Негодование переполняет меня, оно такое липкое, что обволакивая меня, сжимает внутренности и ускоряет дыхание.
Едва поезд сворачивает, и платформа 9 ¾ с провожающими своих детей родителями скрывается из вида вагонного окна, я задергиваю льняную занавеску с логотипом Хогвартс, чтобы не видеть угнетающую природу за окном. Тучи, заполонившие небо, сворачивались в сгустки и давили на окружающее пространство с удвоенной силой, словно хотели сжать до основания. В последние дни лета стояла отвратная погода: серая масса облаков, весящая над головой, нескончаемый дождь, ливший, как из ведра, давал первые признаки долгосрочного перепада настроений. Холод накрыл Англию гораздо раньше предполагаемого, поэтому смотреть на не меняющийся горизонт было сложно для психики. Прислоняюсь к стенке вагона спиной и осторожно запрокидываю голову назад, чувствуя, как по телу ползут толчки движения поезда. В висках странная тяжесть, от которой хочется избавиться как можно раньше, иначе у окружающих возникнут лишние вопросы по поводу моего самочувствия. Терпеть не могу, когда лезут не в свое дело. На платформе тетя Анжелина, заметив меня, начала всерьез беспокоиться о моем здоровье, как хорошо ли я себя чувствую и вообще, как ко мне отнеслись в доме Малфоев. Прошло четыре года, а семья все еще не может принять тот факт, что я попал на Слизерин и дружу с Скорпиусом Малфоем. Четыре года назад я даже понятия не имел, по какой причине в семье так резко воспринимают фамилию Малфой. До поступления в Хогвартс мы жили обособлено от всех остальных. Дом, Нора, дома родственников, кузены и близкие друзья семье – все наше общение. До определенного возраста мы знали о том, кто наш отец только из книг и сказок, которые нам покупали родители. Никто даже понятия не имел, насколько известна наша семья, потому что взрослые всеми силами хотели избавить своих детей от влияния известности и пристального взгляда общественности. Тема войны также оставалась закрыта, поэтому ни у кого из моих кузенов или кузин нет предрассудков по поводу фамилии. Если Лили не нравится Скорпиус, то только потому, что он такой человек; если Джеймс переходит на личности, никогда не поднимает тему того, что я дружу с сыном Пожирателя Смерти. А я стал другом Скорпиуса Малфоя, зная лишь то, что он хочет поступить на Слизерин. Тогда я подумал, что если и попаду на факультет змей, то хотя бы один знакомый у меня уже сеть там. Я впервые не ощущаю волнения по дороге к школе. Когда я сел в «Хогвартс-экспресс» в первый раз в жизни, мне было дико страшно, и подначки брата не придавали особого спокойствия, хоть я знал, что Джеймс делает это специально. Последующие годы я ехал с воодушевлением и жаждой школьной жизни. Мне не хватало друга, уже прижившейся гостиной факультета, перепалок с гриффиндорцами и уроков, на которых можно ничего не делать. Но сегодня было не совсем так. Может быть, я повзрослел и лишился наивности, которой обладал пару лет назад. Только сегодня все нестерпимо привычно. Студенты, копошащиеся в проходах вагонов, заглядывающие в каждое купе без особой причины. Толкотня; уханье сов и черт знает еще кого; стучащие колеса о рельсы; погода, от которой хочется сбежать в постель и не вылезать из нее, пока не появится яркое солнце. У меня появилась апатия, это смертельно плохо. Но намного хуже, что я еще не понял, из-за чего она появилась. Проблемы в семье, погода, первое сентября, или все разом? Проблемы в семье напрягают, но не настолько они критичны, чтобы я впадал в депрессию с желанием остаться одному. Негодование переполняет меня, оно такое липкое, что обволакивая меня, сжимает внутренности и ускоряет дыхание. Мне нестерпимо жалко маму. В последний раз я ее видел три дня назад, перед ее отправлением во Францию. Мама выглядела не так пугающе, как было до этого, но все еще плакала урывками, была бледна как мел, и старательно избегала любых вопросов. Я бы бросил все, чтобы оказаться с ней рядом, быть уверенным, что с ней не случится ничего страшного. А случилось ли это страшное уже? На этот вопрос может ответить только мама, собрав в себе все силы, что когда-то имела. Я не знаю. Не знаю то, что будет дальше, потому что это так выбивается из привычной жизни, что невозможно предугадать. Я не знаю, как должен реагировать на измену отца: а была ли она? Да, наверное, она все же была. И что я должен думать об отце; что делать для мамы, чтобы она не страдала? Могу сказать, что ненавижу отца до нестерпимой тяжести в груби, но могу ли я его осуждать, не знаю. Для меня это предательство. Он предал маму, меня, брата и сестру. Но, черт возьми, не могу думать, что бы мне хотелось, чтобы произошло дальше. Или лучше оставить все как есть? Окей. Мне нужно просто забыться и посмотреть на это с другой стороны, без эмоций. Чувствую себя беспомощным дураком, что даже в себе разобраться не может. Звучит бредово оказаться в беспомощности по отношению к себе, потому что раньше не было подобного бессилия. Из каких потайных камер души оно вынырнуло именно сейчас? Наверное, нужно закрыть глаза, расслабиться, проникнуть в закрома своего сердца… тьфу! Еще на первой стадии мои попытки отречься от реальности – полный провал. Крутой овраг, где я стою на самом краю, вижу, как удваиваются оползни и скатываются в непристойную даль. Вот-вот земля уйдет из-под моих ног, а я ничего не делаю. Нужно бежать, а ноги атрофированы. Колеса паровоза стучат, ударяясь о рельсы, и я непроизвольно вздрагиваю, когда дверь купе раскрывается и вновь закрывается с ожесточением. Полуоткрыв глаза замечаю раздраженное движение руками, а после передо мной показывается лицо друга. Скорпиус делано равнодушно падает на соседнее сиденье и, не смотря на мой внутренний протест, отодвигает занавеску. Ладно. Кто-то не в духе и предпочитает смотреть на ужасающий пейзаж за окном, следя за медленным стоком капель дождя. Более тщательно осматриваю Малфоя, чтобы начать разговор, потому что белобрысый слизеринец настолько неразговорчив и молчалив по факту своего рождения, что сам начинать не будет вести беседу. Я замечаю на шее у него красно-бледные пятна. У друга специфическая особенность: следы смущения, гнева, неприязни можно увидеть не на лице, как у большинства, а на шее, что, разумеется, он всеми силами старается скрыть. – Что случилось? Скорпиус не поддает виду, что мой вопрос имеет для него значение и только пожимает плечами. – Да ничего. – И все же? Я знаю, что нужно настоять на вопросе и друг все расскажет. Скорпиус может сколько угодно говорить, что все отлично и дурное поведение связано с погодой. Это у меня из-за погоды голова болит, а не у него. Глупо говорить штамповые отговорки лучшему другу, потому что я знаю Малфоя несколько лет и еще на первом курсе мог различить, когда он раздражен. С первого взгляда и не скажешь, что что-то могло случиться со сдержанным и тихим пятикурсником за несколько минут от начала движения поезда. Слизеринец молчит несколько минут. Я возвращаюсь в прежнюю позу, скосив глаза в бок, вижу, как он ослабляет галстук и упирается в меня серыми глазами. – Только что меня отсчитал Булстроуд, что я плохо сыграл последнюю игру в прошлом сезоне, и чтобы остаться в команде в этом году, мне нужно тренироваться как можно больше, потому что ему, видите ли, принципиально нужна победа. – Скорпиус зло усмехается. – Будто не он в ту игру лишь кричал на наши недочеты, а свои даже не видел. – И только поэтому ты в таком свинском настроение? – я скептически поднимаю бровь. У Булстроуда не самый приятный характер, но его напыщенность и завышенная самооценка Малфоя никогда не задевала. – Если бы, – он фыркает, но шутливый тон резко меняется. – Встретил твою сестричку по пути сюда. И почему у меня чувство, что у нее на меня зуб? – Не на тебя, – я смеюсь, вспоминая разговор с Лили. – Она обижена на меня и Джеймса, что оставили ее жить в Норе. – А я здесь причем? – Ну, я же к тебе уехал! Друг закатывает глаза, всем своим видом показывая, какое его мнение о моей семье. Пусть лучше помолчит, я не в том состоянии, чтобы слушать его весомое мнение. Я только из принципа не буду обсуждать свою семью с посторонними людьми. Иногда, конечно, тема заходит, но Скорпиус всегда знает, что можно сказать, а что лучше попридержать у себя в голове. Так же, как и я то, что могу думать о его родителях. – Тебе разве не нужно быть на собрании старост?