***
...1-ое мая 1945 года. Сплин вновь дал о себе знать среди пустых улиц и заброшенных домов. Порывы северного ветра гнули ветви деревьев к горелой и дымной, как чёрная туча, земле. Бушующий ураган разогнал тучи, и лунное серебро осветило путь к жизни. Давно потерянные мысли пытались вернуться вновь. Совсем не для того, чтобы отыскать мрачные уголки сознания и напомнить о всех страхах войны, которые они пытались похоронить вместе с собой. Они возвращались, потому что снова обрели крылья. Вселялись в душу, с волнением открывая двери израненного сердца, и дарили ему надежду. Их глаза со страхом смотрели вдаль, а ноги бежали по тропе, которую окружали лишь глухие стены. Пальцы этих мыслей рисовали чёрной краской узоры прошлых дней. Они часто натыкались на камни и срывались, сдирая кожу до крови. Ноги продолжали бежать, боясь потерять свой неумолкаемый ритм, и ни на миг не сходили с намеченного пути. Сердца рыдали, разрешая слезам на глазах литься быстрее, а рукам приказывали оставаться неподвижными. Щёки умывались горькой солью победы и поражения. С этого дня слёзы больше не будут падать на землю без причины. Мысли постараются сдерживать свой порыв через силу, несмотря на все преграды. И только если мимолетное счастье неожиданно накроет их с головой, они выпорхнут наружу, словно чёрные бабочки.Мой город в огне обретает свободу. Я вновь раскрываю объятья надежде. Она мне зашепчет: ты нужен народу. И я вновь останусь, борясь, как и прежде. Мои начертания Николай, 1939 год.
Его измученные ноги знали, куда вести. На железном столбе разбитого фонаря, пережившего не одну бомбардировку, висят разорванные в клочья остатки немецкого мундира. Красное пламя танцует на деревьях, дотрагиваясь жгучими руками до воспоминаний о недавних битвах. Пахнет гарью. Израненная площадь напоминает пшеничное поле, покрытое маками. Сколько же здесь было знамён и флагов, потерь и истерических возгласов. Сколько же здесь было жизней и историй. Между красной тканью заметны изрытые окопы, траншеи, воронки от бомб и гранат. В них спрятаны трупы тех, кто пытался спасти Рейхстаг. Однако судьба слишком непредсказуема. Берцы, испачканные в вязком болоте, обошли пушки в чёрно-белую полоску. СССР в последний раз взглянул на алое поле и почувствовал, что начинает задыхаться. Ощущался терпкий запах смерти, царившей вокруг. Держась изо всех сил, Совет дрожащими руками поправил воротник на шее. Немного уняв приступ, он открыл дверцу ГАЗа. Лунные слитки серебра, проникая через окно, осветили его порезанное укором и предательствами лицо, а сквозняк растрепал кучерявые прилизанные волосы. На дороге часто встречались ямы, от чего Союз всё время подскакивал. Пустой взгляд обратился в глубину душевных переживаний. СССР знал, что совсем скоро всё кончится. Операция завершится. Он выиграет. Честно и без сомнений, ведь правда всегда сильнее. Он станет победителем в Великой Отечественной войне, как и обещал всему миру. «Почему? – спрашивает он с закрытыми глазами. – Сам себя не знаю». Машина остановилась в ближайшем городке от Берлина, в котором проходила очередная операция. Русский вышел на улицу и вдохнул полной грудью. Взгляд упал на немного покосившуюся вывеску. Небольшой бар на окраине Потсдама. Он всегда был малолюдный, а в период Штурма Берлина, тем более, Рейхстага, людей здесь не осталось совсем. Союз зашёл внутрь, повесил шинель и ушанку на ближайшей вешалке и едва заметно фыркнул. В нос ударил ненавистный одеколон США. Американские войска вышли к Эльбе, но 15-ого апреля прекратили наступление на Берлин. Было смешно наблюдать за тем, как сам Штаты против такого решения пытался донести народу то, чем ему может послужить этот шаг: "Он будет одним из самых странных решений в военной истории, который вы когда-либо знали!" СССР хмыкнул и сел на средний барный стул у стойки. Бармен, одетый в белую рубашку с чёрным галстуком и серыми штанами, не стал дожидаться заказа. Он покорно предоставил шот холодной водки с соком лайма. СССР не обратил на это внимания – настолько сильно им овладела жажда. Он сразу же осушил стопку. После он протёр рукавом потрескавшиеся губы, и начал разговор: – Хей, фриц, русский понимаешь? Бармен взял шот и начал его протирать насухо, будто не замечая собеседника. – Ты немой что-ли? – У меня плохое русский, – наконец ответил худощавый парень. – Сойдёт, – вздохнул СССР, полностью принимая положение дел. – Хорошо, – бармен с усмешкой поставил вторую стопку. – Вот скажи мне, фриц, почему так… сложно? – глотая слова и прерывисто вздыхая, продолжил СССР. – Я вроде бы выиграл, но на душе не спокойно. Вот что-то… – русский выпил шот, – скребёт. Он резко прервался, ударив дном стакана по барной стойке так, что дёрнул скулой от боли в ушах. – Один лишь вопрос… «почему?» вторит мне каждую, мать твою, каждую, – протянул он, – минуту моего пребывания тут. На этой чертовой горелой земле! Словно в чём-то заключался мой проигрыш и он был несравнимо больше выигрыша… Бармен на секунду поставил тряпку со стаканом на стол и задумался, подперев подбородок тремя пальцами правой руки: – Ты не хотел война. Не хотел крови, убийств. Не хотел терять близких… – скрывая пренебрежение, произнёс парень. – Каждая сторона молится Богу за победа, каждая надеется и верит. Но желанная и бесполезная в ценности она. – А ты хорош… Твою мать, грань даже между этим размыта. СССР запрокинул голову, вздохнул и закрыл глаза ладонями. На них можно было заметить пятна крови от порезов и куски грязи под ногтями. – Кого я вижу! – раздался женский голос в язвительно протянутой фразе. Девушка прошла к одному из свободных стульев, но, коснувшись кончиками пальцев ещё тёплого после прошлого посетителя сиденья, перешла на другое место. Справа от мужчины послышался лёгкий скрип деревянного стула. – Швейцария номер два, кого я слышу, – устало произнёс Союз, не поднимая лица. – Как занесло в эти земли? По договорам… Да, тебя не должно тут быть. – Народа здесь моего нет, а я так, – ухмыльнулась девушка, поправив военный мундир, – заскочила по дороге. Мне плевать уже на эту операцию. Всем ясно было ещё в феврале – Рейх жёстко ошибся и давно проиграл. Одному ему это непонятно, не так ли? – Понятно, Швеция, понятно. Мужчина всё же выпрямился и кивнул бармену: – Фриц, даме шнапс, а мне – повторить. – Вау. Дама? Да что ты, как сказал, – раздражённо бросила Швеция. – А то, – отвёл взгляд Совет и потёр переносицу. – Я понимаю твои чувства, – хлопнув по плечу собеседника, девушка взяла свой шот. СССР опустил голову и выдохнул. – Победа не приносит радость в первые дни, знаешь, – она стала теребить в руках кусок оторванной от манжета ткани. – Особенно нам. Мы всего лишь образы. Интерпретация. Оставь народу игрушку, пусть поиграет, порвет, разорвет в клочья и забудет. А мы… да, именно мы, будем помнить об этом всю нашу тяжкую жизнь, каждый раз находя остатки прошлого. В своих шрамах. Пока народ будет совершать одни и те же ошибки. – Отвратительная война, – с горечью прошептал Союз и выпрямился. – Но твоя победа, – произнесли оба. – Я спас коротышку от самоубийства и спасу мир. Это можно назвать победой, ты права, – он украсил позитивом ситуацию. – Тогда, – уже на тон выше начала Швеция, – за две победы. Одну напрасную и вторую скорейшую, – и подняла стакан вверх. – Не чокаясь, – вздохнул мужчина и поднял свою стопку. – За победу!..***
