«Будущее, мягко говоря, есть частная утопия индивидуума»
Шону приезжает в квартиру Кихёна очень рано. Часы ещё не пробили и восьми утра, из домов не спеша высовываются люди, а брюнет уже стоит на пороге и выслушивает причитания Хёнвона. Блондин не стесняется в выражениях и выговаривает всё: и то, что старший не позвонил перед появлением, и что заявился с самого утра, и конечно то, что разбудил недавно уснувшего парня. Выслушивая претензию за претензией, старший проходит в гостиную вслед за другом и улыбается спящему Минхёку, проходя к комнате Кихёна, где он спит безмятежно, впервые за долгое время. Шону пытается быть тише, наблюдает через щёлку открытой двери, улыбается собственным мыслям. Вскоре Хёнвон, что-то недовольно бормочущий себе под нос, уводит парня подальше от чужой спальни. -Квартира приняла жилой вид, — заключает старший. Чё лишь бубнит что-то не очень разборчивое для человеческого слуха, зевает и сильнее прячется в пуховое одеяло. -Ты такой красивый, — шепчет Шону и не сводит с парня напротив взгляд. От сонного, растрёпанного и такого уютного Хёнвона в пижаме невозможно оторвать глаз. А от осознания того, что вот такой вот Хёнвон больше не принадлежит Шону, всё умирает внутри. -Не надо, — отвечает Чё монотонным голосом, — Если я тебе отвечу, ты получишь надежду, а она тебе совсем не нужна. -Решаешь за меня? -Да. Потому что сам ты не решишь. Чё трясёт головой, рукой приводя в порядок разбросанные после сна волосы, и, взяв в руки обжигающую чашку, покидает пределы кухни. А Шону за ним и не спешит. Возможно, Хёнвон прав. Может быть, Шону уже всё для себя решил, и ему просто необходим разговор. Но парень не идёт за младшим, и, решая перенести разговор на лучшие времена, уезжает. Проходит пару часов, за которые Хёнвон успевает сменить пару новых стаканов, но идиллия уютного утра прерывается проснувшимся другом. -Давно ты встал? — Мин потягивается, и слова, сказанные спросонья, почти не распознаются. -Недавно, — врёт парень, -Тебе разве не пора на работу? Или у тебя, как у Кихёна, богатые родители в штатах? -Мне к обеду, — ворчит Ли в ответ. -Учитывая нескончаемые пробки, выйдя из дома в обед, доберешься лишь к вечеру. -Тогда я побежал, — Минхёк подпрыгивает с кровати и носится по квартире в поисках одежды, прежде чем прибывает такси. Хёнвон успевает бросить в друга несколькими колкими фразами, заполняя параллельно помещение смехом, отчего Кихён, довольно уставший на вид, просыпается, выползая немощными ногами на кухню. -Доброе утро, — зевая, бубнит он. -Час дня, — блондин вздыхает и, сказав что-то про «увлекательный» фильм, идёт на диван в гостиной. Кихён же быстро скурив сигарету, делает несколько глотков воды прямо из графина, и следует за другом. Парни разваливаются на тёмном диване, включив какой-то триллер, что подходит к окончанию, на удивление Хёнвона, быстро. Парень отвлекается от бесконечных титров, сосредотачивается на рыжих волосах Кихёна, перебирая локон за локоном, пока парень бесстыже разглядывает его. -Хёнвон, — нарушает тишину он, — Ты когда-нибудь скучал по людям, которые тебя бросили? -Чангюн тебя не бросал. -И всё же? — Кихён смотрит прямо в глаза, заставляя абстрагироваться ото всего прочего, ненужного и изучать лишь их. -Это, можно сказать, моё хобби. Люди думают, что в моей жизни вечно день открытых дверей. -И ты справляешься? Чё замолкает на время, поднимая голову на чёрную плазму на стене, стараясь тщательно обдумать любое слово, способное в их обстановке сыграть решающую