как же это было страшно...— судорожно произнесла Панси, садясь на мраморную лавку. — Я не ожидала, что...что такое может случиться. Я думала, эти...истории о нем — лишь преувеличение. Драко ничего не ответил. Он лишь стоял, прячась за стройным рядом туй и кусал губы, прислушиваясь к происходящему, но до его ушей лишь долетало ожесточенное, звонкое “круцио”. — Господи, а если они заметят, что мы убежали...что будет тогда? Что будет с родителями? Драко, что если они их...их тоже, — девушка начинала паниковать. Ее трясло мелкой дрожью, и сама она не знала, куда себя деть, пытаясь то спрятать лицо в ладонях, то обнять себя, борясь с желанием вскочить с места. Он положил подруге руку на плечо, присев рядом на корточки. Заглянув ей в глаза, он постарался обнадеживающе улыбнуться; так, как делала Нарцисса, когда было плохо ему самому. Драко набрал в легкие воздух, дабы сказать, что все будет хорошо, что все обойдется, но отчего-то не смог ей соврать. Ведь он сам совершенно не был уверен в том, что эти сумасшедшие неотесанные последователи Темного Лорда не решат их позвать, применив к их родственникам Круциатус. — И что будем делать, Драко? — спросила девушка, немного успокоившись. — Так и будем тут сидеть? — Не то, чтобы у нас большой выбор. Я думаю, лучше всего будет дождаться, пока они закончат, а там влиться в толпу и… Не знаю, Панс. Посмотрим, что будет дальше, — юноша сел с ней рядом, смотря на туфли, покрытые слоем пыли. — Никогда бы не подумала, что это может закончиться так. Эти светские рауты всегда были скучными до жути, никому, кроме родителей, до них не было дело, а тут… — Большинство тут присутствующих Его сторонники. Естественно, что Он решил передать такое нетривиальное послание, показав, что ждет каждого предателя. Хорошо еще, что он не пришел сюда самолично. — А что, иначе бы наложил в штаны? — нервно хихикнула девушка, даже не смотря на Драко. Тот хотел было ей ответить, недовольно на нее смотря, но Паркинсон встрепенулась и выпрямилась. — Слышишь? Мне кажется или кто-то...скулит? И действительно, до ушей юноши долетел тихий скулеж какого-то животного, который, со временем, превратился в тяжелый, глубокий лай, который разлетался по всему саду, но навряд ли был слышен со сцены, на которой развивался ужасающий спектакль пытки. Панси и Драко переглянулись, а после медленно двинулись на звук, стараясь прятаться за ровными рядами деревьев и кустарников. Пройдя несколько метров, они резко остановились, когда посреди поля заметили небольшую металлическую клетку, в которой, понурив голову, стоял пес. Он навострил уши, наверняка зная, что хозяин в беде, и лаял, будто надеясь, что таким образом он хоть как-то сможет помочь. — Черт. Это собака того старика. Он с ней гулял, когда его поймали, — Драко судорожно оглянулся на поместье. — Пойдем. Будет плохо, если она начнет лаять на нас. Юноша схватил Панси за локоть, пытаясь вернуться обратно вместе с ней, но та лишь выдернула руку, оставшись на месте. Она яростно, практически с укором, посмотрела на своего друга, отчего Драко впал в полнейшее недоумение. — Ты, что, хочешь его тут оставить? В клетке? Ты совсем бездушный, Малфой? Драко почувствовал небольшой укол совести, переминувшись с ноги на ногу. Но отказываться от своей точки зрения не собирался. — Прости, но мне дороже наши жизни, чем жизнь собаки. Я не хочу, чтобы сюда прибежала толпа этих сумасшедших палачей, и в итоге мы с тобой бы там валялись под круциатусом. — Драко, — возмущенно начала Панси, — этот пес никому ничего не сделал. Где-то дома сидит в одиночестве его хозяйка, которая по совместительству и жена того старика. Ты думаешь, что она заслужила потерять в один день обоих? Малфой уставился в землю. Он не помнил за своей подругой такой эмпатии по отношению к чужим жизням, но ее слова пробрали его до самых костей. Не только потому, что даже Паркинсон понимала, насколько жестока и ужасна ситуация, в которой они оказались, но и...