Мы были оба изгоями и подружились только на этой почве.
«…Секция «А», стеллаж три, полка пять, вторая справа» – размашистый почерк мадам Пинс ложится на мой пергамент согласно ее словам и прилетает мне в руки. Я просматриваю все ли книги, указанные профессором Флитвиком, есть в наличие. В прошлом году я не смог прочитать несколько книг либо из-за их отсутствия, либо они оказались в руках упрямых студентов. Мне не хочется снова бегать за каким-нибудь когтевранцем, договариваясь, когда он сможет дать мне почитать нужную мне книгу. Пинс, не отрываясь, сужает глаза и ожидает мой уход из ее святилища. Как бы она не любила свою работу, разговаривать с детьми не умела. Любой намек на не уважительное отношение к книгам и она уже начинает кричать на любого, и виноватыми становятся все. Но что мне больше всего в ней не нравится, это ее сравнения меня с Джеймсом. Брат, как мне кажется, попал в ее черный список с первых дней в школе, подставив и меня заочно. Пинс насторожено относится к мне, считая, что я сейчас побегу вырывать страницы из книг, хотя я даже повода ей не давал. – Вы не записали, где лежит книга «Чары средневековья», – я смотрю на Пинс, надеясь, что она не начнет раздражаться моим дотошным отношением к ее работе. Когда началась наша война? Всякий раз, когда я появляюсь на пороге библиотеке, Пинс становится еще яростнее и с большим рвением проверяет сданные мною книги, с недоверием и неохотой отвечает на вопросы, а я только подливаю масло в огонь, более тщательно интересуясь, что где находится, чем отличается и переспрашиваю ее несколько раз. Определено, она сделала большую ошибку, приравняв меня к брату. – Она находится в «Запретной секции», без разрешения профессора ее не выдают, мистер Поттер, – чеканит женщина, не скрывая своего презрения. Ну, да. Джеймс-то и ответить ей может в словесной форме, а я всего лишь делаю то, что ее больше всего раздражает – предельно вежливо отношусь к ней и ее детищу. – Спасибо. Я разворачиваюсь от рабочего стола библиотекаря и направляюсь в секцию «А». Жаль, что не смогу взять «Чары средневековья», по словам профессора там очень точно описываются интересные чары, которые сейчас утеряли свою значимость. Наверное, Флитвик забыл о том, что она находится в запретной секции. Хотя, может он и не хотел, чтобы я ее прочитал. Но тогда он ведь и не посоветовал бы мне эту книгу: «Замечательная книга, дотируемая шестнадцатым столетием, мистер Поттер, она достойна, чтобы ее прочитали. Там так красиво описаны чары, что они живут на страницах. Магия!» . Не будет ничего страшного, если я вернусь через пару дней с разрешением профессора – у меня нет нарушений, чтобы Флитвик мне отказал. Я не особо частый гость в библиотеке. Мне гораздо проще заниматься в своей комнате, а предвзятость мадам Пинс только помогает мне. Конечно, для более подробного эссе приходится искать информацию в дополнительных источниках, но обычно за книгами ходит Малфой или мы берем у однокурсников, потому что Скорпиус тоже не особо нравится Пинс. Интересно, это потому что он мой друг или все-таки из-за фамилии? Я бы поставил на первое, но друг считает, что во всем виновата репутация его семьи. Но сейчас мне нужны книги для личного чтения, а сгрузить на друга работенку не получиться: во-первых, у него сегодня «долгожданная» тренировка, а во-вторых, не хочется злоупотреблять его помощью. Лучше сходить самому, чем потом слушать все, что Скорпиус думает обо мне и упрямой библиотекарши. Отсчитав нужную полку, сразу замечаю потертый, но не менее презентабельный, корешок книги. Сняв ее со стеллажа и открыв, я успеваю пробежать глазами оглавление, прежде чем меня отвлекает не громкий шорох сзади. Обернувшись, вижу девушку, расставляющую библиотечные книги согласно пометкам Пинс. Я возвращаюсь к своей книге и иду искать остальные, включенные в список. Тишина библиотеки вынуждает и меня делать все медленно, стараясь не шуметь. Это вырабатывается автоматически, хотя ничего плохого в этом и нет. В библиотеке вообще редко можно видеть оживление: здесь царит безмолвие и мирный шелест страниц. Между стеллажей изредка появляется чья-то мантия, тут же скрывается и можно услышать лишь звук расстановки книг и глухое бормотание. В будни здесь значительно больше посетителей, стремящихся найти нужную информацию для эссе, но в воскресный день студенты повалили на улицу наслаждаться уже тускнеющим солнцем, которое выходит из-за туч все реже, погружая местность Шотландии во мрак. Сбоку раздаются торопливые шаги, приближающиеся к столам для чтения. Я слышу тихое и раздраженное «черт, будь ты проклят», а после с удивлением выглядываю из-за стеллажа с книгами и научными журналами по зельеварению. – У тебя все хорошо? – я тихонько подхожу к Розе, с ожесточением заталкивающей очередной фолиант на полку. Она вздрагиваю от неожиданности и, когда она поворачивается ко мне лицом, я замечаю, что она очень уставшая, хотя время едва доходит до обеда. Хмыкнув, я опираюсь на книжную полку, Розе нужно перестать думать обо всех, кроме себя. – О, Альбус, привет, – кузина заправляет выпавшую прядь рыжих волос за ухо, и пристыжено улыбается. – Роза, я не буду тебя осуждать за неподобающее обращение с детищем мадам Пинс, – понизив голос, оглядываюсь на входные двери библиотеки Хогвартса, где заседает за стеклянной ширмой Пинс. – Да… – невпопад вставляет Роза и отворачивается от меня, вновь выбирая книги. – К слову, сегодня будет собрание старост – Эллис просила передать тебе. – Чему посвящено собрание? Роза не выглядит довольной от моего вопроса, но, все же, кивает, показывая, что услышала меня. Она тянется к книге в сиреневой обложке, но не может дотянуться, и лишь гневно шипит. Очевидно, ее воскресный день не предвещает легкости. Я подхожу ближе и снимаю книгу, читая название: «Справочник свойств минералов». Хмыкнув, вручаю книгу сестре и, как бы ни взначай, спрашиваю: – Как подготовка к практической части зельеварения, Рози? Роза раздраженно откидывает очередной справочник по лунному камню, хватает скрученный пергамент и резко вскидывает руку с ним в мое направление. Я успеваю увернуться и прикрыть многострадальную голову от удара справочником. – В полном порядке, – кузина обижено поджимает губы и всем видом дает понять, что не будет со мной больше разговаривать. – Я рад за твои успехи, – продолжаю давить на ее «любовь» к зельеварению. Конечно, для нее зельеварение – горе, которое она не может пережить. Роза слишком близко принимает свои неудачи и чужую критику. – Завтра прибудут делегации из Дурмстранга и Шармбатона, на собрании все расскажут, – Роза бросает в меня слова и разворачивается к столу, куда леветирует книги. А, так она такая раздраженная на меня из-за Турнира? В самом деле, чего так сильно утрировать эту тему? Еще не факт, что меня выберут, поэтому можно же уже перестать перетягивать канат на сторону разума. Я понимаю, что участие большой риск, но, в конце концов, меня же никто не заставляет насильно участвовать, как это было в жизни отца. К тому же, если для кого-то, вроде Джеймса, это развлечение, то для меня больше возможность узнать свои силы. Но опять же, если меня не выберут, я даже не расстроюсь: фанатичного желания стать чемпионом у меня нет. – Ладно. Роза, не хочешь помочь мне с трансфигурацией, а я тебе с зельеварением? Я не должен просить помощи, когда в ней не очень сильно нуждаюсь, и еще больше загружать сестру. Просто иногда у меня появляются странные желания, вроде того, чтобы поменьше работать самому и попросить помощи друзей. Серьезно, когда один раз себе позволишь что-то не делать, тебе это понравится, и ты начнешь следовать этому правилу постоянно. Разумеется, мне не хочется следовать ему, лишь чуть-чуть разгрузить свой воскресный день. Мне же все равно придется переписывать эссе, если Роза что-нибудь выцепит неправильное в нем. – Нет. Делай сам, Ал. Я за тебя СОВ сдавать не буду, – Роза принципиально никому не дает