помогимнебольномровланудтвл— 盪 | таять, зачарованный, плененный. 脳震盪 (nōshintō, букв. сотрясение мозга) симптомы: ощущение, что «ты не чувствуешь себя самим собой», отрицание, отсутствие осознанности.
Должно быть, прошло уже больше десяти минут после утреннего объявления, а Кокичи все не было. Шуичи чувствовал, что его опасения были оправданны— Наконец-то, стук в дверь. Это было тяжеловато, но детектив все равно бросился к своей двери так быстро, как только мог. Он должен был догадаться: Кайто. У его друга были руки на бедрах и улыбка, которая всегда была слишком жемчужной и широкой для раннего утра. — Утра, Шуичи! — Доброе утро, Момота-кун, — Шуичи решил, что пора хотя бы выйти из своей комнаты. Он воспользовался возможностью, чтобы осмотреть общежитие. Но Кокичи не было. — Мы уже можем раскрыть наши результаты? — Кайто громко вздохнул. — Черт возьми, вся эта игра была чертовски глупой. Я даже зарядил «револьвер» дополнительной пулей и все равно выиграл. Казино не могут насытиться Кайто Момота, Светилом Звезд и Самым Удачливым Человеком На Свете! — Да, но было время, когда ты постоянно проигрывал Хоши-ку— Кайто быстро отмахнулся от Шуичи. — Харумаки еще не появлялась? — Парень покачал головой. — Я сначала постучал в ее дверь, но она не ответила, и я подумал, что, может, она сказала тебе, что собирается куда-то или что-то ещ… — Прямо над ними захлопнулась дверь. Парни тут же подняли головы. Говоря о дьяволе, Маки, скрестив руки на груди, подошла к ним своими обычными черствыми шагами. Но обычно она не хлопала дверьми (по крайней мере, не с утра пораньше). Видеть Маки более раздраженной, чем обычно было определенно не очень приятное зрелище. Ее ногти впивались в кожу предплечий, а брови были нахмурены настолько, что лоб был напряжен. — Утра, Харумаки! У тебя все в порядке? Маки пожала плечами. Они едва двигались. — Я в полном порядке, — Ее голос был низким, с царапающей серьезностью. — Наказание было пустяком по сравнению с моими тренировками. На самом деле это было скорее раздражение, чем наказание. — Шуичи мысленно повторил слова Маки. Скорее раздражение, чем наказание… Он бросил еще один взгляд в сторону двери Кокичи, прежде чем Кайто приобнял его и повел в кафетерий. По-прежнему ничего.***
За завтраком к ним присоединились Химико, Гонта, и Цумуги. — Я так боялась, что проиграю, — вздохнула Химико, когда Кайто пододвинул ей стул. — Когда этот револьвер вращался, думаю, я слишком сильно сосредоточилась на нем, потому что у меня начала сильно-сильно кружиться голова, а потом меня слегка вырвало, но я проглотила все обратно, потому что была счастлива, что победила. Цумуги вздохнула. — Я согласна, но, Юмено-сан, ты не должна была так подробно это описывать… — Гонте было интересно, когда играли все остальные, им тоже выпало много монет из автомата? Все покачали головами. — Ч-Что? — пробормотал Кайто. — Как, черт возьми, тебе это удалось? — Когда Гонта играл, эта штука попала на розовую ячейку. У Момоты-куна так не вышло? — Н-Нет! — Кайто скрестил руки на груди. — Играть в Идеальную гребаную Игру должно быть невозможно. В любом случае, это неважно. Я вставил в пистолет одну дополнительную пулю. Как насчет этого? — Глупость какая-то, — пробормотала Маки. В кафетерий вошел Киибо, но задержался в дверях. — Кто-нибудь из вас видел Ируму-сан? — Все снова покачали головами. — Ох… Я постучал в ее дверь, но она не ответила, и ее нет, так что… — Киибо позволил себе замолчать. — Я не обращаю на Ируму достаточно внимания, чтобы заметить ее, — Маки повернула голову и зевнула в ладонь. Шуичи вспомнил слова Монокумы о том, что по правилам наказания нельзя спать, пока не выключится монитор. Он догадался, что шоу на мониторе осталось лишь для получивших наказание. Если вспомнить слова всех учеников то, кажется, пока что только Маки подтвердила, что получила наказание. А поскольку Кокичи и Мию не хотят выходить из своих комнат, возможно, что они тоже проиграли игру? Мию была одной из тех, кто — мягко выражаясь — плывет по ветру, но она не пропускала время еды, даже когда весь день сходила с ума в своей лаборатории. Кокичи приходил на завтрак тогда, когда хотел, а иногда и вовсе не приходил. Но с его новым состоянием Шуичи понял, как это было для него трудно. Он был практически прикован к своему стулу и никогда не ел во время еды. Похоже, у него даже не было сил просто ковыряться в тарелке. — Киибо-кун, — вынужден был спросить Шуичи, прежде чем его еще сильнее затянуло в бездну собственных мыслей, — ты получил наказание? — Киибо сказал «нет». Это еще больше сузило круг: Маки призналась, что оказалась наказанной, а Кокичи и Мию были под большим подозрением. — Странно, что лишь немногие из нас получили наказание, — пробормотал детектив. Он отодвинул свой стул назад. — Я тоже пойду проведаю Ируму-сан и Ому-куна. — Да, Шуичи? Тогда Харумаки пойдет с тобой! Маки подняла голову от стола. — Прошу прощения? — Забавно, как Кайто постоянно получал от нее яростные взгляды, но никогда не обращал на них внимания и всякий раз, когда их замечал, просто отмахивался, как и сейчас. — Я слишком занят едой, чтобы идти, а тебе не помешает снова напрячь свои нервы после наказания, — для пущей убедительности он откусил большой кусок своего завтрака. Шуичи был удивлен, что Маки все-таки встала и пошла вместе с ним обратно в общежитие.***