– Fan¹! – возглас девушки прервал его мысли. Она оступилась по дороге и, падая, потянула за собой Союза. – А, что? – он посмотрел на ухватившуюся за его руку и повисшую над землей Швецию. – А что так высоко то… Помоги. Совет крепко схватил её за руку и помог выровняться, немного приободрившись: – Земля ровнее некуда. Как ты могла упасть? – Это всё камень, – угрюмо ответила та, отпустив его рукав, и выпрямилась. – Где ты его откопала? – СССР прищурился, осматриваясь в поисках малейшего камушка. Уловив его взгляд, Швеция с невозмутимо каменным лицом достала из кармана ветровки булыжник и протянула Союзу. – Ты серьёзно? В кармане? Камень? – застыл русский. – Да… Я думала, у каждого в кармане есть камень, – она пожала плечами и убрала его обратно. – Ты всё ещё умеешь меня удивлять, старушка, – на лице появилась мягкая улыбка. – Эй! Имей уважение! Я ведь и камнем ударить могу, – Швеция возмущенно зашагала дальше. – А ты попробуй, – искренне, как ребенок, засмеялся он и пошёл за ней медленным шагом. – А это не тот склад? Здание рядом с домом коротышки… – Именно он и есть. – Так почему не говоришь? СССР ускорился и обогнал девушку. Она лишь закатила глаза и, подойдя к двери, оттолкнула мужчину в сторону, не дав даже коснуться ручки. Пошарив в карманах, Швеция вынула шпильку и наклонилась к замку. – Ну-ну, – русский сложил руки на груди. Швец провернула шпильку сначала в одну сторону, потом в другую, нахмурилась и чуть толкнула дверь, поняв, что та всё-таки изначально была открыта. – Это… такой обычай, – стала оправдываться она. – Перед тем, как идти напиваться, нужно повертеть шпилькой в замке. – Да-да, конечно, – сделав вид, что обижен, протянул Союз и ступил на порог. – Да! Все шведы так делают, – начала оправдываться девушка и зашла следом за ним. – Так я и поверил, – послышалось сзади. СССР обернулся и застыл в немом оцепенении. – У меня только один вопрос: какого чёрта? – продолжил Рей, задавая эти вопросы с отменным спокойствием. Он сидел у стены в окружении пустых бутылок и стен, держа в руке бокал. – Оу, Рейх, привет, – Швеция неловко прошла вперёд и протянула: – Эээм… Зачётные шрамы. – Именно, – без эмоций ответил Рей, и его речь сопроводило тресканье стекла. Хрустальный бокал в руке лопнул от сильного нажатия ладони. Немец сжал её в кулак, вгоняя мелкие осколки глубже в кожу. СССР нервно сглотнул и поднял лежащую под ногами чёрную маску. – Позволь присоединится, – произнёс он и, подойдя к Рейху, с каплей сожаления протянул маску. – Благодарю, – кисло улыбнулся Рейх и, забрав её, сразу надел. Затем со всей силы встряхнул ладонью, окропляя пол капельками крови и избавляясь от большинства осколков. Он решился встать, чтобы быть хоть немного наравне с Союзом и наконец посмотреть ему в зеркально-голубые глаза. Ему всегда казалось, что в них можно утонуть, плескаясь на волнах свободы и позабыв обо всем. Спустя несколько томительных секунд он отвёл взгляд и произнёс: – Позволяю. А затем отошёл к полкам. – Знаешь, – снова начала Швеция, – мы вовсе не хотели тебя тревожить… Просто пришли украсть немного выпивки. – А я так неудачно помешал вашему преступлению, – закатил карие глаза Рей и устало взял шнапс. – Ну, по сути, да, – выпалила девушка. – Какой ужас, – с остатками прежнего сарказма ответил немец и тыкнул в неё бутылкой, которую Швеция тут же забрала себе. – Только не заставляйте меня говорить с вами, – бросил Рейх и вернулся на свое место, только теперь вместо бокала в руке держа телефон. – А мы и не думали, – фыркнула девушка, откупоривая бутылку. СССР, посмотрев на них обоих и пытаясь разрядить обстановку, тихо засмеялся и взял с самой верхней полки вино прошлого века. – Союз, положи обратно. То, что