prophecy on his sleeve

Каждый новый день в Хогвартсе становился все холоднее и пасмурнее. Походы на улицу уже не приносили такого удовольствия, как раньше, ведь промозглый октябрьский ветер так и норовил забраться под мантию, а частые дожди загоняли студентов в ледяные замковые стены. Да и к тому же солнце становилось все более редким гостем, предпочитая прятаться за пеленой серого неба, отчего оставалось только гадать, существует ли оно вовсе, или же его наличие — это лишь миф, в который люди почему-то до сих пор верят. Увы, на плохую погоду никто никогда не делал скидок, заставляя учеников спускаться вниз по крутым шотландским склонам, покрытым жухлой травой, чтобы полетать на метлах или заняться уходом за магическими существами. Конечно, сейчас, когда великана-увальня Хагрида нет, то занятия последним стали сносными: никто не заставляет неделями выращивать флоббер-червей, никак не мотивировав такой выбор учебной программы, да и профессор Граббли-Планк оказалась профессионалом, которую Дамблдору стоило бы оставить на постоянной основе, как думалось Драко. По крайней мере, сейчас он чувствует, что проводит эти несколько часов в неделю с куда большей пользой, нежели раньше. Правда, нашелся и минус: в такую промозглую погоду его не греет пылающее чувство злости, которую вызывал Хагрид одним лишь своим появлением. Но даже несмотря на ледяной ветер, пробравшийся под шелковую рубашку, и несмотря на то, что его ждет целое занятие на природе в экскрементах магических животных, мысли Драко занимал тот, о ком нельзя думать. Тот, кого в жизни слишком лишь много. Тот, кого ценой собственной задницы придется спасать, и юноша сам не понимает, почему ему приходится это делать. Он не хочет переживать за Поттера. Поттер мерзкий, вонючий кусок тролльего дерьма, который не ценит чистую кровь и благожелательность самого Драко Малфоя. Поттер — собрание нелепости, которая только и знает, как встревать в неприятности. И эти неприятности заставляют слизеринца нервно потеть, чувствуя, как ладони становятся неприятно липкими, а сердце бьется где-то в горле, задавая бешеный ритм. Нравится ли это Драко? Вообще нет. Может ли с этим что-то сделать Драко? Тоже нет. Конечно, он уже давно придумал себе очень хлипкое, даже глупое, оправдание, заключающееся в том, что только он имеет право измываться над Поттером. Амбридж же в этом ничего не смыслит, она не имеет индивидуального подхода и получает удовольствие только калеча поттеровое тело, от которого, кажется, и так ничего не осталось. Поэтому и только поэтому Драко имеет моральное право желать уберечь шрамоголового от жабы. Да и плюсом ко всему — Поттер его соулмейт. А если соулмейт, то, в принципе, юный Малфой и так знает, как для него будет лучше. Но, естественно, юноша понимал всю глупость своей липовой причины, отчего он не высказывал ее вслух перед Панси и Блейзом, которые были вполне удовлетворены идеей поймать Поттера. Как минимум потому, что чуть больше месяца тот затеял драку с Драко. И как максимум потому, что они его просто-напросто недолюбливают. — Может, просто так его ей притащим? Типа, просто возьмем прямо сейчас с урока и фить, — свистнул Забини, чуть не спотыкаясь о торчащие из земли валуны, — утащим к ней в кабинет и дело с концами. — Она сама это может сделать, Забини. Ей нужны доказательства, иначе ее действия не санкционированы на территории школы. Хотя, это странно, особенно учитывая, что она сама правила и устанавливает, — Панси нахмурилась, почесав подбородок. Юноша махнул рукой, даже не поднимая на девушку взгляда. — Ой, да ладно тебе. Сама сможет вытащить из него, что захочет. У нее там Веритасерума хоть жопой жуй, она вовсе не гнушается им пользоваться когда надо и когда не надо. Так что эти танцы с бубном — просто лишняя трата времени. — Если ты не забыл, — вмешался Драко, — то на использование Веритасерума необходимо разрешение. Она, конечно, работник Министерства, но даже ей навряд ли разрешат использовать сыворотку на ребенке. Даже если это пресловутый Гарри Поттер, — слизеринец закатил глаза, осторожно ступая по земле. — А если она начнет использовать доказательства, добытые незаконным путем, то ей не поздоровится. Даже помешанный Фадж у виска покрутит. — И что ей тогда нужно? Притащить ее саму к Поттеру, пока он занимается своими непотребствами? Типа чтобы она его, как нашкодившего котенка, мордой в лужу? А после еще и Дамблдора туда же? — Забини размахивал руками, задавая вопросы, скорее, в пустоту. — Ну, как бы, так и есть. Ей нужны доказательства, полученные законным путем. И это ей можем обеспечить только мы, — девушка оперлась на плечо Блейза, стараясь удержать равновесие. Драко задумался. Не в его интересах пытаться привести хоть какой-то план по поимке Поттера в действие; точно также в его планы не входит входить в подозрение у своих друзей, которые знают, как сильно Малфой ненавидит Мальчика-который-выжил. Ему нужен хоть какой-то маломальский план, хоть какая-то маленькая идея, которая может убедить друзей действовать так, как необходимо ему, а не Амбридж. — Но нужно ли это нам? — задумчиво вопросил Драко, пиная носом ботинка небольшой камушек. Тот подпрыгнул и, ударившись о валун, улетел далеко в траву. — В смысле нужно ли? — удивилась Паркинсон. — Мне казалось, ты всегда держал за счастье насолить Поттеру. К тому же, вы только недавно подрались. Разве тебе не хочется ему отомстить? Драко отвел взгляд в сторону, остановившись. Он внимательно посмотрел на своих товарищей, ища в них признаки недоверия. Но, скорее, их лица выражали лишь недоумение, а уголки губ Забини и вовсе ползли куда-то вверх. — Хочется. Конечно, хочется, спрашиваешь еще, — буркнул Малфой в сторону. — Но с другой стороны… Ведь