– Малфой вскидывает одну бровь, нарушая тишину. Я с неохотой поворачиваю голову в сторону двери. Нагретое место так притягательно, что уходить никуда не хочется. Особенно идти через весь поезд к его голове, чтобы окончательно убедиться – в этом году весело не будет. – Вот пока ты не сказал, нет. – Поттер, сделай вид, что тебе не все равно. – Мне не все равно. Я просто не хочу тратить время на чужие расшаркивания. Когда я сел в одиннадцать лет на поезд, то неосмотрительно набрел на вагон старост, где тогда заседала с видом королевы кузина Мари-Виктуар. Она, как подобает старшим, слишком близко приняла к сердцу мои скитания и оставила в вагоне, пока шло собрание. Поэтому я примерно представляю, что меня ждет там. – Ты должен стараться, чтобы у твоего брата не было повода смеяться над тобой, – нравоучительно произносит Скорпиус, как всегда задевая тему братской любви. Это та область в нашей дружбе, которую никогда не устанет упоминать Скорпиус, потому что понять ее не сможет так, как понимаю ее я. – Джеймсу не нужен повод. Он итак справляется со своим заданием. Ему нужно, чтобы на его слова обращали внимания, когда Джеймс будет в центре внимания, он почувствует превосходство. Но до тех пор он просто неизбежное обстоятельство моей жизни, которое нельзя обойти. Но я, разумеется, постараюсь оторваться от него, как можно дальше. – Ему нужны мозги. – Прекращай, Малфой, мозги у моего брата есть, – я морщусь. К сожалению, но, все же, есть. С виду, конечно, и не скажешь, что он умный, но на деле это так. Брат является примером, когда говорят, что умные головы дуракам даются. – Совести нет. Вот даже поспорить не с чем. Джеймс лишен самых моральных качеств, которые обычно ставят на первые полосы, на которые нужно равняться. Хотя, нет. Качества-то у него есть, но вот понятие, какие стороны в них должны курироваться отсутствует. Брат делает, а потом оправдывается той стороной морали, которая подходит в данной ситуации. Не сказать, что меня сильно волнуют дела и поступки брата. У нас разные жизни, никак не пересекающиеся между собой. Нас связывает семья, да, но не более. Мы с Джеймсом слишком разные, с каждым годом различие межу нами становится больше: оно разрастается как капля чернил на пергаменте, въедается в кожу, в душу и не планирует стянуться обратно. Наши взаимные недовольства друг другом – шрамы на теле, которые затягиваются со временем, но навсегда не исчезают. Но как бы мы не отрицали родство друг с другом на глазах общества, мы, все же, помним, что являемся родными братьями и можем рассчитывать друг на друга. Это то, что никогда не сможет понять Малфой, являясь единственным ребенком в семье. У Скорпиуса не на кого опираться, никто не сможет подставить ему плечо, прикрыть спину не задумываясь о последствиях. Ну, конечно, у него есть я, но это немного другое дело. У меня же есть, по крайней мере, Джеймс. И в нем я могу быть уверен хотя бы в одном: он не кинет мне нож в спину. Я дорожу дружбой с Скорпиусом. Мне важно его мнение, я готов поддержать, как и он меня, в любой момент, оказавшись рядом или на расстоянии. Но дело далеко не в том, что я ему не доверяю свою жизнь. Мерлин, как вообще можно так глобально мыслить? Мы, конечно, многое знаем друг о друге, вот только связывающего звена нет между нами. С Джеймсом я живу в одном доме, с ним у меня родство и… это сложно объяснить, я просто знаю, что он не может придать меня. И Малфой не может. Только дело не в том, сколько я кому доверяю, а в том, что мне принять и воспринять правильно помощь легче со стороны брата. По пути в первый вагон мне встречаются несколько студентов с чемоданами. Видимо, не успели занять свободное купе и теперь вынуждены слоняться в поисках менее занятого. Остается надеяться, что в наш с Малфоем никто не зайдет, потому что мы всегда едем вместе без посторонних, за исключением Розы. Так сложилось с первого курса. И отчасти, вина за нашу дружбу лежит на Мари, которая оставила меня в купе со светловолосым мальчишкой и Розой, которую выцепила из соседнего вагона, чтобы у меня не было повода вляпаться куда-нибудь. Мари до ужаса правильная и дотошная девушка по отношению к правилам, но когда дело касается семьи у нее немного едет крыша. Нет, конечно, многие говорят, что девочки-старосты, слегка повернутые из-за чего, собственно, и получают эту должность. Они стремятся подавить любые нарушения, посеять мир и процветание в школе. Но вот Мари, пока была старостой, раз сто пренебрегала правилами школы, чтобы вытащить из, казалось