Шуичи снова попытался постучать в дверь. Маки стояла в нескольких футах от него, скрестив руки на груди. — Если она не ответит сейчас, то уже никогда не отве— Дверь распахнулась настежь. Был виден только один глаз Мию. — Какого хрена тебе надо, Сукхара? — отрезала она. В ее голосе было больше яда, чем обычно, но Шуичи не обратил на это внимание. (Или, по крайней мере, он изо всех сил старался этого не показывать.) — Я пришел спросить, не хочешь ли ты, эм, позавтракать? Да… — Он прочистил горло. — Я пришел спросить, не хочешь ли ты позавтракать. — Я не голодна. Отвали, — она захлопнула дверь. Что ж, шансы, что она получила наказание увеличились в десять раз. Детектив подошел к двери Кокичи. Маки осталась на месте. Без ответа.***
— Ирума, наверное, тоже получила наказание, — пробормотала Маки, когда они возвращались в кафетерий. — Да, как я и думал… Что произошло? — Что ты имеешь в виду? — Маки избегала вопрос — очевидно. — Что они с тобой делали? — Будет трудно наметить масштабы наказания, если все будут так немногословны. Маки пожала плечами. — Основные методы пыток, — она произнесла это так небрежно, словно речь шла о временах года. — Около двух часов холода, затем жары, затем громкого шума, затем тишины, а потом… — она нахмурилась еще сильнее. — По телевизору показывали какие-то… глупые картинки. — Детектив едва уловил ее торопливое бормотание. — Телевизор? Не монитор? — Маки покачала головой. — Оу. Я и не знал, что он работает. Что на нем показывалось? — Кое-что из прошлого. Они пытались заставить меня волноваться, но это не сработало, — она еще крепче прижала руки к телу и отвернулась от парня. Дискуссия была окончена.***
— Как Ирума-сан? — спросил Киибо. — Если она, конечно, открыла дверь. — На самом деле, открыла. Она ответила, но сказала, что не голодна и мы должны уйти, только на более красочном языке. А Ома-кун дверь не открыл. Кто-нибудь его видел? — Шуичи получил коллективное «нет». — Он, наверное, просто спит, — Кайто пожал плечами. Он проглотил еще один кусок пищи. — Не знаю. — А что, если он тоже получил наказание? — предположила Цумуги. — Я… Я должен признать, что это вызывает у меня чувство беспокойства, — Киибо нервно взглянул на дверь. — Ома-кун, он… непредсказуемый. Если он получит мотив, кто знает, что он сделает? — Я не думаю, что он способен что-нибудь с нами сделать. — Слова Шуичи были ничем иным, как честностью, скрывающей правду. Кокичи был физически неспособен делать что-либо вообще. О сложном мышлении и проведении убийства, казалось, не могло быть и речи. И даже если бы он был способен, детектив все еще верил, что он никому из них не причинит вреда. — Да, — сказал Кайто. — Я согласен с Шуичи. Этот парень раздражает, но он не чокнутый убийца, ты же знаешь. — Я не думаю, что наказание было чем-то таким, из-за чего стоит убивать, — вмешалась Маки. — Ах, но, Харукава-сан, — сказал Шуичи, тщательно подбирая следующие слова, когда ее холодный взгляд остановился на нем, — если что-то может быть легко для тебя, это не значит, что это не будет трудно для любого другого, кто получил наказание. Ирума-сан отказывается выходить из своей комнаты, а Ома-кун исчез — с ними могло случиться все, что угодно, — Маки ничего не ответила. Шуичи такого не ожидал. Он взял вилку, решив начать завтракать, пока в разговоре наступило затишье. Но вот чего он совсем не ожидал, так это того, что вилка вдруг вылетит у него из рук. Виновник торжества стоял у входа в кафетерий. — Когда Сайхара-чан поймет… — он почти шептал, все замолчали, — …здесь нельзя доверять никому и ничему. Не. Ешь. Еду. Она отравлена, — Его челка, похоже, прилипла ко лбу. Должно быть, он сильно вспотел. Маки упоминала, что они провели два часа на жаре. На самом деле это было не так уж и давно. Ночь, полная пыток… неудивительно, что Кокичи выглядел так, словно в любую секунду готов был упасть. — Гонта все еще недоумевает, почему Ома-кун считает, что еда отравлена. Это ведь не так, верно? — Да, это не так, — Шуичи кивнул головой в сторону Гонты, прежде чем подняться на ноги. — Ома-кун, ты в порядке? — Ответ был явно отрицательным. Хотя Шуичи и сам не понимал, почему ему так хочется услышать это из уст самого Кокичи. Его покачивающаяся фигура была одновременно и поддразнивающей, и гипнотизирующей. — …О-Оума-кун? Парень лишь моргнул. Гладкая струйка крови соскользнула с его лба, потекла по переносице вниз, к кончику носа, а затем упала на пол. Кайто отреагировал первый. Он с визгом вскочил с места. — Э-Э-Э-Это к-к-к-кровь? Неужели он просто из ниоткуда начал истекать кровью?! Такое дерьмо случается только в фильмах ужасов! Н-Н-Неужели в Ому вселился какой-нибудь призрак, демон или черт-знает-кто?! — Момота, — пробормотала Маки, — перестань валять дурака. — Шуичи мысленно согласился. Он добрался до Кокичи. Должно быть, во время наказания его рана открылась вновь. А что, если он потеряет равновесие, упадет и снова ударится головой? Тогда мотив станет фактически удачным, и они потеряют еще одного друга — наихудший вариант развития событий. — Пойдем, Ома-кун, я отведу тебя обратно в твою комнату. — Похоже, сегодняшний день будет заключаться в еще большей тщетности попыток накормить прикованного к постели Кокичи, и у него снова ничего не выйдет. Но с этим Шуичи вполне мог смириться. Детектив едва успел положить руку на плечо Кокичи, когда тот прошептал: — Она идет. Должно быть, прямо сейчас… — и он рассмеялся. Смех был наполнен всей его прежней манией, но все еще был слабым. И прежде чем Шуичи успел задать вопрос, раздался бум! и все вокруг окутал дым. Мию кричала что-то неразборчивое. Все остальные начали кричать в ответ. Кокичи выскользнул из хватки Шуичи. Наступил хаос.***