как только Амбридж решит свои проблемы с Поттером, то она не остановится на этом. Сначала Поттер с его дурным нравом, а потом, — слизеринец повернулся, — и мы с вами, которые порой ведем себя ну очень подозрительно. А так у нее есть эдакое бельмо на глазу, за которым нашего отсутствия и не видно. А как оно пропадет, то мы окажемся номером один в ее списке подозрительных личностей, не так ли? Юноша искал поддержки в своих товарищах. Ему казалось, что он придумал довольно логично звучащие отговорки, но вот только лицо Панси сморщилось в недоверии, а Блейз глупо заулыбался, вновь придумав что-то забавное. — М, бро, с каких пор ты волнуешься о жизни Поттера? — подмигнул юноша. Драко же почувствовал, как к его щекам приливает кровь, давая им легкий розовый оттенок, который с расстояния, слава богу, не виден. Малфой постарался резко нахмуриться, сделав вид, что оскорблен заявлением Забини. Он даже сжал руки в кулаки для пущей убедительности, но вот только на самом деле он ничего этого не чувствовал. Возможно, даже наоборот: с какой-то стороны, идея быть пойманным так просто была полна азарта, который так и подмывал выложить друзьям все прям так, как есть. Но Драко еще не выжил из своего ума. — Господи, Забини, что ты несешь? Как твой рот вообще посмел это извергнуть? Иди, помой его с мылом, прежде чем возвращаться мне на глаза, — фыркнул юноша. — Мне совершенно плевать, чем занят Поттер, где он, с кем он, и кто хочет поймать его за задницу. Меня куда больше волнует, что будет дальше с нами. — Ну да, Драко, я тебе верю, — елейно протянул Забини, растянув губы в нахальной полуулыбке. Малфой нахмурился, стараясь придать своему лицу серьезное, даже суровое выражение, надеясь, что Блейз все поймет и без слов. К сожалению, вера юноши в адекватность друга была напрасна. — И вообще, нам лучше действительно узнать, чем именно занят Поттер. Как минимум, после этого мы сможем продумать наши дальнейшие действия. В том числе стоит ли рассказывать Амбридж об этом или, — Панси пожала плечами, — молчать и делать вид, что мы заняты делом. — Есть идеи? Или у Драко мысли только о том, как он спасает замухрыжку Поттера из лап жабы? — хохотнул Забини, тут же выпрямив спину, и, проведя рукой по волосам, попытался спародировать своего друга. — Ах, Поттер, какой же ты идиот, теперь-то ты должен понимать… Не успел Блейз договорить, как нацеленная на него палочка из боярышника разразилась серебрянной вспышкой, последовавшей за скорым “Силенсио” из уст Малфоя. Забини теперь словно рыба лишь открывал рот, пытаясь извлечь хоть какой-нибудь звук, но все тщетно: заклятие сработало верно и мгновенно. Правда, это не помешало ему впоследствии согнуться от бесшумного смеха, который едва не пригвоздил его к земле. Панси, стоявшая рядом, довольно улыбнулась, смотря на то, как Блейз, наконец-то, замолчал. — Может, будем делать так почаще? — Смотря, как он будет себя вести, — бросил Драко, стараясь таки успокоить расцветший на щеках румянец. — Есть идеи, как узнать, чем занят Поттер? Улыбка Паркинсон, до этого выглядевшая невинно, приобрела более мрачное, тяжелое выражение. — На самом деле, есть. По крайней мере, я знаю, у кого мы должны спросить.

***

В предвкушении разнюхивания поттеровских делишек конец занятий наступил довольно быстро. К тому же этому способствовал и Забини, который, хоть и был нем, как рыба, но все равно умудрялся вести себя, как последний клоун. Из-за этого слизеринцы постоянно скатывались в бесконтрольный смех, то от немых пародий, к которым у Блейза был скрытый талант, то от попытки юноши объяснить что-то преподавателю с сомкнутыми губами лишь при помощи артистизма и мычания. Правда, в какой-то момент, Малфою пришлось наложить на своего друга контрзаклятие: все-таки, как напомнила Граббли-Планк, в Хогвартсе запрещено колдовство вне занятий. План Паркинсон был достаточно прост, хоть и довольно необычен в глазах Драко. Она предложила спросить у тех, кто действительно знает о замке все, ибо обитает в нем всю свою жизнь, имея возможность проникнуть в каждый его уголок, в каждый закоулок, оставшись незамеченным. Об их существовании большинство волшебников даже не вспоминают, привыкая к ним настолько, что они становятся не более, чем предметом мебели, который готовит чай и подметает осыпавшуюся с ботинок землю с ковров. Речь шла о домашних эльфах, которых в изобилии можно было найти на кухне Хогвартса. Конечно, была вероятность, что эти создания не станут говорить добровольно: у них нет ни единой причины, чтобы раскрывать чужие секреты. Но троица прекрасно знала, что эльфы не обладают особым умом, так что обвести вокург пальца их будет довольно просто. Не зря же они были студентами факультета, славящегося хитростью и беспринципностью, особенно, если речь идет об их амбициозных планах? То-то же. Друзья поспешно свернули в темные подземелья замка, где, по слухам, и находилась кухня. Они не знали до конца, где находится это помещение: кто-то говорил, что нужно свернуть за гобеленом Хеспер Старки и золотой луны, кто-то, что на нее можно пробраться, ударив в определенную стену Флипендо, но авторитетные источники с Хаффлпаффа рассказывали, что проход в кухню сокрыт за натюрмортом с веселыми фруктами, который в мрачных стенах подземелий всегда казался каким-то лишним. Как-никак холодный камень, облаченный в полумрак, никак не располагал к яркому полотнищу, изображющему фруктовую корзину, содержимое которой весело щебечет на каждого проходящего мимо ученика. — Итак, какой у нас план? — спросила Панси, остановившись в нескольких метрах до картины. — Заходим и давим? Или ведем себя как приличные дети? — О, вести себя как приличные дети? Мы разве похожи? — Забини, соскучившийся по возможности