Кот

      Ночную темноту наполняли тысячи глаз. Смотрели из-под каждого куста, с ветвей деревьев, из окон тёмных домов. Следили настороженно и жадно. Он крался в темноте осторожно принюхиваясь, кончик его хвоста подрагивал, вибрисы шевелились словно ощупывая воздух вокруг.       Резкий запах псины — и он перебежал на другую сторону улицы.       Здесь пахло хлебом, окна дома светились, люди входили и выходили, но сейчас он искал не этот запах.       Он тихо пробирался вдоль стен, пока не услышал шум воды — тогда он побежал и быстро пересёк каменную дорожку на которой стояли деревянные скамейки. Иногда на них сидели люди, но сейчас здесь никого не было. Холодная вода пахнущая тиной лилась изо рта каменной рыбы в глубокую каменную чашу — он любил пить здесь, а после дремать под кустом, надёжно спрятанный листвой и колючими ветвями от людей и собак. Это было его место, его убежище. Подойдя совсем близко к воде он замедлил шаг, чувствуя как начала подниматься на загривке шерсть.       Чужой запах: сильный, терпкий, злой.       Ещё не видя обладателя этого запаха он зарычал. На одной ноте, долгим, низким, утробным рыком. Предупреждая, что тот, кто посягнул на его место не уйдёт целым.       В ответ послышался шорох листвы и два ярких глаза уставились на него недобро. Он остановился расставив лапы, прижав уши. Кончик его хвоста резко взметнул с земли мелкий мусор между задних лап.       — Уууууиииииииааааааауууууу       «Уходи, говно собачье, это место моё!»       — Уууоооооооооооооуу… — глухим басом донеслось из куста. — «Сам такой!»       Чужак осмеливался возражать.       — Аяояояояояояояоооооо… — грозно завыл он начиная плавно двигаться вбок неотрывно вглядываясь в темноту. Чужак отвечал ему, завывая на одной ноте — его голос был ниже и более хриплым.       Ему не терпелось перейти к танцу смерти, но песня жаждущих крови, древняя как сам мир, не терпела спешки.       Он увидел чужака когда обогнул ножку скамейки.       Большой старый кот, тёмный как ночь, с украшенной шрамами мордой и без половины уха. Его шерсть свалялась грязными комками, когти не помещались в подушечки лап, а правый клык нависал над нижней губой желтея в свете фонаря.       Старику не надо было соваться сюда!       Он приблизился, его песня превратилась в низкое монотонное гудение.       Морда к морде, глаза в глаза — не мигая. Их хвосты яростно хлестнули по бокам, а потом старик моргнул и он кинулся на него стремясь впиться в горло зубами.       Он просчитался.       Чужак развернулся встретив его раскрытой пастью, зубы вонзились в щёку и подбородок и он закричал, вцепившись когтями ему в морду. Они покатились по земле, с яростными воплями, когти полосовали морду и стремились добраться до живота противника, клыки рвали уши. Когда они расцепились, откатившись в стороны и тут же вскочив на лапы, ночной ветер погнал между ними по земле клочья выдраной шерсти. Он видел, что противник устал и дыхание сипло вырывается из его рта. Огонь горящий в глазах старика почти погас.       Он видел, что старик жаждет сражения.       Он видел, что старик не может больше сделать и шагу.       Он презрительно отвернулся и задрав хвост пометил высокую каменную чашу с водой, а затем, больше не оглядываясь на старика, нырнул в заросли куста, где был его дом.       Он проснулся когда небо уже посветлело. Сверху падали капли воды — крупные и очень холодные. Он раздражённо вздрагивал всей шкурой, слизывая их и пытаясь высушить шерсть языком, но капель становилось всё больше и больше, и ветви куста уже не спасали от них.       Он неохотно покинул своё убежище и бросился под ближайшую скамейку. Здесь оставалась полоса сухой земли и он сел подобрав под себя лапы и хвост. Ветер задувал капли под скамейку и холодил тело под слипшейся от воды шерстью.       Скоро здесь станет так же мокро, как и под кустом.       Отвратительно.       Придётся искать новое убежище, сухое и тёплое, с водой поблизости.       И драться с тем кто посмеет посягнуть на него.       Его хвост резко мотнулся при мысли о драке.       Да! Он будет драться!       Почти в тот же миг он заметил движение у чаши с водой.       Старый кот, изгнанный им ночью, сидел там, съёжившись от холода и смотрел на него. Он был мокрый и грязный, и жался к камням в надежде укрыться от падающей с неба воды.       Он смотрел на побеждённого противника, но не чувствовал угрозы.       Он отвернулся, дав понять, что не нападёт, но продолжил следить за ним насторожив одно ухо.       Старый кот ещё некоторое время сидел под чашей, а потом осторожно, на полусогнутых лапах прошёл к скамье и нерешительно сел под ней у самого конца.       Дождь поливал асфальт и землю в маленьком сквере, барабанил по деревянным скамьям.       Под одной из них сидели два кота, они с унынием смотрели на воду и почти синхронно вздрагивали, когда усиливающийся ветер заносил капли дождя в их нехитрое укрытие. Сначала они сидели далеко друг от друга, но потом тёмно-серый кот подсел ближе. Кот со светлой шерстью зашипел, но остался на месте. Через некоторое время, когда дождь усилился и превратился в сплошную стену воды, два кота сидели уже рядом, почти соприкасаясь боками и смотрели в разные стороны.