списывать: помочь может, подсказать, но вот начисто списать у нее – не выйдет. Я знаю, что она даже Фрэнку на уроках очень редко помогает, потому что считает, что если студент не выучил – это только его проблема и вытягивать его безответственность из плохих оценок, не намерена. – Да у меня написано эссе, только проверить надо. Пожалуйста. – Я же сказала, что ты сам должен работать. Мерлин, откуда у Розы столько принципов, которые очень долго приходится обходить? – Роза, пожалуйста, ты же самый лучший человек в мире, – я прибегаю к проверенному способу – начинаю канючить и делаю жалобное лицо. На Розу не действует лесть, лишь подтверждает, что это ложь. «Комплимент – это слова, которые хочет слышать человек, а не то, что есть на самом деле» – один из самых главных заветов Розы. – Ты всегда так говоришь, Альбус. – Но это правда! Правда, потому что Роза Уизли действительно лучший человек в мире, конечно, не единственный, но тем не менее. Если бы ей говорили это чаще, и вместо слов «умница, продолжай так же» Роза слышала бы нечто подобное, то ей было бы легче адаптироваться среди однокурсников. Я заверяю сестру, что она самый-самый лучший человек, что только она меня может спасти от гнева преподавателя. Роза отметает в течение пятнадцати минут, пока пишет набросок своего эссе по зельеварению, все мои попытки убедить ее, что она проверит мою работу ради моего блага и своего удовлетворения «правильной старосты». Она соглашается, устав от моего нытья. Мне и самому непривычно и мерзко от своего поведения. В самом деле, я мог и сам проверить эссе, но зная Розу можно точно сказать, что она проверит ее так же, как бы ее проверила Макгонагалл, а это значит, что найдет все самые невозможные ошибки. На пятом курсе преподаватели, словно обезумев, завалили нас с первых дней домашними заданиями, дополнительными материалами и абсолютно на каждом уроке каждый преподаватель считает своим долгом напомнить нам о предстоящих СОВ. Мне это порядком надоело уже, как только вспоминаю, что впереди еще почти десять месяцев – мурашки бегут по коже. Наверное, я рано начал расслабляться, и теперь это сказывается на моем качестве эссе. Я собираюсь с мыслями и притягиваю Розин пергамент с зельеварением. Хотя она и не просила, и точно не захочет принимать мою помощь, потому что привыкла полагаться только на себя. Одно дело, когда мы делаем все вместе, а совсем другое, когда за нее делают ее работу. У Розы не нормированная гордость, даже если она не сможет что-то сделать, не пойдет просить у кого-то помощи. – Роза, как у тебя дела? – я все-таки отвлекаю кузину. В последние дни мы редко общались, оба загруженные успевали лишь обменяться парами фраз и разбежаться. Но мне хочется знать, о чем думает Роза и что она делает. Что происходит в ее жизни. Нет, я не лезу к ней со своим обществом, и не собираюсь вмешиваться в ее жизнь, но будет намного лучше, если я буду знать, хоть часть ее переживаний. Если Лили нуждается в опеке старших, то Роза нет. Я просто хочу ей помочь, если ей это будет нужно, поддержать и дать правильную опору. – Нормально, а у тебя? Сестра грустно улыбается. Наши разговоры всегда начинаются с этой фразой. Меня бесит слово «нормально», потому что им оперируют везде и подразумевают какую-то норму их жизни, вместо того, чтобы прямо сказать, что у них происходит. – Тоже, но мы ведь уже можем перейти к менее лаконичному обмену личной информации. – Ты знаешь, что ты единственный подросток, который использует такие речевые обороты? Слишком сложно для многих, – Роза усмехается и откладывает пергамент в сторону. Конечно, сложно! Никто не следит за речью студентов. Не в том смысле, что многие матерятся, а именно, что не умеют внятно формулировать свои мысли, использовать обороты и развивать речь. В нашей семье за подобное изучение всегда отвечала Гермиона, которая хотела, чтобы дети умели общаться со сверстниками. Правда, она не предвидела, что сверстники разговаривают кратко, не красиво и вообще, как им удобно. – Хорошо, я буду разговаривать, как все: ну, да, типа что, эээ, блин, короче… Так лучше? – Нет, – она качает головой. – Мне нравится то, как мы с тобой разговариваем. Вообще-то… У меня не все так хорошо. С завтрашнего дня я буду мучиться с первокурсниками, но это не так плохо, потому что я все равно частично это делаю все эти дни. Я боюсь, что плохо сдам СОВ по зельеварению, боюсь, что не смогу должным образом справиться с обязанностями старосты. И вообще, я уже устала убеждать себя, что никому ничего не должна. Кузина тяжело вздыхает и переводит дыхание. Ей не нужно, чтобы я ее жалел и говорил, что будет хорошо, нужно только расслабиться, перестать заострять внимание на чем-то одном. Это она знает и сама. Самое главное, что нас связывает с Розой, это умение выслушать. Мы редко даем советы друг другу, и только тогда, когда сами просим об этом. Я киваю на каждое ее слово, потому что и сам опасаюсь этого. Да, с первокурсниками я уже потренировался и понял, что если разговаривать с ними чуть грубее, чем есть на самом деле, они начинают слушаться тебя быстрее. Еще бы! Старшекурсник грозно говорит, что если будут опаздывать, их ждет суровое наказание, то значит это так и будет. Пока не нашелся первокурсник, который бы мне ответил «ты не имеешь права!». И СОВ. Разумеется, я волнуюсь, потому что нас начали готовить к экзаменам еще в начале четвертого курса. Тогда и вселили во многих панику и уверенность, что от этих экзаменов зависит дальнейшая жизнь. У меня нет уверенности, что я знаю хотя бы часть того, что спрашивают на СОВ, поэтому в своих страхах Роза не одинока. – М-да. – я собираю все мысли и подбираю слова так, чтобы они не сильно отличались от правды, но и не сильно напугали Розу. – А я расслабился и мне очень сложно возвращаться в прежний режим учебы. Каждый вечер падаю на кровать без сил, хотя делал-то не так много. Я переживаю, что некоторые слизеринцы устроят нападки на тебя из-за вчерашнего и… Да в принципе у меня странное состояние, будто это не я. Как это называется? Я понятия не имею, мне просто начинает казаться, что все, чем я живу, не имеет смысла. Однообразные дни, которые пролетают так быстро, что я не успеваю понять их значение в моей жизни. Мы сидим молча, каждый погруженный в свои мысли. Так надо, так правильно для нас. Если что-то будет тревожное, мы скажем друг другу, а пока просто нужно помолчать. Я волнуюсь за Розу. Да, за Лили, разумеется, я тоже волнуюсь, но все же не так, как за кузину. Лили всегда с кем-то, она, я знаю, что как бы ни противилась нашим с Джеймсом вмешательствам в ее жизнь, всегда этому рада. Для нее это признание, что она нужна нам, и мы ее любим. Я никогда не мог понять, почему Лили так важно, чтобы к ней проявляли заботу и любовь. Мы ведь и так ее любим, и готовы заботиться о ней. Конечно, не всегда это получается так, как она этого хочет. Но за Лили я спокойнее куда больше, чем за кузину. С Розой же все иначе. Она сама себе на уме, и, Мерлин ведает, к каким выводам она придет завтра или через месяц. – Мне, кстати, сегодня мама письмо прислала, – я нарушаю тишину, вспоминаю мамино письмо. – Что пишет? – Спрашивает как дела, чем занимаемся – все возможные условности. Ничего конкретного и важного не написала. – Будешь писать ответ, передавай привет от меня, – она возвращается к моему сочинению, и я понимаю, что больше от нее не услышу ничего важного, пока она не закончить с проверкой. – Обязательно. Я отбрасываю от себя справочник по лунному камню и чиркаю ничего не значащие закорючки на уголке пергамента. Чернила впитываются плохо, из-за чего на рукав клетчатой рубашке попадает пятно. Пытаясь его свести, я делаю только хуже, потому что оно растекаются по ткани, превращаясь в уродливую кляксу, с которой мне придется идти до гостиной Слизерин, а это равносильно тому, чтобы пройти через весь замок. Наверное, я бы мог уже сбегать до Флитвика и взять разрешение на книгу из