говорить и пользующийся каждой возможностью вставить слово, поднял бровь, опершись на стену плечом. — Мне кажется, тогда они точно что-то заподозрят. — Если ты не похож, то не стоит обобщать, — Малфой криво усмехнулся, чувствуя, что нервничает. — Да и что они могут заподозрить, они же эльфы. Они не настолько проницательны, как ты думаешь. — Ага, но мы вполне можем оказаться такими лузерами, что нам не поверит даже десяток домашних эльфов. Ты представь только каков позор? Мы не смогли убедить домашнего эльфа выдать все секреты Гарри Поттера, — Забини сделал поистине удрученное выражение лица, но между друзьями лишь пробежал нервный смешок. — Так, все-таки, может, обсудим, что будем говорить? Не думаю, что они поверят нашему авторитетному заявлению, что мы от Амбридж. Скорее всего, они все находятся в подчинении у Дамблдора, и верны ему, — Панси нахмурилась и начала легонько бить над губой, думая. — Может, прикинемся друзьями Поттера? Забини не смог сдержать смешка. — А что дальше? Будем разыгрывать гоблинские войны по ролям? — Тц. Есть идеи получше, Забини? — раздраженно спросила девушка, испепеляя взглядом своего товарища. — Конечно! Ничего не планировать вовсе, — развел руками юноша. — Мы так только этих чудиков запутаем и насторожим, а потом наш бородатый дедок нам даст жару за такое. Просто спросим как есть, а там уже будем смотреть по ситуации, мы же не лохи последние. Как думаешь, м? — Блейз посмотрел на Драко. Тот, немного погодя, кивнул. — К тому же в этом мире никогда ничего не идет по плану. Так что это лишь лишняя трата времени. А я еще хочу успеть посмотреть, как Крэбб и Гойл будут играть в плюй-камни. Обожаю, они на каждом ходе лажают, это, блин, офигенно смешно. Паркинсон посмотрела на Забини страдальчески. По одному ее выражению лица было ясно, что она мечтает о том, чтобы эффект Силенцио был перманентен и необратим. Драко подошел к натюрморту вплотную. Несуразный и странный, он вызывал в юноше противоречивые чувства; с одной стороны, его чувство вкуса было угнетено таким, не вписывающимся в интерьер, предметом искусства, а с другой… оно идеально описывало дух всего Хогвартса, в котором никогда ничего не шло по плану, никогда не было правильным или привычным, словно лоскутное одеяло, сотканное из событий. Иначе как объяснить то, что сейчас он собирается спасать Гарри Поттера, которого считал своим врагом столько лет? Или то, что его обожаемый отец теперь стал олицетворением чего-то темного и мрачного, сжимающего холодные руки на горле каждого, кому посчастливилось жить в данный момент времени? Не иначе как сюрреалистичной магией замка, в котором никогда не знаешь, на что наткнешься за углом. Протянув руку, Драко пощекотал огромную нарисованную грушу, что лежала, задорно дразня своим бликующим боком. Она весело подпрыгнула на месте и рассмеялась, медленно тая на полотне, словно выцветшие на солнце краски, отчего Малфой, не ожидавший этого, подпрыгнул на месте следом. Но буквально в тот же момент груша превратилась в большую изумрудную ручку, которая и должна отворить дверь на кухню. — Честно, я не думала, что тот хаффлпаффец нам говорил правду. Слишком сюрреалистично это звучало, — Панси подошла к двери ближе, подушечками пальцев касаясь ручки. — Будто в этой школе хоть что-то бывает нормальным, — фыркнул Драко, нахмурившись. — Пойдем уже, а то сейчас и эльфы разбегутся. Паркинсон кивнула и потянула дверь на себя, открывая проход, из которого потянуло теплом и ароматом тыквенного пирога, который часто подают на ужин. Немного погодя, Малфой первый вступил в жар сводчатой кухни, что поражала своими размерами; она была, кажется, длиной, как Большой Зал, только потолки были куда ниже, и не показывали небо над замком, а были покрыты темной копотью от печей, расположенных по периметру помещения, меж которыми сновали десятки небольших лопоухих существ, замотанных в простые одежды с эмблемой Хогвартса, которые даже не заметили, как вошла троица. Увидев их, Драко непроизвольно нахмурился. Эльфы с детства вызывали внутри него противоречивые чувства, которые тогда варьировались от отвращения до страха, и только по прошествии времени Малфой смог хоть как-то сдерживать свои эмоции, оставляя на лице лишь мину легкого недовольства, что была отличительной чертой Малфоев в принципе. Несмотря на то, что тут было несколько десятков домовиков, каждый из которых занимался своим делом: кто-то готовил еду, мешая субстанции огромными поварешками, кто-то намывал тарелки, очищая их до состояния зеркала, а кто-то укладывал пищу на огромные блюда, на которых она появится в Большом Зале. Но один из них, упитанный, покрытый волосатыми бородавками и обладающий поникшими длинными ушами, выделялся на фоне остальных: он стоял у стола в противоположном конце комнаты и скептически осматривал своих подопечных, то и дело указывая на кого-нибудь поварешкой и ворча что-то понятное лишь самим эльфам. Ребята переглянулись. Самым логичным вариантом было спросить именно у него — по крайней мере, если он тут главный, то он должен знать, чьи длинные уши торчат из бельевой корзины Поттера. Панси вышла вперед, понимая, что она обладает куда большей способностью к переговорам, чем юноши; все-таки, Драко был порою груб и всегда давил свою точку зрения, а Забини… Забини лучше не открывать в приличном обществе рот в принципе. Хотя, возможно, с домовиком он бы нашел общий язык. Но стоило троице оказаться на середине зала, как главный вдруг поднял свой начищенный до блеска половник и указал на них, после чего одна из эльфок вдруг засуетилась, подцепив своей маленькой ручкой плетеную корзинку. Драко стало как-то не по себе. — Здравствуйте, детишки! — эльф хлопнул себя по животу с громким стуком. — Пришли