(Не)называй ее по имени

— Я уже говорил вам, что вы прекрасны? — После того, как вы спросили у меня об этом полчаса назад? Это уже пятый раз. — Я никогда не устану вам это повторять, миледи! Девчонка заливисто рассмеялась, и Курт поморщился — переигрывает. Ему было скучно: он уже битый час сидел в полумраке сада, слушая воркование сынка какого-то не то графа, не то барона, и этот ненатуральный серебристый смех зеленокровной. Видно их не было — Курт благоразумно не поперся вслед за ними, а остался поодаль: так он и им не мешает, и все же в курсе, что там происходит. Мальчишка остался в бальной зале, охмуряя очередную блондинку, и поначалу Курт не знал, что ему делать — как уследить за двумя, если они в разных местах? Его выручил де Курсийон, мотнув головой в сторону девчонки — иди, мол, я пригляжу. Ну, он и пошел. Конечно, тут было больше воздуха, и вообще вечер был бы приятным, если бы не… Не вся эта шумиха. Он понимал, что девчонке, вообще-то, уже полагается найти жениха: ей стукнул двадцать один год, и многие ее ровесницы уже были как минимум обручены. Тем большим было его удивление, когда де Курсийон равнодушно пожал плечами и сказал, что принц не ставит целью выдать ее замуж, а леди де Сарде, зная о нежелании дочери связывать себя узами брака, тоже не настаивает. Связывать себя узами брака — с такой формулировкой и неудивительно, что девчонка так живо разбирается со всеми кавалерами. Курт усмехнулся и вспомнил их недавний поход в таверну: мальчишка в этот день пил бренди, и она, перепутав кружки, от души нахлебалась крепкого пойла вместо своего сидра. А потом — то ли захмелев, то ли просто разозлившись, — послала очередного подвыпившего ухажера по такому маршруту, что у Курта глаза на лоб полезли. — В наше прогрессивное время, — возмущенно вещала она по пути домой, — женщина может делать все что угодно: быть кардиналом, правителем страны, главой любой фракции, ученым, солдатом, да кем угодно! И выходить замуж она тоже имеет право тогда, когда сочтет нужным. Или вообще не выходить! — И эти женщины с детства знают, чем будут заниматься, — сказал ей Курт. — И учатся этому. — Я тоже училась, — возразила она. — До сих пор учусь. Я умею драться, я знаю арифметику, языки, философию… — И что? Для чего это все? Ты станешь солдатом, или кардиналом, или ученым? Она замолчала и задумалась. — Не знаю, — наконец, неохотно признала она. — Дядя сказал, что мне все это пригодится. Вряд ли я учу всю эту чушь, чтобы ублажать мужа размышлениями о том, правдиво ли высказывание, что точность — удел Озаренного. — Ублажать мужа нужно по-другому, — хихикнул мальчишка. — Но де Курсийон тебя этому не научит. Наверное, и сам об этом позабыл… Помнится, Курт тогда молился всем святым, чтобы они не наткнулись на грабителей или, чего похуже, — на вышеупомянутого де Курсийона. Мальчишка совершенно определенно перебрал бренди, но что самое страшное — девчонку тоже слегка покачивало, и за это досталось бы всем, и в первую очередь — ему, Курту. Не наткнулись, повезло, но всю дорогу до их комнат Курту пришлось слушать беседы на безо всяких сомнений интересные, но крайне неприличные темы. И вот сейчас «женщина, которая может стать кем угодно» абсолютно неумело флиртовала с каким-то недоумком в тени сада. — Леди де Сарде, — услышал Курт блеяние паренька, — вы позволите… Чего-чего? Что он себе позволяет? Курт уже было встал со скамейки, когда этот болван все-таки продолжил. — …Называть вас по имени? Он не знал, что ему делать — смеяться, облегченно выдыхать или злиться. А девчонка почему-то молчала, и Курт живо представил себе недоуменное лицо ее кавалера. — Леди де Сарде? — Что, простите? — голос у нее был странный, какой-то отсутствующий, и Курт засомневался — может, все-таки, стоит к ним подойти? — Вы что-то сказали? — Нет, ничего, — расстроенно пробормотал… кто же он все-таки? Барон? Или лорд? — Кажется, я не упоминал о великолепных приемах, которые устраивает мой отец, — тем временем продолжал этот хрен-знает-кто. — Летом он всегда организовывает праздник, о котором говорят до следующего года! Могу ли я надеяться, что вы почтите нас своим визитом? И тут Курта весьма фамильярно похлопали по плечу. Только один человек мог это сделать — и правда, позади стоял мальчишка, улыбаясь от уха до уха. Недалеко мялась миловидная блондинка, делая вид, что ее ужасно интересуют невидимые в темноте розы. — Спасай ее, — посоветовал мальчишка, — иначе она умрет со скуки. А этого она никогда не простит ни тебе, ни мне. Особенно мне. — Ты должен быть внутри. — Захотелось подышать свежим воздухом, — подмигнул