роль. -Я цепляюсь за мысль, что мне когда-то это сказала моя мама. Она была очень мудрой женщиной и считала, что если человек сам так решил — уйти, то ему наплевать на то, что тебя будут обнимать чужие руки. -Это очень сильно, я думаю, — шепчет Кихён в ответ, пока Хёнвон гладит его по волосам. Друзья сидят, погруженные в собственные не дающие спать мысли, пока телефонный звонок не нарушает идиллию. Хёнвон, увидев звонящего, закатывает глаза и поднимет трубку. -Да, Минхёк? -Он жив? — слышится на другом конце. -Нет. Я запытал его до смерти. Ли смеётся в телефон слишком громко, заражая этим смехом и Кихёна, сидящего рядом с Хёнвоном. -Я буду не очень поздно, так что не расслабляйся. -Я тут весь дрожу, Минхёк, — язвит парень. -Да ладно тебе. Что-нибудь купить домой? -Пару пачек лапши, овощи и яйца не забудь. У Кихёна в холодильнике перекати поле. -Будет сделано, — Минхёк продолжает смеяться, отключается первым. -Ну вот видишь, как пить перестал, улыбаться начал. -Да пошёл ты. -Куда? -В туалет! -Ну ладно, я пошёл, — Хёнвон подмигивает и удаляется в туалет. Кихён взглядом натыкается на брошенный рядом бумажник, сразу же вспоминает про леденцы, которые постоянно в кошельке в изобилие, и лезет за парочкой конфет, но открыв, так и замирает с небольшим фото в руках. «Он носит это с собой?..» — мысль молниеносно проносится в голове, прежде чем он слышит щелчок двери. -До прихода Минхёка есть время. Хочешь чем-нибудь заняться? -Нет, — Кихён бросает короткую фразу, убегая к себе, зажимает найденную вещь в кармане. Холод обдает тело, когда Кихён пытается больше воздуха в лёгкие вдохнуть. Слёзы на глазах мешают видеть чётко, и он яростно трёт глаза, пытаясь запихнуть их обратно. -Ну почему все началось заново? — шепчет он, — Я ведь был в порядке, — парень проводит подушечкой пальца по родному силуэту на фото. Он пытается держаться, но истерика накрывает с головой, и он не в состоянии остановить бесконечную агонию, что растекается в груди, угрожая вырваться наружу. Кихён смотрит на знакомый профиль, налюбоваться нет в силах, и душится воспоминаниями, нахлынувшими разом и сбившими с ног. -Что же ты снова наделал?.. Накинув на себя первую попавшуюся под руку толстовку, парень буквально вылетает из дома под крики друга, ничего не осознающего. В супермаркете он забирает несколько пачек сигарет и бутылки спиртного. Непрекращающиеся звонки остаются проигнорированными им.//FlashBack\\
-Твой недостаток только в том заключается, что ты думаешь, будто существуют какие-то правила, и живёшь по этим самым придуманным законам, — говорит Чангюн, любуясь одновременно раскрывшимся видом тысячи ярких огней ночного города с кипящей в нём жизнью и образом человека, что за столь малый срок, стал дороже жизни. -Но ведь ты знаешь, что нет здесь никаких правил. А те, что указывают тебе, как жить — всего лишь ярлыки общества. Парень подходит ближе к старшему, заставляя того, наконец, оторвать взгляд, прикованный к миллиону завораживающих светлячков под ногами. -Тебе не обязательно вписываться в рамки социума, ты ведь это знаешь? Посмотри, — Им осторожно разворачивает лицо Кихёна, еле касаясь пальцами подбородка, — Ты сказал, что дашь мне шанс, если я опущу мир к твоим ногам, а потом ушёл, посмеявшись. Я пока решил начать с города, чтобы ты понял, что я могу дать тебе всё, чтобы ты только был рядом, — он шепчет, находясь в непростительной близости, а Кихён не слушает его — он вслушивается, каждое слово запомнить старается, уловить вздох младшего хочет, в памяти навсегда его касания сохранить. Кихён тонет в Чангюне, медленно и совсем небезопасно для них обоих. — Я дам тебе всё. Могу дать всё. Всё, кроме своего мира. -И что же тебе мешает отдать мне мир? -То, что мой мир заключается в другом человеке, — брюнет переводит взгляд на парня и с головой окунается в омуты напротив, понимая, что шансов на спасение больше не осталось. На его шею ложатся тёплые руки, когда Чангюн приближается ко столь желанным губам медового привкуса и целует долго и приторно.