prophecy on his sleeve

Кабинет Долорес Амбридж был пыточной человека с хорошим вкусом: камень был окрашен в поросячий розовый и кое-где пролегал белыми проталинами, словно сам замок отвергает такую безвкусицу; мощеные бойницы, которые были созданы, чтобы с них наблюдали за приближением вражеских войск, были занавешены шторами в стиле прованс, отчего создавалось ощущение полной дезориентации в пространстве; да и мебель, хоть и была дорогой и изящной, выточенной из лучших сортов древесины, казалась тут неуместной, словно английская королева расположилась в свинарнике. К этому оставалось лишь прибавить с дюжину кошачьих мордочек, заглядывающих прямо в глаза с расписных тарелочек, хаотично развешанных по всей площади стены. Драко всегда казалось, что он хорошо приспосабливается к любым ситуациям в его жизни: будь то беседы с отцом, который ждет от сына лишь лучших результатов, или же разговоры, например, со Снейпом, что сохранял на лице маску брезгливости, лишь иногда позволяя в своих глазах промелькнуть капельке света. Но в данный момент, стоя под пристальным вниманием Амбридж, что с довольным лицом заваривала чай в маленькой розовой кружечке, Малфой чувствовал себя растерянным. Они пришли сюда уж слишком быстро. Лишь только вчера под шум осеннего ветра и урагана из пожухлой рыжей листвы выгоняли Трелони. Лишь только вчера они занимались в тесной комнатке, заваленной сломанными вещами, и Драко кусал аккуратно подстриженные ногти в раздумьях. И уже сегодня после занятий они стоят в этой розовой комнатке, вперившись в умильные кошачьи морды, которые выглядят тут поистине дьявольски. Словно они знают, что все трое пришли лгать и изворачиваться. Словно они знают, что пришли эти трое сюда, даже толком не продумав свою речь, как трусливые лесные зверьки или же как тупые гриффиндорцы, не знающие страха. Хотя, план у них был: вести себя так, словно инспектор больше похожа на гору галлеонов, облитая карамелью из Сладкого Королевства и припудренная золотистым порошком славы. Словом, их план состоял в том, чтобы подлизываться так, как никогда. И, казалось бы, все трое в этом те еще мастера: жизнь в богатой семье да и школьная рутина вполне обязывала обитателей подземелий быть чуть более изворотливыми в своих словах. Но отчего-то Драко чувствовал, что в его горле першит, а сам он словно пытается впихнуть в себя десерт после плотного ужина: все нутро противится его решению, а он с настырностью идиота подносит ложку ко рту. Конечно, совесть Малфоя обычно молчала на любое проявление необходимой изворотливости, но отчего-то сейчас, именно сейчас, она решила напомнить о себе, словно разговоры с Поттером, настырным и таким исключительно добреньким, что-то в нем надломили. Словно теперь серая мораль, заключающаяся в “моя шкура важнее жизни”, казалась не такой уж и привлекательной по сравнению с сияющими доспехами святоши Гарри Поттера. Но пути назад у Драко уже не было. Как не было его у Панси и Блейза, которые стояли за спиной своего друга, словно ожидая казни. Даже Забини, обычно легкий на подъем, готовый разбавить любую ситуацию неуместной шуткой, сейчас молчал, поджав пухлые губы. Паркинсон же делала вид, что рассматривает витой узор на розовом ковре, одновременно пытаясь без помощи палочки удлинить свою юбку хотя бы до колен. Руки Долорес, маленькие, но пухлые, наконец-то сомкнулись на кружке, из которой шел легкий пар, разносящий по кабинету знакомый запах черного чая. Она оглядела троицу своим фирменным взглядом, таким, словно смотрит на раненого котенка, которого проще прикончить, и отпила глоток, причмокнув. — Итак, дети. Вы хотели о чем-то поговорить? — ее голос, делано детский, все равно не мог спрятать за собой отвращение, что сочилось из всего ее образа. Драко сделал небольшой шаг вперед, пытаясь зацепиться взглядом за что-нибудь, но его то и дело отвлекали бесцеремонные глазастые тарелочки и отвратительные розовые цветы, в которых утекающая жизнь поддерживалась лишь магией. В конце-концов, он вперился взглядом в огромный страшный завиток из редких русых волос, что был сотворен не иначе, как черной магией на голове волшебницы. — Да, профессор, — кивнул Малфой, — мы хотели поговорить о том, что происходит в школе. Точнее о том, чего в школе происходить не должно. Женщина наклонила голову, будто пытаясь обдумать сказанное юношей. Она сощурилась, обвела взглядом всех троих, будто делая про себя пометки о каждом, а после вновь сахарно улыбнулась, поставив чашку на место. — И о чем же вы думаете? Мне казалось, что с этим прекрасно справляется Министерство. Да и ваш отец, — она показала на Драко ладонью, — принимает в этом не последнее участие. От упоминания отца Малфой почувствовал, что ему медленно загнали сотню иголок под ногти. В другой ситуации юноша бы лишь сильнее задрал нос, усмехаясь и бахвальствуя от того, что он продолжает дело отца, что помогает вершить его чистокровную волю. Но сейчас, в ситуации, когда Драко то и делал, что сомневался, чувствуя себя до безумия тяжело и странно, он, словно пародируя себя обыкновенного, слегка задрал нос, смотря на Амбридж сверху вниз. — Естественно, профессор, я ни капли не сомневаюсь в вашей компетентности или решениях своего отца. Наоборот. Я считаю, что сейчас Хогвартс — это сборище избалованных режимом Дамблдора подростков, которые только и знают, что тискаться по углам, — до слуха Драко долетел сдавленный смех Забини, который сменился тихим шипением, когда в его руку впились когти Паркинсон, — да вести себя так, словно им тут все дозволено. Например, как Поттер, который позволяет грубить вам среди урока, ставя ваш авторитет под вопрос, словно он величайший волшебник мира сего. Это недопустимо в цивилизованном магическом обществе, и такие дерзкие поступки должны быть пресечены. Юноша впервые почувствовал, что не зря таскался за Люциусом все свое детство: искусство звучания интеллигентно, но в то же время дерзко и укоряюще было впитано им с каждой репликой собственного отца, сказанной им своим “министерским друзьям”. Амбридж нахмурилась, поставив со звоном чашку на блюдце. Разговор начал принимать более серьезные обороты. — Не могу не согласиться с этим, мистер Малфой, — процедила женщина с легкой улыбкой, — но принимаются меры. Я думаю, вы и сами с ними знакомы и, догадываюсь, одобряете, раз еще не получили выговор. — Естественно, их нельзя не заметить. Как и то, насколько благоприятно они влияют на школу. Впервые за все пять лет моего обучения, я чувствую, что нахожусь в престижном учебном заведении, а не маггловской школе для умственно отсталых, — Драко поразился тому, как легко ложь слетает с его губ, никак не отражаясь на его лице. — Но, увы. Замок большой, в нем много потайных мест. Да и следите за порядком лишь вы, да старик Филч со своей кошкой, которые хоть и знают большую часть школы, но...