запретной секции, чтобы Пинс, скрепя сердцем, выдала мне ее уже сейчас, но я сижу, изредка бросаю взгляд на Розу, которая хмурилась, сосредоточено читала мою работу, порывисто открывала учебник и снова хмурилась. Интересно, когда Розе надоест играть в молчанку. Мне бы хотелось поговорить с ней о слизеринцах. Я знаю, что ее это волнует. Не может не волновать, потому что Роза умная девочка и прекрасно понимает, что ее действия очень сильно задели Булстроуда. – Привет, – я замечаю за спиной сестры Скорпиуса и киваю ему. Друг подходит к нашему столику и, заглядывая за плечо Розы, кивает: – Привет, – Роза не отрывается от изучения моего пергамента, и я даже начинаю подозревать, что она не слышала ничего из наших слов, и присутствие за ее спиной постороннего тоже осталось незамеченным. Скорпиус выглядит уставшим и раздраженным. Светлые волосы, которые утром были хорошо уложены, сейчас свисали патлами. Спортивная мантия, взмокшая из-за небольшого дождя, который закончился, едва начавшись, пока друг шел с поля. Я замечаю, что в некоторых местах на его форме присутствуют крапинки грязи, наверняка снова свалился с метлы. Вид друга так отличается от его всегда идеальной школьной формы и гордого вида, который он унаследовал. Представляю, как ему сложно было идти в таком эстетическом состоянии через весь Хогвартс. – Как тренировка? – Малфой не выглядит довольным и отмахивается от моего вопроса, садясь поодаль Розы. Я хмыкаю. – Булстроуд сильно вас третировал? – мне безумно интересно, что собирается делать капитан. В то, что он забудет унижение от Розиной инициативы, верится с натяжкой. Булстроуд обязательно найдет способ отомстить. Именно поэтому нужно быть рядом с сестрой: слизеринцев не остановит, что она староста и вообще-то девочка. Малфой ничего не говорит, лишь трет лицо и делает большой вдох. Конечно, провести почти четыре часа на поле для квиддича – это большая трудность, она, наверное, сравнится, лишь с Розиными потугами понять зельеварение. – Да ему не до нас было! – взрывается друг, кидая свой рюкзак на пол. Между стеллажей появляется подозрительное лицо библиотекаря и Малфой благоразумно понижает голос. – У него заело: Уизли, Поттер, Гриффиндор, месть. Ему явно не пришло в голову, что лучшая месть – победа в финальном матче, до которого мы не дойдем при таком безответственном отношении. И знаешь, Ал, восемьдесят процентов команды с ним согласно. Я поднимаю бровь, но на самом деле не чувствую себя удивленным. Этого следовало ожидать. У Стэнли на лбу написано, что он все помнит и желает отомстить каждому, кто тогда был на стадионе. Разумеется, со стороны Гриффиндор. – А те двадцать процентов, это кто? Дож и Булстроуд? – я думаю, кто может быть более разумным: Малфой, понятно, а второй… – Ну, ты почти угадал, – Скорпиус делает задумчивое выражение лица и смеется с моего. Представляю, как выгляжу со стороны: нахмуренные брови, раскрытый рот и удивленные глаза – кажется не совместимые вещи и я, Альбус Северус Поттер. – Я и Дож, разумеется, а не Стэнли. – Разве Крис не должен быть за одно с Булстроудом? Они ведь друзья и оба не жалуют Джеймса. Мне не понятно, как Дож может быть не согласен с Булстроудом, чтобы проучить Джеймса, поэтому пытаюсь придти к логическому объяснению, но у меня ничего не выходит. Не верится, что Крис решил забыть об их вражде, хотя, возможно, он просто считает выше своего воспитания устраивать месть Джеймсу из-за разрешения, которое принесла Роза? – Твоего брата жалуют только девушки, – хмыкнув, Скорпиус хмурится. – Даже не знаю… К слову, Ал, а ты не знаешь, что твой брат не поделил с Крисом? Хотелось бы мне знать, что они не поделили: их жизни мало пересекаются. Больше всего во время матчей или борьбы за тренировку, на уроках не особо и общих знакомых нет. И я очень сомневаюсь, что дело в факультетах, потому что Джеймс дружит с Хиггсом и все нормально. Но я не знаю, что у них произошло. Чувство, что они с самого дня в Хогвартсе так ведут себя друг с другом, вот только я точно знаю, что вражда в первый год у брата была именно с Хиггсом и Кресвеллом, а потом они стали дружить. Значит, с Дожем у них что-то другое. – Понятия не имею: никогда не спрашивал. Даже если бы и спросил, брат бы ничего мне не ответил. – Жаль. – И что они думают насчет мести? – я стараюсь направить разговор в нужное мне русло. Не хочется оказаться под их своеобразным представлением о правильной месте. Серьезно, они ведь собираются мстить девчонке. Их самих-то ничего не смущает? Правда, они могут мстить только Джеймсу, но… да какая разница?! – Поттер, тебе вообще не нужно интересоваться этой темой. Какова вероятность, что Булстроуд ничего не заподозрит. Не удивлюсь, что при тебе говорить в гостиной об этом не будут, – Скорпиус поджимает губы. Его не может радовать то, что кто-то решил устроить темную моим близким, да и мне, если на то пошло. – У меня есть ты, и подслуши! – Серьёзно, Ал, я же могу обидеться – ты поступил предательски по отношению к факультету. И за собой тянешь меня. Скорпиус скрещивает руки на груди, всем своим видом показывая, что не успокоится, пока я ему все не объясню. Мне бы не хотелось затрагивать тему факультета, потому что я сам еще не разобрался, кто я есть. – Ты-то здесь причем? – А кто тебе сказал утром, что у нас экстренная тренировка, потому что у Гриффиндор отборочные? Ты впервые на моей памяти соскочил с кровати ранним субботним утром. Мерлин, неужели все так могут складывать факты, как это делает Малфой? Сомневаюсь, что кто-то серьезно может найти связь между такими незначительными событиями. – На что ты намекаешь? Я встал, чтобы поддержать своего лучшего друга на поле, откуда мне было знать, что поддержка нужна будет Джеймсу, – я невинно улыбаюсь, стараясь как можно больше вложить в слова правды. Я же даже не вмешивался в их разборки, в чем тогда меня можно обвинить? Быть единственным слизеринцем в семье гриффиндорцев и единственным гриффиндорцем в стане слизеринцев – высшая мука, которую я познал в одиннадцать лет. И за четыре года и пять дней я научился лавировать между «один за всех и все за одного» Слизерина и братскими чувствами в сторону Гриффиндор. С одной стороны родной факультет, который хоть и не сразу, но принял или, что более вероятно, признал, что я, все же, больше слизеринец, чем гриффиндорец, а с другой – родственники, которые составляют половину Гриффиндора. Первые пару месяцев было сложно свыкнуться с мыслью, что в образе обоих факультетов я враг. Даже пуффендуйцы и когтевранцы следили за мной с подозрением: против меня ничего не было плохого, просто Поттер-слизеринец – мега неожиданно, странно и неправильно. Я и сам до конца не мог разобрать, почему я попал на Слизерин? Хитрым и беспринципным я не был, конечно, мог лукавить, искать выгодную мне ситуацию, но ничего сверхъестественного во мне нет. Все те же характеристики, что у большинства сверстников. У меня были все шансы стать гриффиндорцем и не разочаровывать близких, но сидя на табуретке под пристальными взорами сотен глаз, в голове проносились подначки брата. «Ты попадешь на Слизерин», «Станешь отвратительным слизеринцем», «Позор семьи». Джеймс шутил, а я проникался его словами и начинал верить в то, что на другой исход надеяться нельзя. В одиннадцать лет я решил рискнуть или подтвердить слова брата о «позоре семьи», и самое смешное, что Джеймс был в шоке больше всех от моего распределения. Шутки шутками, но брат был уверен, что я буду учиться на Гриффиндор. Но я учусь на Слизерин, каждый день, ловя себя на мысли, что проще было попросить сделать повторное распределение или перевести меня сразу на Гриффиндор, потому я уже запутался, кто я есть. Знаете, когда идешь по ровной дороге и неожиданно оказываешься на перепутье двух совершено других, сложных и неопределенных, дорог, тебе нужно сделать выбор, а ты стоишь и просчитываешь, где тебе будет лучше. В такой ситуации оказался я, вынуждая самого себя