бы, невозможных ситуаций родственников. С одной стороны она действительно переживает, а с другой ей нравится, когда говорят, что она пример для подражания и на нее всегда можно положиться. Только именно она скинула меня на одиннадцатилетнюю Розу и затащила в первое почти не занятое купе, даже не обратив внимания на мальчика. Зря. Однажды я все-таки припомнил это ей при всей семье, поэтому Рон без зазрения совести повесил всю вину на нее. Ну, не может сын Гарри Поттера и Джинни Уизли попасть на Слизерин и дружить с Малфоем по собственному желанию! – Альбус, привет, – Роза выходит из купе, откуда доносится громкий смех девчонок, наверное, с однокурсницами едет. Странно. Роза редко находилась в одной компании с девочками. Да почему собственно странно? Она может общаться с кем угодно, если ей хочется. Просто раньше кузина предпочитала мою компанию или Фрэнка. Конечно, я не говорю, что она должна общаться только с определенными людьми, тем более что ее родители хотят, чтобы она общалась с окружающими. Ладно, не важно. – Привет, Роза. Ты в вагон старост? Уизли кивает, и, поравнявшись с ней, я быстро пробегаю взглядом ее купе. Там сидят незнакомые мне девочки, наверное, на курс-два младше. Делаю себе заметку спросить сестру об этом. Конечно, если у Розы хорошее настроение. Мне как-то сказали, что если слизеринец не захочет что-то говорить, то из него и слова не вытянешь. Но они явно не были знакомы с Розой. Она чисто с гриффиндорским упрямством сокроет все, что только возможно. Из нее-то как раз и не вытянешь. – Ты в курсе, что у нас поменяли профессора зельеварения?– Роза опирается о перила по краю окна и старается идти ровно, что у нее, в общем-то, всегда получается. – Да, мистер Малфой соизволил сказать,– я вспоминаю точные слова отца друга, но не нахожу в них ничего особого. Слизнорт давно сокрушался, что ему пора на пенсию, поэтому его уход меня не сильно удивил. Зато Скорпиус взвыл: он хорошо учился – да, но вот искусство зельеварения ему, мягко говоря, не давалось. А декан Слизерина благоволил ему и мне и проблем не возникало. – Гермиона не говорила, кто заменит Слизнорта? Роза отрицательно качает головой и оборачивается на меня. – Нет. Мне бы не хотелось, чтобы профессор Слизнорт уходил, особенно в этом году. Любимица Слизнорта. Это знает каждый студент Хогвартса, потому что профессор это даже и не скрывал. У сестры плохо с зельеварением, конечно, она старается, заучивает все до последней точки, но процесс стоит на месте. А Слизнорт ее тянул: дополнительные занятия, покровительственный взгляд, завышенные оценки. Роза сама призналась мне, что если бы не он, она бы не считалась лучшей ученицей. Я должен ей завидовать, что и делаю, но без корысти. Здесь нет ее вины, что Слизнорт ставил ей превосходно, когда работа выше ожидаемого. Роза не просила, и я каждый урок видел, как она сжимается, когда учитель раздает проверенные работы, боясь увидеть тролль. И тем более, я как никто знаю, что такое ожидание оценки и последующее разочарование. – Джеймс сдал СОВ без подготовки, тебе, Роза, вообще не о чем переживать! – Я усмехаюсь, вспомнив шокированное лицо Гермионы, когда Джеймс показал табель оценок. В его талантах никто не сомневался, но увиденное поразило всех, потому что брат даже не вспомнил бы об СОВ, не будь назидательной Макгонагалл рядом. – Меня переоценивают, – сестра дергает плечом. Понятно, неприятная тема. Роза учится, как заведенная, считая, что так правильно, урезает свободное время по максимум и все равно не видит желаемых результатов. Зато окружающие видят, видят, и не думаю о том, сколько сил она вкладывает, чтобы держаться на нужном уровне. Ее хвалят, даже не подозревая, что тем самым вгоняют в еще большее бедствие. Мерлин, все считают, что Розе просто повезло родиться дочерью Гермионы Грейнджер и для успеха в жизни большего не надо. Им не понятно, что быть дочерью Министра Магии – ответственность, которая к черту никому не сдалась, особенно ее детям. – Лучше так. В отличие от Розы от меня никто ничего не требует. Есть или нет, не важно. Вообще-то, ни на кого из детей семьи нет такой нагрузки. Конечно, все учатся, стараются, даже Джеймс что-то делает, но лишь Роза не может остановиться. Я для себя решил на курсе третьем, что с меня хватит. Просто потому, что реально