//The end FlashBack\\
Парень любуется миллионом огней города, превратившегося из райского сада в преисподнюю ада от одного решающего всё выстрела. -Я нашёл его, — слышится знакомый голос, что говорит, явно, не с самим Кихёном, -Кихён? — Шону подходит ближе к замершей, словно статуя, фигуре, в чёрт знает который раз, прикладывающейся к горлу бутылки, полностью опустошая её. -Что случилось? -Чангюн умер. -А кроме? -Нужно что-то ещё? -Я думал, этот повод уже исчерпал себя. Кихён поднимает говорящий взгляд на старшего перед ним, которого от подобного сжимается ком в груди. -У тебя ещё остались его фото? — он игнорирует, смотрит будто сквозь и спрашивает, словно и не Шону вовсе. -Ты должен перестать изводить себя, — заданный вопрос пропускают мимо ушей, брюнет открыто провоцирует Кихёна несдержанными выражениями. -Я себя не извожу! — парень вскакивает на ноги, срывается на крик и отходит от Шону, как от прокаженного, не желая смотреть в его сторону. -Хватит, Кихён, прекращай! Я терпел, думал, что тебе просто нужна помощь, но посмотри, во что ты превратился! Прекращай доводить себя до непонятного состояния! -Нет! Нет! Не подходи ко мне! Старший хватает за запястья, цепко сжимает руки, не позволяет выбраться, хотя Кихён предпринимает отчаянные попытки освободиться, но кости сводит от давления чужих пальцев. На дне зрачков плещется ярость, смешанная с невероятной болью, и отражается она в глазах напротив. -Ты должен быть сильнее нас всех, а что делаешь ты?! Ты ломаешься сам и наши осколки в пыль стираешь! — Шону выкрикивает острые фразы в лицо Кихёну, трясёт скулящее тело, вынуждая взглянуть на себя. -Пора двигаться дальше, Кихён. Ты должен перевернуть страницу. -Это так просто не делается! Я не могу забыть человека, с которым мне хотелось жить вечно Невозможно похоронить свою душу! Я никогда не смогу! И буду ненавидеть себя за это, чёрт возьми, каждый день… Плач прерывается, превращаясь в истерический крик, но вновь приходит с новой силой. Кихён дрожит и плачет на груди Шону, а старший лишь обнимает его, пытаясь хоть снаружи согреть теплотой тела.***
Чжухон перемещается из стороны в сторону по квартире, заламывает пальцы в нетерпении, отчего исходит характерный звук ломающихся костей, заставляющий Хёнвона, что от окна не отходит, вздрагивать время от времени. В доме немота повисла между редкими фразами, но, стоит двери издать хлопок, все подрываются с мест в прихожую. — Вы нашли его? — запыхавшийся от быстрого темпа Минхёк, сбрасывает с себя обувь и бежит проверять комнаты. -Мы ждём звонка, — Хёнвон отбрасывает потрёпанную книгу, тяжело вздыхает, опираясь на стену. Ватные от волнения ноги практически не держат. -Я оставил на тебя ребёнка, было так сложно уследить? -Брось, Минхёк. Может, ещё и в туалет его сопровождать? -Если понадобится! Признаки очередной крупной ссоры угрожают дракой, но дверь распахивается вновь, впуская двух парней, заставляя друзей придти в себя. Кихён игнорирует вопросы, посыпавшиеся со всех