Не может понять душа в молодой груди, От мыслей дурных не может она отвлечься. Скажи почему, когда я схожу с пути, Ты, словно Иуда, готов от меня отречься?
Кихён замирает, впечатываясь в пол, тупо пялится на человека напротив, черты которого смутно напоминают того, кого он когда-то знал и любил. Ему кажется, он вот-вот задохнётся, весь воздух из лёгких выбило единым ударом сокрушающей силы в ту секунду, как раздался родной голос. Парень думает — это очередная галюц нацинация, лишь последствия выпитого и незажившей нервной системы. Человек, что заявился в столь ранний час, должен иметь веские причины, но он также не решается что-либо предпринять. Лишь разглядывает родное лицо, отмечая все изменения, произошедшие за столь длительный для обоих срок. Они стоят, без права на дополнительный вздох, напротив друг друга, пока в прихожую не входят, бесцеремонно прерывая контакт взглядов. Хёнвон, что на пороге застыл, поначалу трёт глаза, отказываясь воспринимать происходящее, долго бродит глазами по силуэту перед собой, пытаясь найти компромисс с до сих пор не верящим сознанием. -Боже мой… — наконец нарушает напряжённую тишину появившийся рядом Мин. Голос парня будто выводит всех из состояния, что коматозное напоминает. Хёнвон совершает ломанные движения, открывает и закрывает рот, словно рыба, оказавшаяся не в своей среде, подбирает слова, но так и не найдя ничего относительно гуманного, резко тянет Кихёна на себя и скрывается с ним вместе в гостиной. -Хён, — нерешительность гостя читается во взгляде, интонации, даже в столь вымученной улыбке, дарованной Минхёку. -Это… — предложения с трудом приходят на ум, почему болтливый Ли теряется на ходу, не в силах связать и пары слов вместе. -Ты. Но как? — вопрос повисает, преображая и без того накаленную до предела обстановку. Чангюн, стоящий в метре, не в праве подойти ближе. Парень изучает чужой, абсолютно потерянный взгляд, который не узнает в нём родную душу, и опускает глаза к полу. -Я могу всё объяснить, только позволь, — тихо отвечает парень, на что получает согласный кивок. Ли неуверенно оборачивается, проходя в одну из комнат, где Кихён в опустошенной во второй раз подряд чашкой успокоительного. -Твою мать, — Чжухон несдержанно ругается, хватается за ближайшее сидение в надежде найти опору, ведь собственные ноги после увиденного секундой раннее не держат. Шону смиряет взглядом присутствующих, когда истерическая ухмылка расстилается на озлобленном лице. Парень хватает всё ещё слабого Кихёна за запястье и выводит из дома, напоследок громко хлопнув дверью. Следом подрывается Хёнвон в тщетных попытках догнать разъярённого и не поддающегося контролю старшего. Им после оглушительного хлопка выжидает дальнейшей реакции, что не заставляет себя долго ждать. -Ты жив, — Чжухон говорит, но скорее себе, чем кому-то из находящихся рядом, -Но ведь Кихён сказал, что ты… -Кихён ничего не знал. Он ни в чём не виноват. Я заставил его верить в это. -Зачем? -Так было правильно для всех нас. -Не смей оправдываться. Ничего из того, что ты скажешь, не сможет объяснить то, почему за столько времени ты не удосужился даже позвонить. Поэтому уходи, — Минхёк, как и присуще его нраву, врывается в диалог резко, рассыпая колкими фразами все надежды, точно карточный домик. -Ты не понимаешь, что так нельзя? Ты был мёртв для нас почти два грёбанных года. Ты вообще представляешь, что мы успели пережить? — Минхёк приближается пошагово, словно хищник, готовый наброситься на жертву, на Чангюна он смотрит так, что тот готов вырвать себе сердце, лишь бы больше не чувствовать вину. -Конечно, ты не представляешь. Тебе было все равно, ведь мы не то что звонка — сообщения от тебя не дождались. А сейчас ты заявляешься вот так просто и улыбаешься нам? -Выслушай меня, — не просит — молит парень, вынуждая согласиться, засунув обиду глубже, как можно глубже.//FlashBack\\
