Излишняя близость — твой взгляд, Я так к нему равнодушен. Скажи, если будет плохо — Я сделаю ещё хуже.
Дверь настежь распахнута, по квартире гуляет сквозняк. Стены, окрашенные в пастельные тона, давят сильно — у него вот-вот помутится рассудок. Дом, что недавно дарил незаменимый уют и теплоту, сейчас угрожает размазать по полу, не оставив и следа. Парень бежит, не разбирая дороги, на давно отказавших ногах. Вбегая в комнату, атмосфера которой напоминает давление, точно на дне Марианской впадины, он замирает в проходе. Мимо пролетают лишь жалкие секунды, но осмысление происходящего накрывает в миг, и в силах оно сравниться с цунами, что поглощает с головой за долю секунды. Чжухон рыдает взахлёб, склонившись над телом, воет, зовёт по имени парня на своих коленях, однако тот не отзовётся. Больше никогда. Тело обездвижено. Глаза закрыты. Он мёртв. Кихёна от осознания увиденного передёргивает. Ноги сами несут его к парню на полу. Он отталкивает ослабленного друга, буквально вырывая тело из рук. Парень бьёт по холодным щекам — хватается за абстрактный шанс. Пытается привести в чувства — и губит оставшуюся надежду. -Минхёк! — крик отражается эхом, заставляет вздрогнуть его самого, -Минхёк, я умоляю тебя! Минхёк, открой глаза! Он трясёт парня за плечи, тот, словно игрушка безвольная, дёргается, боле не подавая признаком жизни. Кихён осмелился бы сравнить его с фарфоровой куклой, что своей красотой заставляла толпы восхищаться ею. Что же, фарфоровые куклы имеют свойство разбиваться о пол. И Минхёк разбился. Парень не в силах согласиться с собственными приходящими одна за другой мыслями. Кихён в панике. Его охватывает истерика, заставляющая рвать волосы и царапать кожу. Он совершенно не знает, что ему делать отныне. Голова опускается на остывший лоб друга. Его горячие слёзы оседают на чужих щеках, даря последний кусочек теплоты. -Я прошу тебя. Я не смогу здесь один. Не покидай меня. — хрипит, настолько тихо, что услышать его мог бы только, наверное, Минхёк. Но он не услышит. Больше не услышит. Горечь накрывает сбивающим с ног бедствием, оседает на языке. Чжухон где-то в самом углу. Его бьёт дрожь, глаза стеклянны, но слёзы продолжают падать вниз, в пропасть, что открылась его душе после принятия. Парень смотрит сквозь, в пустоту. Не моргает. Не двигается. Не дышит. Смерть самой близкой души даётся нечеловечески тяжело. Теперь Чжухон готов полностью оправдывать поведение Кихёна, что так бесцеремонно позволил войти Чангюну в их жизнь и разломать и без того обшарпанные дома во внутренних мирах их вселенных. Ли кричит, пытаясь уйти от цепких объятий Чангюна. В адрес Има летят десятки обвинений, но он крепко сжимает тело друга в руках, уводя за пределы комнаты. Хёнвон рядом молчит, всматривается в труп под своими ногами. Его пальцы холодны — Кихён чувствует это, когда он пытается поднять его с пола. Ледяные касания, совсем как у Минхёка сейчас. Парень сопротивляется, так же яростно, как и его друг сопротивлялся порыву, приводящему к бездне, что затягивает их сейчас. Голос нещадно срывается уже в который раз, вновь Кихён бьёт по чужой груди, сбрасывает с себя чужие ладони и падает вымаливать прощения. -Я спасу тебя! Только не умирай! Ты слышишь меня?! — парень кричит безжизненному телу, а кажется — пустоте. Но Минхёк не откроет больше глаз. Тот самый мальчик, что всегда улыбался, отныне не способен зажечь огоньки в глазах, смотрящих с бесконечной надеждой по сию минуту. -Я спасу тебя вновь! Ты слышишь… От отчаянных попыток докричаться из лёгких пробивается надрывный кашель. Стук сердца отбивает в ушах, грудь болит так, что он почти теряет сознание, каждый вздох даётся с трудом.Кихен прижимается к чужой груди. Не чувствует ничего. Сердце не бьётся. Минхёк не дышит. Ему кажется, что вся та боль, пережитая им, — лишь лёгкая пощёчина. Парень не может больше дышать. Впервые он чувствует подобную, истинную, агонию. Кихён не знает, как жить дальше. Смысл его существования всё продолжает ускользать на глазах сквозь пальцы за мгновение, а беспомощность топит и топит, точно надоедливого котёнка, оставшиеся в живых немногочисленные корабли в океане нечеловеческой тьмы. Хёнвон сжимает его плечи крепче, пытается о чем-то спросить. Безуспешно. Минхёк Кихёну так и не ответил. В остальных разговорах смысла парень больше не видит. Врачи суетятся, бегают из стороны в сторону. Металлический катафалк выкатывает тело. Рука свисает из-под покрывала, блестит украшение на безымянном пальце. На кухне что-то с треском разбивается. Кихён думает — чья-то душа. Слышится вопль. Медсёстры предлагают помощь. Он упрямо отказывается. Сердце Минхёка больше никогда биться не будет. Сердцу Кихёна жить незачем.***