Внешний мир выглядел как идеальная демонстрация разума Кокичи: туманный, хаотичный и бессмысленный. Паранойя тоже была представлена (к сожалению) в виде Ирумы Мию. Не нужно быть гением, чтобы понять, что он был ее главной целью. Если бы Кокичи не боролся за свою жизнь, он бы рассмеялся. Мию всегда умела глупо предсказывать ситуацию. Как давно она сказала, что убийство неизбежно и люди всегда ведут себя более «хреново, чем обычно», прежде чем убить или быть убитыми? Казалось, это было целую вечность назад. Кокичи слышал ее. Иногда ее голос звучал ближе, иногда — дальше. Иногда он отдавался эхом и звенел; иногда был подобен тропинке, извиваясь, шипя и жужжа прямо в его барабанные перепонки. Он сбивал с толку так же, как и дым. «Мию такая умная и такая тупая», — подумал Кокичи, сворачивая за угол. Умно было выпустить дымовую гранату, потому что тот, кто, возможно, наблюдал за ними, ничего не видел. Глупо было выпускать дымовую гранату, потому что сама Мию тоже ничего не видела. Он видел ее в очках, лишь когда она дрожащей рукой угрожала ему в общежитии после того, как они наконец вышли из своих комнат. Кокичи поморщился и закрыл уши после того, как один из ее воплей пронзил его насквозь. Он вытянул перед собой руку. Должно же быть хоть какое-то укрытие. Он был совершенно опустошен. Его грудь горела, ноги болели, голова пульсировала. Он дотронулся до двери. Женский туалет. Лучше, чем ничего. Он ввалился внутрь и захлопнул ногой дверь. Дым уже успел просочиться в комнату. Мию все еще кричала. Он не мог сказать, близко она или далеко, а мозг Кокичи продолжал кричать, чтобы он спрятался, но он не знал, где именно. Он едва удержался на ногах и вдруг стал падать назад, вниз — как он умудрился не удариться головой? — и совершенно в другой мир. Потайные комнаты всегда делались так, чтобы их можно было найти случайно. Это негласное правило природы. В комнате не было дыма. Она выглядела так, словно была плотно запечатана. Кокичи надеялся, что у Мию нет никаких шансов его обнаружить. Парень, держа одну руку на лбу, чтобы стереть оставшиеся пятна крови, а другую — на груди, чтобы успокоить сердце, ходил с дрожащими коленями и широко раскрытыми глазами. В комнате было около четырех или пяти мониторов. Стулья для отдыха: кресла и диванчики. Сердечки на стенах. Красная бархатная ткань, прикрывающая что-то. Он потянул ее вниз. Ему удалось лишь мельком увидеть слабое голубое свечение, провода и что-то, возможно, напоминающее Монокуму, прежде чем дверь со скрипом открылась. Рука Кокичи отлетела назад. Ткань снова накрыла футляр. Он сделал несколько шагов назад, прежде чем заставил себя присесть на корточки за одним из кресел. Из щели под сиденьем он увидел длинную юбку. Послышалось какое-то бормотание: «…камерах…ерта видно… Почему…?» А потом — бум!, снова. Еще одна дымовая граната. «Дерьмо.» Но разве Кокичи все еще может доверять собственным ушам? — О-Ома-кун? Похоже, его песенка спета. Кокичи, опираясь на кресло, с трудом поднялся на ноги. От этого его сердцебиение внезапно ускорилось и стало сильнее. Он чуть не свалился на пол. — Широгане-чан. Привет. Странно встретить тебя здесь. Как дела? — Я-Я убегала от дыма Ирумы-сан и хотела спрятаться в ближайшем месте, а потом оказалась здесь. Должно быть, мы оба случайно нашли это место, а? — Она обвела взглядом комнату и сцепила руки перед юбкой. Она стояла прямо перед тканью. — Должно быть, это какая-то потайная комната, все это время спрятанная у нас под носом… — Спрятанная у нас под носом, — повторил Кокичи. Цумуги моргнула. Один раз, второй. — Д-Да… Именно это я и сказала… Эм, — она прочистила горло, — м-может, это та комната, которую Главарь использует, ч-чтобы наблюдать за нами или что-то в этом роде. Ах, ох… О-Ома-кун, почему ты смеешься? — Кокичи не просто смеялся. Он был в истерике. Душераздирающей истерике, но она того стоит. Сквозь боль он выдавил из себя: — Мне удалось поймать Главаря~! Но ведь меня не просто так зовут Кокичи, а? А, а, а? «Кокичи», «небольшая удача». Понимаешь, понимаешь, понимаешь, когда ты тянешь омикудзи, тебе не нужен гребаный «кокичи». Тебе не нужно маленькое благословение. Нет-нет, ты хочешь «дайкичи», великое благословение. Эй, Широгане-чан, это была твоя идея — та игра в Монолетку? Ты сделала это, чтобы показать мне, что лишаешь меня той маленькой удачи, что у меня есть? А вместо этого ты даешь мне великое проклятие? «Дайкью.» Стоп, стоп, стоп. В этом нет никакого смысла, не так ли? — О-Ома-кун… — Дайкичи, чокичи, кокичи, ханкичи, сукичи— о чем это я? Оо, да. Конечно. Конечно, я обнаружу Главаря, когда буду становиться все более и более бесполезным, черт возьми, — Он уже едва держался на ногах. Он чувствовал это. Он чувствовал, как его сердце замедляется. В его мозгу больше не проносились со свистом тысячи мыслей в секунду. Его ноги уже едва держали тело. Он позволил себе откинуться на спинку дивана, все еще глядя на Цумуги и ее сжатые, дрожащие руки и плотно сомкнутые губы. Он тяжело вздохнул. — Хотя все в порядке. Пришло время нанести решающий удар или что-нибудь еще. Ну, ты знаешь, что ковбои или еще кто из милосердия убивают своих лошадей, когда те слишком слабы, чтобы идти дальше. Не зря и фамилия моя «Ома». В