Брюнет пьёт второй бокал бурбона и копается в многочисленных бумагах, разбросанных по всему красному дереву, обращённому путём метомарфоза в дорогой дизайнерский стол, когда к нему на всех парах врывается явно возбуждённый и обеспокоенный Хосок. -Чангюн, мы знаем, кто это провернул, — заявляет парень с порога. Им отвлекается от дел, устало трёт глаза до чёрных пятен и отдаёт всё своё внимание другу. Брюнет в тайне молиться о том, чтобы губы Шина не произнесли то самое, заветное имя, что слышать в данной ситуации не хочется отнюдь, но, тем не менее, получив данные, он сжимает бокал так, что тот лопается в руке, отдавая брызги крови, смешанные с янтарной жидкостью, и осколки во все концы. Чангюн отряхивает руку, что болит и пульсирует, выводя красную жидкость из организма, глядит на Хосока, у которого в глазах страх смешан с желанием отмщения, а в голове голоса скандируют лишь одно имя. «Ким Намджун»//The end FlashBack\\
-Это нереально. Этого не может быть. Он мне как старший брат, Чангюн, — заявляет Чжухон. Он не может принять очевидное, казалось бы, ведь осознание способно разорвать его сердце на ещё большее количество атомов. -Но это так, — одной фразы становится достаточно для полного обезаруживания Чжухона. Парень остаётся в замешательстве наедине со своими чувствами и услышанными фактами. -Твоя смерть была изначально спланирована? Ты совсем больной ублюдок?! — Минхёк срывается на крики, ком медленно наказывающей истерики застревает, ломая голос. -Мне было необходимо обезопасить вас всех! -Тогда какого чёрта ты вернулся? Я не поверю в то, что Намджун не в курсе твоего спектакля, а ты, мало того, что сам вернулся и разрушил всё, что мы так долго пытались скрепить, так ещё и головорезов на хвосте привёл! Парня бьёт мелкая, еле заметная, дрожь. Он подобрался слишком близко, и Чжухон, пытаясь не запустить ссору до непоправимых последствий, держит Ли старшего, но тот упорно вырывается, так и норовя почесать кулаки. -Ты же мог закончить со своей местью и начать сначала! Как мы начали! Зачем вернулся? -Потому что я не смог без вас. Не смог без него. -Полтора года как-то справлялся, а сейчас позиции сдал? -Это полтора года для меня были хуже ада, да и держался я, знаешь, слабо. Если бы не Хосок, я бы уже давно вернулся, и нас бы вместе похоронили. -Ты и этого ненормального сюда притащил? —Мин закипает лишь сильнее, вспоминая старого знакомого. Чжухону чудом удаётся сдерживать порывы ярости старшего. -Никто никого не тронет. Ни головорезы, ни кто-то кроме. Никто не причинит вам боли, — Им чересчур смело стоит, словно прилипший, чем выводит Минхёка из себя сильнее. -Мои люди будут это контролировать. -Да пошёл ты! Вместе со своими людьми! — Ли швыряет чужие руки от себя. Чангюн видит— он сделал больно. Но разве он мог не вернуться? Минхёк знает прекрасно — Гюн хотел, как лучше. И разве он сможет не принять его обратно? -Прости, — начинает младший, — я не должен был так просто заявляться, но я не думаю, что моего появления недостаточно— говорит он. Мин слишком резко давится воздухом. -Ты всерьёз считаешь, что обычного возвращение достаточно? Думаешь, после того, что было, можно всё начать заново? Ты хоть представляешь, чего нам это стоило? Мы оплакивали тебя, а ты полагаешь, что после такого длительного отсутствия, можно просто заявиться, осчастливив всех? Наивный ребенок, —Хёк горько усмехается, уставившись на виды города, а Гюн, переваривая всё сказанное другом, водит взглядом по комнате. -Моя смерть ударила по вам с большой силой, но я не думал, что моя жизнь так разобьёт вас. -Дело не в твоей смерти или жизни, и даже не в силе удара. Дело в Кихёне. Только в нём. Ты, наверное, не знаешь, но все начинало налаживаться, он едва научился обходиться без тебя, но ты сломал всё своим появлением. -Мне жаль, хён, — голос неприятно садится от больного горла. Он действительно жалеет. Будь его воля, он никогда не возвращался бы в эту злополучную квартиру, что так и не выветрила тот самый запах, который образовался от слияния двух душ когда-то давно. Если бы только у него была возможность, он бы покинул чёртов Сеул с его навечно сохраненными в стенах воспоминаниями. Но он не может. Пытался ведь. Сначала это кончилось продолжительным запоем с перерывами на обдумывание плана мести и, как следствие, его шагового исполнения, после парень пробовал свести счёты с жизнью, но Хосок, подоспевший как раз вовремя для того, чтобы достать друга из петли, хорошенько промыл мозги назойливыми