поживиться? Он довольно, даже как-то по-доброму улыбнулся, и Малфой почувствовал себя еще более не в своей тарелке. Ему показалось как минимум странным такое выражение домовиковской морды, ведь вся его домашняя прислуга ходила приспустив голову, отпечатав на лице смирение и страх. А тут, мало того, что домовик, который говорит без разрешения со стороны хозяина, так еще и улыбается, словно довольное жизнью существо? Для Драко это было дикостью, с которой ему, все-таки, пришлось смириться: ему ведь действительно нужны сведения о Поттере, а грубить возможному информатору было бы глупо. — Добрый день, мистер эльф, — расплывшись в улыбке, поздоровалась Панси. — О, конечно, мы бы не отказались от еды! Но у нас к вам есть еще один небольшой вопрос. Эльф хохотнул, поправив свое одеяние. — Можешь звать меня Лодди, юная леди! Винки сейчас положит вам еды, — он показал на эльфку, что дрожащими руками складывала пышки в корзинку, — а Лодди постарается вам помочь, чем смогу. Потеряли чегось? Тут Драко краем глаза заметил небольшое движение сбоку, словно кто-то пытался спрятаться от них, дергаясь и расталкивая остальных эльфов, чем вызывал негодование у оных. Но Малфой постарался не обращать на это внимания: мало ли, что на уме у этих существ. — Нет-нет, мы ничего не теряли, — Панси улыбнулась, заглядывая в глаза Лодди. — Просто один наш друг проводит время вдали от нас уже довольно долгое время и мы беспокоимся за него… Вдруг он попал в плохую компанию или делает вещи, за которые Амбридж его может исключить? Мы не можем этого допустить! Паркинсон посмотрела в пол, потерев свое предплечье, будто пытаясь согреться в и без того теплой комнате. Эльф наклонил свою маленькую голову, чуть свесив крючковатый нос в сочувствии. — Хм, ну, раз такое дело, то Лодди, может, что-нибудь и знает... — домовик почесал затылок. — А кто ваш друг? У Драко вдруг пересохло в горле, словно это он, а не Панси, стоит там и нагло врет существу, которое пытается относиться к ним с максимальной дружелюбностью, несмотря на их род занятий и прямое подчинение генеральному инспектору. Паркинсон набрала в легкие побольше воздуха и прикрыла глаза, стараясь унять то волнение, то напряжение, что появляется каждый раз, когда ты врешь. — Гарри Поттер, мистер Лодди. Наш друг — это Гарри Потте… Вдруг со стороны печей раздался грохот кастрюль и поварешек, который сопровождался визгами эльфки и шлепаньем больших плоских ног по камню. Малфой немедленно повернулся на звук и увидел кого-то смутно знакомого. Правда, он не сразу понял, где именно видел конкретно этого домовика: все-таки, уж слишком сильно они похожи друг на друга. — Господин Лодди, не верьте им! Они, — существо показало на троицу белесым кривым пальцем, — они врут! Они не друзья Гарри Поттера, совсем не друзья! Они очень плохие, Добби знает, Добби слишком хорошо знает их! Они хотят навредить господину Гарри Поттеру, они хотят его убить, чтобы ему стало плохо и больно! Поверьте Добби, господин Лодди, поверьте! Добби? Почему-то, это имя кажется Драко слишком привычным, легко ложащимся на язык… — Добби! Лодди не понимает, почему Добби пытается оболгать этих студентов! Да и эти уши, этот испуганный взгляд огромных глаз. Кажется, словно юный Малфой смотрел в них множество раз и видел в них лишь ужас, а после смирение, какое-то холодное, непривычное. Не такое, как у других домовых эльфов в Мэноре. — И правда. Почему ты говоришь неправду, эльф! Может быть это тот самый? Тот самый эльф, который несколько лет назад часто сбегал из дома, пропав однажды на целый вечер, чем разгневал отца, и который впоследствии и вовсе был освобожден… Поттером. — Добби всегда говорит правду! Свободные эльфы всегда говорят правду! А Добби свободный эльф! И тогда это многое объясняет. Такая рьяная защита очкарика и такая ненависть к компании Драко. И этот до боли знакомый страх в глазах, который сейчас играет новыми красками. Но на страхе всегда можно играть. — Добби? — спросил Малфой, привычно растягивая гласные и выпрямившись по струнке. — Ты? Маленькое тельце эльфа дернулось, и он медленно повернулся, посмотрев сначала Драко в глаза, но быстро опустив взгляд на его ботинки. — Юный господин Драко! — протараторил Добби так, что было ясно, что это обращение выученное, вбитое десятилетиями работы в Малфой Мэноре, полное страха и благоговения. Но этот наглый домовик вдруг будто осознал что-то и вновь поднял голову, смотря огромными серыми глазами прямо Драко в лицо. — Что ты тут делаешь? — Малфой напирал на каждое слово, кажется, ломая смелость Добби с каждым словом. — Ого. Так это тот самый домовик, которого у тебя спер Поттер? Вот умора, — Забини было оперся на плечо Драко, но юноша смел его руку, бросив тяжелый, как у отца, взгляд. — Заткнись, Забини, — шикнул Драко, надеясь, что Блейз понял, что за спектакль он ведет. — Что ты тут делаешь? — обратившись к эльфу, строго спросил юноша, отчего, казалось, домовик собирался завернуться в свои огромные уши. — Добби свободный эльф! Добби может не говорить… — Добби. Драко напирал. Эльф сдавался. — Работаю, юный господин Драко, — пискнуло существо. — Но это вовсе не вашего ума дело! Невооруженным взглядом было видно, как маленькое тельце эльфа трясется: Драко пугал его, вгонял в ужас одним своим присутствием и, честно, Малфой вспоминал, почему. Ведь именно Добби был мишенью его детских попыток выучить простейшее Инкарцеро. Руки Добби были связаны неловкими узлами, которые перекручивали суставы и жгли кожу до красных пятен. И хотя Малфой всегда лечил последствия своих занятий, страх и непонимание в голове эльфа отложилось навсегда, плотно закрепив за юношей образ недовольного хозяина, который не может сдержать свою жестокость. И сейчас