не мог выдержать этой планки. Новые предметы, сложная программа, мало свободного времени, а окружающие меня люди предпочитали забить на учебу, что я и сделал. Не сильно, но ощутимо. Я хорошо учусь, прилежно веду себя в учебное время, но сверх меры не делаю. И как я стал старостой? К голове состава мы идем молча. Нас с Розой иногда называют близнецами. Я и сам не раз замечал, что мы ведем себя одинаково. Оба не любим шумные компании, предпочитаем одиночество, но если у кузины проблема с общением, то у меня с ним все хорошо. Но эти доводы слабы, как ежедневные пророчества Треллони о смерти студента, потому что нет у нас внешних сходств. Мы с Розой Уизли всего лишь умеем понимать друг друга и слышать. Да, лучший друг, это, конечно хорошо, но я не могу все взять и рассказать Скорпиусу, особенно что-то семейное. И тогда на помощь приходит Роза. Даже если мы перестанем общаться, она будет тем человеком, который меня поддержит без лишних слов. И вот в этом мы похожи. – Привет, – на автомате произношу я, когда мимо нас проходит однокурсник. Уизли тихо поздоровалась, сама не зная, а стоит ли? Ладно, еще один пункт к разговору. Мы подходим к самому первому вагону, где висит медная табличка «Вагон старост». Двери центрального купе открыты, и я успеваю заметить, как только что там скрылась мантия студента Когтеврана. Нас ждет хорошо проведенное время. Черт, почему именно мне досталось такое преимущество? Я вполне неплохо жил четыре года без лишних забот и обязательств. У меня должно вызывать гордость, что именно мне дали значок, отметили мои… таланты, репутацию или все-таки фамилию?! Я пропускаю вперед кузину и не замечаю ее секундной заминки, пока не захожу сам. – А ты что здесь забыл? – вопрос вырывается у меня вместо приветствия. И было отчего! У окна расслабленно восседал Джеймс с самой отвратительной из своих улыбок, которая так и говорит: ну как я тебе, не ожидал? Вдох. Если окажется, что ему сунули значок старосты школы мальчиков, то я откажусь от своего. Не хватало мне еще прогибаться под его причуды. Но присмотревшись, вижу, что у него кроме значка капитана ничего нет. Выдох. – Приглядываю за своим любимым братом, чтобы он не оплошал. Я цокаю языком и закатываю глаза на его слова, когда за моей спиной кто-то начал хихикать. Злорадно хихикать. Обернувшись, вижу свою однокурсницу с Когтевран, правда, не знаю, как ее зовут. Но знаю, что у нее личная неприязнь ко мне, Розе и Скорпиусу. Еще бы знать с чего она началась, потому что я даже не общался с ней никогда. А, нет, мы, кажется, работали в паре на уроке травологии на первом курсе. Нас учили избавляться от колючки обыкновенной. Та выбрасывала свои шипы, как только чувствовала, что к ней приближаются. Тогда, вспоминая, что я мальчик и нужно быть галантным, пропустил великодушно девочку вперед, но ведь нельзя быть такой злопамятной! Девушка прямо смотрит на меня, нисколько не смущаясь моему недовольному взгляду. Окей, она злопамятная и явно хочет взять реванш. О, наверное, назначение нас с сестрой старостами для нее сильный удар. Но к девочкам нельзя плохо относиться, во всяком случае, без особых причин, я не Джеймс, поэтому, когда меня тянет за рукав Роза, я беспрекословно сажусь рядом. Джеймс в своей манере тянется к волосам, а мне хочется ударить его по руке, чтобы он никогда так раздражающе не делал. Я не видел брата с того момента, как сообщил ему, что проведу остаток лета у Малфоев. Не сказать, что его сильно задело мое желание. По-моему, ему вообще было плевать, лишь бы его не трогали. Собственно, я сам сбежал к другу, чтобы не слышать маминых слез, отцовских извинений, оправданий, чужих домыслов и шуточек. Он всматривается в лицо когтевранки, а после переводит взгляд на Розу, но та даже бровью не повела, словно не заметила его. Я вспоминаю, что кузина даже с ним не поздоровалась, хотя раньше всегда делала это. – Вы не разговариваете? – я склоняюсь к уху Розы, и она от неожиданности дергается. Кажется, я попал в самое яблочко. Но что могло произойти между этими двумя? Чтобы поссориться с Джеймсом и повода-то особого не нужно, но Роза Уизли никогда не имела конфликтного характера, чтобы ссориться с кем-то. – Не важно, – бесцветно бросает она и отворачивается к окну. Ого, Джеймс серьезно задел чувства Розы? Только из-за