сторон, запирается в, как казалось ему, уединение, но неугомонный Хёнвон залетает в комнату, находясь в состоянии намного хуже злости Кихёна. -Что ты делаешь? — Чё бросает вопрос с порога, паралельно успевая захлопнуть дверь. -Уходи. -Кихён, пора брать себя в руки. -Ты не понимаешь. — парень на кровати заливается только подошедшей порцией слез, которых для Хёнвона стало слишком много, сжавшись в ком. -Воспоминания убивают меня, но в тоже время, помогают жить дальше. -Ты не живёшь дальше. Твоя жизнь остановилась, разделившись на «до» и «после». Ты хоронишь её и себя, а заодно и всех близких. -Я не… -Позволь мне помочь. Я ведь вижу, что ты хочешь спастись. -Нет! Никто из вас не сможет понять! Он был человеком, который помогал мне дышать! Он надевал на меня кислородную маску! -Тогда почему сейчас, когда ты говоришь о нём вслух, тебе так отчаянно не хватает воздуха? Почему ты не можешь сделать вдох? -Я разучился дышать без маски. Хёнвон смотрит прямо, выискивает капли желания спасти собственную жизнь в чертах напротив. Он, садясь на кровать рядом с другом, что мгновенно бросается в объятия, пробует отыскать где-то на дне отголоски сострадания. -Я не дам тебе умереть. Я научу тебя обходиться без маски. -Спасибо. Кихён сжимается в тёплых руках, но всё же понимает, что все они опоздали слишком сильно. Он уже умер от асфиксии.//Two months later\\
-Привет, -свежее лицо смотрит в объектив камеры, но эмоций на нём не высвечивается, а стеклянные глаза не выражают, ровным счётом, ничего, что можно было бы назвать человеческой эмоцией. -Сегодня 8 октября, — парень разглядывает часы на запястье, скрывающие зажившие шрамы, — Сейчас час тридцать ночи. Прошло уже два месяца. Но я почему-то сломан. До сих пор. Надеюсь, ты там удовлетворен — просил ведь никогда не забывать, — выплёвывает Кихён и вертит в руках снимок. -Я нашёл это у Хёнвона чуть меньше пары месяцев назад, — он протягивает фотокарточку к объективу, но осекается сразу же, возвращая фото на стол. -Этот дурак уже второй месяц меня в форму приводит, пить запретил. Спасибо, хоть сигареты оставил. Парень усмехается, закуривает последнюю из пачки. -Он мне мозги промывает. Я думал, что будет легче, но ничего не помогает. Я так же, как и два месяца назад смотрю на твоё фото, и мне так же хочется свести счёты с жизнью. Парень выдыхает дым, тут же уносящийся ветром из окна, и делает пару затяжек следом. -Прости, кстати, меня ведь долго не было. Хёнвон меня опустошал практически, и всё, что оставалось — плакать в ванной. Пустая пачка приземляется рядом с бутылкой виски. -Знаешь, что я чувствую после его помощи? — обращается он к экрану, — Будто жизнь не дар, не искусство, как ты утверждал, а проклятие. И оно меня настигло. Глаза начинают щипать от солнечных лучей, проникающих вместе с потоками ветра. -Моё сердце. Его остатки, точнее, уже устали биться на более мелкие куски после каждого его слова. Врач недоделанный… — ворчит парень, туша сигарету. Ладони освобождаются от окурка, но полностью пропитаны мерзким дымом.//FlashBack\\
-Ты ведь специалист, дай ему какой-нибудь совет. Хватит топить его, — обращается Минхёк с сидящему напротив, -Людям нельзя делать больно, Хёнвон. -Боль приношу не я, а правда, которую я им раскрываю, а если вы хотите совета, то рекомендую вам смириться с неизбежностью сумасшествия или суицида с такой нездоровой привязанностью к ушедшему человеку, — измотанный от долгих споров, Хёнвон вяло отвечает другу, умудряясь при этом перекрыть все шансы на апелляцию. Ли сдаётся, вздыхает и удаляется в спальню, совсем не замечая Кихёна, стоящего всё это время за стеной, у которого ухмылка на лице горьче крепчайшего кофе, а земля под ногами в зыбучий песок, затягивающий с головой, обращена.//The end FlashBack\\