любом случае, хватит болтать без умолку. Широгане-чан может убить меня прямо сейчас, — он поднял свой взгляд и они пересеклись. — Это не должно быть слишком сложно, я знаю, что она уже делала это раньше. — Девушка все больше нервничала. Кокичи полагал, что его навыки лжи, независимо от того, насколько плохо у него с головой, всегда будут выше приемлемых. — Знаешь, Ома-кун, — ее слова были медленными и осторожными, — с твоей логикой ты тоже можешь быть мастермайндом. Я имею в виду, что это я нашла тебя в этой потайной комнате и не стала сразу предполагать, что ты Главарь. — Да, конечно. С чего бы тебе так полагать, если ты Главарь? Будь в курсе, Широгане-чан. Видишь ли, я знаю, что я наименее вероятный кандидат на роль мастермайнда. Так что, следовательно, у всех остальных есть шанс им быть. Если бы существовала такая большая вероятность того, что кто-то случайно проникнет в эту потайную комнату, то мы бы уже точно обнаружили ее все вместе. Так что, так что, так что есть большой, большой, большой шанс, что ты нашла эту секретную комнату специально, а не случайно. И по-моему, Широгане-чан бежала в другую от меня сторону, когда Ирума-чан бросила первую гранату. — Я могла побежать в эту сторону в любое время; и только потому, что есть небольшая вероятность того, что что-то случится, не означает, что это не случится никогда, Ома-кун. — Пф, Широгане-чан, — парень откинулся на спинку дивана, изображая раздражение. На самом деле он чувствовал, как его тело начинает поддаваться знакомому чувству усталости. — Да брось ты уже все это, — заныл он. — Игра окончена. Убей меня уже, поторопись. — Теперь он мог поближе рассмотреть по крайней мере один из мониторов. Экран был полностью заполнен серым дымом. — Хм, Широгане-чан, наверное, пришла сюда посмотреть на камеры, чтобы сориентироваться, а? Или ты пыталась выяснить, можно ли просмотреть запись, чтобы в случае убийства ты могла подтвердить, кто виновник? Итак, — он попытался поднять голову, — Широгане-чан, или я должен сказать Шубогане-чан? Поняла? «Шубо», «главарь»? Плевать. Просто уже сделай это. Хоть я и лжец, но если ты выпустишь меня отсюда живым и я расскажу об этом всем, они заинтересуются и начнут исследовать твое маленькое убежище. О, о, о! Может, я сумею придумать ложь даже лучше, чем эта: Ома Кокичи — Главарь. Как тебе звучит? — Ома-кун, прошу, хватит—прошу, хватит говорить глупости хотя бы на одну секунду. Может случиться что-то очень плохое, и, возможно, мы сейчас в безопасности здесь, в этой комнате; но мы понятия не имеем, где наши друзья, а Ирума-сан, очевидно, намеревает совершить убийство. А мы просто… сидим здесь… и ничего не делаем… — Вот и славненько! Это облегчит тебе задачу, потому что тогда Ирума-чан очевидно будет убийцей. Так что если ты не можешь видеть сквозь дым на камерах, ты все равно знаешь, что происходит, и тогда мы вдвоем сможем успешно проголосовать на следующем суде. Хм, было бы странно, если бы в Академии остались только мы вдвоем, а? И на что это будет похоже? Нет, погоди, разве убийственная игра не закончится, если останутся двое Незапятнанных? Ах, не совсем, потому что ни за что на свете ты не будешь незапятнанной, Шубогане-чан. Да ладно, просто признай уже это, — Кокичи улыбнулся так широко, как только мог. — Ты ведь раньше уже делала что-то подобное, не так ли? Цумуги вздохнула и села на диван напротив него. — Т-Ты что, подстрекаешь меня на какой-то ответ? Как сказал Момота-кун, когда ты обвинил его, Харукаву-сан и Юмено-сан в убийстве Сайхары-куна только потому, что не смог его найти вчера утром? Это не сработает, Ома-кун. Кокичи заставил себя подняться на ноги. Жгучая, электрическая боль тут же пронзила стопы его ног, прошла вверх по голеням и ударила прямо в колени. Сквозь боль, сквозь огонь он подошел к стене на противоположной стороне комнаты. Он почувствовал, как глаза Цумуги следят за ним. Он практически тащил свое собственное тело. Что, если это действительно конец? Что, если он действительно начинает умирать? Он вдруг почувствовал себя таким слабым без всякой на то причины. Что, если мотив действительно начинал убивать его? Если он умрет, когда все детали будут неясными, а правда по-прежнему скрытой, тогда всем будет еще тяжелее. Шуичи будет еще тяжелее. С этой мыслью он и принял решение. Тело Кокичи почти рухнуло на пол перед стеной, и он уперся в нее руками. Он повернул голову в сторону, чтобы увидеть реакцию Цумуги сквозь клетку своих рук. — Нас ведь никто не видит, верно? — прошептал он. — Конечно, нет. Зачем Главарю камеры в его собственном тайном убежище? Если кто-то из нас умрет, никто не узнает, верно? — Я-Я не знаю, Ома-кун. О-О-Откуда мне знать эти ужасные вещи? — Не знаю. Тогда давай проверим эту теорию. — Он склонил голову набок, отстраняя ее от стены, чтобы сверкнуть своей ослепительной (но увядающей) улыбкой в сторону Цумуги. — Я буду биться головой об эту стену, ты можешь сказать, что убила меня, и тогда ты сможешь сбежать из Академии. Как насчет этого? Цумуги вскочила на ноги. — Ома-кун, нет! Зачем тебе вообще делать что-то настолько безумное?! — Разве ты не хочешь сбежать? Это прекрасная возможность. Если ты не Главарь, то это, очевидно, шанс один на миллион, который ты не можешь упустить. Перед тобой кто-то на грани смерти, предлагающий убить себя, чтобы помочь тебе бежать. Тебе даже не придется пачкать руки~! И ты такая скучная и неинтересная, что тебе даже не