***
— Мариссита, солнышко, ты где там пропала? — нарочито громким голосом спрашивала Соня Рэй так, что ее слышала вся чичерия. Цокая каблуками, она деловито шла впереди сеньоры Гирао Диас. Пабло и Марисса резко прервали поцелуй, придя в себя, ведро с мелочью звучно грохнулось об пол и опрокинулось на бок, вывалив половину содержимого. Невеста и ГПН бросились собирать монетки, но больно столкнулись лбами и отскочили друг от друга. За этим их и застали сеньоры Рэй и Гирао Диас. — О нет, пропала ваша полная чаша! — запричитала будущая свекровь Мариссы. — Да не переживайте Вы так, мы уже всё собрали, — сказал Пабло, сгребая последние монетки с пола. Он подошел к Мариссе, наклонился, делая вид, что бросает в ведро мелочь, и тихо шепнул ей, — прошу, давай поговорим, когда вернемся? Марисса, чьи щеки зарделись румянцем, растерянно посмотрела на него и еле заметно кивнула, что однако не ускользнуло от пристального внимания Сони. — Паблито, ты не мог бы отвезти ведро в замок? А то оно тяжелое, ты езжай, а мы с девочками тебя позже догоним. — Вы уверены? Я бы предпочел остаться и поехать со всеми, так было бы спокойнее, — возразил он. — Нет, лучше езжай сейчас, попросишь как раз горничную добавить в нашу с Франко спальню обогреватель, а то жутко холодно по ночам, — Соня не знала, как еще выпроводить лучшего друга дочери подальше отсюда. Когда он послушно направился к выходу из бара, сеньора Рэй схватила дочь за локоть и с наигранной улыбкой увела ее в дальний угол чичерии, нашла какую-то маленькую подсобку с швабрами и бесцеремонно затолкнула туда Мариссу, закрыв дверь. — Что ты творишь? — спросила она, отчетливо выделяя каждое слово. — Ладно, я понимаю, ты сглупила тогда на террасе, была в расстроенных чувствах на девичнике, чуть не поцеловала друга. Хорошо еще, что я успела помешать, а сейчас-то что? Дочка, ты что, жениха перепутала? — М… мам, о чем… ты говоришь? — мысли Мариссы в данный момент витали где-то в другом месте, мозг отказывался работать. — И ты еще спрашиваешь? Ты замуж вообще-то завтра выходишь, милочка, и не за человека с фамилией Бустаманте между прочим! О чем ты думаешь вообще? — Я… я не знаю, — честно призналась девушка, по ее щекам катились слезы. — Ты понимаешь, что ты нечестно поступаешь с Родриго и его семьей? Почему ты зашла так далеко? — продолжала допрос обеспокоенная мать. — Я не знаю, мам, я запуталась… — произнесла Марисса сквозь всхлипы. — Запутаешься тут, когда голубоглазый блондинистый кусок Бустаманте перед носом расхаживает, — задумчиво сказала Соня, выразившись в совсем несвойственной ей манере, — Мариссита, прошу, не делай ошибок, Пабло совсем как твой папаша, разливается соловьем, а сам ни одной юбки не пропустит! — Он изменился, стал совсем другим! — Люди не меняются, золотце! Знаешь, сколько раз «изменялся» Фабрицио и обещал, что исправится? А в итоге только и делал, что изменял мне. Давай ты все хорошенько обдумаешь и только потом примешь решение? Мы примем любой твой выбор, но обещай, что взвесишь все за и против? — спросила Соня, вытирая слезы дочери, — и знай, что я люблю тебя, детка! — Хорошо, мам, обещаю! И я тебя люблю! — Марисса стояла, нежась в теплых объятиях матери в пыльной подсобке и думая, что же сказать лучшему другу.***
Пабло сидел в своей комнате на большой кровати из красного дуба с пологом и проверял сообщения на телефоне. Томас писал, что в «Derecho de Bustamante» всё в порядке — они с Гвидо справляются, судебные иски подаются, дела подопечных выигрываются, проблем нет. Друзья интересовались, как проходит операция «Увести невесту у жениха». Пабло улыбнулся — он был уверен, что они с Мариссой теперь обязательно будут вместе, осталось только поговорить и отменить свадьбу. Он все еще пребывал в эйфории и заново перебирал в памяти свои недавние ощущения. Его размышления прервала вошедшая горничная миловидной наружности. Длинные волосы цвета воронова крыла были убраны в пучок, довольно строгое, но обтягивающее черное платье и белый фартук ее форменной одежды выгодно подчеркивали ее стройную фигуру и пышные формы, но Бустаманте даже не обратил внимания на ее привлекательную внешность, все его мысли были заняты рыжей подругой, да и не все сообщения и электронные письма он еще обработал. — Добрый вечер, сеньор! Меня зовут Селеста, мне сказали, что Вы мерзнете по ночам, — сказала она. Ее руки были в своеобразных варежках, она держала какой-то большой