этого она могла сильно обидеться на кузена. Ну, что же он ей сказал и из-за чего вообще, что Роза даже мне не хочет говорить. – Когда успели только поссориться? – Ал, это не твое дело. – Ладно. Если Роза не хочет говорить, она не скажет, а я еще и буду виноват. Когда она называет меня сокращенным именем, я понимаю, что сейчас действительно не мое дело. В конце концов, либо Уизли отойдет и сама все расскажет, либо простит Джеймса, и мне будет уже не интересно знать, что произошло. Замкнутый круг. Пока мы разговаривали, появилась староста школы. Да, если бы я заметил раньше, все бы встало на свои места без особых усилий. – Добрый день! Те, кто не знает, я Эллис Долгопупс – староста школы, – каждый бы позавидовал ее энтузиазму, поэтому я морщусь. А что, черт возьми, произошло в мире, если дочь Невилла так уверена в себе и даже не краснеет при Джимми?– Я бы не хотела задерживать вас, поэтому кратко объясню тем, кто, впервые, стал старостами, их обязанности. Голос Долгопупс настолько радостен и вдохновлен, что у меня начинает болеть сильнее голова. Зачем объяснять то, что итак известно всем? Нам с первого курса твердили одно и то же, что хочешь, не хочешь, а запомнишь. Соблюдение дисциплины - красивое словосочетание, главное правильное и соблюдаемое всеми без исключений. Старосты физически не могут контролировать, грубо говоря, три сотни разновозрастных детей, у которых свои тараканы и переизбыток энергии. Да половина старост сами зачастую участвуют в нарушении дисциплины! Не допускать использование волшебства в коридорах, будто это единственный способ устроить потасовку. Их за одну перемену происходит около десяти, примерно в трех-четырех замешаны либо Джеймс, либо Хьюго, или я (в большинстве своем, мое желание никто не спрашивает и просто втягивает в проблемы). А самое смешное в том, что старосты сами стоят поблизости и проверяют, не идут ли профессора, а те даже не догадываются о том, что творится в коридорах. Следить, чтобы ученики не ходили после отбоя. Ткните кого-нибудь палкой! Каждый ученик считает своим долгом побродить по ночному замку, и никакие запреты на них не действуют. Джеймс практически живет в ночном режиме со своими друзьями; я и Малфой впервые нарушили правило на спор. И это лишь то, что связано со мной. В случае нарушения снимать баллы с факультета нарушителя, коснувшись значка. О, отлично, можно сделать так, что Гриффиндор уйдет в минус с первых же дней. Правда, Слизерин это не поможет, пока среди львов есть Роза и еще пару десятков деятельных и талантливых девочек. Так уж повелось, что на всех факультетах учатся только девочки, а мальчики кто, как. С нас все равно не спрашивают так дотошно, как с той же Розы, а списать дает любая девушка, нужно только попросить правильно. Изъятие запрещенных предметов.А если у старосты у самого полно запрещенки? Ладно, у Розы ее нет точно, наверняка нет у Эллис, и у той злопамятной, а как дела у остальных? Кураторство над первокурсниками. Блять. Ненавижу первокурсников. Перепуганные, нервные, впечатлительные и немало плаксивых. И мне с ними нянчиться. Кто вообще считает пост старосты привилегией? Рядом сестра постукивает ноготками по окантовке окна, не замечая, как на нее смотрит староста Когтевран. Да как ее зовут?! Роза наверняка знает ее. Я медленно осматриваю своих попутчиков: каждый занят чем угодно. Кто-то сверлит Розу, кто-то старательно конспектирует старосту, а некоторые вообще забили на ее слова и рассматривали красные дорожки на полу. Блестяще. Наверное, Джеймс уже за голову готов схватиться от скуки. Он положил голову на руку, которая покоилась на стенке вагона. Я чуть наклоняюсь и ставлю подбородок на плечо Розы. Ее волосы заплетены в косу и несколько волосков выбились из стройного порядка. При моем дыхании волосы взметаются и щиплют мне нос. Роза, улыбаясь, перекидывает косу на другую сторону. – Роза, – я протягиваю, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. – А кто это девочка? – А она тебе понравилась? – также тихо, как и я говорит кузина, я фыркаю, представляя, как эта когтевранка будет смотреть на меня при таких обстоятельствах. – Не смеши. Она уже раз десять нас похоронила! Роза прикрывает рот ладонью и цедит, стараясь не смеяться в голос: – Ее зовут Хлоя Грейс, она очень ранимая, поверь