он. — Но я уже возвращаюсь, леди Люсиль желает выпить чего-нибудь холодного. — Засранец, — пробурчал Курт сквозь зубы. Мальчишка в долгу не остался. — А ты, о мой храбрый Курт, сейчас будешь спасать мою прекрасную кузину из лап самого мессира д’Онтрэ. Я тебе даже завидую! Проводив взглядом едва ли не подпрыгивающего мальчишку, Курт вздохнул и все-таки встал со своей скамейки. — Он очень мил, внимателен и забавен! Ты не имел права нас прерывать! — Когда я к вам подошел, вы сидели на разных концах скамейки и пялились на небо. — Мы смотрели на звезды! Под его скептическим взглядом девчонка покачала головой и фыркнула. Возмущенное выражение исчезло с ее лица, зато в глазах зажглись искорки, которые Курт так любил. Так, стоп. Ничего он не любит, просто эти искорки означают, что у нее хорошее настроение, вот и все. Ей весело. Пусть лучше смеется, чем куксится. Девчонка подхватила его под локоть и привстала на цыпочки. Ухо Курта опалило ее дыханием, но он заставил себя стоять смирно. Она просто глупая девчонка, заноза в его заднице, манерная аристократка. — Честно говоря, мне было до смерти скучно, — прошептала она. — Спасибо, что спас меня! Она наконец отодвинулась, широко улыбнулась и открыла дверь своей комнаты. — Только никому не говори. Особенно Константину! Глядя, как за ней закрывается дверь, Курт облегченно выдохнул. Сколько он уже работает без выходных? Почему он перестал ходить в таверну без этой парочки? Нужно это исправить, в ближайшие же дни. Таверна, бордель, Мари с ее мягкой грудью и пышной задницей — и все будет в порядке. Он просто переутомился. Как и эти двое, которые отправились по своим комнатам, не дождавшись конца бала. Будь они детьми, Курт решил бы, что они что-то затевают. Но они же… Чтоб они провалились! Они все еще дети, избалованные шаловливые детишки, которые наверняка что-то затеяли. Едва ли не бегом он кинулся в сад, отыскал глазами нужное окно и на всякий случай встал поближе, примяв заботливо выращенные ирисы. Ну конечно, как он и думал — буквально через несколько минут из окна вылетел камзол, спланировав ему под ноги, затем высунулась нога, обутая в высокий сапог, другая; в темноте ярким пятном мелькнула белая рубашка, а потом девчонка повисла на руках и через мгновение разжала пальцы. Он подхватил ее, и она взвизгнула, тут же закрыв рот ладошкой. — Что вы задумали? — шепотом возмутился Курт. — А если бы ты переломала себе ноги? — Я не в первый раз это делаю! — в тон ему зашипела девчонка. — Помнится, в последний раз ты все-таки вывихнула ногу, — напомнил он. — Кто потом клялся, что никогда больше не будет выпрыгивать из окон? — Да ладно тебе, Курт, — сказала она. — У меня же день рождения. Я хочу отпраздновать его так, как хочу я, а не мой дядя. Пожалуйста. — Я пойду с вами, — отрезал он. Что бы они ни придумали, хрен им, а не прогулка в одиночку. — Отлично, — просияла она. — Может, ты меня уже отпустишь? Там Константин ждет. Чтоб их всех, он и не заметил, что до сих пор сжимает руки на ее талии. Идиот. Ну как есть идиот. У неприметной калитки их уже поджидал мальчишка, нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу. У него было такое довольное лицо, что Курт понял: это была его идея. — Что ты придумал? — подтвердила его догадку девчонка. — Учти, в таверну я не пойду! — Никаких таверн, — сказал мальчишка. — Курт опять тебя поймал? — Буквально, — хмыкнула она. — Я думала, он меня обратно в окно забросит. — Прекратите говорить обо мне так, как будто меня здесь нет. Я здесь, и я очень, очень недоволен. Невыносимая парочка захихикала так, что Курт с трудом подавил желание схватить их за шкирки и потащить обратно. — Куда мы идем? — Увидишь. Не порть сюрприза! — Константин, — многозначительно сказала девчонка. — Вообще-то, я хорошо знаю город, и мы совершенно точно идем в порт. — Разве он мог потащить тебя куда-то еще? — ядовито спросил Курт. — Ему же мало того, что вы сбежали с бала, надо еще сцепиться с каким-нибудь пьяным навтом. — Я ни с кем не собираюсь сцепляться, — возмутился мальчишка. — То, что я хочу показать, бывает очень редко! Тем более, сегодня полнолуние! — И мертвецы восстанут из могил, а утопленники — из морских глубин. — Курт! — рассмеялась девчонка. Вот это нормальный смех, а не натужно звенящее «хи-хи-хи». Маленькая дурочка. — Поэтому, — Курт мрачно покосился в сторону дворца, — вам стоило бы остаться дома. — Мы уже не дети, — снисходительно сказала она. — Сомневаюсь, что мы бы поверили в эти сказки даже в детстве, — поддержал ее мальчишка. — Ну, может быть, года в четыре я бы и поверил… Но нет, вряд ли. Курт