Охотник на крыс

«...На дне рождения ее величества я имел честь познакомиться с графиней Рокслей, коя любезно пригласила меня навещать графа Васспарда в ее доме» Ричард прикусил перо. С каким удовольствием он дописал бы «...и окружила истинно материнской заботой», но не хотелось заканчивать враньем первое же письмо в Надор. Графиню вдруг утомила музыка. Почему не договорить в карете, раз уж им по пути? Ричард смутно подозревал, что его вовлекают в легкомысленное, едва ли не скандальное приключение, но доверился женскому чувству такта. Разве придворная дама королевы не должна разбираться в светских приличиях лучше, чем дядюшка Эйвон, обучавший его этикету? Эйвона называл чересчур церемонным еще отец! «герцог Эгмонт», — поправил себя Ричард. Нить воспоминаний выскользнула из пальцев — словно его тычком пробудили от грезы. Усилием воли он вернулся к балу. Когда скрипки запели что-то по-деревенски разбитное, не звучавшее в их танцевальном классе, а капельмейстер застучал быстрее, Ричард галантно, как подобает рыцарю, вывел графиню в весеннюю ночь и велел слугам с гербами Рокслеев подавать экипаж. Она скромно принимала ухаживания, но когда они сели в карету, случилось то, что он даже про себя не осмеливался называть иначе, чем «роковым помешательством». Ричард опешил, однако не позволил захмелевшей графине сгубить свое доброе имя, за что был нещадно бит — сперва веером, потом холеными ручками с длинными ногтями. У ограды с воронами карета остановилась, лишь чтобы красный, исцарапанный Ричард вывалился на мостовую, и после сердитого окрика сразу же сорвалась с места. Только чудом он не угодил под колеса. Но этим мера позора на день не исчерпалась! Едва Ричард затворил за собой дверь спальни, дабы в тишине и покое обмозговать события вечера, как объявился Хуан с подорожниковой примочкой для боевых ран. И откуда узнал? Словно у него в доме тысяча глаз. Кошкин кэналлиец ничего не сказал, но как смотрел, как смотрел! Будто это Ричард, неотесанный, спустившийся с гор дикарь, пытался обесчестить графиню в ее собственной карете, а не наоборот! И ладно бы Хуан обвинял. Ричард сумел бы опровергнуть поклеп. Но в глазах Хуана плясали искры плутовского веселья — словно при нем бедолагу, забредшего в игорный притон, разули и раздели догола. Впрочем, чего еще ждать от этакого разбойника? А ведь была еще крыса из будуара. Ричард мог бы поклясться на Эсператии, что видел серую гадину — она выскочила из-за ноги графа Штанцлера и понеслась к юбкам девицы, державшей шпильки королевы. Усы, проплешины на боках, лысый хвост... бррр. Куда только смотрят дворцовые слуги и дворцовые коты? Естественно, Ричард закричал и затопал ногами, отпугивая тварь. Что после этого началось, невозможно было вспоминать без стыда и содрогания. Грохнулась на пол шкатулка с гребнями, раскатились баночки из цветного фарфора, высыпались румяна и белила, в воздухе повисло облако пудры, две склянки с маслами разбились, и будуар заполнил удушающий запах роз. Королева и ее фрейлина... в их сторону Ричард старался не глядеть, благо эр Штанцлер сразу же предложил обеим дамам нюхательной соли. Алва хохотал как сумасшедший, а кардинал устремил на Ричарда тяжелый, буравящий взгляд. Если подытожить, на приеме Ричард вызвал неудовольствие всех влиятельных персон, с кем только пересеклась его дорожка. Нет, лучше не описывать Алану, каким провальным оказался его первый выход в свет. Пусть Ричард действовал из самых чистых побуждений, когда предупреждал о крысе, обернулось это огромным конфузом. А матушке и подавно не след читать о царящих при дворе нравах. Страшно вообразить, что стало бы, если бы задумка графини Рокслей удалась. Она обнаружила бы повязку, спросила, что под ней, он растерялся бы, принялся мямлить... ужас! Ричард потряс головой, чтобы избавиться от докучных картин. На сей раз все обошлось, а следующего он не допустит. Поскорее бы настала осень, и братишка поступил в Лаик. Ричард навещал бы его, как только выдастся свободный