перескакивать с одной лужи на другую, перепрыгивать кочки и смотреть по какой обочине мне идти сегодня. Мы привыкли, что главное – семья. И какими бы не были у нас отношения в семье друг с другом, мы должны быть вместе. Так правильно, так мы сильные. И да, я просто не могу пойти против брата. Когда я узнал, что Булстроуд делает это специально, я встал на сторону Джеймса, потому что факультет факультетом, но на школе жизнь у меня не закончится. А Джеймс останется моим братом даже спустя десять и двадцать лет. Все просто. Между Слизерин и Гриффиндор я выбрал первый, но когда дело касается моих близких людей, я всегда выбираю пресловутый Гриффиндор. Если я выгляжу предателем факультета, то, по крайней мере, я не стану предателем семьи. – Конечно же, это ведь не староста Слизерин вытянул перед завтраком старосту Гриффиндор, – мы оба бросаем взгляды на Розу, но она никак не реагирует на наши слова. Я даже забыл, что мы с Скорпиусом не одни: кузина не издавала ни звука, бесшумно листая книгу и подчеркивая что-то в ней. Она бессмертная, определенно. Кто еще решится писать в книге в библиотеке, даже если книга своя? – Ой, да ладно, я просто соскучился по Розе… – Поттер, молись, чтобы Булстроуд оказался менее соображающим, чем я, – Малфой вздыхает. Собственно, что я сделал неправильно? Я же за справедливость, которую и воплощаю в жизнь. Ну, да, не должен был играть на стороне Джеймса, но ведь Булстроуду вообще не сдалась эта срочная тренировка. Я всего лишь сказал Розе о том, как не честно поступает Стэнли, а то, что кузина решила его проучить – не моя вина. Это не я пошел к профессору Долгопупсу за разрешением, о котором Джеймс-клинический-идиот-мой-брат-Поттер не подумал, хотя стоило. Полагаю, Розе доставило унижение обоих большую радость. Разборку двух капитанов изящно решила девчонка. И, тем не менее, Джеймс – мой брат, а Стэнли – по сути, никто для меня. – Да брось, Малфой, одним меньше, одним больше. Никто в здравом уме не будет устраивать темные мне или Джеймсу. – Когда вы вместе, да, а если по отдельности, то… – Малфой кивает, рассуждая сам с собой. Да, он прекрасно знает, что мы не позволим кому-то нападать друг на друга. Наверное, ему сложно это понять, но главное он это знает. – Сам понимаешь, спустить кого-нибудь с лестницы не проблема. – Проблема в том, что безнаказанными они не останутся – это раз, – Роза неожиданно подает голос: оказывается, она все слышала. – Тебе тролль, Ал, это два. Сестра протягивает мне мой пергамент и, не успев полностью его раскрыть, я уже вижу исписанный и перечеркнутый пергамент. Я с трудом могу разобрать свой почерк под резкими завитками Розы. Между строк так и читалось, что я бездарность, раз даже из книги не смог списать правильно. Мне хочется возразить и сказать, что многого просто нет в стандартном учебнике трансфигурации, но быстро вспомнив о Розиных подчеркиваниях в учебнике, затыкаю подальше свои возмущения. Очевидно, что кузина предусмотрительно нашла все доказательства моей глупости. – И что я здесь пойму? – Роза фыркает и с превосходством заявляет: – Это твоя вина, что ты написал чушь. Ты просил проверить, я проверила – зря потратила время, потому что там, – она указывает на мою работу. – Ошибка на ошибке. Я не собираюсь писать за тебя эссе, Альбус. Проверить, пожалуйста. Я проглатываю резкие слова в ее адрес, быстро выкинув из головы разговор о Булстроуде. Конечно, моя вина, что я написал по принципу «пронесет», но можно, же было чуть-чуть облегчить мне задачу. – Так, а зачем ты тогда исписала вдоль и поперек мою работу, я же теперь даже свои ошибки не могу просмотреть? Роза качает головой на мои слова и злорадно улыбнувшись, цедит: – Во-первых, вся работа сплошная ошибка, так же, как твои попытки укорить меня – я не буду помогать с эссе. Во-вторых, если бы проверял профессор, ты бы не увидел ничего, кроме чернил и плохой оценки. – А проверь мою работу, пожалуйста, – вклинивается Скорпиус, и я не могу ответить Розе, пока она проверяет его работу. – Давай, но учти, если ты писал по принципу своего дружка, будешь получать за обоих, – Малфой кивает, словно превратился в болванчик, а я очень сильно пожалел, что отказался написать и ему эссе, когда он просил. Понятно, что он сделал куда лучше. Интересно, как он все успевает? Роза заканчивает проверку. За все время, что она проверяла работу Малфоя, Роза сделала всего пару ремарок. Черт. Получать буду лишь я. Предатель. – Не плохо, вот здесь нужно переформулировать, – Роза указывает карандашом на середину эссе. – А в конце неправильный вывод: вопрос стоит в том, что сложность Заклятия исчезновения зависит от сложности животного, которое мы подвергаем исчезновению. Ты пишешь сравнительную таблицу, но при этом вывод у тебя отходит от изначальной темы. – Спасибо, Роза, – Малфой улыбается девушке и начинает читать свое эссе. – Не за что. Я пойду, у меня еще дела есть. Уизли встает, собирает свои вещи в рюкзак и направляется в сторону выхода. Я запоздало отреагировал и, пробормотав другу «жди здесь», побежал за ней. Роза уже переступила порог библиотеки, как я вылетаю из очередного шкафа с фолиантами, и, не обратив внимания на Пинс, крикнул в сторону кузины. – Постой, – девушка оборачивается, как только слышит мой голос. – Ал, я же сказала… – Да я не об этом! – поравнявшись с ней, отмахиваюсь. Конечно, я никогда бы не решился просить Розу помогать мне с эссе, когда я так сильно подставился. Она будет поминать мне эту работу еще долго, пока я не сделаю что-нибудь более идиотское. Уизли молчит, а потом, поджав нижнюю губу, тихо спрашивает: – Ты, правда, считаешь, что Булстроуд мне что-то сделает? Иногда меня пугает проницательность Розы: она очень часто видит корень разговора в самом начале. Я больше за анализ фактов, а она именно слова. Будто она видеть твои мысли насквозь, но это невозможно. Нет, конечно, возможно, но Роза не легилемент – это бы я знал. Ведь знал бы? Естественно! – Знаешь, лучше быть готовым к удару, чем нет. Я волнуюсь за тебя, Роза. Мне хочется еще многое ей сказать, чтобы она знала, что если что-то произойдет она шла ко мне. Хочется заверить ее, что она может доверять мне любые тайны, но Роза это знает, даже лучше меня. – Я могу за себя постоять, – мне хочется возразить, но она не позволяет, усмехаясь. – Но если что-то произойдет, я скажу тебе, Хьюго, Луи и Джеймсу. Естественно, кому-то одному, потому что с вас станется пойти разбираться всем вместе. – Зато после никто не тронет наших сестер. Довод не самый удачный, но зато действенный. Все знают, что значат для нас сестры, поэтому они стараются держаться от них чуть дальше, чем им бы хотелось. И, разумеется, если кто-то решится причинить им вред, он сразу попадет в черный список братьев Поттер-Уизли. – Ага, так же, как и не подойдет до конца наших жизней. – Это будет хорошей проверкой на истинные чувства. Тем более, что Фрэнк никуда не денется. Я говорю это прежде, чем хорошенько думаю. И сам себя кляну последними словами, зная, что заслуживаю. Тема Фрэнка, которая поднимается постоянно каждой девушкой, которая считает своим долгом сказать, какая же Роза высокомерная дура, что не понимает, что мальчик в нее влюблен. – Я оценила твой юмор, – бросает Роза, и я понимаю, что являюсь полным идиотом, раз сказал нечто подобное ей в лицо. Дурак. – Но это не значит, что у него есть шанс, – начинаю, но быстро исправляюсь под злым взглядом сестры. – Конечно, это зависит лишь от тебя. Я хотел сказать, что его тоже ждет проверка. Я судорожно подбираю фразы, но все они оказываются провальными, потому что я не знаю, как исправиться и сказать Розе, что имел в виду совсем другое. – Знаешь, Ал, никогда не думала, что скажу это, но Джеймс более тактичен, чем ты. – Ты меня сейчас оскорбила! Роза смеется и скрывается за поворотом, предварительно заверив меня, что если пойду за ней, то она обидится на меня до конца дней, и, не смотря на то, что это неправда, я остаюсь