Драко это было на руку. Юноша вытянул шею, отчего стал выглядеть выше и стройнее, придал своему лицу выражение легкой учтивой улыбки и провел рукой по растрепанным спереди волосам, повернувшись к Лодди, который смотрел на происходящий диалог с недоумением. — Сэр Лодди, — Драко едва заметно склонил голову, — не позволите мне поговорить с Добби наедине? Я бы хотел узнать с чего он решил, что мы и Гарри Поттер — враги. Толстяк чуть нахмурился и причмокнул, переведя взгляд с Добби на Драко и обратно. — Лодди не знает, стоит ли… — сказал он неуверенно, смотря, как его подопечный активно кивает, отчего огромные уши начали забавно дергаться. — Не оставляйте Добби наедине с ним, пожалуйста… — Не переживайте, — Малфой посмотрел на Лодди с самым невинным взглядом, на который был способен. — Это будет происходить на ваших глазах. Я не собираюсь причинять Добби вред. Повернув голову, юноша заметил обеспокоенный взгляд Паркинсон, что одними губами прошептала “ты уверен?”, прекрасно зная отношение Малфоя к домовикам. Драко кивнул: сейчас ему нужно узнать, чем занят Поттер и лучшего варианта ему уже не подвернется. В этот момент Лодди протяжно хмыкнул, отчего наконец-то замолчавший Добби вздрогнул и прижал уши к голове, ожидая вердикт. — Хорошо, — кивнул домовик, будто не замечая, что после этого Добби начал биться головой об стену. — Но если с ним что-то случится, то Лодди будет вынужден доложить хозяину Дамблдору. Лицо Драко на секунду окрасила мина презрения, но он быстро вернул ему доведенное до автоматизма выражение благородного благоговения. — Я понимаю и клянусь, что ничего не произойдет. Благодарю за оказанное доверие. Юноша было собрался подойти к Добби и оттащить того в тихий угол комнаты как почувствовал, что его крепко схватили за локоть. Он обернулся и увидел, как темная рука Блейза держит его, заставляя обратить внимание на своих друзей, которые были явно растеряны. — Что дальше, бро? — спросил Забини, смотря Малфою прямо в глаза. — Подождите за дверью, — Драко шикнул, аккуратно высвобождая локоть. — Я поговорю с ним и все вам расскажу. — Опять собрался все брать на себя, Малфой? — Панси разочарованно посмотрела на своего друга, словно старалась добраться до совести, которой не было у всех троих. — Нет. Не собрался. Просто Добби — домовик моей семьи. И поверь мне, из всех присутствующих тут, я лучше всех знаю, с какой стороны к нему подойти, — юноша сглотнул, чувствуя дрожь в коленях. — И я правда расскажу вам все как только узнаю. Забини и Паркинсон переглянулись. Молча посмотрев друг на друга пару секунд, оба кивнули. — Удачи, бро, — бросил Забини вслед, оставляя Драко одного. Малфой вздохнул. Он посмотрел на Добби и почувствовал себя максимально странно и неприятно, ведь тот не переставал бить себя по голове, истошно крича и трясясь. Неужели юноша, будучи маленьким несмышленым ребенком, умудрился настолько запугать живое существо? Или это тот шлейф, что оставляет за собой громкое имя? Поборя ступор, Драко подошел к домовику и, потянув его за одежду, оттянул от стены в сторону. Добби не сопротивлялся, но выглядел он уж очень паршиво: весь трясся, а по лбу стекала тоненькая струйка темной крови, которую существо даже не думало стирать. Недовольно вздохнув, слизеринец достал палочку, заставив Добби сжаться еще больше, и сначала наколдовал вокруг них Муффлиато, которое ему когда-то показал Снейп, а потом и Эпискеи, просто чтобы не отвлекаться на жалкий вид Добби. — Расскажи мне, чем занимается Поттер. Быстро, — с лица Драко спала маска аристократизма и довольства, оголив лицо, полное черт Люциуса: нетерпеливое, жесткое, презрительное. Но, что удивительно, домовик на такое лишь со всей силы топнул босой ногой о камень и заверещал. — Нет! Добби не будет! — Расскажи по-хорошему, пока я тебя вежливо прошу, — чувствуя вскипающую злость, процедил юноша. — Юный господин Драко ничего не сделает Добби! Иначе обо всем узнает хозяин Дамблдор! Хозяин Дамблдор поможет Добби, хозяин Дамблдор добрый и платит Добби жалованье, ведь Добби — свободный эльф… От столь частого упоминания директора, который доселе не мог решить ни одну проблему в их школе, сваливая их на Поттера, Драко скривился в отвращении. Ведь вовсе этот старик не такой уж и легендарный. — Ты же понимаешь, что если с тобой что-то случится, то Дамблдор не обязательно узнает, кто это. Я ведь спокойно могу провернуть все так, что на меня никто и не подумает. Или вообще, попрошу прикрытия у Амбридж… Краем глаза Малфой заметил, как сжался в ужасе Добби, и тут же юноша решил, что пора менять тактику: если домовика просто пугать, то он вскоре расплачется и расскажет все Лодди, а дальше… Драко не нужны такие проблемы. — В любом случае, я просто хочу узнать, чем занимается Поттер. Или, точнее, где занимается Поттер. У меня к нему дело, и совершенно не в моих интересах ему вредить. У меня другие цели. Я хочу… — Драко замолк, понимая, что с его губ едва ли не сорвались слова “помочь ему”. Он серьезно пытается помочь Гарри Поттеру? Из-за какой-то жабы? — Врете! Вы врете! — Добби вырвал Драко из размышлений. — Юный господин Драко враг Гарри Поттера! Юный господин Драко хочет, чтобы Гарри Поттеру было плохо! Драко закатил глаза. Ему казалось, что эльфа заклинило. — Кто тебе разрешил меня перебивать? После этого вопроса домовик застыл на месте, а после резко сорвался к ближайшей стене, едва не вырываясь из-под заглушающих чар. Он клял себя на чем свет стоит, вновь разбивая лоб до крови и синяков, совершенно не щадя собственную голову, и Драко пришлось его останавливать, касаясь холодной бугристой кожи, которая вызывала лишь отвращение. — Прекрати. Прекрати сейчас же это, — шипел Малфой, вновь применяя Эпискеи на злополучную