нотациями. Чангюн стоит в квартире горячо любимого человека и ломает ему жизнь. Снова. История циклична, но их история замкнулась лишь на бесконечном круге агонии. И он прекрасно понимает, насколько это неправильно. Так быть не должно. «Не должно» — мысли складываются сами собой, подтверждают худшие предположения. Парень окончательно теряет контроль над сознанием, но по-другому он не сможет. Больше не выйдет. -Я знаю, что тебе жаль. Но мы оплакивали тебя. Кихён оплакивал, — старший разворачивается и смотрит на Гюна умоляющими глазами. «Уходи!» — кричат они. «Ты не хочешь ломать его сильнее» — говорят. «Спаси его, пока не поздно» — читается в них. -Он был на грани. Я думал, он умрет не от очередной попытки суицида, а от остановки сердца. Мне тогда казалось, что с такими душевными травмами не живут, — от бесконечного крика голос Ли приобрёл хрипоту, но Чангюну почему-то она казалась отголосками скопившейся боли, что так и норовит выбраться. Парень опускает голову, чувствуя подходящий к горлу ком от сказанного Мином, а внутренности наизнанку выворачивает. Ему бы сейчас кричать о несправедливости, о том, что его крыша чуть не поехала без Кихёна, но он лишь поддерживает молчание Ли, которые, к счастью обоих, длиться не долго. Минхёк поспешно перемещается в другой конец комнаты, долго роется в шкафах, а после, выудив оттуда бумагу с ручкой, что-то быстро чиркает и протягивает Иму. -Может, ты и прав, и вы действительно так сильно нужны друг другу, — сложенный надвое лист ныряет в ладонь Гюна, -Это адрес Шону. Если он позволит, ты должен поговорить с Кихёном. Парень хватается за врученный клочок, будто за последнюю надежду, но Мин, крепко удерживающий с обратной стороны, глядит прямо в душу сквозь глаза и взгляд, полный благодарности, заставляет теряться. -Это только ради Чжухона. Но если ты сделаешь больно кому-то из них, я сам убью тебя, — говорит он и, отдав наконец несчастный клочок, удаляется вслед на Чжухоном. Им судорожно проходится про строке, написанной наспех дрожащими руками на белоснежной бумаге, и тут же срывается с места, спеша к авто.***
В стенах холостого дома невообразимый бардак. Долгое отсутствие в квартире даёт о себе знать. Именно поэтому грязные и пахучие вещи валяются повсюду, на кухне горы грязной и битой посуды, в которой живность освоилась, а в холодильнике перекати поле, но присутствующих вопросы чистоты и гигиены заботят в последнюю очередь. До крайности чистоплотного Хёнвона, который пытаясь навести порядок в жилище, не то что чужие — свои мысли по полкам разложить не может, крайняя запущенность жилища, на удивление, не заботит. Парень помогает уместить хрупкое тело друга, что, точно размякшая тряпка, повисло в руках Шону, на диван. Кихён дышит через раз, не понимает вовсе — жив или мертв? Он ощущает горячие ладони, сжимающие его ледяные плечи и думает, что вот именно то, что было ему необходимо. Шону, который любит, который ценит и на руках носит, в буквальном смысле. Уютный Шону, сдувающий пылинки, который никогда не подумает о предательстве. Кихён думает, что его хён— самый подходящий вариант, но данного трезвым рассудком душой не чувствует. У него внутри какие-то необъяснимые метаморфозы происходят лишь от встречи с Чангюном. Кихён ненавидит его. Конечно же, ненавидит. Он ведь его бросил, исчез, соврал и как жестоко, а спустя почти два года ворвался и решил сломать всё выстроенное. Чангюн не должен был появляться и, тем более, о любви говорить. Кихён не должен был слушать то, что он скажет, а просто напросто выгнать. Но он не смог. Кихён любит его. Конечно же, любит. До сих пор. Несмотря на то, что он сделал. Он любит. И так будет всегда. Но об этом сейчас он никому говорить не будет. Парень лишь аккуратно устраивает свои, отказавшиеся нести ещё на парковке, то ли от шока, то ли от нервов, ноги и устраивает на подушке голову, что почти отказала в функционировании от нескончаемых мыслей. Хёнвон исследует ванную в поисках аптечки с успокоительным, ведь то, что было у Ю в доме, друзья благополучно закончили по дороге, и, к всеобщему удивлению, найдя бутылочку и пару пластин, парень возвращается, чтобы благополучно уложить Кихёна спать с десятой