мне. Сначала я туплю, не понимая, на что намекает сестра, но на соседней полке для чемоданов, – так не вовремя! – громко ухает сова, и я едва не смеюсь в голос. Мерлин, Роза троллит девчонку. Да, общее что-то есть определено. Надо будет Малфою сказать. Собрание мучительно долго не подходит к концу, а когда Эллис наконец-то заканчивает давать глупые наставления в купе включились лампы освещения, не смотря на то, что еще день: за окном шел дождь, окуная все в серость. «О!». У меня почти вылетает удивление, когда Джеймс садит на колени Долгопупс. Что творится в мире, твою мать?! Джеймс и Эллис. Я чувствую себя униженным идиотом. Это же очевидно, что брат сюда бы и не пришел просто так, и не сидел бы столько в нудном помещении, маясь от скуки. Но я бы, ни разу не подумал, что он здесь ради Эллис. Застенчивая, скромная и краснеющая Эллис Долгопупс с детства влюблена в Джеймса. И это, блин, вся семья знает! Однажды, на летних каникулах, когда у нас гостила Эллис со своим братом, Джеймс привел домой девушку. Я, может быть, и не обратил бы на это внимания, не увидь водянистые глаза Эллис. Господи, она и сама не понимает, насколько сильно влипла, влюбившись в моего брата. Брат что-то шепчет на ухо девушке, и она немножко покраснев, пихает его локтем по ребрам. Уизли слишком громко фыркает на милую, как, наверное, им самим кажется, пару. Как я с ней согласен. А вот брат, видимо, не очень. Джеймс останавливается странным взглядом на рыжеволосой девушке, и я даже чувствую, его… недовольство или все-таки неуверенность? В голове что-то щелкает. А не это ли причина их ссоры, Эллис Долгопупс? Ну, конечно, Джеймс жил у Гермионы с Роном, а Розе об отношениях брата и Эллис мог сказать Фрэнк. Тогда все ясно, Роза немного побывала психологом для Джеймса Поттера. Не удивлюсь, если это правда. Кузина не одобряет его поведения. – Господи, меня сейчас стошнит, – Роза закатывает глаза, когда Эллис вновь приглушенно смеется под тисканьем Джеймса. Кошмар. – Меня тоже. Их обжимания выглядят настолько мерзкими и показушными, что мне хочется забиться в не адекватной истерики. Господи, разве нельзя уединиться где-нибудь, чтобы никто не видел… Они что реально играют на публику? Ну, с Джеймса сбудется. Он уже привык жить на глаза у всех, но не Эллис. Она что серьезно изменилась, – за сколько, кстати? – только благодаря раскрепощению Джеймса?! Н-да. Ниже падать некуда. Я, честное слово, был куда лучшего мнения об Долгопупс. Наверное, я не буду ее даже жалеть, когда брат ее бросит. Глупо жалеть влюбленных дурочек. Я беру сестру за локоть и призываю подняться, чтобы покинуть вагон старост. Она тут же подхватывается, и мы уже доходим до двери, когда нас догоняет вопрос: – Вы на обход вагонов? – Долгопупс умудряется высвободиться из рук брата и останавливает нас. – Куда угодно, только отсюда подальше, – не знаю, расслышали ли остальные слова Розы, она и не старалась для этого. Но по выражению лица Джеймса, наверное, он услышал. И запомнил. Вот что значит, пожил у друга. Ни хрена не знаешь, что происходит с близкими людьми. Я хочу допросить кузину насчет Джеймса, но она мастерски сбегает от меня, даже не сказав и слова. Сука. Кто-нибудь прекратит со мной обращаться сегодня, как с вещью?! Мне не остается ничего, кроме как вернуться в свое купе.***
Двери со всей силы отъезжают в сторону, и я вскакиваю, ударившись о багажную полку головой. Приходится вернуться на сиденье, держась за голову. После собрания старост я сразу уснул, решив, что на пиру будет лучше сидеть с чистой головой и без желания окунуть чье-то лицо в пудинг. Поморгав первое, что я вижу, странное лицо Скорпиуса, а уже потом замечаю нарушителей нашего спокойствия. Ничего не говоря, Лили проходит в купе и садится рядом со мной, скрестив руки на груди. А за ней вошла и Роза. Если по лицу сестры я понимаю, что она очень зла, раздражительна и даже хочет кого-нибудь убить, то по кузине не могу сказать ничего. Она, как и была пару часов назад: спокойна, сдержана, но уже не улыбается. Роза садится ближе к двери, будто готова сорваться в любой момент и сбежать. Она ничего не говорит, лишь смотрит на свои колени. Я бы мог подумать, что она обижена на меня, но у нее нет абсолютно никакого повода. Ведь нет? В таком случае, что случилось с кузиной? Когда мы