-Он запретил мне пить вдобавок! Парень выражает искреннее негодование, что оказывается единственной не безнадёжной эмоцией за последние месяцы. -Не помню, сколько я уже в завязке, после твоего ухода со временем я так дружить и не научился, — хмыкает он, — Я завязал относительно недавно, но без этого мерзкого пойла я чувствую дикое опустошение. Плакать и кричать хочу, но слёз почти не осталось, а силы иссякли ещё на первой неделе проживания с Хёнвоном. Кихён медлит, обрывает монолог, резко оборачиваясь к двери. -На кухне кто-то. Мне пора, — тараторит он. Парень прячет камеру и выглядывает наружу, обнаруживая друга, что копошится в шкафах кухни. -Не спится? Хёнвон сидит в полумраке, помешивая напиток, когда Кихён садится напротив со стаканом воды. -Нет. Сегодня устал меньше, чем обычно, — отвечает Чё заспанным голосом. Никто из них не смотрит друг на друга, силуэты освещает одна луна, но Хёнвон без лишнего света прекрасно воспроизводит в памяти черты, хозяин которых так бесцеремонно прерывает уютное молчание. -Уже второй месяц со мной. Не надоело быть нянькой? -Я выполняю свою работу. К тому же, ты мой друг. -Но я ведь уже почти пришёл в себя, — Кихён ворчит полушепотом, на что блондин тихо смеётся. -Ты не веришь мне, — утверждает парень, — Почему? -Потому что слышу, как ты скулишь в подушку каждую ночь, — отвечает Хёнвон, и улыбка на лице гаснет, как и глаза парня напротив. -Ты считаешь, что после моего ухода, ты станешь свободным, но не путать свободу с одиночеством слишком незрело для тебя. Ты большой мальчик, должен понимать, что два этих понятия абсолютно разные по структуре. Хёнвон поправляет локоны, сбившиеся в разные стороны, зевает прежде чем уйти в направлении комнаты, но оклик заставляет задержаться на месте. -Ты хороший психолог, Хёнвон, — шепчет Кихён. -Психотерапевт, — поправляет его блондин и дарит слабую улыбку, желая доброй ночи. Но доброго для парня не существует уже давно, потому он сидит на кухне до первых шагов рассвета. Ему почему-то кажется, что эта ночь должна быть особенной. Кихён считает ослепительно яркие для ночного времени звёзды тёмного неба, разглядывает безмолвную луну, думая о том, как же превосходен её свет. Утреннее солнце нежит лицо в своих лучах, дарует безлюдный запах улиц. Ему почему-то кажется, что этот день изменит что-то. По крайней мере, камеру он прячет на пыльную полку в углу комнаты.***
Утром ещё не ложившегося Кихёна на пробежку выводит слишком сонный Шону. Оба отпираются изначально, вымаливая ещё пару часов сна, но завидев недовольный взгляд Минхёка, проклинают умирающего со смеху Хёнвона и выходят в парк, где возле реки, обдающей свежестью всю территорию, как всегда, на скамье сидит Юнги, а его собака, что носилась вокруг хозяина, завидев парня, тут же прыгает ему в руки. Мин интересуется проектами Минхёка, спрашивает о лирике Чжухона и обещает зайти. Осень постепенно сменяется зимой, сбрасывает оковы, впускает чистоту и свежесть холода. На мерзлый, ещё не просохший от сезонных дождей асфальт ложится хлопьями снег. По новостям передают о снегопадах на неделю вперёд, но друзей, что с первым снегом отправляются на горнолыжный курорт, это волнует меньше всего. Валяясь в снегу, Юнги раскрывает Кихёну секрет о потере своей