попытки. Тяжёлый вздох разбавляет тишину, Хёнвон, замечая клубы дыма с балкона, откладывает флакон с медикаментами на полку. -Не знал, что ты куришь. -Я не курю. Блондин входит в распахнутую дверцу, усмехаясь ответу, и тут же в нос ударяет запах крепкого табака. На улице мороз, и парень в лёгкой рубашке с мурашками на бледной коже выглядит ещё более жалко, чем стоящий рядом Шону, у которого от безысходности на дне зрачков деться некуда. -Он захочет поговорить с Кихёном, — Хёнвон сжимает худые плечи замёрзшими пальцами, со старшего глаз не сводит. -Да пошёл он, — выплевывает Шону, — Я не позволю ему, пока сам не получу объяснений. -Шону… -Как так можно? Как он посмел обмануть нас всех? Как наглости хватило ещё и обратно прийти? -Он любит его. Вообще-то ты, как никто другой, должен его понимать, — улыбается Хёнвон, этим пытаясь как-то успокоить друга, — В конце концов, всему должно быть своё объяснение. -Тебе совсем плевать, да? Ну конечно, это ведь не твой любимый воскрес из мертвых, и не у тебя скоро уведут любовь всей твоей жизни. -Надо успокоиться и… -Какое к чёрту спокойствие?! — парень срывается на крик старший, — Он обвел всех вокруг пальца и снова довёл до непонятного состояния, а у тебя на лице я не увидел ни единой эмоции! Недокуренная сигарета вылетает из рук прямиком вниз с седьмого этажа. Шону трясёт от злости, кулаки зудят, прося бежать на поиски Има, а, найдя, бить о стену лицом, пока оно в кровавое месиво не превратится, а сам парень сознание не потеряет. Но в тоже время хочется заплакать, завыть, закричать, пока голос не сорвётся к чертям, а глаза не начнут болеть не переставая. Шону трясёт от безысходности, парень дрожит, хочет бежать на поиски Гюна, а, найдя, сжимать в объятиях, пока хруст костей не услышит, и говорить, как сильно скучал, чтобы облегчить боль. Но легче не станет. Он чувствует, как ненависть съедает внутри абсолютно всё, что не успела заглотить вселенская тоска, и контраст этого в нём жутко выводит из себя, заставляет вертеть головой, будто маленький ребенок, и искать помощи. Но ещё больше этого чувства из себя выводит это лицо перед ним. И, наверное, не столько из-за вечного высокомерного взгляда на пугающе холодном лице, что не меняется совсем. Этого худого и бледного, но до головокружения желанного паренька хочется лишь крепко обнять и целовать каждый сантиметр фарфоровой кожи. И вроде бы, Шону давно покончил с этим, да и любит он Кихёна, но эти противоречивые чувства не дают ему спокойно спать по ночам, выводя из себя каждый раз. -Я стараюсь мыслить трезво, — отвечает зачем-то младший, прерывая утопичные размышления Шону. Брюнет отталкивает Хёнвона, проходя к Кихёну, что в гостиной свернулся маленьким калачиком, уставившись в одну точку с самого их прихода, так и не отводя глаз. И Бог весть, что у него сейчас на уме. Подобное Шону видел в первый месяц среди больничных стен и вспоминать этого он точно не желает. Ему сейчас до ломоты хочется ткнуть Чангюна в такое вот состояние младшего и показать: «Вот до чего довела нас твоя ложь, ублюдок!». Хёнвон с места так и не двигается. Секунды пялится на старшего, что с такой нежностью гладит лицо своего парня, а позже, горько усмехается и исследует аллею внизу, вскоре натыкаясь на авто, из которого в спешке выбегает знакомый силуэт. Чё спешит в подъезд и застаёт тяжело дышащего друга. -Хёнвон, — выдыхает Чангюн и подступает ближе, но парень отступает от него на шаг. -Ты объяснишь мне всё, — он умело выдерживает дистанцию, одного взгляда хватает для определения расстояния между ними, — И не потому, что мне это очень интересно, а для того, чтобы я помог Шону не убивать тебя. -Это не потребуется, я буду держать себя в руках, — парень появляется из-за спины Хёнвона. Ощущение предрешённой беды застывает меж рёбер и мерзко ползёт холодом по спине. -Мне нужно увидеть Кихёна, — вновь начинает поднадаевшую всем песню Им. -Нет, — будто сговорившись, отвечают парни. -Как его состояние? -Ужасно. Как и предыдущие два года. Благодаря тебе, — огрызается Шону, всем естеством давая понять гостю о его пустом нахождении. -Я смогу увидеть его? Им смотрит на Хёнвона, после взглядом касается Шону. В каждом его больном