Квартира пустеет быстро. Дверь громко хлопает, оповещая об ушедших. Взгляд Кихёна скользит к соседней комнате. Чжухон всё ещё в истерике, прозрачные капли стекают с лица на паркет неспешными движениями. Кихён хочет отвернуться, убежать, выколоть себе глаза, лишь бы не видеть этого. Слишком много боли. Человек не способен выдержать столько. Организм не в силах бороться каждую секунду существования. Плеча касается чья-то ладонь, но он не оборачивается. Сердце почти уже не бьётся — скоро даст сбой, и парень упадёт, перестав в миг чувствовать эти мучения, разрывающие его тело. -Кихён, — зовёт голос, но узнать его сейчас, когда разум заполнен одной единственной картиной мёртвого друга на кафеле в ванной, не удаётся. -Кихён, я отвезу тебя домой. Парень на фразу, неожиданно понятую, оборачивается, смотрит в глаза напротив, замирает в немом крике. Сердце заходится новым ритмом, стучит с подозрительной частотой, ломая рёбра. «Будто загнанный в ловушку зверь.» У Чангюна глаза красные, опухшие. Голос охрип. Кихён, изучая его, понимает, что младший взвалил весь груз ответственности на себя. Но ему вовсе не жаль человека перед ним. «Что же, он сам загнал животное в клетку.» -Это ты всех нас убил. — слабый голос раздаётся в комнате, парень безумным взглядом сверлит дыру в Чангюне, заставляя опешить, — Посмотри, что ты сделал с нами, во что ты нас превратил. Им замирает. Он ждал этого. Он знал конец этой сказки. Их исход был предрешен. Зрачки бегают по полу, стенам — только не смотрят на Кихёна. Чангюну хочется смотреть на него слишком сильно, ещё и ещё, но сейчас это — недоступная роскошь. Он жаждет объясниться, прекратить взгляды, полные ужаса, направленные на него, но оправдать себя нечем. Это он убил его. Это он убил их всех. Он хочет бежать, стирая ноги, но оглянуться назад сил не находит. За спиной лишь пылающие руины, разруха. Кровавый след тянется за ним, следует по пятам. Но оборвать его сейчас — непозволительная слабость. -Я отомщу. За нас всех, — обещает парень, но тут же оказывается остановлен Кихёном, который дошёл до своего предела. -Не смей! — он срывается на крик, хотя из горла вылетают лишь хрипы, — Я не хочу больше хоронить друзей! Остановись же! — в голосе почти не осталось агрессии или злости. Всё, на что сейчас хватает сил — мольба. -Я остановлюсь лишь когда увижу мёртвое тело Намджуна у своих ног. -Ты! Это ты во всем виноват! Твой эгоизм и жажда мести лишили меня семьи! Кихён находит в себе все оставшиеся с ним силы, начиная наносить слабые удары Иму, пытается кричать из последних сил, заливается слезами. -Ты убил меня, Чангюн. Изнеможенные руки обессилено падают, впитывая скатывающиеся слёзы. Младший вылетает из квартиры, пока Хёнвон пытается утихомирить друга. Из комнат слышны шумы погрома, разбитого стекла, сломанных жизней, когда парень уносится по лестницам прочь. Лёгкие сдавливает от недостатка кислорода, он пытается набрать больше воздуха. Руль несчастного авто терпит всё новые удары. Машина поглощает все крики. Тело на водительском сидении почти не отличить от трупного состояния — медленно вздымающаяся грудь и остывший взгляд, что парковку сверлить не прекращает, выдают жизнь во владельце. Время тянется мучительно медленно. Настолько плохо ему, определенно, не было ещё никогда. Брюнет истерично улыбается, выдавая собственную защитную реакцию. Понимает — всё заслужено. Звон мобильного разрывает момент самобичевания. Стальной голос сдержанно отвечает оппоненту на другом конце. Иномарка плавно трогается, покидая промерзший паркинг.***
Тусклое здание МОРГа отнюдь не приветливо встречает очередного посетителя. Ему приходилось бывать здесь ни раз. На душе паршиво от давнего принятия того, что приход сюда стал привычкой. На плечах халат, на ногах бахилы, худые руки открывают тяжёлую дверь, впуская морозный воздух в помещение, где рядом с прикрытым телом сидит парень, крепко сжимающий руку, на которой всё ещё блестит обручальное кольцо. Хёнвон ничего не говорит. Чжухон ничего не хочет слышать. Блондин, передавая бумагу, лишь шепчет: «Нашёл в вашей спальне». Ли ухмыляется, осознавая, что их спальней это никогда больше не будет. Сложенный вдвое лист не спеша принимает и чувствует отчётливо — на нём запах Минхёка. Глаза прокручивают одно движение раз за разом. Чжухон повторяет одни фразы, словно молитву. Очередные всхлипы. Клочок небрежно падает на пол. «Прости, если сделал тебе больно. Не думай обо мне слишком часто. Живи. Я всегда буду любить тебя…»***
Хёнвон проходится взглядом по строкам, сжимает в руках сильнее, скрывая записку в кармане пальто, а свою злость глубоко внутри. Кутаясь сильнее в тонкое пальто, убеждается в том, что жизнь — законченная тварь, уже в который раз. Он думает, что пора бы привыкнуть, но несправедливость прожигает мозг, заставляет тянуться за очередной порцией табака. Плач в омерзительном туалете, рвота от выпитых на голодный желудок таблеток и вселенская любовь с запиской в придачу. Минхёк не думал о чем-то, вроде облегчения, когда глотал одну таблетку за другой. Хёнвон не думает о шансах на спасение даже одной души, пытаясь привести себя в порядок ледяными струями из-под грязного крана. Облегчения не будет. Спасания и подавно. Их конец уже не изменить. И каждый из них знает, чем закончится история.