их всего двое. Тяжело уследить за такой площадью всего в три пары глаз, когда ученики разбегаются, лишь только услышав знакомые шаги. Поэтому многие...очень многие, — юноша скривился, — позволяют себе лишнего. Запрещенного. И как не расставляй ловушки, они всегда их обойдут, ведь нельзя отрицать, что даже среди песка можно найти золотую пыль. Юноша замолк, наблюдая за реакцией Долорес. Та задумалась, прищурившись и сложив руки под подбородком, внимательно слушая его витиеватую речь, улавливая, казалось, каждую интонацию, каждый вздох Малфоя. Дождавшись, когда в ее лице промелькнет тень мысли, он начал говорить вновь, не давая женщине вставить и слова. — Нам кажется, что это необходимо решать. И у нас, — Драко показал рукой на своих друзей, — есть...предложение для вас. Если это так можно назвать, конечно. Плечи Амбридж напряглись, а взгляд ее, с притворно мягкого, стал жестким и холодным, будто она, вместо трех чистокровных слизеринцев, разделяющих ее взгляды, увидела стаю ниффлеров. — И какое же? Хотя, конечно, меня беспокоит цена, которую вы потребуете за свои услуги. Я не собираюсь идти на поводу у детей и давать им хоть какие-то поблажки только потому, что они достаточно умны. Драко шумно вздохнул и оскалился, стараясь напустить на себя образ уверенного, но праведного ублюдка, который ради благого дела готов хоть собственноручно бросить в костер всех своих знакомых. И, на самом деле, это притворство его захватывало: он вновь ощутил за своей спиной чувство безнаказанности, которое было при нем все годы в Хогвартсе. Он вновь был слизеринским принцем, которому с рук сходит ложь и обман. Но теперь в его груди поселилось нечто тяжелое. И этим тяжелым был воображаемый взгляд Поттера, который смотрел на Малфоя с упреком за его беспринципность. Но кем был этот гриффиндорец в его борьбе? Мифическим соулмейтом? Другом? Товарищем? Или, возможно, уж слишком вездесущим соперником? И Драко не знал ответ на этот вопрос, увы, ощущая лишь тяжесть в своей голове, произнося свои отрепетированные реплики. — Наше предложение очень простое, профессор. Мы хотим сделать нашу школу лучше, и мы прекрасно понимаем, что для этого необходимо каждому из нас применять посильные методы борьбы с разгильдяйством. И в наших силах, — юноша самодовольно улыбнулся, — быть вашими глазами и руками в тех уголках школы, до которых вы не в состоянии дотянуться. Мы хотим помочь вам навести порядок. Женщина, сощурившись, посмотрела в глаза Драко, но юноша, чувствуя дрожь в коленях, не отвел взгляд. Он играл полнейшую уверенность в своих словах. Он играл, что он до кончиков пальцев верит в идеи магической иерархии, хотя сам уже давно продал их за аромат свободной жизни. — Конечно, звучит замечательно, — Амбридж вытянула шею, отчего дряблые складки на ней натянулись. — Но я все еще заинтересована в том, чтобы узнать, что вы хотите взамен. Едва ли я готова поверить, что такие как вы делаете это на безвозмездных началах. Я хочу узнать вашу цену. Драко сглотнул, понимая, что не знает, что сказать: было ясно, что его видят насквозь. Но сказать их истинную цель все равно, что разрушить весь образ, созданный сладкими речами до этого. Малфой замешкался. Он почувствовал, как Амбридж прожгла его взглядом, словно поймала добычу в свои лапы, увидев слабое звено, в которое нужно лишь пару раз ударить для того, чтобы та оказалась в ее пасти. Но на арену вышла Паркинсон, легко оттолкнув юношу, чтобы тот ушел на задний план к Забини, который стоял со скучающим видом. — Профессор, вы думаете о нас уж слишком низко, — елейно начала она, не разрывая зрительный контакт. — Вы стали глотком свежего воздуха в нашей школе, полной непрофессионализма и беспредела. Например, вы же знаете, что не так давно Дамблдор принял нашего лесничего на должность преподавателя по уходу за магическими существами? Опустим то, что он фанат порой уж очень опасных животных, который, при всем этом, не понимает, что они небезопасны для студентов, ведь куда более страшно другое. Однажды, он позволил своему животному ранить Драко, — Паркинсон нежно коснулась руки юноши. — Потерпел ли он наказание? Нет. Он даже продолжает работать тут, как ни в чем не бывало. И Дамблдор, кажется, лишь только рад, что его подчиненный ведет себя так. Да и большинство студентов не из самых благородных семей его полностью поддерживают, визжа от каждого взмаха рукой этого дряхлого старика, — девушка посмотрела в сторону, выглядя испуганно и даже болезненно. Юношам, стоящим позади нее оставалось лишь только восхищаться. — Порой мне и вовсе страшно идти на занятия. Мы не знаем, что будет дальше. Может, кто-то взбунтуется и нападет на нас, а может, и вовсе, убьет. Я ужасаюсь воспитанию наших сокурсников. Меня растили в приличной семье, что чтит магические традиции, а мне приходится ходить по коридорам, где группки грязнокровок, наделенных палочками, разучивают такие заклинания, что от меня и моих друзей может остаться лишь пыль! — в ее голосе был слышен неподдельный ужас и зародившиеся слезы. Забини, как истинный джентльмен, сделал полшага навстречу девушке и легко приобнял ее за плечи, успокаивая. Драко же смотрел в пол, стараясь скрыть свою улыбку от чужих глаз. — Я...