взгляде, Чё читает отчаяние и надежду. Чангюн хочет сказать что-то ещё, делает глубокий вдох, но лёгкие неожиданно зажимает, придавливая, словно прессом. Парень лишь смотрит за спины стоящих напротив. -Я тоже хочу послушать, — Кихён выходит вперёд, становясь ближе дозволенного. Парень нагло разглядывает силуэт, что в нескольких сантиметрах от него самого. Он проходится откровенно нескромными взглядами, цепляясь за всё, от кончиков пальцев до макушки. Неужели, Бог услышал его крики?.. Хоть парень и молил далеко не о спасении. Но ведь спасением нынешнюю ситуацию называть трудно. Чангюн смотрит прямо, думает — сейчас задохнётся ароматом родным, что совсем не изменился. Их разделяют считанные сантиметры, и каждый чувствует вибрации. -Кихён… — шепчет Им, будто на вкус пробует, когда-то с убивающей всё внутри болью силой вырванные чувства вернуть хочет. -Говори, мы слушаем, — холодно произносит Ю, и всем вокруг кажется, что лёд в его глазах, который он вырастил за несколько минут, толще глыбы, что врезалась в Титаник, — Мне очень интересно знать, почему ты солгал, бросил, жизнь разрушил и вернулся именно тогда, когда всё на свои места встало, — чётко проговаривает каждое слово он, они звучат точно пули, одно за одним, — Но ещё более мне интересно, какого черта ты вообще вернулся? — эмоции на лице парня сменяют друг друга, но смотрит он так, пристально, без капли боли в глазах, будто и не было месяцев агонии. При Чангюне он — стальная кукла, которую парень когда-то сломал и выбросил. На то, что на самом деле творится у него в душе, внимание обращать нет нужды. У Кихёне на сердце, которое само себя без наркоза заштопало, швы начинают медленно расходиться, все нитки лопаются, как тёплые надежды, а кровь каплями из щелей, закрытых острыми осколками, вытекает. Парню кажется, что каждую трещину он ощущает атомами своего тела, но, несмотря на давящую, словно лежишь на дне Марианской впадины, боль, он все равно твердо стоит на ногах, что только недавно нести его отказывались. -Я вернулся, потому что не представляю без тебя своей жизни. -Ложь. -Вовсе нет. Ты знаешь лучше меня — я всегда буду любить тебя. -Не верю. Ни единому слову. Парни обстреливают друг друга ледяными, но обжигающими до шрамов, взглядами, и Хёнвон, заметив всё растущее напряжение, хватает под руку сопротивляющегося Шону и следует на свежий воздух под угрозы старшего. Ни Кихён, ни Чангюн не замечают движения вокруг. -Любимых не оставляют одних, Чангюн. -Я никогда не оставлял тебя! — эмоции парня понемногу вываливаются за пределы нутра, достигая апогея, и вырываются наружу криком, — Я ушёл, чтобы обезопасить тебя! Вас всех! -Мерзавец, — шипит Кихён и разворачивается, уносясь прочь с лестничной клетки. Забежав в квартиру, парень хочет запереть дверь сразу же на все замки, но Им успевает предугадать чужие действия, заталкивая их обоих в прихожую. Дверь с грохотом захлопывается. Старший сопротивляется, кричит, пытается вырваться и ударить побольнее, но Им сжимает его запястья над головой и держит ноги, блокируя все удары. -Ты кажется забыл, кто из нас сильнее, — шепчет, тяжело дыша, брюнет, касаясь горячим дыханием уха Ю. -Ненавижу тебя. Кихён пытается отбиться, но быстро выдыхается, прекращает все ничтожные попытки сопротивления и смотрит уже не на свои запястья, а в глаза, что прямо сейчас находятся в непростительной близости. -Я всегда был рядом с тобой, никогда думать не переставал, — продолжает шептать Гюн, — И если сейчас ты спросишь, жаль ли мне, я отвечу нет. -А если, — Кихён, говоря, лишних движений не совершает. Он опускает глаза на треснутые губы с кровяными следами, которые все время облизывает Им, а после поднимает на глубокие чёрные бездны, что так пристально каждую его клеточку запомнить пытаются. -Если я скажу, что всё, что было, вся наша любовь была неправильной? -Я буду спорить, пока не докажу обратное. -Почему же? -Потому что мы оба были счастливы, а это не может являться неправильным. Парни замолкают одновременно без попыток смены положения. Долго пристально и слишком нагло разглядывают друг друга, пытаясь в откровенных взглядах скрыть животное желание. Как же долго они не чувствовали? Это