Суббота, 16:15:
Сидя за рулём своего чёрного Mercedes-Benz Geländewagen, Пабло с улыбкой размышлял о том, как прошёл сегодняшний день, а прошёл он просто замечательно даже несмотря на страшную годовщину. После разговора по душам со своей лучшей подругой он чувствовал себя окрылённым, как будто у него с души свалился огромный многотонный камень, мешавший свободно дышать и тянувший его ко дну. Вся эта ситуация с делом Гимены Суарез сработала рычагом для его нервного срыва, вследствие которого его глубинные переживания, связанные с мамой, вырвались наружу подобно спуску мощной лавины. Он понимал, что корнями эта проблема уходила в его детство. Удивительно, как точно Марисса описала мотивы его поведения при первой же их встрече — десять лет назад, хоть и видела его в первый раз в жизни. Из его подруги получился бы отличный психолог! Как бы он внутренне ни сопротивлялся, но квалифицированная психологическая помощь специалиста, похоже, была ему просто необходима. Он решил записаться к сеньору Мансилье завтра же. Проводив Мариссу до дома на такси и попрощавшись с ней, он заехал домой за вещами и прибыл в спортивный комплекс на своей машине, так как после этого у него была запланирована встреча с друзьями, которые уже переоделись и разминались в зале. Пабло закончил переодеваться, когда заиграл его телефон, высветился стационарный номер особняка Бустаманте. Пабло удивился — кто это может быть? Ведь у отца есть мобильный телефон, кроме того, разговаривать с ним сейчас не хотелось, но он всё же нажал зелёную кнопку ответа: — Алло? — Паблито, это ты? — Пабло сразу узнал голос сеньоры Таламонти. Когда он повзрослел и в услугах няни уже не нуждался, сердобольный сеньор Бустаманте оставил её, переведя на должность экономки. Она заботилась о нём, его доме и домашнем хозяйстве. — Няня Мичи! Привет, да, это я. Очень рад тебя слышать! Как ты? — И я рада, сынок, всё хорошо, совсем забыл ты обо мне, — пожурила она своего воспитанника. Пабло ощутил укол совести. — Извини, что забываю позвонить, — сказал он. — Приму извинения, только если придёшь на ужин, сегодня такой день, нужно отдать дань памяти сеньоре Море. Отец будет рад. — Ты шутишь? Отец ни сном ни духом о том, какой сегодня день! — в сердцах почти выкрикнул Пабло в трубку. — Молодой человек, не повышайте на меня голос, я не посмотрю, что тебе уже тридцать лет! — строго одёрнула его Мичи. — Прости, мне жаль тебя огорчать, но папе всё равно, он ничего не помнит, — продолжил он более спокойным тоном. — Паблито, всё он помнит, мне ли не знать? Он со вчерашнего вечера сам не свой, не ложился спать, всю ночь просидел у себя в кабинете с бутылкой виски, весь день ходит как в воду опущенный, это повторяется из года в год именно в преддверии этого дня. Пабло опешил, он не мог поверить своим ушам. Папа всё-таки помнит? Но почему он никогда не говорил об этом? — Ты уверена, Мичи? Он сказал, что снова разводится, может, дело в этом? — Нет, сынок, его молодая жена тут ни при чём, я тридцать лет работаю на него, замечаю вещи, на которые любой другой человек и внимания не обратит. Всё, отказы не принимаются, приготовлю твоё любимое асадо. Ждём тебя в 19:00. — Хорошо, до встречи, няня, — попрощался Пабло и выключил телефон. Видимо, разговора с отцом всё-таки не избежать, да и обещание, данное Мариссе, нужно выполнить.***