стоять на месте, думая, что если ей кто-нибудь причинит боль, он жестоко получит по заслугам. И Фрэнк в этом числе будет получать больше всех, потому что его увлечение Розой меня напрягает куда больше, чем саму сестру. Разумеется, я понимаю, что это ее жизнь и если он ей понравится, то мое слово ничего не будет значить, но все же мне будет неприятно видеть Долгопупса рядом с ней. Тем более, что он ей не нравится и она шарахается от него, как от огня, словно боясь, что он может ей что-нибудь сделать. Хотя ничего Фрэнк не сделает, он всего лишь влюбленный дурак, который бегает за Розой, не понимая намеков, что ей это не нужно. Я возвращаюсь в библиотеку, где сидит с отстраненным видом Скорпиус. Перед ним лежит эссе по трансфигурации, но он к нему так и не притронулся, хотя у него было достаточно времени, чтобы переписать вывод работы. Резко хлопаю в ладоши перед ухом друга и отскакиваю, когда Малфой оборачивается с жуткими глазами. – Ты идиот, Ал, – шипит он и встряхивает головой. – Не смей с таким лицом думать о моей сестре, – предупреждаю я и сажусь напротив, притягивая его эссе к себе. Ничего страшного не произойдет, если я чуть-чуть воспользуюсь его работой, потому что половину третьего и четвертого курсов я работал за двоих, пока он думал, лишь о квиддиче. И Розе, конечно. – Прекрати, – Малфой делает попытку забрать у меня пергамент, но я оказываюсь проворнее и успеваю убрать к себе в рюкзак. – Ты наглый, Поттер! – Это семейное, Скорп. И я серьезно. Сколько уже можно думать о Розе? Если она тебе нравится, то легче забыть об этом. Раньше меня забавляло помешательство Малфоя на Розе. Мне казалось это милым, что моему другу нравится моя кузина, но одно дело, когда тебе одиннадцать лет и ты много времени проводишь в компании девочки, и тебе это нравится, и совсем другое, когда тебе пятнадцать лет. Меня начало это напрягать в прошлом году, когда я заметил, что Скорпиус часто сморит в сторону Розы, говорит со мной лишь о ней и с упрямством быка, ищет с ней встречи. Наверное, если бы он сделал первый шаг и просто признался бы Розе, мне бы не было неприятно это, но Скорпиус ничего не делает. Только смотрит на Уизли, и это больше всего меня нервирует. – Только потому, что она твоя сестра? – Скорпиус нервно прикусывает губу, не смотря мне в глаза. Это, конечно, тоже влияет, потому что это сложно, воспринимать парней возле сестер. И все дело в том, что ты понимаешь, завтра сестра может плакать из-за этого мальчика, а ты ничего не сможешь сделать. Меня вполне устраивает позиция Розы по этому поводу. – Нет. Потому что ее не интересуют отношения. – Потому что я – Малфой. Я не понимаю, с чего ему пришло в голову такое объяснение, ведь Роза никогда не говорила ничего подобного не то, что ему, но даже за спиной. Да кому вообще важно, что когда-то делали Малфои, если те времена прошли, оставив лишь историю? Мне вот совершено не важно, также как и моей семье. – Ни с кем, Малфой, у Розы нет мыслей, быть в отношениях хоть с кем-то. Друг вздыхает и начинает собирать вещи. Я понимаю, что мои слова его не утешили, теперь он вообще никогда не подойдет к Розе. Но не могу сказать, что меня это сильно радует или огорчает. Как брат, которому хочется всего хорошего Розе, я радуюсь тому, что Малфой не делает попыток, а как друг, и надо сказать хороший друг, мне становится грустно от метаний Скорпиуса. Мы выходим из библиотеки, когда раздается по замку колокол, извещающий, что сейчас время обеда. Скорпиус ничего не говорит, поэтому мы, молча, направляемся в Большой зал. В вестибюле, куда мы спускаемся с мраморной лестницы, стоит оживление: студенты бурным потом возвращаются с улицы, возбужденно перешептываясь. Я проскальзываю мимо группы третьекурсников Гриффиндора, выискивая знакомые рыжие волосы, но среди ребят нет моей сестры, поэтому я, не задерживаясь, вхожу в Большой зал, где почти полностью занят стол Когтевран и на половину Пуффендуй. Стол Слизерин стоит крайним и за ним сидят всего несколько старшекурсников. Я сажусь на свое привычное место, когда различаю за своей спиной звонкий голос однокурсницы, которая ведет на обед первокурсников. Мне хочется провалиться под землю, чтобы она меня не заметила. – Альбус, – я чертыхаюсь, когда рядом садится Элен Нотт. – Ты безответственный человек. Повернувшись в ее сторону, я нахожу тысячу аргументов, почему проводить экскурсию по территории Хогвартса должна была она, а не я, как было записано в расписание. – Именно поэтому, мне в напарники досталась ты, – Элен – это не Роза, и ей лесть приходится по вкусу. – Макгонагалл и Слизнорт знали, что без тебя я не смогу справиться. – Не подлизывайся, Поттер! Ты мой должник, – слизеринка отворачивается от меня, как только к ней садится ее подружка. У меня долги растут в геометрической прогрессии. Нужно тоже с кого-нибудь взять долг, потому что своих уже столько, что я не смогу даже выплатить половину.***
Я вхожу в кабинет, где собираются старосты для совещаний, сразу после обеда. Там почти все в сборе, не хватает лишь Томаса – старосты мальчиков Гриффиндор и самой Эллис, которая встретилась мне по пути сюда и сказала, что задержится. Мне даже не хочется знать, куда она побежала, потому что гадать не нужно – к Джеймсу. В помещение стоит тишина, словно каждый уже предложил тему для обсуждения и им больше не о чем разговаривать. Хмыкнув, я сажусь между Элен и Розой. Я упираю глаза в пол и начинаю считать, чтобы чем-то себя занять, пока не пришли остальные. Дохожу до ста и оглядываю своих попутчиков: старосты Когтевран что-то записывают в свои блокноты, пуффендуйцы устало зевают и так же, как и я оглядывают остальных. Кузина постукивает пальцами по локтю и смотрит в одну точку, а Нотт напряжено следит за входной дверью, и почему-то мне кажется, что уже не раз пожалела, что торопилась с обеда. Вновь возвращаюсь к счету единорогов, которые предлагала в детстве мама, когда я не мог долго уснуть. Сейчас мне как никогда бы хотелось уснуть, потому что время идет, а наше собрание так и не началось. Когда прошло полчаса с моего прихода, а тишина так и не нарушилась, я решил, что пора хоть что-то сказать. Даже мне, не любящему слишком шумные компании и привыкшему общаться только с близкими, корежит уши молчание старост. – Кто будет подавать заявку на участие в Турнире? – я спрашиваю, впиваясь в каждого собравшегося в кабинете. – Со Слизерин хотят Стэнли Булстроуд и Крис Дож, – подает голос Элен, не отрываясь от двери. Блестяще. Может, Булстроуд убьется в процессе Турнира. Хотя начать свои замыслы он может и до чемпионства. Во всяком случае, мне не будет его жалко, если его выберут, и он пострадает. А Дож – даже не удивительно, он один из лучших студентов Хогвартса. – А с Когтевран пара семикурсников, будут ли пробоваться младше, не знаю, – шестикурсник с Когтевран задумывается, а после добавляет: – Я знаю, что ты, Альбус, хотел бы участвовать. И откуда интересно идет информация? Не от Розы и Скорпиуса, значит, кто-то очень сильно любит подслушивать чужие разговоры. Но это даже не имеет значения, потому что ничего плохого в том, что об моих планах знают остальные. – Я еще не решил, – отхожу от щепетильной темы, когда справа от меня раздается громкое фырканье. Чуть склонив голову, я смотрю на Розу, она немного тушуется, но все-таки отвечает мне: – Это ведь Турнир, – Роза кривится, вспоминая мои слова. Мне хочется оправдаться перед ней: она просто волнуется за меня и не хочет, чтобы я рисковал собой. – К слову, Джеймс тоже хочет участвовать. Да я так и думал! Я не знаю, что должно произойти, чтобы Джеймс оказался позади такого масштабного мероприятия. Уверен на сто процентов, что одним из чемпионов будет именно брат, а если выберут еще и Криса, то Турнир войдет в историю. Джеймс не позволит ему обойти себя, чего бы ему это не стоило. Мне было бы интересно посмотреть на их соперничество, как чемпионов. Наверняка, будут факультетские распри, если эти