обжигающее, словно только заваренный, горячий чай, дыхание на волосах, лице, шее. Пронзающий до костей, но до одури желанный взгляд искрящихся, как ночное небо в звёздах, глаз. Запах. Этот крышесносный запах, что заседает в лёгких, выталкивая весь кислород, становится альтернативой его, не позволяя заменить себя чем-то ещё. Никакой другой аромат не сравним с этим, что заставляет прикрыть глаза и дышать, пока не умрешь от нехватки воздуха. И голос, за который оба парня могут толкнуть любого из семи миллиардов людей в пропасть, и сами затеряться в ней. Сколько же времени прошло, раз у обоих от скуки и тоски уши заложило, и кровь из носа вот-вот хлынет. «Слишком много» — думает Чангюн, плавно спуская руки на пылающую шею Ю. «Всё ещё недостаточно» — считает Кихён и, получив полную свободу, резко отталкивает Има и бежит в комнату за мобильным. Младший следует за ним сразу же и из обрывков фраз понимает, что абонент на другом конце — Шону, который вот-вот придет и, похоже, набьет ему морду. Кихён, завершив разговор, замечает младшего. Мысли всё ещё витают вокруг него, но парень, демонстрируя безразличие, разглядывает пейзажи за окном. -Ты позволишь мне объяснить? -А смысл? Что бы ты ни сказал, я не прощу тебя. -Кихён, мне очень жаль. Я не должен был оставлять тебя! Сейчас я понимаю, что мы бы справились вместе, — Им вновь пытается быть ближе, шаг навстречу делает, но тут же замирает на месте, заметив, как старший вздрагивает. -Ты не должен был появляться. То, что ты осознал всё, не даёт никакого эффекта. Слишком поздно, — бросает парень, и Чангюн более отчётливо слышит чужие всхлипы. -Я только начал жить. Парень стоит напротив, слышит плачь добивающий и без того искалеченное сердце, и ему до безумия хочется сорваться, заключить старшего в свои объятия. Но он не может. Не сейчас. Это непозволительная роскошь. Он ходит по минному полю, где один неверный шаг подкинет всё на воздух. -Прости, — лишь выдавливает из себя младший, но Кихён слишком резко оборачивается, обнажая хрустальные капли на щеках. -Прости? — восклицает парень в ответ слабым, всё ещё слегка подрагивающим голосом, — Ты думаешь, эти полтора года можно исправить простыми извинениями? Чангюн опускает голову — знает, что нельзя. -Ты мог построить новую жизнь, а я мог забыть тебя, но ты не дал шанса никому из нас. -Я очень этого хотел, и не смей говорить, что не веришь. Ты прекрасно знаешь — для меня нет ничего важнее тебя. Клянусь, я изо всех сил пытался, но стоило вновь наткнуться на любое, даже самое мелочное, воспоминание о тебе, и всё рушилось, опять и опять. Все ломалось из-за одного имени в голове. " Ю Кихён» — красной нитью проходило у меня в мыслях, капало на мозги, словно кислота, расщепляло их медленно. Я тоже думал, что смогу без нас, но спустя всё это время отчаялся настолько, что эта безразмерная боль вновь привела меня к тебе, на порог нашего дома, — его слёзы, как и слёзы Кихёна, не заставляют себя долго ждать. Чангюн думает — вот он, момент. Сейчас он заключит любимого в крепкие руки и больше никогда не отпустит, никуда не отдаст, но всё рассеивается, когда у входной двери слышится копошение. Кихён делает один вдох, стирает солёные дорожки с лица и проходит к прихожей, бросив напоследок очередной нож с тупым концом прямиком в нутро стоящего рядом парня. -Больше нет ничего нашего. Никаких нас, — говорит он без доли накатывающей пару секунд назад истерики и проходит мимо.***
В гостиной комнате квартиры, что освещается лишь яркими лучами обеденного солнца, несколько парней, каждый из которых теперь думает о чем-то своём, пытаются не сойти с ума от событий, что вихрем сбили с ног. Повествование, выдержанное ими до самого победного конца, застаёт врасплох, заставляя сохранять молчание. Кажется, они даже не хотят предпринять попытку и понять услышанное, не то что попытаться оправдать поступок Има. Шону сидит рядом с Кихёном, время от времени тяжело вздыхает и крепче сжимает ткань джинс. У него в голове миллиард мыслей, и он не может никак понять, что будет правильнее: вышвырнуть младшего с криками или дать шанс, которого он заслуживает. Парень давно не знает, что верно и для кого из них. Но об этом, похоже, осведомлён