Ведь я не смогу дать им отпор. Меня растили иначе. Мне с детства вбивали, что плохо начинать дуэли из-за пустяков. Я и не думала, что в школе мне придется столкнуться с тем, что я буду бояться за свою жизнь, и даже великий Дамблдор мне не поможет. Вы — наша последняя надежда. Только вы, профессор, сможете навести порядок в этом месте. И я сочту за честь вам помочь. Девушка драматично кинулась на стол к Амбридж, оперевшись на него ладонями и смотря прямиком ей в глаза, стараясь захватить, усилить эффект своей речи, которая, для человека тщеславного, естественно влияла уж очень сильно. И даже Долорес, которая пыталась напустить на себя образ неприступной крепости, которую интересуют лишь приказы сверху да собственные умозаключения, казалось, растаяла: в ее глазах появился удивленный, но довольный, блеск, а на губах заиграла легкая самодовольная улыбка. Наконец-то хоть кто-то в Хогвартсе оценил ее труд по разрушению традиций и атмосферы; наконец-то у нее в руках появятся пешки, способные работать за идею. — Вы звучите очень...взволнованно, мисс Паркинсон. Я, конечно, видела, что школа трещит по швам, но и не предполагала, что все настолько плохо… — задумчиво протянула женщина. — И что вы готовы делать? Драко едва сдерживал улыбку, опустив взгляд на стол из розового дерева, чтобы профессор не смогла увидеть его счастливое выражение лица. — Мы можем быть вашими шпионами и докладывать о всех инакомыслящих в школе. Мы с Панси, как старосты, можем влиять на слизеринцев, которые, в большинстве своем, вас и так поддержат. Но вы можете разрешить нам направлять учеников на отработки к вам или к Филчу. Мы хотим вам помочь так, как только сможем, — вкрадчиво произнес Драко, положив руку на плечо подруги, смотря на Амбридж самым преданным, которым ранее одаривал только отца, взглядом. Та прикрыла глаза и, натянув маску добрейшей учительницы, кивнула. — Звучит заманчиво, ребята. Приятно знать, что в этом, полном гнили места, еще остались здравомыслящие молодые люди, — она обвела троицу взглядом. — Я постараюсь как можно скорее принять решение и сообщить вам об этом. Возвращайтесь в гостинную. Все трое вылетели за дверь. Молча, почти не оглядываясь, они сбежали с лестницы, ведущей прямиком в кабинет защиты, а после и вовсе вышли за его двери. Переглянувшись, ребята отошли от аудитории подальше, прежде чем хотя бы обменяться улыбками и радостью о том, что все вышло. Панси была без ума от своей инсинуации, из-за которой ее глаза до сих пор слезились, а Блейз был просто доволен тем, что ни разу не засмеялся, хоть и очень хотел. Драко же был хмур. Впервые за всю его жизнь он ощутил, что совершил что-то неправильное, и впервые это осознание заскребло у него на душе, словно дикая кошка; ему показалось, что он продал свою душу дьяволу. Так, как делал уже достаточно много раз, в которые не испытывал ничего, кроме удовлетворения собственным успехом. Сейчас же, успех осел у него на языке горечью, которую Малфой не в силах был объяснить.

***

Последующие дни Драко ощущал себя примечательно странно. Он и до этого имел тенденцию порой пропадать в своих мыслях, пропуская мимо ушей разговоры своих друзей, резко в них включаясь, чтобы сказать что-то язвительное, но сейчас это приняло куда большие масштабы. Юноша толком перестал даже спать, пропадая в своих тяжелых раздумьях, теряясь в них, не видя способа, как сложить картину собственных чувств воедино: ему казалось, что его разум был похож на заковыристое произведение абстракционизма, которое не несет в себе никакого смысла, но отчего-то продолжает существовать, блистая пестрыми цветами и странными формами, которые навряд ли можно найти в природе. Так и в его голове: мысли о занятиях превращались в жабье лицо Амбридж, которое улыбается ему из блюдечка с котенком, что после трансформируется в фарфоровые тарелки Малфой Мэнора, в котором сидит его отец. А за спиной у отца обезображенное темное лицо, без каких-либо определенных черт, помимо внушаемого одним лишь присутствием ужаса. И с этих несуществующих губ срывается лишь одно имя, от звука которого у Драко возникает очередная волна чувств, которую едва ли можно как-то связно описать. Это уже давно вышло за рамки обиды или соперничества, это никогда не перерастало в ненависть, хотя всегда было близко. Зависть? Возможно. Но чем больше вещей сваливались на плечи Драко, чем больше страхов он внутри себя нес, тем больше понимал, что в судьбе Мальчика-Который-Выжил нет ничего привлекательного, кроме того, что все о нем говорят с благоговением. Наоборот, он увидел в своем соулмейте человека, который просто устал, терзаемый своей любовью к геройству и взваленной на него ответственности. Ведь даже рутина Поттера, невольным свидетелем которой был Драко, была далека от понятия ежедневно повторяющихся действий. Но нет, это нельзя было назвать сочувствием, нет. По крайней мере в голове юного Малфоя это было сродни наблюдению за домовиком, который готов расшибить себе голову за твой недовольный хмык: вроде смотреть неприятно, но делать с этим ничего не хочется. Однако, Поттер все еще входил в категорию не самых худших мыслей на свете, от каких хочется спрятаться куда подальше за обязанностями старосты; наверное, это был один из редких плюсов связи с назойливым гриффиндорцем. От него не надо бежать сломя голову. Он не вызывает ужас, который разносится с кровью по сосудам. Возможно, поэтому Драко и позволял себе приходить к нему в туалет. Правда, очередной вечер перед этим событием не был посвящен праздным разговорам с друзьями о том, как Буллстроуд напоролась на очередную шутку близнецов Уизли и вся покрылась вонючими волдырями, которые отпугивали все живое в радиусе десяти метров, и даже не тому, как продвигается их учеба в пыльной аудитории, которую, пока что, никто не обнаружил. Конечно, одной из весомых причин было то, что не так-то просто объяснить внимательной Панси то, куда юноша соберется идти за каких-то пару часов до отбоя. Конечно, для Драко сочинить правдоподобную ложь не было бы проблемой: в конце-концов, он мог попросить друзей просто не лезть не в свое дело, но...