Каждый вечер субботы Пабло играл в баскетбол со своими друзьями. Томаса и Гвидо он знал со студенчества, вместе с ними он открыл свое адвокатское бюро «Derecho de Bustamante». Мануэль Агиррэ был школьным другом Пабло, который на удивление хорошо сошёлся с Эскуррой и Лассеном. Томас Эскурра был счастливо женат на своей университетской любви Пилар, дочери Марселя Дуноффа, который когда-то работал директором элитного колледжа «Elite Way School». Пилар училась на педагогическом факультете — решила пойти по стопам матери и стать преподавателем английского языка. Клаудия Дунофф работала в том же колледже, что и её муж. У Пилар и Томаса рос маленький сын Теодор, второй малыш был на подходе. Гвидо много лет встречался со своей девушкой Викторией Пасс, которая работала медсестрой в местном госпитале. Их отношения при всём желании нельзя было назвать гармоничными и спокойными — пара то и дело устраивала скандалы, расставалась, затем следовало не менее бурное примирение. Гвидо со студенческой скамьи был падок до женского внимания, но, в отличие от Пабло, просто флиртовал и был склонен к более длительным отношениям. Мануэль Агиррэ, инженер по профессии, к тридцати годам, в отличие от друзей, успел не только жениться, но и развестись. Он связал себя узами брака сразу после окончания университета. Его жена Лус Легисамон поначалу подрабатывала на съёмках в рекламе, а в будущем, став известной моделью, ушла от него к миллионеру из Европы. Мануэль недолго горевал, найдя свои плюсы в свободной жизни. Он пустился во все тяжкие, меняя девушек как перчатки, прямо как Пабло. Трое мужчин в спортивных шортах, майках и кроссовках уже разогрелись, гоняя мячи по залу и забрасывая их в кольцо. Пабло поприветствовал друзей и сразу включился в игру «двое на двое». Полтора часа прошли незаметно, довольные и уставшие они отправились в душевую. Команда Пабло и Мануэля выиграла со счетом 70:40, что поделать — у Пабло отлично получалось обходить защиту и бросать трёхочковые. После душа, бурно обсуждая сегодняшнюю игру, мужчины уселись на скамейки, чтобы передохнуть и обсохнуть. — Вам просто повезло, парни, если бы я не потянул спину в начале недели, мы с Томми бы вас уделали, — сказал Гвидо, вытирая свои мокрые чёрные волосы полотенцем. — Ну да, ну да, — посмеялся Мануэль, — ты каждый раз так говоришь: то ногу подвернул, то руку потянул, что придумаешь в следующую субботу? — Я же не виноват, что моя Вико такая ненасытная в постели, решила разнообразить нашу сексуальную жизнь камасутрой, но я-то не гуттаперчевый мальчик. Я, конечно, люблю экспериментировать, но, видимо, нужно больше потеть в спортзале, заниматься растяжкой, чтобы тело не отказывало, — оправдывался Гвидо. — Или, как вариант, можно просто научиться играть лучше… — вполголоса сказал Мануэль, вызвав общий хохот и негодование со стороны Лассена. — Не понимаю я вас, парни, мужчина существо полигамное, нельзя посвящать себя только одной женщине, то ли дело мы с Бустаманте! — сказал он, хлопая по плечу друга. — Кто бы говорил, — произнес Томас, — когда ты там расстался с Легисамон? Два года назад? А до этого на руках её носил, души не чаял, единственной называл, полигамный ты наш, — усмехнулся он. — Я, в принципе, согласен с Ману, меня вполне устраивает дружба с Мариссой и моя «Неделька», — высказал своё мнение Пабло. — Вы просто не знаете, каково это любить и быть любимым самой лучшей женщиной на свете, вы просто ещё не встретили ту самую, — улыбнулся и пожал плечами Томас. — Ну не всем так везёт, как тебе, — с нотками грусти в голосе ответил Мануэль. — Я вот тоже думал, что у нас с Лус любовь до гробовой доски, но, видимо, только я, дурак, так думал. — Я, конечно, люблю Вико, но жениться ещё не готов, да и кому нужен этот штамп в паспорте? — спросил Гвидо. — Разве что моему отцу… — пошутил Пабло, мужчины