в точности чересчур спокойный Хёнвон, который с друга взгляда не сводит. Конечно, он его простит, примет, найдёт тысячу оправданий. Само собой, пропустит в свою жизнь снова. Но это произойдёт не сегодня. Сейчас парень дырку в Чангюне проделать пытается, ведь воспоминания того дня заставляют сердце останавливаться, глуша дыхание. Но Хёнвон такой не один. Кихён ведь также мучается, ходит кругами в попытках утопить воспоминания, стирает сцены не только той ночи, но и его жизни без Чангюна в целом, если жизнью тот период вообще кто-то осмелится назвать. Он тоже все никак не может решить: прогнать или простить? Ю думает слишком много для столь юного возраста. Рой мыслей кружит в голове, жалит мозг, но парень всё никак не может найти верную, что подала бы заветную руку спасения им всем. Чангюн его предал. Оставил. Бросил. Хотя мог дать знать о себе простым трёхсекундным звонком. И Кихён бы не довёл себя до критического состояния из-за одиночества и колющего чувства вины. Но Им не сделал этого. «Почему? Чего он ждал?» — задаётся вопросом он и сам же и отвечает. «Он ждал удачного момента, чтобы окончательно разбить тебя» -Скажите, что верите мне, — голос младшего звучит слишком громко для этой оглушающей тишины и заставляет трёх парней вздрогнуть, покинув омут своих мыслей. -Даже если так, какой смысл в твоей правде? — отрывается от бесконечных разглядываний друга Хёнвон, — Какой смысл в твоём появлении сейчас? -Я вернулся к вам, чтобы начать снова. -Спустя полтора года? Именно когда мы привыкли к твоему отсутствию? Ну сам посуди, зачем ты нам нужен сейчас? — говорит блондин, своим словам сам не верит, как и Им, стоящий напротив. -Я пытался обезопасить вас, хотел вернуться, когда все успокоится, но больше не выдержал, — тихо отвечает он. -То есть, — в разговор наконец вмешивается Шону, что в нетерпении расцарапал руки до глубоких ссадин, -Ты планировал вернуться ещё позже? Прекрасно… -Мне очень жаль, что виной всему этому я. Я хочу все исправить. -Уже поздно что-то исправлять. Мы все уже выбросили скомканные листы и начали с чистых, и мне кажется — для твоего имени места там нет, — старший смотрит в глаза, и этот взгляд настолько правдив, что Чангюн на пару секунд теряется и начинает бояться. -Неужели вы вот так просто сможете вычеркнуть меня, как будто то, что было не имеет значения? -Это ты оставил нас, будто всё произошедшее не значило ничего, — слышится тихий голос Кихёна. Все остальные в комнате перестают дышать, чтобы можно было лучше расслышать еле уловимые слова уставшего голоса. Каждый находящийся там прекрасно понимает — что бы они не решили, ответ всегда будет за Кихёном. -Ты уехал и даже намёка не оставил, лишил нас любой надежды. Неужели, ты не знаешь, что людей вот так просто не бросают? -Я никогда не бросал никого из вас. Вы все всегда были под моей защитой: и когда Чжухона с Минхёком чуть не сожгли заживо в их же машине, и когда здание, где Шону заседал с партнёрами, едва не взлетело на воздух, а самолёт, в котором летел сюда Хёнвон, почти упал и разбился — вы были под моим присмотром, — говорит парень и хочет подойти, схватить за горло до полного отсутствия кислорода, после чего долго, жадно целовать Кихёна, но тот сам подрывается с места, вставая на ноги, и срывается на крик. -На кой чёрт было это всё?! — слабый голос приобретает силу, но хрипота от больного горла ещё даёт о себе знать, — Я бы лучше умер с тобой в том банке, чем прожил эти проклятые полтора года без тебя! Он успокаивается постепенно, дышит рвано, подходит в плотную, и Им замечает собравшиеся на краях глаз кристаллики слёз. -Лучше бы я умер, Чангюн, чем пережил всё это, — еле слышно шепчет парень. Так, чтобы это дошло лишь до ушей Чангюна, — Лучше бы ты умер, чем заявился сейчас и всё испортил. Кихён отстраняется так же резко, как и подошёл, громко хлопая дверью в спальню. Шону просит Хёнвона увезти Има подальше, к Минхёку, и сам срывается вслед за Ю. Чё долго не возиться, хватает за руку еле дышащего младшего и покидает квартиру.***