его это не прельщало. Больше не прельщало. Другой причиной и, наверное, основной, была очередная меланхолия, напавшая на юношу и которую убить можно было только монотонным действием, требующем полного сосредоточения. И такими занятиями старост обеспечивали сполна: различных списков, объяснительных и наказаний набиралось столько, что Малфой мог бы зарыться в них на несколько долгих часов, в течении которых его мозг будет занят только заполнением ровным, острым почерком различных бланков и заявлений. Одна бумажка — одна свинцовая мысль, которую удалось уничтожить так легко и изящно. Одна бумажка — и голова становится тяжелее, отчего думать становится невыносимо больно. Одна гора заявлений — и Драко больше не мерещится красивый росчерк отца вместо летящий подписи Снейпа. И Малфой даже доволен. Куда лучше, когда его мозг забит лишь буквами вместо картин жестокой расправы. И даже прогулка до туалеты плаксы Миртл не кажется ему путем на каторгу, хотя все еще ощущается странным спонтанным решением, которому навряд ли найдется достойное объяснение. Наверное, ему хочется приходить туда, где не знают всех его проблем и не будут смотреть с сочувствием и ужасом в глазах, где не будут открывать рот в удивлении и не будут пытаться спасти. Поттеру все равно. Ведь он приходит за точно таким же безразличием, в которое можно просто говорить. Малфой пробирается в туалет, надеясь, что компания проходящих хаффлпаффок не заметила его белоснежные волосы, пропадающие в дверном проеме женского туалета. В этот раз юноша даже позволяет себе нормально осмотреть помещение, и оно уже не кажется таким ужасающе неухоженным; напротив, юноша видит много изысканных черт, довольно редко присущих общественным уборным. Его украшают витражные окна, идущие мелкой мозаикой разноцветных стекол до самого потолка, играющих змеиной кожей на старинном полу; раковина не выполнена в привычном виде длинного ряда одинаковых эмалированных чаш, а возвышается круглой стойкой с готической лепниной прямо посреди комнаты, выглядя массивно и эффектно. Словно это не обыкновенный женский туалет, а проявление величия владельца, пускай и выполненного в таком, казалось бы, неприглядном месте. Драко даже пожалел, что этот туалет навечно закрыт: разве можно прятать нечто столь прекрасное, украшенное балясинами и резными змеями, под табличкой “закрыто на ремонт”? Или, может, Дамблдор просто не умеет ценить прекрасное? Как минимум в последнем юный Малфой был уверен. — Ого, неужели ты явился опять? Мне казалось, что в прошлый раз ты был не очень доволен тем, что пришел, — полупрозрачная субстанция вылетела из кабинки и с игривой улыбкой уставилась на Драко. Она внимательно рассматривала юношу, вертя головой и рассматривая его с ног до головы, отчего Малфой встрепенулся и скрестил руки на груди. Ему совершенно не нравилось находиться под испытывающим взглядом Плаксы Миртл. — Да, пришел, — бросил юноша, смотря куда-то в стену. Призрак нахмурилась, но практически тут же ее лицо вновь приняло то самое, ненавистное всем слизеринским сердцем, выражение. — Ты даже не выглядишь таким недовольным, как неделю назад, — девушка подлетела к Драко вплотную, перейдя на шепот. — Неужели Гарри Поттер таки очаровал и тебя? Ты же изображал из себя такую холодную неприступную стену, которой только и нужно, что найти выгоду. Драко махнул рукой прямо через голову Миртл, но почувствовал лишь холод, пробежавший по его руке. Призрак все также заискивающе заглядывала в его глаза. — И меня? — Малфой напрягся, сощурившись, но вовремя вспомнил, что его вовсе не интересует жизнь Поттера. — Но нет. У нас с этим вашим лишь деловое общение. Ему нужно понять, что такое интеллект, а я просто люблю делать его жизнь хуже. — Но разве к деловым партнерам приходят с таким лицом? — девушка забралась на вершину раковины, свесив ноги. — И какое же у меня лицо? — Я бы сказала, что оно похоже на нечто между “благоговеющая девица” и “я бы посмотрел, как уходит твой последний поезд”. Драко замер, пытаясь понять, что именно имела в виду девушка. Неужели она все еще серьезно продолжает надеяться, что Малфой ни с того ни с сего кинется на шею к гриффиндорцу, не заставив того предварительно изучить этикет, магическую историю и, в конце-концов, не разъяснив тому, почему только чистокровные волшебники являются достойным кругом общения? Идиотизм. Раз уж ему достался кто-то настолько никудышный в плане соулмейта, то его всегда можно перевоспитать под себя. А до этого надо поставить на место приведение. — Хм, ну знаешь, на твой последний поезд я бы точно посмотрел. Может, стоит послать сову машинисту, а то он как-то задержался на том свете, — состроил миловидную улыбку Драко, которой пользовался последний раз в детстве. Призрак закатила глаза, а после показала юноше язык, чуть не слетев с раковины. — Ой-ой-ой, как стра-а-ашно! Я вся трясусь и белею, будто ты действительно сможешь сделать что-то помимо того, что стоять и стрелять своими глазенками. Драко посмотрел на свои ногти, отмечая их идеальный маникюр и, хищно улыбнувшись, посмотрел на Миртл. — Чтобы изгнать призрака на тот свет достаточно произвести древний обряд, изобретенный в Азии. Далее приводим подробную инструкцию, как его воплотить в жизнь: в полночь на убывающей луне дождаться звездной ночи, с идеально чистым небом, на котором не будет висеть ни одного облака и, собрав необходимые вещи отправится к месту обитания призрака. Дождавшись, когда нечисть появится пред вашими глазами, необходимо поймать его в белый круг, очерченный мелом, солью или рисом. По периметру круга разложить тринадцать паучьих лилий, расцветших лишь поутру, и поджечь их хвосты, начав читать заговор длинною в ночь. Заговор состоит из тринадцати разных заклятий, приведенных далее на японском язы… Со стороны двери раздался тяжелый недовольный вздох. — Опять ты за свое, Малфой? Смотрю, по-хорошему тебе не нравится, — наконец-то, на входе появился запыхавшийся, красный и растрепанный куда больше, чем обычно, Поттер. Он исподлобья смотрел на Драко, будто пытаясь воззвать к совести юноши, но та, увы, не проснется так просто от взгляда и без того опоздавшего мальчишки. — О, Поттер. Неужели ты сегодня решил не опаздывать