из-за слов Поттера. Он помнил, как выглядел юноша, когда говорил о возможной смерти своих друзей. Он помнил, как выглядел Поттер, когда говорил лишь о мыслях о возможной кончине своих друзей. Он помнил, как сильно гриффиндорец этого боялся. Но ведь Поттер, каким идиотом бы не был, не чужой ему человек. Да, возможно, на его чувства можно наплевать, но их можно увидеть. Хоть он и соперник, хоть и глупая шутка, но его состояние влияет на Драко. Но с чего он должен заботиться о чувствах тех, кого он никогда не узнает. Почему он должен волноваться о чувствах какой-то пожилой маглы? Почему об этом печется Панси? Будто бы она понимает куда больше, чем Драко. Будто она как Поттер, который лезет из кожи вон, чтобы спасти кого-то. Будто она осознает куда больше, чем Малфой, что смерть — это навсегда. Что та магла никогда больше не увидит своего мужа, и если сейчас он уведет Панси отсюда, то она потеряет и своего верного друга. Что она останется совершенно одна. Кожа Драко покрылась мурашками. Одиночество — вот, что страшно. Оно, словно резкое погружение в ледяную воду без возможности всплыть, режет своими холодными путами душу, запечатывая ее жестокостью и безразличием. И, если честно, юноша нисколько не хотел вернуться туда и обрекать на него кого-то, пускай даже незнакомого магла. — Хорошо. Ладно. Давай его выпустим, — Драко нащупал в рукаве палочку и направил ее на клетку, — Алохомора. Замок звякнул. Дверь оказалось открытой и пес, сначала даже и не поняв, что произошло, замер на месте, смотря то на дверь, то на застывших друзей. Навострив уши, он вышел из клетки и повел носом; затем обернулся, будто думая, куда бежать, потом вновь посмотрел на Драко, молящегося всем известным ему богам, чтобы животное просто убежало к себе восвояси. Собака дружелюбно махнула хвостом, прежде чем сорваться с места, дабы убежать прочь из этого проклятого поместья. Малфой позволил себе выдохнуть. — Спасибо. Ты молодец, — юноша почувствовал, как ему на плечо легла теплая рука Панси и та улыбнулась ему, поджав губы. Драко почувствовал, как у него покраснели уши от нахлынувшего смущения из-за своего поступка, но виду не подал. Вместо этого он обернулся назад, на дом, и прислушался. Он не услышал ни стонов, ни криков, ни смеха. Казалось, все стихло и кончилось, а это значило лишь одно: надо было возвращаться, чтобы никто и не заметил их отсутствия. Правда, когда они вернулись к сцене, вновь остановившись сбоку от нее, то поняли, что пришли рано, ведь на досках лежал еще живой старик. Естественно, он едва дышал, уже не в силах молить о пощаде, о возвращении домой да даже о смерти. Он лежал в зловонной зеленой луже собственной рвоты, что стекала на гравий дорожек, без сил, практически не двигаясь. Жизнь в нем выдавала лишь вздымающаяся грудь да бегающие зрачки, которые пытались в последний раз рассмотреть этот мир, что в конце был к нему так жесток. — Дамы и господа! Наше представление подходит к концу, — “главный” появился из-за угла сцены. — А любое представление должно иметь счастливый финал! И наш счастливый финал заключается в том, что Темный Лорд дарит нашему гостю подарок. Подарок, который ждет далеко не каждого, кто ослушается его воли. Темный Лорд дарит...милосердие. Человек направил волшебную палочку на лежащее тело. Старик рефлекторно сжался, вновь ожидая адской боли, которая была непременным спутником последних минут его жизни. Казалось, он был готов захныкать от продолжающейся канители из прилюдных пыток и насмешек, но яркий зеленый луч пронзил его тело. Ведь милосердие Того-Кого-Нельзя-Называть носит имя Авада Кедавра.