плоский металлический короб с решетчатой крышкой, внутри были горящие угли, которые дымились и испускали волны тепла. — Извините, Селеста, подождите минуту, — сказал он, сосредоточенно печатая ответ на запрос из арбитражного суда на клавиатуре телефона и еще не понимая, что горничная перепутала комнаты. Селеста подумала, что незачем отвлекать сеньора от дел, и решила действовать. Решительно подошла к кровати, присела на корточки, оказавшись прямо напротив широко расставленных ног сидящего Пабло. — Я знаю, что Вы просили обогреватель, но у нас в замке принято обогревать постели именно таким старинным способом, сеньор, — объяснила она, на что получила невнятный ответ: «Угу, сейчас, одну минуту».***
Всю дорогу до замка сеньорита Спирито была как на иголках, предвкушая их с Пабло разговор. С чего начать? Что сказать? И нужны ли вообще слова, если и так все ясно? Вера в любовь вновь заискрилась в ее душе. Лишь одно омрачало радужную картину — свадьба. Грандиозную свадьбу наследника известнейшего клана страны придется отменить. Она поежилась от неприятного предчувствия, ведь это станет таким позором для Гирао Диасов! Что же она наделала? Но ничего, Родриго обязательно простит ее, у него золотая душа, а мама убедится, что Пабло изменился.***
Пока горничная приподнимала вышитое тяжелое покрывало его кровати, Пабло допечатал свое сообщение и убрал телефон. — Эмм, Селеста, что Вы делаете? — недоуменно спросил он. Будучи погруженным в рабочие дела, он не заметил, как девушка примостилась у его ног. Он хотел тотчас отстраниться и встать, но не мог свести свои ноги из-за девушки, сидящей на корточках. У Бустаманте даже вылетело из головы, что обогреватель требовался не для него, а для комнаты сеньоры Рэй и сеньора Колуччи. — Я делаю то, что Вы просили, сеньор, — игриво ответила она. Девушка была не из робких и с чувством юмора, ее невероятно веселила эта двусмысленная ситуация: она сидит между расставленных ног мужчины, который восседает на кровати спиной к двери. Весьма привлекательного мужчины, между прочим. Если кто-нибудь заглянет сейчас в эту комнату, может подумать невесть что. — Аа, как горячо, Вы уверены? Зачем так глубоко? А это не опасно? — спросил он, чувствуя жар от углей, когда Селеста ловко подалась вперед и продвинула короб с углями глубже под кровать. Пабло опасался, что из углей под деревянной кроватью может разгореться пожар. Ее голова с белым форменным чепчиком оказалась еще ближе к его паху, он лишь немного откинулся на кровать подальше от ее головы, встать все еще было невозможно. — А почему нет? Уверяю Вас, ничего опасного в этом нет. Я могу еще глубже, так Вам будет еще теплее, — с озорным смехом сказала Селеста, имея в виду, конечно же, ночной обогрев его кровати. Она то опускала, то поднимала голову, заглядывая под кровать.***
Марисса, неслышно подойдя к приоткрытой двери комнаты своего лучшего друга примерно полминуты назад, застала их двусмысленный разговор, сопоставила картинку со звуком и, как всегда, неправильно все поняла. К горлу подкатил тугой комок, на глаза навернулись слезы. — Пабло?! — тихо произнесла она и прикрыла рот рукой, не веря своим глазам. Сидящий на кровати мужчина резко обернулся. — Марисса, это не то, что ты думаешь! — успел сказать он, а Мариссы уже след простыл. Она, глотая слезы, убежала по пустому коридору в свою комнату. Убегать в слезах уже стало ее своеобразной традицией… Мужская часть клана и гостей заседала в этот вечер в кабинете Сапа-Инки, а женщины отдыхали после похода в чичерию. Селеста проворно вскочила на ноги, поняв, что шалость слишком уж далеко зашла. Пабло уже несся по коридору, пытаясь догнать подругу. Какая же она дура! Она снова наступила на те же грабли, поверила Пабло, который, как правильно сказала мама, похоже, никогда не изменится. У него просто включился инстинкт соперничества, а на деле он ничего не чувствует к ней, только азарт. Он просто посмеялся над ней, сделав вид, что она нужна ему, а сам вернулся к своим привычке увиваться за каждой юбкой. Это все еще просто спорт для него, ничего серьезного. Даже дверь не удосужился закрыть! Девушка добежала до своей комнаты и захлопнула за собой дверь. — Марисса, прошу, открой, давай поговорим? — услышала она приглушенный голос Пабло, внезапно вздрогнув. Слезы душили горло, она обняла себя за плечи и прислонилась спиной к прохладному дереву проема. — Уходи, нам не о чем говорить, — ответила