голову. — Если ты мне расскажешь сейчас, то я даже не вспомню, что ты меня перебил. Домовик всхлипнул, протерев глаза, которые наполнились слезами от боли и ужаса и заглянул Драко в глаза, явно сомневаясь в своих дальнейших словах. Для юноши это был сигнал к тому, что домовик вот-вот расколется, что ещё чуть-чуть и слизеринец наконец-то отсюда уйдет. Но не тут-то было. — Добби не может, — тихо произнес он. — Гарри Поттер — друг... А юный господи Драко хочет сделать Гарри Поттеру плохо… Всегда хотел. Драко выругался себе под нос. — Я уже сказал, что не собираюсь ему вредить, Мордред тебя раздери! Я хочу ему помочь, причем, настолько сильно, что даже говорю об этом вслух. — Добби не верит юному господину Драко! — Да пойми ты уже, что мне не выгодно, чтобы Поттеру было плохо! К тому же, если бы я хотел ему навредить, то я бы это уже давно это сделал и даже не подумал, что что-то не так. — Но Гарри Поттер говорит обратное! Драко застонал от бессилия. Мало того, что чертов Поттер убедил домовика в том, что Малфой — вселенское зло, которое хочет Поттера убить, так еще и сам Добби — упертый черт, который, как заводная игрушка, все твердит и твердит о том, что “юный господин Драко — тот еще лжец”. Что, конечно, в какой-то степени, правда, но вовсе не в данный момент. — Ты не думаешь, что он просто ошибается на мой счет? Все-таки, с кем не бывает, не каждому дан интеллект в этом мире, — произнес Драко насмешливо, надеясь заставить эльфа задуматься. Но тот лишь начал недовольно бурчать себе под нос. — Гарри Поттер не может ошибаться! Гарри Поттер лучший! Самый умный! Талантливый! Добрый! Сильный! Честный! Отзывчивый! Красивый! Открытый! Помогающий! Драко закатил глаза, слушая перечисление Добби. Вот он, достойный Поттера фан-клуб: дети, домовики и, похоже, он сам, раз до сих пор пытается достучаться до этого лопоухого чудовища. — Да-да, я знаю. Поттер то, Поттер се, Поттер ах и Поттер ох. И я вот этому аховому действительно хочу помочь. — Ложь! — воскликнул Добби, выпрямив с хрустом спину. Драко не впечатлился, но кое-что, наконец-то, понял. Домовика не взять напролом. Похоже, с его детства он и правда изменился, начав, по крайней мере, имитировать самостоятельную и независимую жизнь, приобретя толику мозгов, которой, обычно, у эльфов не было. По крайней мере, те, что жили в Малфой Мэноре и слова боялись сказать наперекор человеку, сразу кидаясь себя истязать. Драко, конечно, не нравилась такая традиция этих существ заставлять искуплять свои грубые слова через боль, но к любой жестокости со временем просто притупляется взгляд. Но если Добби теперь эльф, у которого есть хоть какая-то крупица интеллекта, то естественно, что он не поверил Драко так просто. Они с Поттером слишком долго воевали друг с другом, чтобы в один день поверить, что Малфой может желать гриффиндорцу хорошего. Пускай даже, если это повлечет за собой выгоду для него самого. Слизеринец облокотился на стену, стараясь придать себе вновь тот уверенный, чуть вальяжный вид, за которым намного проще скрывать свой страх. Глубоко вдохнув, юноше пришлось вытягивать из себя доказательства. — Мы общались с Поттером в сентябре. До того, как подрались, — начал с невинного Драко. — Он даже сказал, что мы могли бы стать друзьями. — Но после Гарри Поттер не сказал о юном господине Драко ничего хорошего! — воскликнул Добби и юноша отчего-то почувствовал, что ему стало из-за этих слов нехорошо. — Это просто временное явление. Он не так понял мои действия. Скоро все вернется на круги своя… — Но юный господин Драко просто хотел подобраться поближе и… — Нет! — разозлился Малфой, закричав. — Мерлин тебя раздери, Добби. Что я должен сделать, чтобы ты мне поверил? Что ты должен увидеть, чтобы наконец-то понять, что мне надо помочь Поттеру настолько, что я подавляю свою гордость? Домовик задумался и покачал головой. — Ничего, юный господин. Вы никак не докажете Добби, что после стольких лет ненависти и бранных слов юный господин Драко и Гарри Поттер вдруг подружились. Возможно, вам удастся обмануть других эльфов, но я берегу тайны Гарри Поттера, как свою жизнь! — пищал домовик, топая ногами, отчего смешные уши дергались в такт. Драко почувствовал, как по его телу прошла мелкая дрожь. В его рукаве остался последний козырь. Точнее, под его рукавом. Витиеватая надпись, повествующая о том, как кое-кто со шрамом молнии взорвал котел на зельеварении, отчего теперь все подземелья пахнут гиппогрифовым ливером. Но не слишком ли это? Раскрывать болтливому домовику такую тайну, которая вполне может поставить под угрозу не только благополучие самого Драко; вполне вероятно, что из-за этого пострадают и его друзья, и его семья, и сам Поттер, а вместе с ним и весь магический мир. Но если он не выудит информацию из Добби, пускай и таким путем, то до гриффиндорца вполне может добраться Амбридж, а дальше одному только Богу известно, как скоро Поттер превратится в трофей Темного Лорда или, как минимум, узника Азкабана, из которого выудят все редкое счастье кучка дементоров. — Хорошо, Добби, — голос Драко дрожал. — Ты же знаешь, что за метка находится на предплечье у всех волшебников? Добби молча кивнул. Юноша начал расстегивать манжет, чувствуя, как маленькая пуговица совсем не собирается поддаваться трясущимся пальцам. — Знаешь, о чем он рассказывает? На что меняется каждый день? Добби кивнул вновь, сжавшись, когда увидел, что Малфой достал палочку. — И, конечно же, знаешь, кто сегодня взорвал котел на зельеварении. Вы же, эльфы, это убираете. Вы все знаете в этом замке. — Да… — задумчиво произнес Добби. — Гарри Поттер сэр! Винки жаловалась, что от его раскуроченного котла чем-то отвратительно пахло... Драко проглотил ком, что подкатил к его