В комнате задёрнуты тёмные портьеры, и свет не падает ни на вещи, ни на лицо лежащего. При входе Шону приоткрывает дверь совсем немного, но этого хватает для того, чтобы пару лучей света проскочили внутрь, омывая собой красивые черты парня на кровати. -Можно мне с тобой? — шепчет старший, запирая дверь. Сидящий на большом одеяле Кихён кивает. -Всё в порядке, — монотонно шепчет он, убеждая скорее себя, чем Шону, который на его слова лишь кивает и берёт мокрое лицо в свои горячие руки. Кожа Кихёна слишком мягкая, похожая на тёплое молоко в грозу. Ладони Шону слишком чёрствые, будто их несколько раз протирали наждачной бумагой. Но этот контраст вызывает бурю эмоций внутри при контакте. Старший проводит подушечками пальцев по щекам неспешно, гладит нос и приоткрытые губы, невесомо целует веки, вызывая у тёмных, словно цвет его глаз, ресниц лёгкое подрагивание. Кихён выдыхает, говоря об удовольствии от махинаций Шону, смыкает руки на его шее и приближается к губам. Они целуются долго. Ю покорно открывает рот и стонет в особые моменты, когда старший изучает горячим языком нёбо, проходится по ряду ровных зубов и переплетает их языки. Кихён, перемещаясь на колени Шону, кусает губы и оттягивает нижнюю, зная, как это нравится его парню. Они целуются часто: дома, в ресторане, на парковке. Но ещё ни один раз Кихён не чувствовал поцелуи до конца. И даже когда брюнет переходит от губ к шее, проводит языком по кадыку и спускается ниже, к ключицам, Кихён не чувствует полностью. Лишь возбуждение. Нереальное животное сексуальное притяжение, что заставляет стонать в губы, стягивать с себя футболку, оголяя хрустальную кожу, чтобы хён мог полностью насладиться касаниями. И он наслаждается. Парень целует грудь, оставляет алые засосы, а младший выдыхает шумно, запускает руку в волосы… любимого? Он бессовестно и откровенно стонет, пока Шону отрывает себя от чужого тела силой, вновь перемещается на губы, и движения начинает проделывать уже Кихён. Он второпях сдирает футболку со старшего и тут же припадает к шее, ставя множество меток. Ю целует каждый сантиметр рельефного тела, но голову все никак не покидает мысль — всё не то. Парень, игнорируя все сигналы, расстёгивает ремень, сначала свой, потом партнёра, снова припадает к губам, не в силах оторваться даже на секунду. Шону охотно отвечает на ласку, освобождая их от всей ненужной одежды, и, не размыкая поцелуя, хватает младшего за ягодицы, сжимает до покраснения и, проходя к тумбочке, достаёт оттуда пару презервативов и баночку смазки. Воздуха в лёгких не хватает критически, губы болят адски, а от стонов уши закладывает. Старший опускает Кихёна на постель под тяжёлые вздохи. Парень открывает смазку, отбрасывает крышку куда-то в сторону, туда же, после обильного выдавливания, летит и сам тюбик. Шону шепчет, что будет аккуратен, как и всегда рядом с Кихёном, обжигая шею, и тут же кусает мочку уха. Он вводит сначала два пальца, и младший болезненно стонет, затем растягивает уже тремя, ловя губами вздохи лежащего под ним, а после нескончаемых просьб младшего, зубами открывает презерватив, натягивает на пульсирующий член и входит медленно, давая Ю привыкнуть. Брюнет делает толчок и зацеловывает шею, наслаждаясь парнем, что давя очередной стон, закусывает губы. Шону двигается не быстро, несмотря на то, что в Кихёне чертовски узко и горячо, пытается принести парню, как можно меньше боли, но и этого хватает, чтобы у рыжеволосого звёздочки в глазах появились. Ускоряясь, старший выдыхает шумно, начинает двигаться быстрее, губами ловит каждый стон, исследует руками всё тело Кихёна, который сейчас не сдерживает себя ни в чём, кусая вену на шее старшего, сразу же зализывает место укуса и руками царапает мышцы на руках. Ю кричит имя Шону, просит о большем, сам двигается вперёд и ни на секунду не отрывается от сладких губ, которые все уже искусные. Шону не хватает воздуха от такого Кихёна, он двигается быстрее, делает ещё несколько толчков и кончает вслед за младшим, который пачкает свой живот и свежее постельное бельё белой жидкостью. Парни лежат рядом друг с другом, часто дышат, медленно в себя приходят. Это ведь не первый их секс, но когда они, потные и выжатые, сначала долго лежат в объятиях друг друга, а после лениво целуются в душе, Кихёну кажется, что всё это время, он не чувствует то, что должен.