расставались с ней она выглядела хорошо, я не чувствовал, что она испытывает какие-либо недовольства. Конечно, Роза любит драматизировать, но… Мерлин, я сам уже запутался, кто такая Роза Уизли! Я знаю ее, да, но, черт возьми, не пророк, чтобы знать, что происходит с ней каждую долбаную секунду. Стоит посмотреть на потерянное лицо девушки, чтобы у меня так не вовремя защемило сердце и проснулся режим заботливого брата. Да, это же нормально, переживать за близких. Но не сегодня! Серьезно, нет никакого желания вникать в ее проблемы, потому что она все равно ни-че-го не скажет мне, а я, как последний придурок, буду упираться лбом в закрытую дверь, а с той стороны никакого отклика. Поезд двигается не замедляясь, а я не могу нажать на стоп кран, чтобы Роза вымолвила хоть слово. К слову, а причем здесь Лили? Какого хрена они пришли вместе и сидят, словно друг друга не существует? Их отношения всегда оставляли желать лучшее. Ни одна из них не хотела поддерживать общение: Лили, считая Розу мерзкой, а Роза не собирается прогибаться под Лилины капризы. В свое время я пытался помочь и как-то исправить это, но мои попытки оказались провальными, а Лили даже со мной перестала разговаривать, считая предателем. Я понятия не имею, что они пытаются поделить, но через пару лет их холодная война станет более ощутима. Да черт возьми, Лили всегда недовольна Розой, но они никогда не устраивали войну в «Хогвартс-экспрессе», не успев доехать до Хогвартса. Обычно обе делают вид, что незнакомые люди. Но не в этот раз. Сегодня, определено, сумасшедший день. Где, вашу мать, крики, обвинения, топанье ног и закатывание глаз? – Что случилось? – сегодня я уже произносил эту фразу и мне кажется, она звучит, как никогда глупо. У меня нет никакого желания знать и разбирать ту дичь, что опять пробежала между ними. Пусть это будет хоть сбежавший тарантул, запрыгнувший на Лили, а Роза оказалась рядом. Пусть в Уэльсе прошел ураган и растрепал прическу сестры. Пусть Роза поджала губы и сделала выговор Лили. Не важно. Мне сегодня все равно. В конце концов, хоть один раз в жизни я могу себе позволить забыть о роли хорошего брата. – Да ничего, – как ни странно отвечает Лили, бросив осторожный взгляд на кузину. Дежавю. Я испытываю дежавю, потому что уже спрашивал о подобном и получил такой же ответ. Может, они договорились вывести меня из себя своими штамповыми фразами. Не лучшее решение. К концу дня мое настроение ушло в такой минус, что даже факультет Гриффиндор, привыкший быть в минусе с начала года, покорно снял шляпу передо мной. Собственно, где крики и желания, чтобы я что-то сделал, решил их общую проблему? Окей. – Лили, у меня сегодня плохое настроение, и если ты думаешь, что устраивая разборки с Розой, самое лучшее для меня, то глубоко ошибаешься, – я говорю резче, чем следовало. Лили дергается и собирается высказать мне все, что думает обо мне. Мы уже успели поругаться утром, когда только прибыли на платформу. Лили вывалила на меня все, что у нее накипело за несколько дней. Все ее обвинения блуждали между «я вам не нужна» и «вы меня не любите». Я, разумеется, пытался объяснить, насколько сильно она ошибается, но если Лили что-то для себя решила ее переубедить сложно. К тому же из нас троих совершеннолетним является Джеймс, поэтому он и должен получать выволочку от Лили. Но как всегда досталось мне это счастье! Пора выставлять брату счет. – То есть, у меня больше ничего не могло произойти, как ссора с… Розой? – Лили сощуривает глаза, и я вижу, что она хочет еще что-то сказать, но не успевает. Уизли уверено встает и тянется к ручке двери: – Действительно, Лили, наша ссора не должна касаться Ала или кого-нибудь еще. И она уходит! Просто уходит без причин, задержав хмурый взгляд на Лили. Такое чувство, что она дала какое-то задание Лили. А та послушно заткнулась, только языком цокнула. И что это было? Вспыльчивая сестра всегда считала своим долгом задеть Розу, уколоть ее по больнее, но ничего не сказала сейчас. Мое искреннее желания остаться в наведение рассыпалось, как плохо собранная мозаика. Хоть что-то же я должен за сегодня узнать, чтобы не быть в следующий раз несведущим дураком. Но я не успеваю и рта открыть, как сестра ретируется в неизвестном направлении, бросив без эмоциональное: «Еще увидимся, Ал».