так сильно? Неужели василиск соизволил сегодня умереть чуть раньше? — Драко развел руками, пока Поттер, стушевавшись, распутывался из своей присловутой мантии, за которую наверняка отвалил состояние, за которое можно купить весь дом семейки Уизли. — Если василиск — это отработка у Амбридж, то он все еще жив и отчаянно пытается проглотить меня целиком, — недовольно пробурчал гриффиндорец. — Но мы вроде тут не ее собрались обсуждать, нет? Малфой поймал себя на мысли, что хотел бы обсудить поведение старой карги именно с Поттером. Все-таки, тому от нее достается больше всего, и он провел с ней прилично времени, чтобы знать о ней… что-нибудь. Что-нибудь полезное для Драко и что-то такое, из-за чего он вместе с Панси и Блейзом смогут перетереть ей за полночь косточки. Но, увы. Поттер был явно не настроен на разговор об этой женщине. — И что же у тебя по плану, Поттер? Обсуждение несвежей яичницы, которую подали на завтрак? — Драко всплеснул руками, изображая полный ужас. Лицо гриффиндорца приобрело задумчивое выражение. — О, ну, если ты хочешь об этом...хотя, мне показалась, что она была вполне нормальной, — юноша выглядел по настоящему растерянным. Брови же Драко спустились вниз, а губы искривились во вполне понятной гримасе отвращения — Поттер… — Да ладно, ладно, — махнул тот рукой. — Я просто думал, может ты созрел, чтобы рассказать? — Рассказать что? — Ну...о том, что такого в твоей жизни случилось, что ты видишь фестралов. Это же не просто так случилось, я прав? Это не может случится просто так. Я...я знаю, — Поттер сделал шаг вперед, резко сокращая дистанцию между ними двумя. Драко на секунду почувствовал, словно его заперли. Заперли в узкой клетке с воспоминаниями о том дне, когда последователи Волдеморта устроили “забавное шоу” на глазах у сотни людей, которые не расскажут, а будут только перешептываться между собой, боясь сказать и слова поперек, или, что хуже, искренне поддерживая это кощунственное лишение человека жизни. И он все еще не был готов делиться этими чувствами с Поттером. Или он думает, что еще не готов? Юноша отвернулся от гриффиндорца, спрятав лицо. Он вновь трансфигурировал себе небольшой плед, разложил его на полу и сел, так, чтобы осталось место примостится и Поттеру, неловко переминающегося с ноги на ногу. — Нет. Естественно нет. Я не заинтересован в том, чтобы кто-то, — брезгливо осмотрев собеседника, произнес Драко, — выуживал мои секреты. Я и сам прекрасно справляюсь со своими мыслями и переживаниями. Я, вообще-то, эмоционально стабильный, если ты не знал. Уши Малфоя недовольно зарделись, налившись кровью и он их ненавязчиво почесал. Гриффиндорец окинул взглядом юношу, смотря как-то недоверчиво, будто борясь с самим собой, и чуть выпятил нижнюю губу, отчего приобрел немного обиженный вид. — Ну ладно. Молчишь и молчишь, — пожал плечами Поттер. — Значит, просто поговорим. Драко на инерции чуть не выпалил: “И это все? Разве ты не собираешься устраивать мне допрос и добираться до самых истоков моих переживаний?” — но вовремя укусил себя за язык. Ведь если шрамоголового спровоцировать, то он вполне может добраться до правды. Или же сам Малфой может не сдержать своих накопившихся чувств. — И зачем тебе это? — Драко поежился от неожиданного тепла, прижавшегося к его боку. — У тебя, вроде, есть с кем поговорить. Целая башня Гриффиндора наверняка так и изнывает от желания твоего внимания. Поттер вздохнул, почесав шею и странно посмотрел в пол, говоря как-то плоско и убито, словно отчитывался перед Снейпом о причине очередного несданного домашнего задания. — Я не хочу тревожить их нервы. Их жизнь и так полна из-за меня опасностей. Драко обиженно поджал губы и картинно нахмурил брови. — То есть, мои хочешь? Тебе совсем меня не жалко, Поттер. Кто же еще захочет в тебя кинуть какое-нибудь заковыристое заклятье в коридоре, если ты меня доведешь? — Малфой издал хрип умирающего под недовольный взгляд гриффиндорца, явно осуждающего всю эту театральщину. — Будто тебе меня жалко, — буркнул юноша, отводя взгляд от играющего страдание Драко. Слизеринец усмехнулся. — Ну, после всех твоих историй к тебе только жалость и остается испытывать. Драко почувствовал сильный тычок в бок, который, однако, не был связан с желанием причинить боль. Скорее, это было выражением неожиданно дружелюбного неудовольствия, которое вызвало где-то внутри странное желание рассмеяться в лицо Поттеру, но совершенно не с целью унизить оного; скорее, наоборот, это оказалось бы причудливой поддержкой, которую Малфой никак не хотел выпускать наружу, ведь ради этого придется признать ее существование. Поттер же недовольно бурчал где-то сбоку, садясь по-турецки и закатывая глаза. — Почему я вообще решил, что разговаривать с тобой — это хорошая идея? — Задаюсь тем же вопросом. В туалете повисла тишина. Странная, немного неловкая, от которой кожа покрывается мурашками и хочется заполнить ее какой-нибудь неинтересной новостью, только чтобы не жаться, не зная куда деть свои глаза и руки, которые, отчего-то кажутся в этот момент слишком уж лишними. Для Драко же это был очередной момент, когда он спросил себя, почему он тут. Почему он сидит бок о бок с Поттером, буквально договорившись с Амбридж о работе на нее, почему он иногда говорит мерзкие вещи, звучащие уж как-то слишком мягко. Почему он осуждает Волдеморта, почему Поттер не удивлен, почему… — Гермиона хочет, чтобы я учил желающих защите от темных искусств в этом году, — ...почему он все еще здесь и почему Поттер ему, заклятому врагу, рассказывает такие вещи, так неожиданно прерывая их неловкое молчание, словно и не было пяти лет вражды? Драко не понимал, но не был в силах задуматься о причинах такого странного поведения гриффиндорца. Он лишь хмыкнул, закатив глаза, уже больше по привычке, чем по желанию. — О Мерлин. Она это серьезно? — протянул юноша. — Я-то думал у нее действительно есть интеллект, а она, похоже, обгоняет меня в рейтинге просто так. Драко цокнул языком, делая вид, что не замечает, как тяжелеет взгляд Поттера, который, кажется, пытается сотворить невербальное Инсендио на белоснежной рубашке Малфоя. — Вообще-то у нее есть аргументы. Например, она сказала, что я единственный среди учеников, кто сталкивался с темными искусствами лицом к лицу и знаю, как им противостоять в бою. Типа...