двое, да даже если и не они, окажутся чемпионами. – Джеймс Поттер и Крис Дож на одной ступени, я бы посмотрел на это, – свистит пуффиндуец, подтверждая мои слова. На этом наш разговор снова заканчивается, погружая каждого в свои мысли. Тридцать три, тридцать четыре. Дверь отворяется медленно и неожиданно, но я, все же, не замечаю этого, пока Элен громко не начинает возмущаться, что мы торчим здесь сорок минут, ожидая, когда ее величество решит показать свое лицо свету. Переведя внимание с воображаемых животных на дверь, вижу, как Эллис проходит и садится на свободный стул подольше от всех нас. – У меня были дела, – цедит Долгопупс, считая, что на этом все закончится, и она сможет приступить к собранию, но Элен не дает ей данного шанса, вскидываясь: – А нельзя было их решить, а потом собирать нас? Или, что Поттер не мог подождать, пока ты бы сказала нам все сразу, а потом шла бы хоть куда с ним? В чем-то Нотт, конечно, права, но мне не нравятся ее слова, потому что не факт, что Эллис была с Джеймсом. Долгопупс ничего не отвечает, только раскрывает свой блокнот и склоняется над ним. Я не вижу ее лицо, чтобы судить задели ли ее слова Элен. Мне резко ударяет тепло в шею, а после я слышу шепот Розы мне на ухо: – Она плачет. Мне хочется задать глупый вопрос «что?», но воздержавшись, я бросаю взгляд на старосту школы, и подмечаю, что ее плечи подрагиваю, а все лицо скрыто распущенными волосами. Интересно. Значит, у нее не все так гладко с моим братом. Этого следовало ожидать. Я не замечаю, что делает Эллис, но когда через несколько минут она поднимает голову, мне не видится ни покраснения, ни дорожек слез, из-за чего я делаю вывод, что она применила магию. – Итак, профессор Макгонагалл сообщала, что уже завтра к нам прибудут делегации из Шармбатона и Дурмстранга: примерно по дюжине от каждой школы. Подавать заявки со своими именами можно будет с завтрашнего дня и до среды, когда будут подведены итоги. Все нюансы будут известны лишь студентами, а в курс дела ведут всех завтра на праздничном ужине. В наши задачи входит помощь иностранным студентам и открытая дружелюбность. – А если там дружбой и не пахнет? – вклинивается Элен. – Старосты должны быть примером для остальных школьников. Мы не должны поощрять нелестное отношение к новоприбывшим. Наша задача снизить возможность любого конфликта. Долгопупс методично кивает, говоря чужими словами, не испытывая ни капельки вдохновения, которым хотела заразить нас, я понимаю это, ведь раньше Эллис вела себя несколько иначе. Все-таки отношения с Джеймсом ей мало принесли счастье. Я откидываюсь на спинку стула и посматриваю на наручные часы, ожидая окончания собрания.***
В гостиной начинается ажиотаж, как только мы с Элен заходим в нее. На нас набрасываются младшие курсы, наперебой спрашивая о завтрашнем прибытии иностранных гостей. Я отбиваюсь от зудевших слизеринцев и направляюсь в центр гостиной, где рядом с большим камином, обдающим зеленым пламенем, разместились старшие курсы. Скорпиус сидит на кожаном диванчике чуть дальше от камина, облокотившись на спинку дивана. Увидев меня, он дергается и спускает ноги на ковер, освобождая мне место. Напротив меня сидят члены команды по квиддичу и сверлят меня не довольным взглядом. Похоже, я вмешался в их бурное обсуждение планов, если бы не догадывался, что они обсуждают, устыдился бы. Ингрид откидывает волосы за спину и острым взглядом прожигает меня. Эта сука очень злопамятная и у нас никогда не было нормальных отношений. Ингрид всегда смотрела на меня свысока, даже когда оказывалась в щепетильном положении. – Как дела, Альбус? – девушка поддается вперед, следя за каждым моим движением. Ее приемы устрашения давно на меня не действуют, что ее очень сильно злит, но доставлять ей удовольствия я не собираюсь. – Вполне не плохо, – я отворачиваюсь от нее, показывая, что наш разговор окончен и пока она не успела изменить мои планы, киваю Скорпиусу: – Завтра у нас будут гости заморские. В среду уже узнаем имена чемпионов. – Ясно, – тянет Малфой, бросая странные взгляды на Ингрид. У меня закрадываются подозрения, что меня ждет большой сюрприз от его товарищей. Я уже знаю, что буду спрашивать у друга, когда мы окажемся наедине. Довольно сомнительно, что Булстроуд посвящает Скорпиуса в такие планы, не может же не понимать, что мы друзья и об их задумках узнаю и я. Но даже если он действительно не понимает, то вот Забини то должна – вот она, настоящая слизеринка. – Ал, тебя там сестра ждет у входа в гостиную, – в соседнее кресло падает однокурсник. Я киваю, давая понять, что услышал его и медленно встаю, решая, что могло понадобиться Розе, и не могла ли она подождать в другом месте, а не рядом с гостиной, где кроется заговор против нее. Наверняка я становлюсь похожим на параноика, но ничего не могу с собой поделать: я знаю тех, с кем нахожусь в одной гостиной и учусь уже пятый год. В прошлом году кузина Молли оказалась в Больничном крыле из-за шайки Булстроуда, потому что она видите ли не так выразилась в его сторону. Конечно, Молли действительно на эмоциях может наговорить и гадостей и глупостей, но никто не имеет права нападать на человека, особенно если она девушка. Естественно, Стэнли потом получил хорошенько от Джеймса лично и половины Гриффиндора в частности, но явно уже забыл, как провалялся месяц в лазарете. Я против любого насилия, но когда дело касается семьи, мои убеждения немного исправляют свои границы, исключительно в хороших намерениях. Поднявшись по ступенькам, я сворачиваю за угол и жду, когда каменная стена отъедет, чтобы оглянуться, ища глазами Розу. Я не вижу никого возле входа и уже начинаю паниковать, считая, что кто-нибудь ей уже навредил. Не к хорошим мыслям присоединяется и то, что сам Булстроуд ушел из гостиной незадолго до меня. Я делаю большие шаги в сторону подземельных коридоров, и мое сердце успокаивает ритм, потому что все хорошо. И Роза совершено не причем, из-за чего мне становится стыдно за свои мысли. Все-таки Роза – кузина, а однокурсник сказал сестра, но почему-то я сразу решил, что речь идет о Уизли, а о Лили даже не подумал. – Привет, Ал, – сестра отходит от холодной стены, не успел я сделать ей замечание, что она может простыть. Лили бросает мне улыбку и упрямо не смотрит мне в глаза, словно в чем-то провинилась передо мной. – Привет, Лили. Как дела? – я стараюсь придать своему голосу дружелюбность, чтобы сестра не сбежала и перестала панически дергать плечом. – Да нормально вроде. А у тебя? – Лили выдыхает, слишком быстро отвечая мне, тогда я понимаю, что либо у нее что-то случилось, либо Лили что-то от меня нужно. – Хорошо. Как учеба? Сестра поджимает губы и поправляет лямку рюкзака. Я не люблю вытягивать из людей слова и тратить на это много времени. С Розой проще в этом плане, она говорит мне прямо, что ее волнует, но Лили это не Роза. Мы редко общаемся с сестрой, и я не могу изменить это, потому что Лили сама не стремится налаживать отношения, хотя мне бы очень этого хотелось. Может, я и тянусь к Розе, потому что Лили меня отталкивает. Я пытался много раз, но Лили ясно давала понять, что у нее и так все хорошо. Да, она ребенок и ей хочется, чтобы ее любили, но ей еще не понять, что об этом не обязательно говорить каждую минуту. Мне очень дорога Лили, как и Джеймсу, как и родителям, но всего одна ошибка по отношению к ней, и Лили уже не ищет способа найти со мной связь. Мы с Джеймсом отвратительные старшие братья, потому что когда Лили нужна помощь мы всегда отсутствуем рядом или встаем на сторону других. – Не очень хорошо, – Лили снова дергается и пристыжено, произносит: – Ты можешь мне помочь с трансфигурацией? Мы проходим анимагов. – Почему не обратиться к Розе? Она хорошо разбирается в… – я не обращаю внимания, какие слова слетают с моего языка, пока не замечаю разгневанное лицо сестры. Два ноль в пользу моей ничтожности. Со мной определено что-то не так, если я второй раз за сегодня