она, всхлипывая. Он хотел во что бы то ни стало устранить эту деревянную преграду между ними, был готов на все что угодно — колошматить по ней, снести с петель, но вместо этого лишь еле слышно процарапал ногтями сверху вниз. — Открой, пожалуйста, это всего лишь недоразумение, я тебе все объясню, — в отчаянии воскликнул он, уже не веря в положительный исход своей попытки. Но тут он услышал скрип отворяющейся двери. Сильная духом отступила к середине комнаты, скрестив руки на груди. Пабло со смешанными чувствами зашел внутрь и закрыл за собой дверь. — Что ты собрался объяснять? Что целовался со мной, а через час решил развлечься с горничной? По Недельке своей соскучился? — с болью в голосе спросила она. Если бы она только знала, как несправедлива сейчас! Он и думать забыл о других девушках с тех пор, когда понял, что любит ее. Он борется за нее, делает все возможное, чтобы дать ей понять, что Родриго не тот человек, который ей нужен, а она лишь воротит нос и не желает признавать очевидных вещей. Откуда ему было знать, что эта дурная горничная решит подшутить? — Я не буду оправдываться и как-то объяснять сцену, которую ты увидела в моей комнате — там и объяснять-то нечего по сути. Я просто хочу наконец сказать тебе… Марисса, я л… лю… люб…лю тебя, люблю! — было видно, что эта фраза тяжело ему дается. Сегодня днем было так легко разбрасываться красивыми сравнениями и эпитетами про любовь, когда «помогал» ей писать клятву, но сейчас простое «люблю» комом застревало у него в горле, ведь он впервые после смерти матери произнес эту фразу вслух, и не просто так, а вкладывая в нее определенный смысл. — Я чувствую, что и ты неравнодушна ко мне. Пожалуйста, давай уедем, не совершай ошибку! — Пабло, я не верю тебе! У тебя семь пятниц на неделе! — обвиняла его Марисса, — ты всегда так делаешь: даешь надежду, а потом идешь на попятную! Как и в ту ночь свадьбы Серхио! — Что? Да это была лучшая ночь в моей жизни! — недоумевал он, — но, к сожалению, ты всё забыла… — Я ничего не забыла, помню каждое мгновение, — тихо сказала она, всхлипывая. — Но… почему ты тогда мне соврала? — спросил он. — Потому что ты назвал наш порыв ошибкой… — ответила она, роняя слезы. — О Боже, да я сболтнул эту глупость, не подумав! Признаю, был дураком, трусом, но поверь мне — я… люблю тебя, клянусь! На мужчину обрушился целый поток из обвинений и упреков, чего она только не наговорила… Пабло хотел подойти к ней и обнять — крепко-крепко, чтобы донести до нее наконец, как сильно он ее любит и объяснить, что был не прав тогда — он сглупил, струсил, смалодушничал. Сделал шаг и протянул руки к ней, но ему в грудь уперлась ее ладонь. — Не подходи! Стой, где стоишь, — сказала она, выставив руку, боясь, что иначе сдастся под напором чувств и его близостью, — и вообще — я не… люблю тебя. Я поняла, что люблю Родриго. Мы чуть не совершили самую большую ошибку в нашей жизни. — Что? Ты же врешь, — его сердце пропустило удар, — когда ты это поняла? Уж не тогда ли, когда дрожала от желания в моих руках в чичерии? — ее «признание» было для него, как удар под дых, из голубых глаз потекли непрошеные слезы. — Я не знаю, что на меня нашло. Хотела убедиться, что ничего не чувствую к своему лучшему другу, незачем начинать брак со лжи, — сказала она, однако ядовитые лживые заявления одно за другим лились из ее рта. Зачем она это делала — сама не понимала, ей казалось, что это самое правильное в их ситуации, почему-то хотелось сделать Пабло больно. — Понятно, у тебя просто талант. Видимо, не зря тебе бабушка Хильда советовала поступить на актерский факультет, — с горькой усмешкой произнес Пабло. Его мир рухнул в одночасье. — Ну что же… Прости, но я умываю руки, больше не смогу быть твоей ГПН, беру самоотвод. Уверен, что Мия справится на ура. Прощай, Марисса, будь счастлива, — сказал он на прощание и ушел, закрыв дверь. Девушку затрясло от рыданий, ноги больше не держали, она шумно опустилась на пол, играть «сильную духом» уже было не нужно. Последние слова дались Пабло с наибольшим трудом. Вот и всё… Его мечта так и останется мечтой, нужно уметь достойно принимать поражения. После их нелегкого разговора он не мог уснуть. Все проворачивал в памяти реплики, брошенные Мариссой, они не выходили у него из головы, въелись в кожу намертво: «Ты совсем не изменился и, скорее всего, не изменишься».«Я хочу любить и быть любимой, Родриго именно тот, кто мне нужен».