нужно ничего говорить во время классного суда. Пусть они думают, что ты убила меня, а потом расскажи, что на самом деле я убил себя после того, как они проголосуют. Или… мы могли бы сделать все наоборот. Я могу убить себя, заставить всех думать, что ты меня убила, заставить их всех обвинить тебя. У меня уже есть сотрясение мозга. Я… уже умираю. Мне просто нужно… стукнуться своим гребаным черепом об эту стену, и я покойник. — О-Ома, не… — Она попыталась сделать шаг ему навстречу. Он еще больше откинул голову назад. Она остановилась как вкопанная. — Тогда докажи. Докажи, что ты не Главарь. — П-Почему я должна им быть? В этом нет никакого смысла! — Кокичи думал о Шуичи. Детектив увидит все насквозь, в то время как другие идиоты, скорее всего, будут убеждены в обратном, если он выполнит все достаточно убедительно. И это шло вразрез с его прежней мыслью: он покончит с собой раньше, чем его болезнь успеет это сделать, и у него было страшное предчувствие, что это произойдет очень скоро. — О-Ома-кун, н-не плачь… это бесполезно. — «Бесполезно.» «Напрасно.» Это такое странное слово. Должно быть, Кокичи ослышался. Парень покачал головой. — Я наконец поймал Главаря, и я слишком никчемен, чтобы сделать с этим хоть какое-нибудь дерьмо… — Сначала он думал, что единственной вещью, которую он мог контролировать в убийственной игре, были его эмоции; затем он думал, что это была его способность владеть и ложью, и правдой, но на самом деле это была его жизнь. Последней вещью, над которой он думал, что имеет контроль в игре жизни или смерти, была его жизнь. И он даже не осознавал этого до самого последнего момента. — Правда, Широгане-чан, я могу убить себя или можешь ты убить меня, держать мое тело в этой уютной маленькой потайной комнатке, а потом делать с ним все, что захочешь. Это абсолютно стоящая сделка. — Э-Эй, посмотри на камеру! — Она указала на монитор, который находился вне поля зрения Кокичи. Он посмотрел на монитор на противоположной стене. Дым уже начал рассеиваться. — Это что, попытка отвлечь меня, чтобы ты могла нанести удар? — Нет. Я бы никогда так не поступила. Похоже, Ирума-чан вот-вот нанесет удар… — вышеупомянутая девушка была едва видна сквозь медленно рассеивающийся дым. Кокичи мог только догадываться, что она устроила какую-то ловушку в общежитии. Шуичи. Ночные кошмары. Он ничего не мог с этим поделать. Он был практически парализован и находился на грани потери сознания. — Мы не можем просто смотреть, как Ирума-сан ранит одного из наших друзей. Мы должны что-то предпринять, — Цумуги уже направилась к двери. — Иди, — Кокичи медленно прислонился к стене. Этот образ Цумуги будет навсегда выжжен в глубине его век. — Я знаю, что ты мастермайнд, — выдохнул он, — и я расскажу всем. — Он изо всех сил пытался держать веки открытыми. Однако он увидел, как она остановилась, прежде чем развернуться и пройти прямо к нему. Она и так была высокой девушкой, но когда он вот так прижался к стене, она буквально возвышалась над ним. Не то чтобы он раньше не был в ее власти. Но это не было так удушающе, как сейчас. — Этот сезон с самого начала пошел к чертям, — пробормотала Цумуги. Она подняла ногу вверх. Ей хватило всего одного удара, чтобы разбить его череп о стену.***
— Кто из них этот? — Выживший, сэр. — Из того культа или еще чего? Какой статус? — Боюсь, что он находится в критическом состоянии. — Что у него? — Наверняка травма головы. Возможно, кровоизлияние в мозг, но это наихудший вариант развития событий. — Жизненные показатели? — Низкие. Все очень низкие. Температура, кровяное давление, пульс, частота дыхания. Он был без сознания с тех пор, как прибыл сюда, и мы не смогли привести его в чувство. — Поэтому я и здесь, чтобы взять все на себя.***
Кокичи это слышал. Это было произнесено как одно слово, но оно было составлено из разных букв. Их было слишком много. Затем он снова услышал шепот. — Он больше не узнает себя под этим именем. — Хорошо, хорошо. Ома Кокичи-сан, вы меня слышите? — Он почувствовал, как его веки дернулись и напряглись. — Это лучше, чем ничего…***
Должно быть, это было на следующий день после того, как Кокичи снова смог открывать глаза дольше, чем на пару минут. Внезапно его заключили в объятия. Объятия были слишком сильными, слишком близкими, слишком резкими. — Ах, Ома-кун, я-я так долго ждал. Ты даже не представляешь, какое облегчение я испытал, когда врачи наконец привели тебя в чувство. Просто ты был самым слабым из всех нас, когда мы выбрались от туда, и ты не просыпался, и я был так напуган. О-Ох. Прости. — Он, должно быть, только сейчас заметил, насколько односторонним было это объятие. — Прости меня, — повторил он, отступая назад. — Хоть извинился, — пробормотал Кокичи. Он снова завернулся в свои простыни. — А ты вообще кто такой? — Ома-кун, — парень неуверенно улыбнулся, — п-перестань шутить. — Зачем мне шутить с каким-то странным незнакомцем, который обнимает всех подряд? Рот парня открылся, закрылся, снова открылся и снова закрылся, прежде чем он внезапно поклонился, еще раз извинился и ушел.***