говорю такие глупости. Сначала Фрэнк, теперь и «любовь» Розы и Лили. Я ведь знаю, что Лили плохо относится к Розе, и, наверное, в этом тоже есть моя вина, потому что когда Лили тянулась ко мне в свои первые дни в Хогвартсе, я проводил время с Розой и Скорпиусом, не задумываясь, что маленькой Лили нужна моя поддержка. – Если не хочешь помогать, то так и скажи! – она взрывается и отступает назад, готовая сейчас же сорваться и бежать. Я понимаю, что если еще упомяну Розину идеальность в глазах Лили, то она точно убежит, а я так и останусь без шансов что-то поменять в наших с ней отношениях. – Почему не хочу, Лили? Я, разумеется, тебе помогу. Тебе нужно написать эссе или разобрать тему, которую не понимаешь? – Эссе я написала вместе с девочками, – сестренка долго молчит, словно думая, что вот сейчас из-за угла выскачет Роза и начнет читать ей лекцию, о том какая она плохая ученица, и что является разочарованием родителей. Роза никогда такого не скажет, но Лили боится именно этого. – Проблема в том, что завтра у меня проверочная работа, и я боюсь, что совершу много ошибок, потому что не сильно хорошо усвоила материал. – А учебник…? – Я читала уже несколько раз! Легче мне не стало от этого, Ал. – Ладно. Кивнув сестре, я вспоминаю, что рядом есть заброшенный класс, который хорошо подойдет, чтобы позаниматься с Лили. Я подхожу к неприметной двери и открываю ее, в ту же секунду в меня летит столб пыли, и я начинаю чихать, пока сестра, улыбаясь, желает мне быть здоровым, и произносит заклинание. Отдышавшись от пыли, я уже прохожу в чистый кабинет, где Лили заняла себе место за первой партой. Она достает из сумки свой учебник и тетрадь с конспектом, вручает мне и ждет, пока я прочитаю тему по анимагии. – Мне мама сегодня письмо прислала? – бросаю, когда молчание затягивается, а я не знаю больше никаких тем для разговора с Лили. Перед глазами бегут строки, выведенные ровным маминым почерком: «… Гермиона рассказала мне, что совсем скоро начнется Турнир Трех Волшебников и ты решил в этом принять участие. Полагаю, это истинная правда. Альбус, я понимаю, что движет Джеймсом – ему скучно, нужно что-то, что взбодрит. Но я не могу представить, зачем это тебе? Я прошу тебя, сотни раз подумай, стоит ли?...» . Мама волнуется, так же, как и Роза и я уверен на сто процентов, что это она написала Гермионе о моем желание участвовать. Обижаюсь ли я на нее за это? Не особо. Я с самого начала понимал, что Джеймса, если не поддержат, то точно не буду отговаривать. И совсем другое дело я, если мое имя вылетит из кубка, родители не обрадуются, а только схватятся за сердца. Я возвращаюсь в реальность спустя секунды, когда Лили накидывается на меня. – Правда? О чем она пишет? Оно у тебя с собой?! – Лили засыпает меня вопросами и едва не трясет за грудки от нетерпения увидеть письмо. Я осторожно приподнимаюсь и достаю из карманов брюк слегка помятое письмо, но не успеваю и вздохнуть, как сестра вырывает его из моих рук, с жадностью утопающего, глотает воздух, потому что после, погружаясь в чтение, мне кажется, что она совсем не дышит. Лили такая маленькая и незащищенная, мне хочется оградить ее от всех проблем в жизни, но именно это ей и не нравится. Кажется, ей доставляет большую радость мамино письмо, хотя оно написано даже не ей. И я понимаю, что она скучает по родителям и сильно переживает о том, что происходит в их жизни. Наверное, именно ради нее, маленькой Лили, они должны снова быть вместе, потому что Лили нужно расти, ей нужно показать пример.***
Когда время движется ближе к ужину, я закрываю учебник трансфигурации за третий курс и тороплю Лили, не желая, чтобы она опаздывала на ужин. Лили вздыхает, и я знаю, что она хочет услышать от меня, поэтому послушно хвалю ее и заверяю, что ей обеспечена хорошая оценка за проверочную работу. Да, конечно, есть моменты, которые Лили не понимает и даже не хочет это понять, но я постарался ей объяснить доступно и так, чтобы она все запомнила. Из меня плохой учитель: одно дело понять самому, а другое сделать так, чтобы то же самое понял другой. Я провожаю Лили до третьего этажа, когда она прощается со мной и сворачивает в следующий лестничный пролет и быстро скрывает на пути в башню Гриффиндор. Спустившись на этаж ниже, перегибаюсь через перила: в Большой зал уже тянутся первые студенты на ужин. Мне не хочется возвращаться в гостиную, не имея понятия там ли еще Малфой или нет, поэтому продолжаю свой путь к залу. Почти подойдя к позолоченным дверям Большого зала, я различаю громкие слова, несущиеся из коридора, который ведет из вестибюля в кабинет смотрителя. Заинтересованный, я бреду в том направлении, откуда льется словесная брань, но из-за столпившейся толпы студентов, которые точно так же, как и я пришли посмотреть, что здесь происходит, я не могу увидеть, кто решил выяснить отношения. Я пробиваюсь между несколькими студентами, в мой след несутся недовольные голоса, но я отмахиваюсь от них, вспоминая, что я все-таки староста. Голоса становятся все четче, и я могу разобрать в одном из них очень большое скопление презрения. Прислушавшись, я каменею на месте и врезаюсь в какого-то студента, тот уже поворачивается ко мне, но узнав, отходит в сторону. – Сынок Пожирателя смерти, да ты не заслуживаешь того, чтобы учиться с нами! – присмотревшись, я узнаю в говорившем однокурсника-гриффиндорца, который развязно смотрит на моего друга, а позади него собралась кучка поддерживающих его мнение. – Заткнись. Голос Скорпиуса холоден и не выказывает никаких эмоций, но мне, знакомому с ним несколько лет, ясно одно – друг очень зол. Я знаю, как сильно его задевает презрение и осуждение со стороны общественности за поступки отца и деда. И хотя война давно прошла, на семье Малфоев все еще лежит бремя того времени, никто не позволяет им забыть о их служении Волдеморту. Скорпиус попал под осуждение и ненависть со стороны студентов в самый первый день. Еще в Хогвартс-экспрессе некоторые ребята дали понять, что они знают кто он. И ждут от него того же, чем прославились его родители – предательства и характера сволочи. Никто и не хотел узнавать его с другой стороны. Я попытался, не сразу и не быстро: сначала насторожено, потом более решительно. Мы тянулись к друг другу, потому что даже на своем факультете были одиночками. Я – Поттер, многие семьи однокурсников пострадали во время войны, а моя семья формально поставила крест на их хорошей репутации. Малфой – сын Пожирателя, который оказался трусом и практически поддержал Гарри Поттера. Мы были оба изгоями и подружились только на этой почве, но остальные считают, что… – Иначе что? Что подлизался к Поттеру и считаешь, что все забыли о твоей жалкой семейке? Малфои – предатели и убийцы! А ты жалкий их выродок! Скорпиус кидается на гриффиндорца с кулаками, начисто проигнорировав волшебную палочку. Парень отступает и встает со смехом за своих подпевал, которые накидываются разом на Скорпиуса. Мне требуется секунда, чтобы оттолкнуть стоящего студента передо мной и броситься на помощь товарищу. Я напрыгиваю на темноволосого парня и ударяю его кулаком в плечо, он отскакивает, отпуская Скорпиуса, и замахивается на меня, но я уворачиваюсь, стремясь добраться и достать ублюдка Смита, который уже не выглядел довольным. Что думал, что я промолчу?! Нет уж, ты у меня сейчас отвечать будешь за все. Смит дергается, но я захватываю его за рубашку и делаю резкий удар по лицу. Костяшки обдает болью, но я отметаю неприятную жгучую мысль, чтобы нанести повторный удар. Парень отвечает мне, и я осознаю, что получил удар в грудную клетку. Я снова бросаюсь на него, мельком замечая, что Малфой дерется с теми двумя парнями. Замахнувшись, промазываю и получаю первый удар по лицу, но быстро кидаю новый удар, когда в голову врезается знакомый голос: «Альбус! Прекратите!». Смит отвлекается, и благодаря этому я делаю ему подножку. Он падает лицом вниз, а я оглядываюсь на толпу, где замечаю