«Ты не умеешь любить, никогда никого не любил, и слов-то этих не в силах произнести».«Ты непостоянный и ненадежный».
«Ты как маленький ребенок, за себя-то не можешь взять ответственность, а тут собрался за двоих». Он лежал на кровати в своей комнате, уставившись в потолок и вытянув руки над головой. Его спальня находилась в восточной части замка Кориканча, так что он первым встретит рассвет. Отлично, с восходом солнца можно будет заказать такси и ехать в аэропорт. Оставаться на свадьбу он не собирался, наблюдать, как его любимая идет под венец с другим — слишком невыносимая картина. То, что он ее любит, он понял только вчера. Вернее, на подсознательном уровне он давно это знал, еще когда ждал ее из командировки в Мачу-Пикчу. Но он не мог признаться себе в этом, не то что кому-нибудь еще. Не мог облечь мысли в слова, произнести это вслух — слишком тяжело психологически, но ему удалось побороть себя и признаться, сеансы сеньора Мансильи не прошли даром. Всего пару месяцев назад он и подумать не мог, что когда-то в корне изменит свой стиль жизни, привычки, свою сущность. Он стал другим человеком, но ради чего? Чтобы упустить свой шанс на любовь? Она сделала свой выбор. Кто знает? Может, она права, и Родриго именно тот человек, который ей нужен? Он позаботится о ней, а Пабло сделал все, что в его силах, а теперь пришло время отойти в сторону. Война за сердце Мариссы проиграна. В этот раз из горечи поражения не будет выкована победа, он потерял свою рыжеволосую любовь навсегда… Только бы Родриго не подвел и сделал его Мариссу счастливой! Он так и пролежал до самого утра с открытыми глазами, погруженный в свои невеселые мысли. Пабло собрал свои вещи и спустился вниз, кабина такси уже ждала его, верный друг Мануэль тоже стоял там с чемоданом. Из окна своей комнаты за его отъездом с грустью на лице наблюдала «сильная духом» Марисса. В данный момент она совсем не чувствовала себя сильной. Родриго тихо подошел к ней сзади и обнял за плечи: — Ты чего так рано вскочила? Мне очень жаль, что ты поссорилась со своим лучшим другом прямо перед церемонией, — сказал он, но по его голосу и лицу было невозможно догадаться, что именно он сейчас чувствует — грусть или радость? — Так получилось, мой лучший друг просто испугался, — но чего именно, она говорить не стала. Она так и стояла спиной к жениху, все еще смотря на опустевшую подъездную дорогу. Родриго вдруг крепко обхватил ее за талию, его дыхание обжигало кожу. Он поцеловал ее в шею, а затем обхватил мочку ее уха губами и слегка прикусил. Ее внезапно охватила паника. Его руки начали жить своей жизнью — они двинулись вверх и забрались под рубашку пижамы, добрались до ее голой груди и с чувством сжали упругие холмики. Мариссу как будто окатили холодной водой, все произошло так неожиданно. — Мари, прошу, стань моей, я больше не могу ждать, — прошептал он, продолжая целовать ее шею. Мариссу бросало то в жар, то в холод, задней частью бедер она явственно ощущала всю силу его желания. Девушка хотела убрать его руки со своей груди и развернуться. Но, развернувшись, она оказалась в кольце его рук. Он требовательно поцеловал ее в губы, изучая ее рот языком, и подвел ее к кровати. Мариссе понадобилась вся ее сила, чтобы оттолкнуть его и прервать поцелуй. Она пришла к шокирующему умозаключению — его прикосновения стали ей… неприятны. — Рорро… Рорро, пожалуйста, остановись, — сказала она, восстанавливая дыхание, — я понимаю, ты так долго ждал, но давай подождем еще немного, сегодня мы станем мужем и женой, — как маленького ребенка, уговаривала она его. — Прости, но мне нужно готовиться, я пойду в душ, — и она быстрым шагом ушла в ванную комнату, не оборачиваясь, как будто сбегая с поля боя. Родриго от разочарования со злостью сжал кулаки, на его скривившемся лице заиграли желваки. Он нахмурился, с силой ударил подушку и, недовольный, плюхнулся на кровать. Марисса заперлась в ванной и включила воду. Опершись на раковину и тяжело дыша, она задрожала. Однако это была дрожь страха, ведь от желания она дрожала в руках лишь одного мужчины, но этот мужчина недавно попрощался с ней и уехал навсегда.***