первой и единственной любви в авиакатастрофе. Парень слушает, вникает, восхищается, но собственные заветные слова вслух произнести не решается, говоря о том, что смысл жизни покинул его и никогда больше не вернётся. Юнги понимающе кивает, обещая дать необходимое время. Весна, наступающая чуть раньше положенного срока — в феврале, приносит с собой новую волну депрессии. Кихёна снова накрывает. Парень хочет вновь взяться за сигареты, которые когда-то закрыл в долгий ящик вместе с проклятой камерой, но друзья пресекают все попытки спалить оставшиеся лёгкие. К середине лета он всё-таки приходит в себя. Юнги, найдя удачный момент, показывает друзьям студию с разбросанными в разных углах листками лирики и кормом для собак на полке. К концу августа Шону везёт Кихёна в Токио, виды которого в мгновение пленяют парня. Старший мечется в сомнениях, позже, решившись, рвёт на куски совместную фотографию с Хёнвоном. На крыше какого-то небоскрёба под ночным небом высоты птиц делает шаг и углубляет поцелуй после согласия Кихёна. К ноябрю Минхёк осветляет волосы, выводя броский цвет окончательно, а Чжухон возвращается к своему родному рыжему оттенку. Хёнвон после увиденного рот не закрывает, издевается всеми знакомыми способами. Он бубнит что-то про Токио, куда надо лететь в начале весны — цветение сакуры пропускать непростительно. Конец осени дарит новость о скорой свадьбы после того, как Чжухон надевает обручальное кольцо на Минхёка. Столь же незаметно подбирается и второй по счёту счастливой зимы. Новый год пролетает так же быстро, как и день рождения Кихёна, что сменяется праздником Хёнвона. -Знаете, что мне больше всего нравится в его дне рождении? — Минхёк заходит на кухню, обращаясь к Кихёну и Юнги, которые заняты приготовлениями стола к празднованию, — Именно сегодня единственный день в году, когда он не ворчит и не ругается. -Кхм-кхм! — Хёнвон, который всё это время ютится на подоконнике, даёт Ли знать о своём присутствии, но тот намеренно игнорирует друга. -И да, конечно, мы все любим его очень сильно, даже несмотря на то, что он переспал почти со всеми находящимися здесь, — улыбается Хёк, поворачиваясь наконец к Хёнвону. -Почти? — Юнги пытается уточнить, тщетно надеясь на то, что лишь ослышался. -Кроме нас двоих, — смеётся Кихён в ответ, вызывая улыбки у остальных. Скромное празднование в кругу семьи подходит к концу, и решение завершать день рождение в одном из самых дорогих караоке баров принимается единогласно. К полуночи компания отправляет Юнги ночевать домой под возмущения и пьяные угрозы. Парни разбредаются по спальням, в зале решают задержаться лишь не успевший протрезветь именинник и Минхёк, что пытается из последних сил не дать ему найти больше выпивки другу. Оба молчат, прокручивая произошедшие события в памяти. Вскоре Ли, не способный молчать слишком долго, вытягивает Хёнвона из раздумий. -Почему ты стал психотерапевтом? -Сколько лет работаю, о таком спрашивают впервые, — язвит блондин, позволяя Минхёку окончательно убедиться в токсичности крови. -Может, это потому, что я друг, не пациент? -Вы все пациенты для психотерапевта. Все сломаны. Чё вздыхает, смотрит на часы, обдумывает что-то. -Уже почти час — мой праздник прошёл, так что я без всяких зазрений совести могу снова стать козлом. Поэтому, если ты ждёшь ответа по типу «я хотел помогать обществу», то лучше сразу уволься — мне никогда не были интересны люди, если это не мои люди. -Я не ждал ничего другого, не первый год дружим. Но ведь у тебя были такие