шокированную Розу, она вновь что-то кричит, но я не останавливаюсь и пинаю однокурсника в живот. Он скорчивается и неожиданно хватает меня за ногу и тянет на себя, впечатывая кулак мне в нос. Мы переворачиваемся несколько раз, что я успеваю заметить ругающуюся сестру: она пытается пробиться ко мне, но ее кто-то оттесняет в толпу. У Смита уже все кровоточащее лицо и ни одного живого места на нем, я выгляжу не лучше, но это не останавливает меня продолжать наносить удары этому мерзавцу, что посмел задеть моего лучшего друга таким ублюдским способом. А на другой у него мозгов не хватило. Потому что семья – единственное уязвимое место Скорпиуса. Меня резко оттаскивают от гриффиндорца, я вырываюсь, но кто-то меня держит силой за плечо, я хочу возмутиться и ударить держателя в ответ, но вовремя узнаю голос Джеймса. – Заткнись, Смит, пока я тебя не прибил к этому, блять, полу! Я успокаиваюсь, и в голове проясняется. Протерев лицо рукавом рубашки, первое что вижу – Смит откашливающийся кровью и слюнями, затем Скорпиуса, который устало прислонился к стене. Заметив мой взгляд, он зло усмехается и кивает, давая понять, что с ним все хорошо. Джеймс отпускает меня, как только видит, что я не собираюсь повторно броситься на гриффиндорского идиота. Осмотрев брата, понимаю, что и он влез в эту драку: костяшки правой руки стерты в кровь, а губа немного разбита. Превосходно. Больше я ничего не успеваю подумать, как студенты расступаются, пропуская разгневанную Фартинг. Она останавливается недалеко от места нашей драки, бросает какие-то чары в Смита, а потом приказывает ближайшим студентам доставить на носилках его в медпункт. Когда ребята скрываются, профессор рявкает: – Быстро все на ужин! – студенты не споря ни секунды, покидают коридор. Теперь остаемся только мы: я, Джеймс, Скорпиус, побитые друзья Смита и Роза. Я знаю, что меня ждет хороший разговор с ней. Наверное, я сильно погорячился и не сумел совладеть со своими эмоциями, но в тот момент мне казалось, что влезть в драку, хороший способ заступиться за Скорпиуса. Да и сейчас я считаю точно также, но признаю, что можно было чуть менее агрессивно. – Мисс Уизли, почему вы не остановили драку?! – поморщившись от звонкого голоса декана, я смотрю на Розу, пытаясь понять, а каким местом она здесь виновата. Ее же даже не было на момент начала потасовки, иначе она бы мне даже не позволила и шаг сделать в сторону Смита. – Простите, что? – Роза выглядит растеряно и тоже старается понять логику профессора. Мне хочется возразить ей и сказать, что если кто-то и виноват, то это Смит и его дружки, которые накинулись на нас. А растащить нас могли те десятки любознательных, которые собрались поглазеть на нашу разборку. – Мисс Уизли… Фартинг явно не довольная, что сестра не начала оправдываться перед ней, зло сверкнула на нее глазами. Понятно, что сейчас она выплеснет на Розу все свое негодование. Я открываю рот, чтобы перевести внимание декана на себя, но не успевает и малейший звук сорваться с моих разбитых губ, как Роза вскидывает голову. – Извините, а каким образом я должна была остановить шестерых взрослых парней, лезущих друг на друга с кулаками? Они бы убили меня, даже не заметив. – Вы считаете, что нет способов остановить конфликт? – Фартинг вкрадчиво интересуется, но Роза не опускает глаза, лишь холодно цедит. – Если вы дадите мастер-класс по предотвращению драки мальчиков, то я обязательно воспользуюсь вашими советами. На несколько минут в коридоре стоит тишина, что слышно неровное дыхание каждого подравшегося участника. Черт, Роза! Ну, зачем так открыто указывать на чужие ошибки? Хочется взвыть и удариться головой, потому что если бы не я, Роза не стояла бы здесь в контрах с профессором. – Не смейте мне хамить, Уизли! – у Фартинг раздуваются ноздри, и она все больше становится похожа на коршуна. – Пятьдесят баллов с Гриффиндор и Слизерин. Вы все будете наказаны, и вы, мисс Уизли, тоже, за несоответствие требованиям старосты и хамство преподавателю. Роза переводит взгляд на противоположную стену, но голову по-прежнему не опускает, что, наверняка, очень бесит женщину. Отлично, еще и Роза пострадала от этой драки, причем незаслуженно. – Знаете что, а не пошли бы вы на хрен? – Джеймс качается на носочках, убрав руки в карманы джинсов. Да они что спятили хамить Фартинг?! – Мистер Поттер, как вы смеете так разговаривать со мной?! Вопиющая невоспитанность! Женщина разворачивается на маленьких каблуках и быстрым шагом несется от нас. Рассерженная тварь, которая будет мучить нас всех до конца года, а то и всей жизни, пока не получит желаемое наслаждение. За ней по-быстрому уходят дружки Смита, боясь, что сейчас им влетит от кого-нибудь. Наверное, считают, что еще легко отделались. Мне не так страшно за отработку и снятые баллы, как за то, что из-за меня виноватыми остались и Джеймс с Розой. Но если Джеймс и сам несколько раз ударил и его наказание может считаться вполне справедливым, то Розино абсолютно нет. – Джеймс, ты дурак? – я сверлю брата тяжелым взглядом, думая, а не послышалось ли мне то, что он послал профессора. Учитывая, что меня несколько раз приложили головой о пол, то это вполне хорошее объяснения. Но, конечно, это не так, и Джеймс действительно сделал вселенскую глупость. Даже страшно становится жить от этого. – Раньше у меня еще были сомнения в том, что ваш дорогой братик – дурак, но теперь нет, – Скорпиус, шатаясь, делает первый шаг и трясет руками. – Заткнись, Малфой. Если бы не ты, ничего бы вообще не было, – Джеймс шипит на него. Звучит не очень благородно, но я знаю, что на самом деле брат так не считает, и даже не будь меня здесь, он бы все равно вступился за Скорпиуса. – То есть, это я тебя заставил встрять, Поттер? – Малфой повышает голос. Нет, ну, почему им нужно именно сейчас выяснять, кто прав, а кто нет? – Не для тебя старался. – Вы все очень хорошо постарались! Выше похвал, особенно ты, Джеймс, – мы, как по команде, оборачиваемся на Розу, которая так и продолжает смотреть в одну точку на темной стене. Да, мы постарались на славу, что теперь все вместе будет расплачиваться за это. – Нормально, – Джеймс фыркает, повернувшись лицом к Розе. – Я что сделал, Роза? Заступился за Ала, который заступился за Малфоя? Или ответил этой суке, которая не имела права так с тобой разговаривать? Ладно, может он и не зря ей ответил, потому что она действительно мерзко разговаривала с сестрой, но, тем не менее, она – профессора, который сейчас записал нас в черный список и вывел чернилами пожирнее. – Ты сделал только хуже! – кузина впивается в него и не отпускает взгляд. – Ты понимаешь, что она пойдет сейчас к Макгонагалл, а та вызовет родителей? Ты понимаешь, что меня ждет от мамы? А если у меня заберут значок старосты?! Роза переходи с шепота на крик и порывисто разворачивается и убегает. Мне хочется кинуться за ней, потому что я точно видел водянистые глаза сестры, но остаюсь на месте. На меня только сейчас вылилось все понимание того, что мы в полном дерме. Да, если у меня заберут значок, мне не станет плохо. Конечно, это заденет мою гордость, но я как-нибудь переживу, а вот Роза нет. Гермиона просто не позволит ей разрушить идеальный образ. Я не помню, чтобы у кузины были раньше наказания и снятия баллов, а теперь не просто за нарушение правил, а за хамство. Блять. Тетя проест ей все мозги, погружая Розу в состояние, когда она будет снова принижать себя только за то, что разочаровала мать. – Роза, постой! – я слышу, как кричит Джеймс и убегает вслед за Розой. Ему-то действительно не о чем переживать. У него столько наказаний, проколов, что родители могут ходить в школу, как на работу, по расписанию. Мы со Скорпиусом ни раз несли наказания, вот только еще ни разу из-за нас не вызывали родителей. Таким отличием вообще мало кто из студентов может похвастаться – теперь и мы вошли в это своеобразное число избранных. Хотя переплюнуть Джеймса вряд ли кому-то удастся.