Должно быть, это было на следующий день. Кокичи мог держать голову прямо несколько минут, прежде чем это становилось утомительным. Достаточно для того, чтобы выглянуть в окно. Он находился довольно высоко, в облаках, на одном уровне с более высокими зданиями, окружавшими городскую больницу. Он пришел снова. Парень. Незнакомец. Он не произнес ни слова, даже не взглянул на него. Он просто поставил на тумбочку несколько цветов (нежно-голубые, незабудки). Привязал рядом с ним несколько воздушных шаров (темно-фиолетовые, с типичной надписью «выздоравливай скорее»). И еще несколько открыток. Одна открытка была подписана от Юмено Химико, говорящая, что его имя должно быть Ома «Дайкичи», потому что он «большой счастливчик», что выжил и смог все выяснить. Одна была от Харукавы Маки: простое «выздоравливай скорее» с примитивными каракулями больших пальцев вверх. Одна была от Момоты Кайто, и, если разобрать ужасный почерк, он тоже хотел, чтобы Кокичи поскорее поправился. И последняя была от Сайхары Шуичи, и если Кокичи позволял себе слишком много о ней думать, то она скорее походила на робкое любовное письмо, а не на записку о скором выздоровлении, как другие, наполненную осторожными слащавыми пожеланиями и неуверенными строчками. — Кто эти люди? — спросил Кокичи. Но парня уже не было.***
Должно быть, прошла неделя или две, прежде чем он снова смог уверенно ходить. Это были детские шаги, много детских шагов, но Кокичи твердо решил, что не будет прикован к постели или к инвалидному креслу. Следуя рекомендациям одной из медсестер, он разминал ноги по всему отделению больницы, в котором находился. Рядом с ним стояла капельница, которую он тащил за собой и использовал как трость, пока медленно совершал свой обход. — Эй, мамочка, это он! — Это был какой-то ребенок. Брюнет с блестящими глазами. Малыш показывал своим маленьким грязным пальчиком прямо на него, так что не было никакой ошибки, что Кокичи был «им», о котором говорил малыш. — Мамочка, мамочка, помнишь его? Это тот самый мальчик из телевизора! Мать ребенка прошипела его имя. — Невежливо показывать пальцем на людей. Извинись. — Малыш медленно извинился, и мать повторила за ним более быстрое извинение, прежде чем они исчезли в коридоре. Мальчик видел его по телевизору, да? Одна из его медсестер упомянала, что где-то на этаже есть телевизионная комната. Он волочил ноги туда, где она могла быть, и каким-то чудом нашел ее. Это была комната, спрятанная в углу в конце коридора, где, как понял Кокичи, обычно находились пожилые пациенты. Говоря о них, все четверо стариков сидели в ровном ряду на выцветших, потертых креслах, из которых сочилась набивка; с одной стороны подлокотников находились подносы с недоеденной едой, а с другой — воздушные шары, привязанные к запястьям. Все они перевели взгляд на Кокичи, когда он вошел в комнату. Он изо всех сил старался не обращать внимания на всезнающие взгляды, которыми они сверлили его голову. Были включены новости, транслируя историю о пяти выживших в «убийственной игре», организованной «Широгане Цумуги» и культом в бегах, который называл себя «Команда Данганронпа». Статус выживших сначала не был определен; затем сообщилось, что трое из них находятся в хорошем физическом состоянии; один был в удовлетворительном состоянии, будучи заражен вирусом во время игры, а другой, который ранее был в критическом состоянии, был на пути к выздоровлению. Никаких фотографий выживших на экране не появилось, как и следовало ожидать. Только покойный Главарь. Простая, невзрачная девушка с милой улыбкой и в очках. В палату вошла медсестра и выключила телевизор. Все старики застонали в унисон. — Эй, сейчас же. Ваше время в телевизионной комнате истекло. Вы не можете просто сидеть здесь и смотреть телевизор весь день.***
Должно быть, это случилось примерно через неделю, когда ноги Кокичи уже не были похожи на сваренную лапшу, а превратились в палочки от мороженого, а его глаза стали переносить как флуоресцентные лампы больницы, так и медленно, но верно солнечный свет. Он находился в библиотеке с более удобной обстановкой и освещением по соседству с больницей. Он должен быть там на сеансе групповой психотерапии или что-то в этом роде. На самом деле это была скорее катастрофа. Его пришлось сопровождать в библиотеку, потому что люди с камерами окружали жилой комплекс прямо через дорогу от библиотеки и больницы. Кокичи спросил охранников, не живет ли там какая-нибудь, знаменитость. Один из них пробормотал, что это что-то вроде этого. Когда Кокичи убедился, что абсолютно никто не воспринимает групповой сеанс всерьез — вплоть до психотерапевта, который, казалось, был более озабочен тем, что происходит в его телефоне, — он отполз от своего места в круге и огляделся. Он подошел к ближайшей книжной полке и взял книгу, которая была к нему ближе всего. Слова были немного расплывчатыми. Кокичи никогда не говорили, нужны ему очки или нет. Он захлопнул книгу и попытался достать другую. Ему нужно хоть как-то развлечься, пока не придут медсестры, чтобы снова всех собрать. И тут он увидел его. Того парня. Незнакомца. Дарителя подарков. Держа в руках книгу, он покачал головой и поставил ее обратно на полку. А потом он поднял голову, их взгляды встретились, и Кокичи споткнулся о собственные ноги. Парень тут же бросился к нему. Он выглядел взволнованным. — Ты в порядке? Ты снова ударился головой? — Я в порядке, в порядке. Тебе вовсе не обязательно быть моей наседкой. — Тут парень замолчал, прикусил губу, покачал головой и пошел прочь. Кокичи решил, что это, скорее всего, потому, что он считал его жалким, ведь он так болен, так ранен, так беспомощен, а его руки без всякой причины пронизывает озноб. Он вернулся к книгам.***