возможности, перспективы. Ты мог бы выбрать что-то более престижное, родители бы поддержали тебя. -Да, думаю, я мог бы. Я ведь раньше хотел быть моделью, надеялся построить карьеру, в людей верил. Да я даже документы на поступление отдал, но потом… Хёнвон замолкает. На уставшем лице появляется то ли полуулыбка, то ли горькая усмешка, а в океанах глаз, где стоит штиль, появляются слабые, заметные лишь Мину, волны. -Тебе не обязательно говорить вслух, — внезапно выдаёт Ли, но Хёнвон качает головой. -Я это уже пережил. Сначала думал, что планета остановилась, ночевал у их могилы первые дни, пока Чангюн к себе не притащил за шкирку. Он ведь меня тогда на ноги поднял, познакомил с вами, с любовью моей первой свёл, — парень монотонно выдаёт слово за словом, не выражая ни единой эмоции. За все время разговора ни одна мышца не содрогается, и любой другой человек подумал бы, что тот совсем без чувств, совести и сердца, и даже смерть близких не трогает эту холодную статую, но не Минхёк. Хёнвон кажется бесчувственной мразью, ломающей людей, словно щепки во время вырубки леса, но сам Ли знает, о чём была пролита каждая его слеза. Парень видел падающие в океан, затухающие звёзды, что тонули, померкнув, разбившись. -Хосок тогда мне опытного мозгоправа посоветовал, а тот сказал, что из всех семи миллиардов помочь мне смогу только я. Тогда то я и забрал документы из института и перенаправил в другое учреждение. Хёнвон улыбается другу, на этот раз выдавая здоровую улыбку, а старший лишь молча восхищается. На это раз не очевидной красотой, что пленяет всех, стоит только мимолётно коснуться взглядом. «Вряд-ли я когда-нибудь встречу человека, сильнее него» — вспоминает Хёк слова, когда-то вылетевшие из уст Чжухона, а после кидает в друга подушкой и уходит спать. Хёнвон раскладывает пьяные мысли в голове по полкам, но боли лишь усиливаются, отчего он прикрывает веки, но окончательно проваливается в пучину сна.//FlashBack\\
-Уходи, Кихён. Ты не хочешь смотреть на то, как я убью нас, — шепчет Чангюн и направляет курок с головы парня себе на висок. Кихён срывается, бежит, оборачиваясь назад все чаще с каждым шагом. Внутренний голос дерет горло, кричит: «Останься! Не смей! Не бросай его!», но он все равно бежит. Невозможно разобрать дороги из-за слёз, что водопадом льются из глаз, а кости в словно ломаются, одна за другой. Через считанные секунды слышится выстрел. Уши закладывает, парень не может расслышать даже собственного дыхания, когда падает коленями на плитку пола. Крик разрывает еле живые от быстрого бега лёгкие, рвёт глотку. Кихён хочет подорваться и на недержащих конечностях нестись обратно, но чьи-то крепкие дрожащие руки, отдающие одеколоном Хёнвона, крепко сжимают плечи, вонзая ногти в кожу, ломая обе ключицы, и тянут к выходу.//The end FlashBack\\
Утро встречает неприятным похмельем и холодным ветром января из открытого настежь окна, в которое Хёнвон выдыхает сигаретный дым. «Так и не смог бросить, — думает Кихён, сидящий рядом, — И я тоже» — парень ухмыляется мыслям, что касаются вовсе не сигарет. Воспоминания ещё возвращаются. Пусть он начал отпускать, забыть до конца не удаётся. «Это ведь ступень принятия, разве нет?» — всё размышляет он и неспеша проходит к двери, в которую стучит, наверное, уже свежий и готовый в утренней прогулке Юнги. Кихён возится с замком, в конце концов, распахнув дверь, замирает, не дыша, глядя в бездонную пропасть зрачков напротив, в которую когда-то нырнул. -Привет, хён. Давно не виделись.