Такси уже около полутора часов ехало в направлении аэропорта Куско, Пабло все это время пребывал в молчании. Мануэль хоть и расстроился скорому отъезду, ведь пришлось оставить Мию, но он был хорошим другом и не мог бросить Пабло одного. Он не наседал на него с вопросами — захочет, сам расскажет. По лицу бывшей ГПН было понятно, что новости совсем не радужные. Бустаманте напряженным взглядом смотрел из окна, по радио заиграла «Right Here Waiting» Ричарда Маркса. Воспоминания, связанные с этой песней, больно отозвались в его душе. Он даже хотел попросить таксиста переключить станцию, но передумал. В голове крутилась странная фраза, брошенная Родриго в Мачу-Пикчу: «Хорошая попытка, Паблито! У тебя почти получилось, ключевое слово — почти». Перед глазами стояла его самодовольная физиономия, преисполненная чувством собственного превосходства. Пабло осенило — Гирао Диас не любит Мариссу?! Ведь так может говорить только человек, которому важен исключительно выигрыш, Марисса для него лишь трофей! Любящий женщину мужчина давно бы поговорил с соперником, объяснился — словами или кулаками — неважно. Да и Марисса, похоже, обманула его, невозможно так пылко отвечать на поцелуи и дрожать от удовольствия, если ничего не чувствуешь к человеку, как она уверяет. А он, дурак, снова повелся. Неужели он позволит какому-то глупому недоразумению встать между ними? Автомобиль продолжал ехать по дороге, поднимая клубы пыли. Бархатный тенор Ричарда Маркса старательно выводил строчки:I wonder how we can survive Интересно, как мы сможем пережить This romance? Этот роман? But in the end if I'm with you, Но всё-таки, если я буду с тобой, I'll take the chance. Я готов рискнуть.
«Я тоже готов рискнуть», — мысленно сказал себе он и попросил водителя развернуть машину, чтобы отвезти его обратно к замку Кориканча как можно быстрее.***
Внутреннее убранство собора Святого Доминика и без того впечатляло: высокие своды, уходящие ввысь, витражные стекла с библейскими мотивами, сквозь которые пробивался свет, разбегаясь разноцветными лучами, череда длинных скамей из благородных сортов дерева с широким проходом по середине. Но под чутким руководством Мии зал еще больше преобразился: все было украшено живыми цветами и белыми лентами, что придавало свежести строгому церковному виду и радовало глаз. Гостей было много — все скамьи были заняты людьми в красивых нарядах, кто-то был даже в традиционных инкских костюмах. У алтаря слева стояли Мия и Лухан, подружки невесты в своих небесно-голубых платьях с синими лентами на талии и букетами цветов, справа стоял улыбающийся, но слегка волнующийся жених, его кузен Блас в роли шафера, бросающий нежные взгляды на Лухан из-под густых темных ресниц, и священник, который по совместительству был еще и инкским шаманом. Он был одет в традиционную белую рясу священнослужителя, но на боку висел широкий острый клинок, украшенный камнями. Как так вышло, что христианская вера и традиции соединились с древними верованиями инков, никто доподлинно не знал. Так уж сложилось с течением времени. По традиции после обмена кольцами молодым нужно было сделать небольшой надрез на ладони — особом месте на теле человека, месте связи с Богом Солнца Инти, а затем соединить руки для обмена кровью. Этот ритуал был очень важен, он означал единение душ и то, что отныне муж и жена становились одной крови. Марисса стояла за закрытыми массивными дверями из дуба перед входом в зал и в новую жизнь. Она была сама не своя, Франко держал ее за руку и обеспокоенно смотрел на свою падчерицу. Фамильный подвенечный наряд клана Гирао-Диасов, подогнанный по ее фигуре, как будто давил на нее, воздуха не хватало, было трудно дышать. Кремовый цвет