горлу. Лишь пара движений отделяет его от того, чтобы открыть чертовому домовому эльфу тайну, которую Малфой собирался держать в секрете всю свою жизнь. Ну или хотя бы до тех пор, пока Поттер не поумнеет и отношения с ним перестанут выглядеть, как пытка для здравого смысла. Приставив к запястью палочку, Драко прошептал заклинание, и его взору открылась метка, гласящая совершенно тривиальную вещь. По крайней мере, для Малфоя, ведь Поттер, мягко говоря, никогда не блистал на зельеварении, отчего его творения довольно часто оставались корочкой на котлах или вовсе разлетались по всему кабинету. Как сегодня. И именно поэтому Драко сел как можно дальше от гриффиндорца, прекрасно зная, какую оценку тот получит от Снейпа. Малфой едва заметно выдохнул и протянул руку Добби, сразу зажмурившись, чтобы не видеть первую реакцию эльфа. Юноша кожей чувствовал взгляд домовика: он жег его кожу ровно по чернилам на коже, заставляя Драко вздрагивать, а после и вовсе отдернуть руку, прижав ее к себе. Наконец-то открыв глаза, юноша увидел, что Добби схватился за голову, что-то причитая себе под нос с нечитаемым выражением лица, балансирующим между ужасом и шоком. Но его вовсе не волновало самочувствие домовика и его эмоции; ему вовсе было нужно, чтобы тот поскорее отошел от шока и наконец-то рассказал все, что знает. Скорее, его куда более взволновало собственное самочувствие. Драко чувствовал себя… легко. Словно он срезал камень с груди, который тянул его на дно, словно он признался кому-то в любви, словно он наконец-то смирился с тем, что уготовила ему судьба. И для Малфоя, раньше жившего завистью и хитростью, это было освежающим чувством облегчения, которое граничило с эйфорией. — Теперь ты мне веришь? — спросил Драко, спрятав метку. Добби замер. Он стоял недвижимо с добрую минуту, борясь с чем-то внутри себя, иногда дергая головой, а иногда и шепча себе что-то под нос, будто взвешивая все за и против. Но слизеринец был уверен в том, что такая жертва со стороны его гордости и смелости не может пройти даром. Наконец-то Добби посмотрел на своего бывшего хозяина, сжав маленькие ладони в кулаки. — Нет, юный господин Драко. Ваша метка еще ничего не значит для Добби! Вы все еще можете желать навредить Гарри Поттеру, подставляя Добби таким образом! А Добби верен Гарри Поттеру! Драко потерял дар речи. Он не мог поверить в то, что его откровение прошло мимо этих гигантских уродливых ушей, которые даже и не пытались вникнуть в слова Малфоя, сказанные с тем волнением, которого у него, кажется, и не было. А тут эта мелкая шавка еще и посмела просто взять и произнести вслух “я не верю”, словно этот эльф никогда и не знал о том, как ведут себя порядочные домовики! Неужели свобода для Добби стала опиумом так быстро, что он и забыл, что Малфои никогда не врут, если им это, конечно, не вредит? ...Но, быть может, в этом и есть проблема? В том, что вся их семья, начиная с древних времен — сборище хитрых лжецов с серой моралью, для которых ориентир — лишь собственная выгода? В том, что сам Драко не заслужил доверия даже домового эльфа, который с самого начала жизни только и делал, что служил его фамилии? Быть может, Драко Малфой ничуть не лучше собственного отца? От этой мысли по коже юноши пробежали мурашки. Ведь он и правда творение Люциуса: хитрый беспринципный ублюдок, который имеет толику жалости только к тем, кто с ним хотя бы на равных, а всех, кто слабее, он бы с радостью предал бы анафеме. Ведь так куда проще выжить, барахтаясь в жизни, полной несправедливости, жестокости и темных лордов, которые так и норовят вырезать всех, кто не живет по их законам. И для Того-Кого-Нельзя-Называть юный Малфой — это тот же самый Добби. Беспомощный и глупый, живущий в своих мечтах и идеях, совершенно зависящий от решения сильных. И Драко его боится именно потому, что знает: один взмах волшебной палочки в этих узловатых пальцах, и жизнь слизеринца прервется. Или, что хуже, один взмах, и все те, кого Малфой любит, теперь лишь крик, утонувший в зеленой вспышке. Ведь Темный Лорд не знает жалости. Он — синоним слова страдание, олицетворение ужаса, не знающего жалости. А Драко для Добби ничем не лучше. С самого детства Малфой знал, что домовик — это вещь. Вещь, которая испытывает эмоции, чувствует боль, но ничего из этого не имеет значения. Имеет значение лишь то, что эльф должен быть послушным и исполнительным, незамедлительно исполняя каждую прихоть хозяина. А если нет, то за это стоит его сурово наказать. Драко знал, что может делать с ними, что хочет. Может даже убить, и родители ничего ему не скажут. Даже не будут ругать за лишние расходы. Плевать. Поэтому юный Малфой кричал, насмехался, унижал, испытывал заклинания на тех существах, которые за любой проступок будут бить себя лысой головой об стену, пока пол не будет залит их кровью. И Драко казалось это совершенно нормальным. Но нормально ли это? Нормально ли заставлять страдать разумных существ и вести себя не лучше, чем Темный Лорд с грязнокровками? Ведь никто во всем волшебном мире не считает его хорошим и не говорит без замирания сердца от страха. Так и Драко сейчас сам себе Темный Лорд. Осталось только побриться и избавиться от носа. И будет вылитый демиург темных искусств. И чуть ли не впервые в жизни юноша почувствовал странное тягучее чувство, что залегло на его сердце, пришпиливая к полу и стягивая живот. Оно душило его, морило, убивало, расползаясь по телу и оседая на корешке языка, лишая его возможности двигаться. Драко Малфой почувствовал себя виноватым. Виноватым из-за домашнего эльфа. Портрет дедушки Абраксаса, услышав такое, наверняка бы сорвался со стены, дабы только больше не видеть позорного внука, который готовился произнести самые тяжелые в своей жизни слова. — А если я извинюсь перед тобой, Добби? — юноша прикусил губу, стараясь унять дрожь. — Если я извинюсь, ты поверишь мне? Домовик затрясся, не веря своим ушам. — Что?