ну, знаешь, не отрабатывал на манекене сто раз Протего, стоя в абсолютной спокойной обстановке, а, ну...я думаю, ты понял, — мялся Поттер, не желая говорить о своих заслугах столь подробно. В этом Драко его даже понял. — И тем более я понимаю насколько бесполезна обыкновенная теория. Описание маха палочкой — это совершенно не то, с чем мы можем столкнуться уже завтра. Хотя кто-то… считает иначе. Поттер одернул рукав рубашки, до этого едва прикрывающий ладонь, и всмотрелся в тонкие белые полосы на тыльной стороне ладони. Любопытство же слизеринца не могло оставить сей факт без внимания: он вытянул шею и скосил глаза на белые росчерки, которые, на первый взгляд складывались в бессмысленные линии. Но, спустя несколько секунд явно проступила кривоватая вязь, гласящая “Я не должен лгать”. Лицо Драко странно перекосило. — Но я в любом случае хреновый учитель. Типа совсем. Мне кажется, даже Гойл сможет справиться лучше, — продолжал сокрушаться гриффиндорец, — а я совсем, ну, отсосыш. — Ну, Гойлу для начала нужно научиться составлять предложения более, чем из трех слов. Но и ты Поттер, конечно...как ты сказал? “Отсосыш”? — брезгливо спросил Малфой. — Я бы к тебе на занятия не пришел даже под Империусом. Да и навряд ли тебе много кто сейчас поверит. Ты тут всем раструбил про Того-Кого-Нельзя-Называть, но не рассказал, почему тебе нужно верить. Да и представь. Если у кого-то что-то не получится, то кто будет виноват? Конечно же ты, — загибая пальцы произнес Малфой. Поттер же разочарованно вздохнул. — Вот именно. Я ей сразу сказал, что эта идея — плохая, — обреченно пробормотал гриффиндорец, уже принимая собственный провал. — Но разве у них есть другие варианты? — выпалил Малфой, чувствуя, что сказал что-то, совершенно не вписывающееся в его образ. Оттого, вздернув нос он придал своему лицу выражение полнейшего презрения, но вышло оно настолько деланым, что, кажется, что даже Поттер этому не поверил. — Что? Ты о чем? Драко выпустил воздух с тяжелым вздохом и повернулся к гриффиндорцу, смотря в его недоуменное лицо. — Вот смотри. Есть Амбридж. Она не хочет нас учить, потому что она вредная министерская жаба, которая хочет все контролировать и видеть нас послушными и беспомощными рабами. Есть Флитвик. Он не особо любит влезать в конфликты и идти наперекор Амбридж напрямую не захочет, как его не проси. Есть Снейп… — Малфой осмотрел Поттера с ног до головы, заметив на лице юноши маску презрения. — Ну, я думаю, тебе не надо объяснять, почему эта кандидатура не подходит, хоть он и мог бы научить многому. Что мы имеем в итоге? Из доступных источников у большинства остаются книги и...ты. Я бы, конечно, — поспешил добавить Драко, — выбрал книги, но не все такие способные, как я. Взгляд Поттера стал каким-то подозрительным: сначала он раскрыл глаза и рот в недоумении, а потом, зловеще сверкнув очками, усмехнулся так, словно сдерживает смех. Он выпрямил спину, отчего его позвоночник издал характерный щелкающий звук и, наклонив голову, заговорил. — М, Малфой. Неужели это поддержка? Или мне послышалось? Драко нахмурился. Нет, он точно не мог “поддерживать” Поттера. Это был лишь здравый смысл и логика, которую он привнес в их разговор, не имея ни намерения, ни желания хоть как-то воодушевлять гриффиндорца на действия. Скорее, наоборот: он пытался опустить желания юноши, чтобы потом с высоты своих умений смотреть на этот провал. А шрамоголовый явно что-то себе навыдумывал. — Господь, Поттер, конечно нет! Я еще в здравом уме, — Драко приложил руку ко лбу, словно у него болит голова. — Да я скорее расцелую Уизли в обе щеки, фу, боже. Как ты мог вообще мог такое обо мне подумать, Мерлин, Поттер! — Юноша все изображал крайнюю степень тошноты, высовывая язык и морщась, в то время как гриффиндорец заливался своим мерзким смехом, отражающимся от голых стен туалета и возвращаясь Драко в уши в десятикратном размере, заставляя покрываться розовыми стыдными пятнами. Но заставило ли это Малфоя стушеваться и замолчать, уткнувшись в колени и чувствуя, как уши все сильнее наливаются кровью? Отнюдь нет. Драко чувствовал только ярость, чистую и неприкрытую, такую привычную рядом с Поттером. Он оскалился в презрении, смотря на юношу и процедил сквозь зубы: — Да какого Мордреда ты смеешься? — но Поттер, кажется, его и не слышал, заваливаясь от хохота на бок. Малфой мелко задрожал. Он уже десять раз успел пожалеть о том, что пришел в этот день в туалет Миртл, надеясь на...даже не надеясь. Просто пришел, разрешил себе разговаривать с гриффиндорцем, думая о том, что, может, не все так и плохо. Но нет: Поттер заслуживает лишь только Авады Кедавры в лоб и хлопка дверью, за такое-то отношение. Но как только Драко собрался уйти, гриффиндорец успокоился, перестав смеяться, как сумасшедший. — Не знал, что ты умеешь шутить, Малфой, — бросил тот, утирая выступившую на глазах влагу. Юноша же закатил глаза, пиля собеседника взглядом. Он поднял в презрении верхнюю губу и заговорил, медленно и тихо, казалось, чеканя каждое слово. — Во-первых, это не было шуткой. А во-вторых...