выше моей зоны доступности, слишком элитно для простого русского, – промолвил Рейх, просто листая меню телефона туда и обратно. – Тут почти всё вне зоны доступности для тебя, – продолжил отшучиваться русский, но всё же поставил вино обратно и взял бурбон с нижней полки. Швеция прыснула со смеху, наконец-то открыв свой шнапс: – Если мы уже разобрались с зонами доступа, то выпьем? Совет разлил бурбон по стаканам и первым протянул Рею. – За что пьем? – недоверчиво спросил тот и взял протянутый стакан. – За камни в карманах, – Швеция подняла свой стакан со шнапсом. Увидев недоумение Рея, Союз продолжил: – За отсутствие повода. – За то, что пустил вас в свой сокровенный склад, – пожимая плечами, хмыкнул Рейх, и они вместе дружно чокнулись... – Эй, – подозвала мужчин Швеция. – Сколько билетов на самолёт покупает сиамская близняшка? – Что за глупость, – закатил глаза Рей и допил вино через разрезанную посередине маску. – Тихо, Рейхи. Не глупость, – попытался сгладить СССР. – Давайте рассуждать. У сиамских близнецов две личности, а значит – два билета, – всерьёз схватившись за эту идею, он сел поближе к ним. – Но одно тело. Значит, один билет, – начала спорить девушка. – Две личности, два паспорта, два билета, – возмутился Союз. – Да тихо вы! – Рей потянулся к ещё одной бутылке. – Один билет. Мама с малышом берёт один билет, беременная женщина – тоже один. – Но ни у малыша, ни у абортыша нет паспорта, Веник. – Да берут они столько мест, сколько понадобится, – он моргнул несколько раз, осознав реплику русского, – стоп, абортыша? Ты водки перепил? Швеция улыбнулась, прикрывая лицо рукой и наблюдая за их спором. – Ой, тьфу. Эмбрион? Зародыш? Или, может, просто Рейх? – Да хватит шутить о росте! – закатил глаза немец. – Один билет. Один! – Взбесился‐то как, – подколол Союз, радуясь, что смог отвлечь Рейха. – И всё равно два. – Это бесполезно, – прошептал Рей и умоляюще посмотрел на Швец, скрестив руки. – А я что, – она пожала плечами. – Мне всё равно на логику. Принципиально скажу, что два. – Вы невыносимые собутыльники, – открывая третью бутылку, заключительно прошипел Рейх. В тишине всем разлили ещё по стакану, оставив в стороне очередные пустые бутылки. Увидев это, Союз неожиданно предложил: – А давайте в городки сыграем. – Ты, конечно, великан, но пока городами играть не можешь, – Швеция тут же засмеялась со своей шутки. – Да я не про это! – отмахнулся СССР. – Рейх, что скажешь? – Думаешь, этого количества пустых бутылок хватит? – поднял бровь немец и осмотрел пол. – Вполне, – Союз стал собирать бутылки. – Ну что, играешь, Рейхи? Иль струсил? – Нет уж. Победа будет за мной. Ты будешь помнить этот день, ведь проиграешь мне, – в карих глазах заиграл азарт и красные огоньки. – Конечно, – Союз напряжённо сжал в ладони бутылку. – Я помню тот день. – Я тоже, – на минуту остановившись, прошептал немец и продолжил собирать последние бутылки. – Это что, какие-то старые супружеские секреты, о которых я не знаю? – с интересом изогнула бровь девушка, смотря то на одного, то на другого. Они смотрели на неё несколько секунд, а позже встретились взглядами. Подарив друг другу слабые ухмылки, они одновременно цокнули языком и начали строить пирамидку. – Посторонись! – Швеция ухмыльнулась, перехватив в руке бутылку и прицеливаясь в пирамидку. – Дамы вперёд. – А ты дама? – засмеялся Союз и отошёл. – Тц, она права, – упрекнул Рей и стал у стены. – Вот именно, – важно заявила девушка и метнула "снаряд", выбив при этом часть пирамидки. – Поздравляю, – кивнул Союз и протянул вторую бутылку вина. Швеция взяла её и также бросила, сбивая оставшиеся фигуры. Несмотря на выпитый алкоголь, девушка не растеряла свою