… Добби не понимает вас… — прошептало существо, смотря полными ужаса глазами на Драко, который чувствует, что смотрит на эльфа точно также испуганно. Ему надо выдавить слова, которые он не так часто-то говорит Панси и Блейзу, которых считает равными. Да и кому их надо сказать? Домовику, Добби! Добби, который даже не поймет всей жертвы Малфоя, всей его решительности и ужаса перед тем, что он готовится сделать. Он готовится предать свою чистокровную гордость. — Я… Я извиняюсь за то… что было в детстве, — почти шепотом произнес Малфой, тяжело чеканя каждое слово. — Я был глуп и излишне жесток. Ты не заслужил… этого. Мне жаль, что я тебя запугал тоже. Извини. Драко почувствовал, что вспотел настолько, что белая рубашка неприятно прилипла к пояснице, а волосы на затылке неприятно взмокли, слипшись в непонятный белый колтун. Он было даже хотел провести рукой по волосам, дабы смахнуть влагу, чтобы не выглядеть, как нервный подросток, но его тело не слушалось приказов. Слизеринец только и мог, что стоять, как истукан и смотреть в пол, боясь взглянуть в лицо домовика, чтобы ненароком не осознать, что за поступок он совершил. Вдруг Добби резко завопил и кинулся к стене, вновь пытаясь разбить об нее свою и без того многострадальную голову, но Драко успел остановить его, ухватив за край робы нетвердой рукой. Почувствовав это, домовик кинулся обнимать ноги Малфоя, плача в них, отчего полы мантии неизбежно намокли. — Добби никогда не слышал такого от своих хозяев! — ревел эльф. — Я вам все прощаю, юный господин Драко, все! Вы так добры к Добби, так добры, хотя Добби этого не заслужил! Спасибо вам! Драко ничего не ответил на это. Из его обширного лексикона вдруг пропали все возможные слова, которые могут описать его состояние; сейчас ему было просто сложно. Сложно жить, сложно осознавать себя в мире и сложно просто понимать, что с ним происходит. Добби же продолжал лепетать. — Добби вам все расскажет! Гарри Поттер он… в выручай-комнате! Она находится в коридоре на восьмом этаже, и если юный господин Драко пройдет мимо нее три раза, отчаянно желая помочь Гарри Поттеру, то в стене появится дверь! Малфой смог лишь кивнуть и убрать от себя тонкие руки домовика. Кинув оному спасибо и даже состроив подобие улыбки, юноша направился к дверям прочь из кухни, не видя перед собой ни стройные ряды столов, ни занятых готовкой домовиков, и даже не расслышал вопроса Лодди, который интересовался, не возьмет ли юноша с собой еды. Ему просто хотелось отсюда выйти и больше не появляться на глаза Добби. По крайней мере, до тех пор, пока он не разберется до конца в том, что произошло. Юноша уже собирался выйти в проем, который был скрыт натюрмортом, но неожиданно понял, насколько жалко он сейчас выглядит: вспотевший, трясущийся, едва способный говорить и двигаться. Ждущие его Панси и Блейз никак не ожидают, что их друг выйдет таким… жалким. Они спросят его, что случилось, просто из чистого волнения. И что им расскажет Драко? Что выдал Добби все секреты, что унижался пред ним, оттого так разнервничался? Замявшись, юноша вздохнул и шлепнул себя по щекам ладонями, отчего те неестественно раскраснелись. Восстановив сбившееся дыхание, Драко достал палочку и, наведя ее на волосы, прежде всего высушил их, дабы придать себе хоть сколько-нибудь приличный вид. Обрадовавшись тому, что за мантией не видно прилипшей к спине рубашке, Малфой уже было собирался идти, и даже сунулся в проход, но остановился едва коснувшись пальцами шершавой поверхности холста. А что он скажет-то Панси и Блейзу? Что он будет делать с информацией о том, где Поттер играет в преподавателя защиты? Будет ходить вокруг входа и отгонять Амбридж и остальных дружинников, обманывая друзей рассказами о том, что он караулит шрамоголового, чтобы самолично его отвести к жабе? Имела ли его жертва вообще смысл? Или, может, Малфой просто не может побороть свое иррациональное, даже несколько мерзкое, желание вновь поговорить с Поттером? Как тогда, в туалете, мирясь с его отвратительными манерами и идиотскими очками, которые можно купить только если зрение действительно болтается в районе минус восьми. Возможно, так и есть. Но сейчас, по крайней мере, у него есть хороший повод поговорить с Поттером. И Драко обязан им воспользоваться. Тряхнув головой, Драко вышел наружу, толкнув истерично смеющуюся картину, за которой почти вплотную стояли Панси и Блейз. — Ну как прошло? Узнал что-нибудь? — сразу спросила Панси, внимательно осматривая Малфоя с ног до головы. — Тебя эльфы не сожрали, бро? — Нет. Нет, все в порядке. Я… у меня есть план, — соврал Драко. — Мне надо поговорить с Поттером. — С Поттером? — удивилась Паркинсон. — С каких пор ты разговариваешь с Поттером? Тебя Добби покусал? — Как я и говорил. Сожрали эльфы пацана, какая жалость… Пусть земля ему будет пухом, — Блейз потрепал друга по плечу, совершенно не замечая недовольного взгляда со стороны девушки. — Поттер сейчас единственный, кто действительно может помочь нам с Амбридж. Конечно, увы, нам придется и помочь ему, но… в моем плане все риски ложатся на него, так что... — выкручивался Малфой, смотря на то, как лица друзей все больше ударяются в скепсис. — Почему ты решил, что он вообще тебя слушать будет? Вы ненавидите друг друга. — Кто сказал, что его мнение имеет значение? Ему придется меня выслушать, даже если он того не захочет, — слизеринец привычно оскалился. — Я пойду к нему сейчас. Встретимся в гостиной. С этими словами Драко вырвался из рук Паркинсон и Забини, оставив их в полнейшем недоумении.