естественно, я умею. В отличии от тебя, я был хорошо воспитан, да и сам имею незаурядный ум, который просто необходим для юмора. Но тебе, фанату близнецов Уизли, этого не понять, — Малфой мотнул головой, отворачиваясь к окну, слыша, как Поттер пытается подавить смех. Плохо пытается подавить смех. И, честно, Драко не мог сдержать такого оскорбления. Его раздражало, что Поттер не может воспринять его всерьез, сидя тут на пледе, созданным Драко, довольствуясь обществом Драко, которое позволено далеко не каждому и будто чувствует себя хозяином ситуации. И, естественно, пользуясь древней традицией, идущей из самого детства, Малфой не мог не прицепиться в ответ к гриффиндорцу, дабы хоть как-то унять его бесконтрольный, давящий на барабанные перепонки, гогот. Это было довольно просто: взору Драко удачно открылась небольшая полоска кожи на запястье, которое было скрыто обыкновенным маггловским пластырем, небрежно закрывающим то, что непременно было одним событием из рутины Драко Малфоя. Оскалившись, юноша решил действовать: — Вот ты смеешься, Поттер, а сам-то! Что это у тебя? Пластырь? Ты не смог выучить такое простое заклинание, которое, кажется, и у сквиба выйдет? — в руке у него оказалась палочка и, с видом самого умного человека во вселенной, Драко начал выводить движения в воздухе. — Ты просто делаешь поворот, взмах и произносишь Аб- — Я знаю его, — перебил юношу гриффиндорец. — Просто не применяю. Малфой удивился. — Почему же? Ты хочешь таскаться с этой маггловской штуковиной на руке? Она же выглядит ужасно! — с отвращением Драко показал на нее кончиком палочки, сморщившись. Поттер посмотрел собеседнику в глаза, будто пытаясь узнать что-то из недовольного и растерянного взгляда слизеринца. Словно он пытается выудить повод рассказать юноше какой-то секрет, который никто не знает. Словно Поттер пытается доверить нечто сокровенное Малфою. И от одной этой мысли у слизеринца покраснели уши. — Да не то, чтобы хочу… Просто он и то, что под ним, напоминает мне о том, что даже в самые дерьмовые времена есть что-то хорошее. Это как символ, что когда все кончится я, возможно, буду счастлив. Драко не поверил своим ушам. И причиной было не то, что Поттер разоткровенничался со своим врагом, нет. Скорее, он почувствовал странную тянущую боль в груди, которой доселе не знал, и связана она была явно с тем, что именно было сказано. Ведь...детство Драко не было таким уж необычным. Оно было счастливым, но во многом оно было проведено на светских раутах, за книгами или летая на метле, наблюдая за тем, как прекрасен Уилтшир. Они не часто ходили в какие-то места, в которые ходят с детьми, вроде зоопарков или лунапарка, ведь отец был либо занят, либо пытался преподать юному Малфою важные жизненные уроки. Но какового тогда было детство Поттера, если даже столь скудное на забавы отрочество Драко делало его счастливым? Об этом Малфой предпочитал не задумываться.

***

Драко встретил очередной рассвет, смотря, как вода Черного озера становится едва ли намного светлее, отчего обычная темная спальня приобрела странный фиолетовый оттенок. Ему показалось, что эту ночь он не спал вовсе: его то мучили мысли о разговоре с Поттером, то вяжущее живот предчувствие, которое не несло за собой ничего хорошего. Наколдовав Темпус и увидев на нем полседьмого утра, юный Малфой решил, что нет смысла пытаться уснуть и дальше, лишь мучая свои затекшие кости да истасканный мозг. Он юркнул в ванную, надеясь, что хотя бы контрастный душ расчистит его мысли, но, увы. Голова оставалась тяжелой, и Драко лишь тяжело вздохнул, вернувшись в комнату, наполненную попеременным храпом Кребба и Гойла, который за пять лет уже стал привычным аккомпанементом. Убедившись, что все его соседи все еще крепко спят, Малфой решил посмотреть метку; он не сделал этого ночью лишь потому, что сам Поттер совсем недавно сидел буквально у его плеча, смотря своими уставшими зелеными глазами и ведя себя уж слишком дружелюбно для человека, с которым они прошли столько грязи. Тишину разорвало едва слышное Абскондере и глазам юноши предстала неутешительная надпись, которая заставила его вздрогнуть. “Предательство”. Губы Драко дрогнули в улыбке. Его план сработал, и Амбридж не смогла удержаться от лести от столь заинтересованной, горящей молодежи. Но только теперь Драко в полной мере осознал последствия такого решения. Ведь теперь все их дружеские разговоры с Поттером станут больной темой для них обоих, и вся их жизнь вернется на круги своя. Драко Малфой — ублюдок и наверняка будущий Пожиратель Смерти, а Гарри Поттер — заносчивая выскочка, не знающая своего места. Ну, как и было предрешено. Вселенная всегда находит повод вернуться в баланс. Только вот Драко от этого уж слишком не весело. Прихватив с собой первую попавшуюся книгу и сумку с учебниками, юноша спустился в гостинную, где уселся с ногами на один из диванов. Он уткнулся в книгу, но до самого завтрака так и не продвинулся и на пару страниц, думая о том, в какой же ситуации он оказался. Решив, что он не хочет пока что слушать взволнованное воркование Панси и шуточки Блейза, юноша спустился в Большой Зал, как раз аккурат к моменту, когда все тарелки оказались на своих местах, а блюда наполнились разнообразной едой, которую, увы, совершенно не хотелось есть. Сев в конце лавки, Драко уткнулся в серебряное блюдо, которое жестоко сообщало о том, что Малфой выглядит паршиво. Только чтобы убрать эту рожу с глаз долой, юноша вывалил на тарелку пару оладий, но не собирался к ним притрагиваться вовсе. Медленно Зал начал набиваться людьми. Слегка сонными, медленными, растрепанными, ноющими о том, как им не хочется на уроки или, наоборот, счастливыми от того, что их все глубже затягивает в мир магии. Они заполняли столы, над которыми висело голубое небо, полное густых облачных колесниц, которые бегут на свою небесную битву. Вскоре заполнился и преподавательский стол. Все его члены сидели с хмурым видом, особенно Дамблдор, хоть его смешная шляпа с кисточкой создавала образ, в котором навряд ли можно было обнаружить что-то серьезное. Сияла только Долорес. И Драко знал почему. — Гиппогриф тебя раздери, Малфой! Вот ты где, — из-за спины послышался знакомый голос Забини. — А мы уж думали, что тебя кто-то своровал. Все в порядке? Драко поднял глаза на своих друзей, растрепанных, сонных и недовольных. Панси так и вовсе прожигала юношу взглядом, задавая немой вопрос о том, где Малфой был. Он постарался слепить на своем лице привычное выражение легкого пренебрежения, прежде чем ответить. — Да, все отлично. Просто немного не спалось, — пробурчал юноша, положив в рот кусок оладьи, который едва лез в горло. Ему оставалось лишь только молиться, что Панси и Блейз оставят его без расспросов и ему повезло: Паркинсон недовольно фыркнула и села рядом, а Забини и вовсе был счастлив не вытягивать из Драко информацию. — Кхм-кхм, — раздалось со стороны