меткость. Рейх молча стал собирать бутылки и строить новую башенку с точностью перфекциониста. В это время Союз подошёл на место броска и, сложив ладони и рта, прикрикнул: – Эй, ты там долго возиться будешь? Или мне тебя вместе с бутылками выбивать? – Да подожди ты. Терпение в 41-ом было, а сейчас нет? – возмутился немец, поставил последнюю бутылку и отошёл в сторону. Совет молча кинул бутылку кувырком настолько ловко, что сбил сразу всю пирамидку. Вместе со звоном стекла раздались медленные хлопки Швеции: – Вот это я понимаю – злой коммунист. – Вот это я понимаю – ворчливая старушка, – ответил русский и протянул Рейху бутылку. – Вот это я понимаю – сварливые собаки, – добавил тот и взял её. Немец отошёл немного дальше от того места, где стоял Союз, и сбил одним ударом башенку. – Да вы, господа, те ещё скорострелы. Не обратив внимания на замечание Швеции, Союз возмутился: – Я требую реванш. Рейх сам себе построил фигуру и знал, куда бить. – Да ты просто завидуешь, – девушка фыркнула и пошла собирать оставшиеся в живых бутылки. – Зануда, – бросил Рей и взял вторую "биту". Первый бросок, и пирамида почти уничтожена: бутылка от Jack Daniels лишь немного сдвинулась вправо. – А я говорил! – столкнув ногой оставшийся городок, победно произнёс СССР. – У неё масса большая, – привычно закатил глаза немец и толкнул бутылку в угол комнаты. Швеция собрала вторую такую же башенку и отошла в сторону, скрестив руки на груди. Уверенный в своей победе Союз прицелился и подбросил в руке "снаряд". Со звоном вся фигура разлетелась, кроме одной бутылки, что лишь покачнулась, и устояла. – Может ты и это говорил? – ехидно заметил Рейх и подошёл со спины к Союзу. – Не злорадствуй, – шикнул тот, без страха развернувшись, и азартно произнёс: – Швец, давай по новой... … Так их хватило ещё на несколько раундов игры, каждый из которых заканчивался ничьёй. Союз бесился и пытался переиграть Рейха, у которого постепенно угасал интерес к происходящему. Швеция же не переставала подшучивать и смеяться с этих двоих, постоянно придумывая разные виды башен. – Это никогда не закончится, – первым сорвался Рей и отложил бутылку. – У меня уже руки болят. – Значит, ты всё-таки сдаёшься? – ухмыльнулся СССР. – Я не ребёнок, чтобы поддаваться на такое. Лучше закончить вовремя, чем продолжать до истощения, – поправив маску и немного скривившись, произнёс тот и принялся убирать стекло веником. – Ха, Веник убирает веником. Как иронично… – бросил в ответ Союз, чем вызвал новый взрыв смеха со стороны девушки. Немец, не выдавая израненной улыбки под маской, медленно поднял совок и резко кинул его в Союза. Не ожидая такой подачи, коммунист обернулся к нему и злобно зашипел, когда тот всё же зацепил голову. Рей гордо забрал совок и продолжил уборку. – Рейх, ты не того Совка забрал, – Швеция снова порснула злорадным смехом. Рей сдержался, чтобы не кинуть в неё собранное стекло, и сложил всё на место, а мусор убрал в уголок. Посмотрев на часы на покрытой сыростью стене, он подметил: – Уже обед. А нам всем нужно выветрится, – обернулся к Швеции. – Ну, или напиться, в твоём случае. Не верю, что ты закончишь марафон алкоголя на первом же дне. Предлагаю наконец покинуть склад. – Выгоняешь значит, да? – девушка скрестила руки на груди и посмотрела на Союза. – Совок, мы уходим. – Уходим. Но больше ты меня "Совком" не называешь – это оскорбительно. Третий Рейх мимолётно улыбнулся и открыл двери: – Не выгоняю, а повелеваю. Швеция лишь фыркнула: – Ну и ладно. Она вышла сразу же после СССР, забрав напоследок бутылку шнапса. Закрыв дверь, Рейх ступил пару шагов вперёд, а после обернулся к ним и тихо произнёс: – Спасибо вам за хорошо проведённое время.