Прошло, наверное, недели две или больше, прежде чем Кокичи перевели на стационарное лечение. Он принес (мертвые) цветы и (сдутые) воздушные шары, а также открытки (от неизвестного) с собой в свою новую палату. Больше у него ничего не было. (И судя по тому, что сказали врачи и медсестры, когда он проснулся, у него даже не было имени «Ома Кокичи».) Все в его новой ванной комнате было меньше. Начиная с ванной и заканчивая душем, туалетом, раковиной и зеркалом. Он откинул волосы со лба. В центре него виднелся порез, покрытый струпьями. Врачи сказали, что он получил его, упав с высоты этажа и получив большую часть повреждений на голову и грудь. Это также объясняло синяк в центре его грудной клетки. Кроме того, на боку у него была отметина и синяк прямо между нижними ребрами, по словам врачей, от драки. Еще одно событие, о котором он совершенно не помнил. И все же он слышал так много историй и позволил своей голове быть забитой таким количеством объяснений, что лечение, казалось, не работало. И что ему теперь делать? Путь казался длинным и безнадежным. Кокичи ухватился за край раковины. Похоже, ему придется взять дело в свои руки, если он хочет скорейшего выздоровления.***
Прошло около недели, прежде чем парень пришел к нему в третий раз. У него была полная до краев посылка с вещами, которые сознание Кокичи сумело отметить как его любимые: от закусок до напитков и даже новой одежды. Наблюдая за ним, Кокичи закинул ноги на край кровати. — Ты, должно быть, хорошо меня знаешь, а? Чтобы купить для меня все это. — Парень смотрел на него широко раскрытыми глазами, как будто только что заметил Кокичи. — П-Прости. Мне сказали, что ты должен быть на сеансе групповой терапии. Я не хотел тебя беспокоить… — Да, но я его пропустил. Это слишком скууучно. — Верно… — Парень кивнул и затем развернулся, чтобы уйти. — Хэй! — Он повернулся, все еще держа руку на дверной ручке. — Спасибо, Сайхара-чан. — Ч-Что ты сейчас сказал? — Боже, я сказал «спасибо, Сайхара-чан». У тебя проблемы со слухом с тех пор, как я в последний раз… — Кокичи заключили в такие объятия, что он чуть не упал на кровать. На этот раз он обнял Шуичи в ответ. — Я-Я так боялся. Все так боялись, что ты забудешь нас навсегда. И-И плохо то, что было бы, наверное, лучше, если бы ты действительно все забыл, но… эгоистичная часть меня не хотела, чтобы ты забыл обо мне, — Шуичи отстранился, чтобы посмотреть ему в глаза. — К-Как…? Кокичи попытался пожать плечами. — Я просто взял все в свои руки. Я каждый день и ночь пытался изучить об убийственной игре как можно больше. Я сложил два и два и понял, что участвовал в ней, основываясь на некоторых вещах, которые я узнал здесь, например, новости и слова врачей. И довольно скоро воспоминания начали вставать на свои места, но детали все еще чуть-чуть туманны. — О Боже. Шуичи начал плакать. — К-Кайто-кун слишком долго лежал в больнице из-за того вируса и… я так боялся, что потеряю еще двух своих друзей, просто… — У Кокичи не было слов. Он никогда не был человеком, к которому обращаются за утешением. Поэтому он просто поднес большие пальцы к глазам парня и вытер столько слез, сколько смог. А Шуичи, всегда такой чудак, улыбался.***
Должно быть, прошла целая ночь, пока они разговаривали друг с другом. Кокичи признался, что, когда он все еще был в коме, ему приснился какой-то сон о том, как Цумуги ударила его ногой по голове. Шуичи сказал, что не думает, что это было правдой. (Ключевое слово: «думает».) Но что было правдой, так это то, что Гонта, Мию и Киибо пропали. Слабые вспышки эхом отдавались в сознании Кокичи, резкие всплески того, как Мию умудрялась превращать любое слово в односложное, мягкое воркование Гонты к его каким-то образом прирученным бабочкам, рассеянные приглушенные подбадривания Киибо, которые всегда были наготове. — Я-Я никак не могу подтвердить то, что произошло между тобой и Широгане, — сказал Шуичи. — Я не смотрел запись игры. Я не могу этого вынести. Это… слишком больно. Н-Но, я провел кое-какое расследование по «Команде Данганронпа», и мне удалось найти какую-то базу данных, которая им принадлежит. Я… не очень хорош в компьютерах, но я медленно, но верно собираю о них информацию. — Что же тогда думает Сайхара-чан, будучи Абсолютным Детективом? — Не знаю. В смысле, о том, что я «Абсолютный Детектив». Мы просто обычные люди. Даже Широгане. Но, судя по тому, что я прочитал из файлов в базе данных, она, кажется, была совсем не в себе по сравнению со всей командой. Она определенно заслужила звание Главаря. Ах, уже поздно, мне, наверное, пора идти. Это может стать, эм, невыносимо, если я сразу расскажу тебе слишком много. — Куда это Сайхара-чан собирается? — О, в этот жилой комплекс рядом с библиотекой. Я и Кайто-кун делим одну комнату, а Маки-сан и Химико-сан — другую. — «Кайто-кун», «Маки-сан», «Химико-сан». Когда это произошло? Оо, и ты только что сказал «Широгане» и ничего больше. Шуичи пожал плечами. — Я решил не использовать уважительные суффиксы для тех, кто не заслуживает этого уважения. И Кайто-кун настаивал, чтобы мы все называли друг друга по имени, если будем жить вместе, но я сделал своего рода исключение, продолжая использовать суффиксы, потому что все это как-то неожиданно. — Ахх, все так сблизились друг с другом и все такие друзья-подружки без меня, — Кокичи состроил обиженное личико. — Ну, если хочешь, мы тоже можем так делать. — Кокичи моргнул. Шуичи моргнул в ответ. — Ладно, наверное… Шуичи-чан, — он произнес это имя так, словно оно было чужим, словно хотел попробовать его на вкус и позволить каждому слогу слететь с языка. — Кокичи, — Шуичи кивнул. — Ох. Неужели я тебе не нравлюсь? Я не услышал никакого уважения. — Может и так, — посмеялся парень. — М-Могу я… переночевать здесь? — Господи, я так долго ждал этого вопроса.***