преподавательского стола, и Драко сжался, стараясь смотреть на тарелку; Амбридж поднялась со своего стула и подошла к кафедре, выполненной в форме золотой совы с подсвечниками по всему периметру. Взгляд Малфоя метнулся к гриффиндорскому столу, за которым в окружении своих друзей восседал Поттер с выражением лица полным презрения. Юноша даже с сожалением ответил, что шрамоголовый на него так никогда не смотрел, но одернул себя: наверняка его ждет что-то похуже, чем обычный хмурый взгляд, и это, удивительно, придавало уверенности. Ведь чем дальше от Поттера, тем ближе к Волдеморту, все это знают. А значит, тем меньше подозрений. Слизеринец выпрямился и уставился на Амбридж, ожидающую полной тишины. Когда гул стих, она начала свою точно выверенную квакающую речь. — Доброе утро, студенты, — улыбнулась она. — Я совсем недавно была назначена инспектором вашей школы, но даже такого короткого времени мне хватило, чтобы понять, что в системе, созданной профессором Дамблдором, имеется достаточное количество брешей, которое необходимо залатывать извне. Я упорно трудилась над этим долгое время самостоятельно, привлекая Министерство и попечительский совет, и мы проделали великолепную работу над школьными устоями. По Залу прокатился гул. Поттер сказал что-то своим друзьям, нервно вертя головой и краснея от злости, в то время как Панси, только-только осознавшая, к чему идет разговор, ухватилась за рукав рубашки Драко, отчего тому стало легче. По крайней мере, в этом болоте он не будет тонуть один. — Однако, — продолжила женщина, — совсем недавно ко мне обратились неравнодушные ученики. Они рассказали о том, что происходит в школе изнутри, и я ужаснулась еще больше, понимая, что навряд ли я буду способна проконтролировать вас всех. Поэтому, было решено собрать инспекционную дружину из неравнодушных учеников, которые помогут патрулировать замок и следить за выполнением всех школьных правил. Ведь теперь они, в кои-то веки, не просто измаранные чернила, — Долорес с довольным лицом осмотрела учеников, чьи лица, по большей части, выражали лишь сплошное отчаяние. Лишь часть слизеринского стола была довольна такой перспективой. Гриффиндорский же стол выражал явное желание закидать преподавателя чем-то противным. — С сегодняшнего дня любой желающий может подать заявку на вступление в дружину. Для этого вам необходимо отдать свое заявление по форме Н151-9, висящее на входе в школу, Драко Малфою или Панси Паркинсон, старостам факультета Слизерин. Заявки будут приниматься неделю. Благодарю Вас за внимание. Драко почувствовал, как на него устремились десятки взоров. Полных страха, восхищения, презрения, ужаса, но только один выражал недоумение, смешанное с ненавистью. И юноше даже не стоило высматривать его взъерошенную макушку среди мешанины бордовых мантий, которые громче всех высказывали недовольство поступком Драко и Панси. Ведь это и так было ясно: Поттер чувствует себя преданным. Преданным тем, которому едва умудрился открыться и тут же пожалеть о содеянном. И это наверняка его злило. От шума у Малфоя разболелась голова; ему не хотелось тут находится, слушая притворную похвалу и неприкрытую ненависть со всех сторон. У него куда больше дел, куда больше мыслей, которые необходимо подумать, помимо детей, которые не знают, куда спрятать свои бушующие гормоны подальше от глаз Амбридж. Драко резко встал из-за стола и, едва не забыв сумку, пошел к выходу, не обращая на крики запыхавшихся друзей. Ему нужно было на воздух, оказаться одному хотя бы минут на десять, чтобы в тишине привести мысли в порядок и понять, где он вообще. Кто ему ближе: отец и темный Лорд, или Поттер с его тупым благородством и оравой из гриффиндорцев, что ему делать дальше, куда идти. Что чувствовать? Ведь сейчас его сердце наполнено странной смесью триумфа, страха, ужаса и печали, которые разрывают его на части. Не успел Драко выйти из Большого Зала, как услышал за спиной истошный крик “Гарри, стой!”, принадлежавший не иначе, чем Грейнджер, судорожно пытающейся остановить Поттера от необдуманного поступка. Но едва ли он ее послушал. Малфою даже не надо было оборачиваться, чтобы понять, что гриффиндорец находится за его спиной, смотря разъяренно и обижено. Достаточно было слушать топот зевак, что уже собрались посмотреть на назревающий конфликт, и почувствовать руки Панси и Блейза, которые легли ему на рукав и плечо соответственно, будто стараясь защитить юношу от гнева повсеместного героя. — Малфой! Какого черта? Тебе уже совсем некому жопу продавать?! — выплюнул Поттер в спину слизеринца, заставив того дрогнуть. Неужели его четко выверенный план для гриффиндорцев — лишь продажа себя в рабство? Какая чушь. — Поттер, я бы посоветовал тебе следить за языком. Минус десять очков с гриффиндора, — на другом конце зала несколько рубинов упали в нижнюю половину хрустального сосуда. — Или ты хочешь, чтобы я снял еще пятьдесят за то, что ты надоедаешь мне своей тупой рожей? Или, например, оставить тебя с Амбридж наедине на пару вечеров, что скажешь? — Драко повернулся, позволяя себе заглянуть в горящие пламенем зеленые глаза и неожиданно обжечься, почувствовав, как триумф, едва зародившийся в душе, неумолимо гас. — Тебе самому приятно вести себя, как последняя мразота? Помыться не хочешь, после того, как вылизал ее пятки? Или ты это счел за честь, как и твой отец, который только и делает что стелется? Малфой нахмурился, сжав в руке палочку, которая будто сама упала ему в ладонь. Как смеет, не смыслящий ничего в настоящем магическом мире, Поттер, говорить такие вещи про него? Как смеет Поттер унижать его прилюдно, стоя на своем постаменте из безнаказанности, созданной Дамблдором? — Заткнись, Поттер. Если у тебя все те, кто не последние идиоты — подстилки, то у меня печальные новости для тебя. Или ты уже сам знаешь, что у тебя напрочь отсутствует мозг? — бросил Драко, надеясь, что Поттеру хватит ума, чтобы отстать и не усугублять ситуацию. Но вместо этого он лишь увидел гримасу отвращения на стремительно приближающемся лице гриффиндорца, за которым последовал сильный удар кулаком в ухо.