***

      Дождь — мелкий и прерывистый — поливал уже вторую неделю. Затянувшие небо серые облака не пропускали ни единого солнечного луча.       Промозглая сырость и холодный ветер с моря словно вывели все краски из мира.       Всё вокруг казалось серым: стены домов, машины, люди.       Изуку шёл знакомой дорогой, ноги сами несли его вперёд — настолько привычным за последний месяц стал этот путь.       Сейчас направо, перейти дорогу по светофору, два квартала прямо, дойти до рыбного магазина и свернуть влево.       Он шёл, изредка поглядывая на зелёный изнутри купол своего зонта — единственное яркое пятно в океане серости и уныния.       Придя, наконец, он просто встал у входа в закоулок, заканчивающийся тупиком. Пробежался взглядом по стенам и окнам, прошёл вдоль оград и остановился, уставившись в землю.       Здесь.       Ничем не примечательное место. Такой же участок дороги с кустиками вялой травы по краю. Там не было ничего. Ни следов драки, ни следов крови, ни следов Бакуго Кацуки.       Изуку постоял немного, глядя туда, где уже больше месяца назад была найдена одежда Каччана, потом бросил тоскливый взгляд на купол своего зонта, развернулся и побрёл прочь.       Печальные мысли терзали его, не давая покоя — Каччана так и не нашли. Ни следа, никого, кто был бы свидетелем произошедшего в этом тупике. Камер там тоже не было. Вроде полиция вышла на след злодея, за которым погнался Каччан, но это была единственная зацепка.       Пройдя квартал до автобусной остановки, он заметил кота.       Бродячий кот с грязной свалявшейся шерстью непонятного цвета и ободранным ухом. Кот стоял у стены и смотрел на него исподлобья, казалось, с презрением и вызовом. Натолкнувшись на этот взгляд, Изуку остановился.       — Кис-кис… — неуверенно позвал он.       Холодно. Мокро.       Он ел в последний раз вчера.       Его убежище под скамейкой больше не спасало от дождя, но когда он искал другое — случайно забрёл на чужую территорию. Пришлось драться.       В битве он потерял несколько клочков меха, но теперь его территория стала больше.       Он главный здесь. Он победил всех и может съесть их еду, а в том доме, куда он шёл сейчас, живёт человек, который часто кормит кошек, возможно, сегодня и ему повезёт.       Уже почти подойдя к месту кормёжки, он встретился взглядом с каким-то человеком.       Он не доверял людям. Даже тем, что кормили его. Однажды человек, который раньше его кормил, швырнул в него пустой стеклянной бутылкой, из которой что-то пил. От того человека отвратительно пахло.       Запах этого человека не был неприятен ему, в нём было что-то знакомое, из-за чего хотелось подойти и принюхаться. Цвет шерсти на голове человека немного выделялся из серости окружающего мира.       Почему-то это раздражало, злило.       Хвост метнулся из стороны в сторону, он зашипел, но, тем не менее, остался на месте, всё так же глядя на человека.       А человек смотрел на него.       Потом медленно сделал шаг.       Он напрягся.       Ещё шаг — выгнул спину и заворчал угрожающе.       Человек присел на корточки и теперь мог до него дотянуться.       Шерсть воинственно встала дыбом, хвост хлестал по бокам, зрачки расширились, а уши плотно прижались к голове.       Он не доверял этому человеку. Не хотел доверять. Но было что-то, что заставляло его оставаться на месте.       — Всё будет хорошо, — прошептал человек, протягивая к нему руку.       Он как будто окаменел, пока рука приближалась, только усиленно принюхивался. От руки человека пахло хлебом.       Успокаивающий запах.       Но как только пальцы дотронулись до шерсти, он не выдержал и со сдавленным воплем прыгнул вперёд, впившись в эту руку всеми когтями и зубами.       Человек ахнул, отшатнулся, но не ударил, не попытался оторвать его от руки. И пока он остервенело вгрызался в шрам на ребре ладони, другая рука осторожно погладила его по голове, по прижатым ушам.       — Ну что ты, всё будет хорошо…       Голос человека дрожал.       Кажется, снова начался дождь, потому что на его загривок упали капли.       Тёплые капли.