дружно рассмеялись. — На самом деле я не шучу, ребят, на следующей неделе нужно будет составить новый брачный контракт. — Как скажешь, шеф, — сказал Гвидо. — Кстати, Пабло, а Марисса не против твоей «Недельки»? — А почему она должна быть против? Мы с ней просто друзья, — удивился он. — Я бы тоже не отказался подружить с такой горячей штучкой, как Марисса, — сказал Ману, на что Пабло с улыбкой показал ему кулак, дескать: «Даже не мечтай». — Что ни говори, но дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, — с видом философа изрёк Лассен. — Кто-то один всё равно чувствует больше, чем позволяет дружба. Если этот кто-то не ты, то значит… сам понимаешь, — многозначительно улыбнулся он. Пабло задумался. — А он дело говорит, — поддержал друга Томас. — Какой девушке будет приятно столько лет просто так дружить с парнем, особенно если он всю неделю не вылазит из постели с другими красотками? — Да ладно вам, — опроверг их теорию Бустаманте. — Мы с Мариссой всего лишь друзья и точка. О, что-то мы засиделись, я опаздываю на ужин к отцу, до Ла-Платы ехать час, — сказал он и начал одеваться. — Спасибо за игру, парни, до следующей субботы!***
Мужчины распрощались и разъехались по домам. Пабло ехал в родительский коттедж, расположенный за городом, и думал о словах друзей, о том, что кто-то в дружащей паре «мужчина-женщина» обязательно испытывает более сильные чувства, нежели дружеские. Он вспомнил о забавной реакции Мариссы, когда она выпытывала имя его сеньориты Субботы, прекрасно зная, что это она и есть. Или она не знала? Он воспринял всё это как смешную шутку. Несомненно его лучшая подруга была необычайно красива, и любой мужчина был бы счастлив составить ей пару. Он прекрасно помнил, как его самого тянуло к Мариссе как к женщине в их первую встречу в общежитии. Но начни они встречаться, то всё бы испортили, и Пабло обязательно потерял бы единственного близкого человека, который его понимает, как никто другой. Всего лишь мысль о том, что Марисса перестанет быть частью его жизни, вселяла ужас. Уж лучше они будут лучшими друзьями всю жизнь. Поэтому Пабло подсознательно отгонял от себя все мысли о возможности романтических отношений с лучшей подругой, подавляя их на корню. Погружённый в эти мысли он доехал до дома отца, припарковал свой внедорожник у ворот и зашёл внутрь. Серхио Бустаманте и няня Моника Таламонти уже ждали его. После общих приветствий няня Мичи радушно обняла опоздавшего гостя, было видно, что немолодая женщина очень рада встрече. В глазах отца ясно читалась печаль, что было на него непохоже. Со смешанными чувствами Пабло обнял и его, было неловко, как будто между ними была какая-то недосказанность. Они прошли в столовую, где их ждал накрытый стол. Сеньора Таламонти принесла с кухни горячее асадо и хотела было уйти, чтобы отец и сын могли поговорить, но они попросили её остаться, так как она успела стать членом их семьи. Чуткая женщина завела непринуждённую беседу, служа своеобразным посредником между мужчинами. Она умело выстраивала разговор, задавая наводящие вопросы и меняя тему, если видела, что собеседникам больше нечего сказать. Пабло убедился, что Серхио действительно как-то странно себя ведёт. От обычно веселого, разговорчивого, немного наивного и инфантильного человека не осталось и следа. Он был молчалив и серьёзен, отвечал на вопросы, но сам не проявлял инициативу. К концу ужина сеньора Таламонти всё же оставила мужчин, час был уже поздний, да и семье Бустаманте нужно было поговорить. Они переместились в рабочий кабинет Серхио. Пожилой мужчина сел в своё кресло и