вечер. Пусть первые четыре месяца к унарам не пускают родичей, кто запретит ему перелезть через каменную ограду и найти Алана в парке? Постучать в окошко его кельи? А с собой Ричард привезет еще теплых булочек с лотка. Он улыбнулся, представив, как порадовался бы гостю сам. Интересно, кто возьмет Алана в оруженосцы? Вряд ли Дорак второй раз снизойдет до запрета, когда первый преступили столь нагло. Но, с другой стороны, — уж очень известное имя придется выкликнуть перед всем двором. Кто осмелится бросить перчатку в лицо королю и «навозникам», выбрав тезку убийцы? Кому такое сойдет с рук? Ричард вскочил со стула и нервно заходил из угла в угол. Он надеялся раззнакомиться с приятелями эра, а перед днем Святого Фабиана попросить об услуге. Дружба с Рокэ Алвой любого оградит от подозрений, ведь правда? Что угодно, но Алан не должен с позором вернуться в Надор. Ричард и без того чувствовал себя вором, а если Алана вышвырнут, как намеревались поступить с ним самим, получится, что он не просто похитил титул младшего брата, а еще и его судьбу. Ричард остановился перед зеркалом. Наль приглашал посетить петушиные бои, но с расцарапанной физиономией разве высунешь нос из дома? Чтобы каждый встречный-поперечный гадал, откуда следы? Нет уж. Письмо в Надор тоже не задалось — сложно излагать мысли на бумаге, если вынужден то умалчивать, то привирать, — и он решил размяться. Кошка наблюдала за клевавшим землю воробьем, ее хвост подергивался от предвкушения удачной охоты, пусть дичь и была ей на один зуб. Внутри Ричарда все подобралось, словно он тоже вот-вот на кого-то кинется. Он отвернулся. Босоногий паренек мел двор, и черенок метлы торчал над его смоляными вихрами, прутья скребли мозаичные плиты, поднимая пыль. Двое мальчишек поливали из садовой лейки апельсиновые деревья в кадках. Ричард спустился с крыльца и медленно двинулся вдоль стены из старых камней, останавливаясь у окон: заглянуть в чужой мир, уловить обрывок разговора в коридоре. Поневоле забудешь, что Кэналлийские Вороны выстроили эту резиденцию еще до падения Кабитэлы — в доме Алвы не пахло ветхостью. На потолках белела подновленная лепнина, драпировки и портьеры радовали глаз индиговой синевой, панели защищал от жучка лак, нигде ни следа паутины и сажи. Не сравнить с разрухой в Надоре. Ушей коснулся звон стали, Ричард ускорил шаг и, вывернув из-за угла, увидел дерущихся. Трое нападали на одного, нападали грамотно, не мешая друг другу, но он чудом отражал все атаки. Висельники? Грабители? Откуда, закатные твари, посередь бела дня?.. Рука потянулась к поясу — проклятье, когда нужно, при нем нет даже кинжала! Ричард внимательнее вгляделся в лица, и все встало на места. Он застал не драку, а тренировку. Алва повязал волосы косынкой, чтоб не лезли в глаза. Сменил отороченную кружевами сорочку на черную рубаху, да и ту не удосужился зашнуровать — в распахнутом вороте на цепочке раскачивался медальон. Он носит знак Великого Дома, кто бы мог подумать? У Ричарда защемило в груди. Медальон, который пять лет считал своим, он надел на шею Алану, покидая Надор. Шпаги мелькали как молнии, вспыхивали тусклым серебром. От лязга дрожал воздух, собранные в хвосты волосы хлестали по спинам, а из-под сапог кэналлийцев поднималась пыль. Топот наслаивался на хриплые выкрики, но кто именно кричал, было неясно. До чего же красиво — не свалка, а танец железа и смерти, воплощенные сила и ловкость в каждом взмахе рукой, шаге, скупом движении... Сдается, нет ничего естественнее, чем крутнуть кистью, вскинуть клинок, защищаясь от двух атак разом и готовясь парировать третью, но Ричард знал: сам-то он непременно растерялся бы и, в итоге, не отбил ни одной. Слишком медлительный. Он рассматривал картины с рыцарями, облаченными в латы от макушки до пят, в правой руке — длинный меч, через левую — перекинут дубовый щит, и жалел, что живет в иную эпоху. Эпоху финтов и уверток. Алан не любил примерять доспехи предков, жаловался, что через забрало ничего не увидишь, а у