На следующий день они проснулись вместе. Шуичи удалось втиснуться в кровать (или правильнее было бы сказать, что это Кокичи туда втиснулся, потому что он был меньше ростом?), а его рука была обвита вокруг талии Кокичи, пальцы прижаты к пояснице. — Тебе не кажется это странным? — прошептал Кокичи в атмосферу. — Я… знаю и не знаю, что ты имеешь в виду одновременно. Я, эм, — он отвел взгляд в сторону, — чувствую, что мы едва избежали смерти, и… я не должен быть тем, кто выжил. Так много наших друзей заслуживают гораздо большего, чем я, я-я… — Не говори так. — Их взгляды снова пересеклись. — П-Прости, но я ничего не могу поделать. И-Иногда, эм, эти мысли приходят мне в голову, особенно когда ты и Кайто-кун все еще были в довольно плохом состоянии. — С нами ведь уже все хорошо, верно? Кстати говоря, какие у нас планы, когда я выберусь отсюда? — Ах, на самом деле, я не знаю. Я чувствую, что изучил о Широгане все, что мог, в конце концов эти репортеры потеряют интерес и перейдут к следующей горячей теме, и тогда, надеюсь, в будущем больше не будет никаких убийственных игр. Мы, эм, пытаемся выяснить, можем ли мы связаться с нашими семьями, но это оказывается довольно трудно. Трудно выяснить наши прежние личности, и никто не пытается с нами связаться. Как будто нас… стерли с лица Земли. Пока что мы получаем пособие, чтобы жить в той квартире, но это не будет длиться вечно. И я не совсем понимаю, на какую работу могут взять таких людей, как мы. Я даже не знаю уровень нашего образования, если мы хотя бы закончили старшую школу— Кокичи прижал палец к губам парня. — Шуичи-чан нужно перестать волноваться. В этой больнице нет места паникерам. — Это… звучит как-то абсурдно. — Тсс, тсс. Послушай, — Кокичи медленно убрал палец. Вокруг не было ничего, кроме тишины. — Ты это слышишь? Я не слышу никакого беспокойства. — Я… не ожидал, что ты будешь из тех, кто наслаждается тишиной. — Что ж, теперь нам многое предстоит узнать о себе. У нас еще вся жизнь впереди или что-то в этом роде; разве это не те банальные вещи, которые люди говорят, когда живут своей жизнью и все такое? — Шуичи бросил на него странный взгляд. Их носы соприкоснулись. Это лишь сильнее и сильнее его бесило. — Боооже, Шуичи-чан, сделай уже что-нибудь. Ты ведешь себя так страаанно. — И тут Шуичи… поцеловал его в нос. — О. Вау. Поговорим о разочаровании. — Ч-Что? — Когда я впервые произнес твое имя, ты должен был не умолкать ни на секунду. Может быть, моя память и пошла ко всем чертям, но я достаточно насмотрелся этих дрянных фильмов, чтобы знать, что когда один человек вспоминает другого, они драматично целуются, — Кокичи скрутил губы в трубочку и издал несколько громких прочмокиваний. Шуичи громко вздохнул. — Ой, н-неужели Ш-Шуичи-чан хочет вечно целовать меня в нос, как бабушка? — У Кокичи навернулись слезы. — К-К-Как же скууучно. Что я такого сделал, чтобы заслужить это?! — П-Прекрати это. — Парень вытер чужие слезы. Кокичи чуть не отшатнулся назад, к краю кровати. Какое ненужное прикосновение. Шуичи же хорошо знал, что он может заставить слезы появиться и исчезнуть по команде, как по волшебству. Он поднял руку, чтобы взять запястье Шуичи и отвести его в сторону. Его пальцы все еще прижимались к его щеке. Кокичи опустил руку. Он снова наклонился, явно не к носу, и их губы слегка соприкоснулись. Он так нервничал, что Кокичи чувствовал его дрожь. Он не смог сдержать улыбку, но все же подавил смешок, прежде чем тот успел вырваться наружу. — Н-Ну как? — прошептал Шуичи. — Я знаю, что Шуичи-чан может лучше. Ну же. — Парень положил руку на плечо Кокичи, словно пытаясь успокоиться, прежде чем снова двинуться вперед. Прикосновение все еще было нервным, но уже более явным, более уверенным. Кокичи почувствовал, как пальцы на его плече сжались. Это прикосновение, должно быть, было подсознательным. Они оба сделали медленный вдох, вдыхая друг друга, прежде чем расстаться. Глаза у Шуичи были словно щелочки, остались лишь янтарные искорки, которые всегда терялись в серых лужах. Слишком много, слишком рано, но почему-то так правильно.***
Они, должно быть, прощались друг с другом по меньшей мере раз пять или около того, прерываясь снова и снова все новыми и новыми поцелуями — шуточными поцелуями в нос, серьезными поцелуями в губы, вокруг, сверху, снизу, везде. Когда Шуичи все-таки ушел, Кокичи оглядел свою комнату. Он подумал, что нужно привести ее в порядок. Это было не совсем приемлемо — позволить его комнате превратиться в свалку. Он выбросил засохшие цветы и сдувшиеся воздушные шарики, но открытки и посылку оставил себе. Он никогда по-настоящему не разглядывал принесенные вещи до этого момента, как он об этом задумался. Он перебирал вещи и вытаскивал их одну за другой на кровать, пока не добрался до дна коробки. Он почувствовал, как его тело замерло. Он и раньше помнил, что над его головой всегда что-то было, всегда вне досягаемости. Раньше это всегда было чем-то недоступным, недостижимым. Но оно больше не отскакивало, когда он пытался до него дотронуться. Оно было здесь, оно позволяло схватить себя. Наконец-то. — А, теперь я понял.