налил две порции виски, уже зная, что у сына будут к нему вопросы. Как только Мичи сообщила, что Пабло согласился прийти на ужин, он понял, что ему придётся приоткрыть завесу многолетней тайны. Но посвящать ли сына во все неприглядные подробности прошлого? Ведь это разрушит идеальный образ матери в его голове… Или лучше сообщить ему лишь часть правды? Он ещё не решил. Собираясь с мыслями, Пабло пригубил алкогольный напиток. Он много лет верил в то, что отец забыл о женщине, которая некогда была его первой женой и матерью единственного сына. — Пап, ты правда помнишь, что сегодня за день? — прошло не менее минуты, прежде чем отец ответил. — Конечно, я помню, сын. Как иначе? Твоя мать была важной частью моей жизни. — Но почему ты молчал? Почему делал вид, что тебе всё равно? — возмутился он. — Я не хотел мешать тебе скорбеть о маме… Хотел, чтобы твои воспоминания о матери остались… чистыми, без влияния со стороны. — Но пап, как твоё равнодушие должно было мне помочь? — недоумевал Пабло. — Пабло, прости меня, если я создал такое впечатление о себе… Я считал, что поступаю правильно… — было видно, что Серхио тяжело даются слова. — Я любил твою маму, если бы я мог изменить прошлое, я бы это сделал. — Что бы ты сделал? Сто раз бы подумал, прежде чем лезть под юбку своей секретарше, когда дома ждала молодая жена? — с горькой издёвкой спросил молодой мужчина и залпом выпил свой виски со льдом. Его слова, словно острые кинжалы, больно ранили Серхио, который ни разу в жизни не изменял Море за время их брака. Пожилой мужчина встал с кресла и отвернулся к окну, точно так же, как двадцать три года назад, когда позади него сидела плачущая Мора — как своего рода дежавю. — Я ошибся, сынок, оступился, совершил самую большую ошибку в своей жизни, о которой жалею до сих пор, — проговорил он с болью в голосе. — Я должен был на коленях вымаливать прощение у Моры, но я сдался, отпустил её. Прости меня, сынок… Ты должен знать, что я отдал бы всё на свете за возможность исправить свою ошибку. Я в каждом своём новом браке пытаюсь стать лучшей версией себя, — он сделал длинную паузу, будто собираясь с мыслями. — Ты должен знать… твоя мама очень тебя любила и не хотела оставлять тебя, даже будучи в Лондоне звонила каждый день… мама не бросала тебя, она бросила только меня. Мама не бросала его… Слова отца, как на повторе, вновь и вновь звучали в его голове. Пабло не знал, что и думать, он будто взглянул на него новыми глазами. Да, он негодяй, изменник, но он раскаивается и страдает все эти годы от невозможности исправить свою ошибку. Он любил своего отца, несмотря ни на что, ему было больно видеть его в таком состоянии. По Серхио было видно, как искренне он сожалел о содеянном, так имел ли Пабло право и дальше вверять отцу в вину равнодушие и отрицание своего ужасного поступка? Все люди ошибаются, но только единицы признают свои ошибки. Бустаманте-младший встал и, подойдя к Серхио, положил руку ему на плечо в знак поддержки. — Пап, я прощаю тебя. Я рад, что мы поговорили, — сказал он и обнял отца. На прощание Серхио сказал сыну только одно: — Сын, не повторяй моих ошибок, не тяни, иначе наступит момент, когда будет слишком поздно. Вы с Мариссой сами ещё не понимаете, что созданы друг для друга, я это давно заметил. Но вы продолжаете делать вид, что ничего не происходит. — Но пап, мы действительно с ней просто друзья… — ответил Пабло. — Паблито, можешь повторять это и дальше, но вот увидишь, если не поторопишься, Марисса может стать чужой женой, — сказал Серхио и улыбнулся грустной и одновременно загадочной улыбкой.***