ткани, успевший пожелтеть со временем, придавал ей бледности, пышная юбка из тончайшего сатина с кружевами из золотых нитей тяжелым грузом давила на бедра. Ее наряд состоял из двух частей: «нижним платьем» служили юбка и корсет, обтянутый плотной тканью и вышитый жемчугом, сверху было накинуто так называемое «верхнее платье» — своего рода накидка с длинными рукавами. Края верхнего платья, напоминающего скорее пеньюар, были обшиты крупными золотыми кружевами, на талии — атласный пояс, на груди и рукавах красовались небольшие бантики из того же материала. Волосы убраны в высокую прическу, сбоку соколиное перо, символ вождей Сапа-Инка. В руках, перетянутых ажурными перчатками, она держала тяжелый букет из таких нелюбимых ей алых роз — будущая свекровь настояла. Франко чувствовал, что что-то с ней не так. — Дочка, с тобой все хорошо? Ты уверена в своем решении? Еще не поздно передумать, — сказал мужчина, — если ты боишься осуждения, не переживай, мы не дадим тебя в обиду. — Все в порядке, пап, честно! Это просто предсвадебный мандраж, — уверила отчима невеста и попробовала улыбнуться. Она слукавила, у нее перед глазами были бездонные голубые глаза друга, в ее голове повторялась одна и та же фраза Пабло: «Марисса, я л… лю… люб…лю тебя, люблю! Пожалуйста, давай уедем, не совершай ошибку!» Ошибка… При воспоминании об утреннем эпизоде в спальне с Рорро ошеломляющая мысль осенила ее — разве могут поцелуи и прикосновения любимого человека вызывать отвращение? Она действительно совершила ошибку… Дверь открылась и зазвучал органный вальс Мендельсона, гости встали и повернулись в сторону входа. Марисса сделала глубокий вдох, покрепче схватилась за руку Франко и медленно пошла за ним к алтарю. Ноги дрожали, мысли путались, носясь с невообразимой скоростью в ее голове. Хорошо, что отчим крепко держал ее, иначе она бы упала. Присутствующие с улыбкой провожали ее взглядом, их глаза излучали радость и восхищение. Наконец они дошли до алтаря, Франко передал руку Мариссы сияющему Родриго и подсел к Соне на переднюю скамью, у нее уже блестели глаза от слез умиления. Рорро был счастлив, Марисса улыбнулась ему и внимательно посмотрела в глубину его зеленых глазах слегка виноватым взглядом, словно заранее прося прощение за что-то. Окрыленный жених не понял посыла, списав это на обычное волнение перед свадьбой. Священник начал свою речь: — Сегодня мы собрались с вами здесь, в священном месте Храма Солнца, дабы засвидетельствовать союз двух любящих сердец. Обращаясь к присутствующим, спрошу: есть ли здесь кто-то, кто противится этому союзу и ведает, почему он не должен состояться? Говорите сейчас или же замолчите навеки, — сказал он торжественным тоном, сделав паузу. Сердце Мариссы пропустило удар, секунды тянулись как минуты, она ждала, надеялась, была уверена, что кто-то забежит в зал и…***
Пабло нёсся по каменным лестницам собора Святого Доминика так быстро, как мог. Мануэль остался у такси, чтобы расплатиться. «Только бы успеть, только бы успеть!» — думал Бустаманте, перепрыгивая сразу несколько ступенек. Обязательно было строить этот храм на высоком холме? Совсем не вовремя все это, ему нужно успеть во что бы то ни стало. Наконец он забежал в здание собора, до заветной двери оставалось два метра. Дыхание сбилось, в ушах стоял звон, но он смог услышать фразу: «…есть ли здесь кто-то, кто противится этому союзу и ведает, почему он не должен состояться? Говорите сейчас или же замолчите навеки». Церемония была в разгаре, но он сделал это, он УСПЕЛ! Он вбежал в зал и прокричал, несмотря на то, что в легких почти не осталось воздуха: — Подождите! Остановите церемонию… — запыхавшись, он согнулся пополам и уперся руками о свои колени, тяжело переводя дыхание. Ни на что не обращая внимания, он дошел до середины широкого пути к алтарю, — я, я ведаю, почему свадьба не должна состояться, я люблю невесту и думаю, она меня тоже, — уверенно сказал он.