Ричарда в них горделивее расправлялись плечи, и он был готов в одиночку пойти на целую армию врагов. Алва отступил от своих противников на два шага, опустил шпагу и отдал приказ на кэналлийском. Трое вернули оружие в ножны и низко поклонились — тренировка подошла к концу. Посмеиваясь и переговариваясь звонкими голосами, они удалились. Алва утер взмокший лоб рукавом. — В ваши покои влезла дикая кошка, юноша? — спросил он, не отнимая руки от лица. — Или дворцовая крыса решила отомстить? «У вашего оруженосца очень живое воображение, герцог, — сказал кардинал, когда крысу в будуаре королевы так и не нашли. — Не мудрено, вряд ли жизнь в Надоре била ключом». Интересно, Алва тоже считает, что он все выдумал? — Нет, — Ричарду захотелось юркнуть обратно за угол. — Нет, это... я не могу сказать. Его застигли за подглядыванием — какой стыд. Ричард не понимал, почему злится на себя больше — из-за того, что завороженно пялился на руку, убившую герцога Эгмонта, или что топтался в сторонке, как худородный проситель, а не подошел поглазеть открыто. После того как полвечера таращился на компанию эра во дворце! Чего доброго, Рокэ Алва подумает, что Ричард Окделл способен только следить за ним взглядом побитой собачонки. — Надеюсь лишь, что ее когти не были ядовиты, — Алва фыркнул, — и ваши раны заживут без следа. Иначе дамы решат, что я изуродовал вас из зависти. К слову, как поживает укус? — Все прошло, благодарю вас. — Покажите, — Алва приблизился, требовательно протянул ладонь. Ричард вложил в нее руку. Сухие и горячие, пальцы Алвы пробежались вдоль запекшегося рубца, он удовлетворенно кивнул. Заживало действительно хорошо — сошли краснота и припухлость, а через день-другой отпадет и кровавая корочка. Алва отпустил его, и Ричард отстранился, напоследок вдохнув полными легкими запах — свежего пота, железа и кожи, ткани, которую полоскали в лавандовой воде. Ничего особенного, но Ричард с ужасом ощутил, как шерсть на его (трижды проклятом, накрепко примотанном к ноге!) хвосте встопорщилась. — Четвертый по фехтованию в Лаик? Практиковаться вам еще рано, — решил Алва. — Не сочтите за труд подать мне воды. — Но... где? — Ричард огляделся, радуясь возможности отойти. Тот кивком указал на притаившийся в тени колодец. Ричард нахмурился. Крутить ворот было недостойно герцога, но не отказывать же в воде страждущему? Видно, Алва устал, если просит. Эсператия содержала притчу о торгаше, который отказал нищему в кружке воды, и... кажется, ничем хорошим это для него не закончилось. Пусть Алва походил на нищего меньше всего, как и Ричард — на торгаша, он направился к вороту. И пока опускал пустое ведро, а поднимал его уже полным, Алва стоял, привалившись к стволу каштана, и глубоко дышал. Его взгляд прожигал Ричарду спину. Алва выпил первый ковш до дна, второй — лишь на половину, а остаток опрокинул себе на макушку и затряс головой, как выбравшийся из речки пес. Ричард улыбнулся почти против воли. — Забыл у вас спросить в прошлый раз, — произнес Алва тоном, слишком отчужденным для их непринужденной беседы, — вы знаете язык, на котором говорят в надорских деревнях? — Да, — Ричард напрягся. На надабри говорила старая Нэн и другие слуги, потому в последние полгода перед Лаик Ричарда старательно отучали от местного акцента. Неужели в его речи что-то проскальзывает, и эр решил сделать ему замечание? — В библиотеке хранится книга сказок на языке вашей родины. Старая, еще рукописная, но мне давно хочется прочесть ее. Был бы очень признателен, если бы в свободное время вы надиктовали перевод моему секретарю. Откуда у него книга надорских сказок? Может, это намек на то, что тайна Ричарда раскрыта? Все пропало?.. — Удивлены? — Да, — ответил Ричард, чувствуя себя дураком. Знает он или не знает? Как спросить? — О, это старая фамильная реликвия, которая имеет отношение и к вашей семье. Если не переведете, то хотя бы почитайте, — взгляд Алвы на миг остекленел, и он отрешенно добавил: — Не знаю, сколько лет ее не брали в руки.