только фыркнул. Ему было что им сказать, но девчонка права — сегодня ее день рождения, пусть порадуется. Когда они, наконец, добрались до причала, девчонка потрясенно вздохнула. Даже он сам не смог сохранить привычную невозмутимую маску — зрелище действительно стоило этой прогулки. — С днем рождения, моя милая кузина, — мальчишка выкинул руку вперед на редкость театральным жестом. — Это «Стремительный Ястреб», и сегодня он отходит по малой воде. Курт скептически поднял бровь — где слов-то таких нахватался? Мальчишка сделал таинственное лицо и уселся на влажные доски. В порту было непривычно тихо — из-за малихора в последнее время кораблей было не так уж и много, и даже те капитаны, что не отказывались от торговли с больным городом, словно пытались уйти из гавани побыстрее. Лет десять назад, подумал Курт, они бы не смогли вот так вот спокойно сидеть на дощатом настиле и смотреть на отходящий корабль. «Стремительный Ястреб» был одним из самых впечатляющих навтских кораблей. Огромный, изящный, с искусной резьбой — даже Курт, не особо-то любивший море, признавал его красоту. И сейчас, под лунным светом, он смотрелся особенно внушительно. Луна отражалась в воде, рисовала на ней дорожку, и по этой дорожке медленно шел «Ястреб». — Должно быть, это невероятное ощущение, — тихо сказал мальчишка, и Курт не услышал в его голосе привычной манерности. — Вот так вот в ночи выйти в море и плыть к каким-нибудь неведомым землям… — Собираешься в навты? — не удержался от колкости Курт. — Собрался бы, — все так же тихо и печально ответил мальчишка. — Сомневаюсь, что отец бы по мне скучал. Наверное, устроил бы праздник на месяц: наконец-то его недоумок-отпрыск исчез с глаз долой. Краем глаза Курт увидел, как нахмурилась девчонка. Она было повернулась к брату, но их разделял Курт, и она только вздохнула и опять отвернула лицо к уходящему кораблю. — Знаешь, чем пахнет море? — спросил мальчишка. — Рыбой? — Свободой, — сказал он еще тише, почти неслышно. И Курт сдался. Мальчишка вздрогнул от неожиданности, когда тяжелая рука Курта опустилась ему на плечо. Потом вздохнул и, кажется, расслабился. Курт сжал ладонь — все, молодец, поддержал ребенка. Теперь можно убрать руку и вообще заставить их встать и отправиться домой. И так слишком уж размяк, за поддержку и все эти похлопывания по плечам тебе не платят. На свободную руку внезапно легла теплая ладошка. Девчонка незаметно придвинулась ближе, обвила его руку своей, — как будто так и надо! — все так же глядя на серебристо-черную гладь воды. В свете луны ее лицо казалось светящимся изнутри, а его выражение было мягким, мечтательным, чуточку грустным. Почувствовав на себе его взгляд, она обернулась и улыбнулась самыми краешками губ. — Спасибо, — сказала она, обращаясь то ли к нему, то ли к мальчишке — поди ее пойми. Все, хватит пялиться. Отбирай свои руки, поднимай их и веди во дворец. Посмотрели — и хватит, что за херня с тобой творится? — Все, — сказал он, пытаясь придать своему голосу обычную жесткость и сухость. — Мне не платят за то, чтобы я сидел тут с вами всю ночь. — Верно, — безмятежно согласилась девчонка. — Немедленно вставайте, пока я не поднял вас за уши. Я вам не нянька. — А мы и не дети, — заметил мальчишка. — И тебя никто не держит. — Верно, — повторила девчонка, даже и не пытаясь отпустить его руку. Курт поднял глаза к темному небу. Озаренный, Просветленный и прочая толпа святых его точно ненавидят. Глупые, избалованные детишки! Считают, что им все позволено! Так он докажет им, что это не так. Прямо сейчас. …Корабль уже давно скрылся за горизонтом, а они все продолжали сидеть и смотреть — то на море, то на россыпь звезд над их головами. Вот сейчас он точно встанет и отберет свою руку у девчонки. И снимет вторую с плеча мальчишки. В конце концов, на что тут смотреть? Ему надоело, ему скучно, ему хочется спать, ему, чтоб он утоп в этой непроглядной черной глуби, так хорошо, что он остался бы здесь навсегда. Сентиментальный слабовольный дурак. — Я бы осталась здесь жить, — в тон его мыслям сказала девчонка, и Курт неосознанно, наверняка от неожиданности, сжал ее пальцы. — Нужно возвращаться, иначе нам устроят выволочку. Она аккуратно высвободила ладонь и со вздохом встала. Следом за ней поднялся мальчишка, подал Курту крепкую руку и помог встать и ему. — Я не настолько стар, чтобы не встать самому, — ворчливо сказал он. К его удивлению, мальчишка ничего не ответил, только усмехнулся и хлопнул Курта по спине. А потом обнял девчонку и так, все вместе, они и дошли до дома. …И когда это холодный и неприветливый дворец стал домом?